полная версия

Сергей Лукьяненко
Вечный дозор

Полная версия

Глава первая

Всё-таки рано или поздно Ночному Дозору придётся переезжать с Сокола. Я понял это, когда подошёл к старому четырёхэтажному зданию и посмотрел на него через дорогу.

Наш офис, простоявший тут больше полувека, смотрелся нынче как гнилой зуб в челюсти голливудской кинозвезды. Конечно, за зданием следили, ремонтировали, старые окна давным-давно заменили на качественные стеклопакеты, двери были современные, вывеска новая (она сообщала, что в здании располагается ЗАО «БлагоСвет»), в сторонке от входа поставили пластиковый навес для курильщиков. Нормальная московская окологосударственная контора.

Но слишком хорошее место. Не Арбат, конечно, но все старые дома вокруг давным-давно снесли, вместо них стояли высокие офисные здания и ряд аккуратных жилых корпусов с магазинами в нижних этажах. Даже крошечный скверик разбили рядом и натыкали там взрослых деревьев. Наша контора в здании хрущёвских времён так и просилась под выселение, снос и возведение на её месте достойного дорогого жилья.

Конечно шеф может саботировать решения Мосгордумы хоть до бесконечности. В конце концов навесить на здание табличку, что здесь жил кто-нибудь великий, мало ли их в Москве? И внести в список памятников архитектуры. Но это постоянная возня.

Да и пора, пора обновляться Дозору. Переехать куда-нибудь в Москва-сити. Поближе к Тёмным. И следить друг за другом будет легче, и в ногу со временем пойдём.

Я вздохнул, посмотрел по сторонам и перешёл улицу. Привычку смотреть по сторонам мне пришлось вспоминать, когда я лишился Силы. До этого я, как и любой мало-мальски способный Иной просто чувствовал, можно переходить дорогу или нет.

У двустворчатых дверей, подозрительно чистых несмотря на погоду, я мгновение постоял, собираясь с духом.

Пять лет.

Пять лет я сюда не приходил!

Пять лет, как я обычный человек…

Ну, не совсем обычный, конечно – я живая легенда, спаситель Иных. Можно даже сказать Избранный. Ха-ха.

Я открыл дверь и вошёл в фойе.

А тут всё изменилось! Не просто ремонт был, а полная перепланировка. Просторно. Стоит аппарат для чистки обуви, рядом другой – для автоматического надевания бахил. Приятное освещение, играет тихая, едва слышная классическая музыка. Турникеты для прохода! И стойка администратора, в просторечии «ресепшен», за которой сидят две милые девушки лет двадцати. Незнакомые – ну так на низовых должностях ротация всегда быстрая.

Дальше, за турникетами, были видны чистенькие кожаные диванчики, три лифтовые двери, лестницы. Народа не было.

– Добрый день! – с улыбкой сказала одна из девушек. Бейдж на её блузке сообщал, что девушку зовут Глафира – ещё одно старое русское имя вынырнуло из небытия.

– Добрый, – улыбнулся я, подходя к стойке.

Девушка продолжала улыбаться, глядя на меня и чуть-чуть опустив веки. Сканировала ауру. Судя по тому, как щурится – у неё примерно пятый-шестой уровень. Скорее шестой, инициирована недавно.

– Чем могу помочь? – спросила Глафира.

– А… – я запнулся. – Собственно говоря… Ну…

– У нас закрытое учреждение, пропускной режим, – пришла на помощь Глафире вторая девушка, с более привычным именем Анна. – Вам назначено?

Девушка была построже, да и уровень у неё явно был пятый. Судя по позе – специализируется как боевой маг, на правой руке подвешен фриз, на левой что-то сонное, вроде «Морфея»… нет, кисть держит в полувыверте, это «Опиум».

Мне стало смешно.

– Пиццу принёс, – сказал я.

– Какую пиццу? – нахмурилась Глафира.

– Четыре сыра, – ответил я. – Для Бориса Игнатьевича.

Девушки переглянулись.

– Я позвоню, – сказала Глафира, протягивая руку к телефону. А вот Анна оказалась сообразительнее.

– И где же пицца? – спросила она.

– Я её под куртку засунул, – сообщил я, похлопав себя по ветровке. – Чтобы не простыла. А то знаете, холодная пицца – она невкусная.

Девушки продолжали ломать комедию. Глафира сняла трубку, Анна поднялась – и я обнаружил, что она очень даже накачанная – это раз, а на поясе у неё висит что-то вроде шокера – это два.

– Выйдите пожалуйста, – сказала Анна холодно.

– Серьёзно? – спросил я. – Такое отношение к…

Я запнулся.

– К кому? – поинтересовалась Анна.

– К честному курьеру, – по инерции сказал я. Замолчал. – Извините. Я Антон. Антон Городецкий.

Девушки уставились на меня – и я с ужасом понял, что моё имя им если и знакомо, то очень смутно.

– Антон!

Через турникет перепрыгнул немолодой полноватый мужчина – и бросился ко мне.

– Семён! – радостно воскликнул я.

– Семён Павлович? – спросила Анна. – Этот человек назвался… – и тут, похоже, до неё наконец-то дошло. – Антон Сергеевич! Извините!

Но бдительность она не потеряла, ещё раз взглядом спросила Семёна, который уже сжимал меня в крепких объятиях.

– Да он это, он! – сообщил Семён. – Антоха Городецкий! Живая легенда, девочки! Вот, смотрите, запоминайте!

– Запоминайте, пока жив, – кисло сказал я.

Глафира выскользнула из-за стойки и подскочила к нам. Она просто вся сияла.

– Антон Сергеевич! Ой, я так растерялась! А можно с вами селфи?

– Кыш, молодёжь! – гаркнул Семён. – Антон, ну наконец-то решил навестить!

– На почётном Ином Антоне Городецком должна находиться двойная дозорная метка, – всё так же строго сказала Анна. – Семён Павлович, я метку не вижу.

Семён отстранился на расстояние вытянутой руки, укоризненно посмотрел на меня.

– Смыл?

– Смыл, – сказал я. – Противно это как-то, таскать на себе чужую магию.

Семён сокрушённо покачал головой. Толкнул меня в сторону турникета.

– Он это. Антон! Хватит допытываться.

– Анна молодец, – сказал я. – Всё по инструкции делает. Это правильно, Семён…

Я ещё раз посмотрел на строгую стражницу и уточнил:

– На левой руке «Опиум», на правой «фриз»?

– На левой «Опиум» и «Сеть», – ответила Анна. В её глазах появилась искорка интереса. – Но вы же не видите в Сумраке!

Загадочно улыбнувшись я пошёл за Семёном через открывшийся турникет.

– Давай ко мне? – предложил Семён. – У меня новый кабинет. Буржуйский! Всё сверкает. От секретарши еле отбился!

– Кем тебя назначили?

– Начальник патрульной службы, – с лёгкой гордостью ответил Семён. – Скажу тебе честно, давно было пора реорганизовать работу. Я уже полгода бьюсь… инерция у нас чудовищная, знаешь ли…

Он вызвал лифт.

– Семён, – сказал я. – Я к тебе с удовольствием зайду. Могу даже сказать, что непременно и по делу. Но сейчас мне к шефу.

– А мы на одном этаже, – кивнул Семён.

Двери лифта открылись. Внутри тоже всё было современно – сверкающие зеркальные стены, огромный экран напротив двери – по нему транслировался какой-то фильм. Горделивого вида мужчина в развевающемся плаще взмахом руки скрутил в воздухе сверкающее огненное кольцо, после чего открыл портал и куда-то переместился.

Да, судя по ремонту – переселение в Москва-Сити пока не планируется.

– Молодёжь… – пробормотал Семён, косясь на экран. – Всё бы им комиксы, настоящая работа скучна, видите ли…

– Семён, – сказал я, пока лифт плавно шёл вверх. – Они меня что, не знают?

Семён почесал кончик носа.

– Ну как сказать… Ты как Мерлин, тебя все…

– Семён!

– Конечно, знают! По имени, и что ты сделал. В лицо не знают, – Семён покосился на меня. – Ты на фотографиях моложе.

– А, – кивнул я. – Ну да. Я как-то не подумал. Ты знаешь, сам этого не замечаешь.

У Гесера тоже был новый кабинет. Войдя я даже испугался – неужели шеф изменил своей привычке собирать в кабинете сотни и тысячи забавных и неожиданных вещей, порой магических, а порой просто чем-то памятных? Слишком уж всё было светло, функционально и современно – на полу мягкое ковровое покрытие, никакого затёртого паркета, стены в ячейках стеклянных стеллажей, за огромным письменным столом – здоровенный экран компьютера, вдоль длинного стола для совещаний, протянувшегося от письменного стола к дверям – ряды лёгких функциональных кресел. Даже полотно «Ночного Дозора», про которое ходили слухи, что оно-то и есть настоящее, только магическим образом уменьшенное, на стене не висело. Зато на стене за столом имелась какая-то узкая и высоченная картина с тёмным холстом, на котором были изображены два человека в средневековых одеждах. Один, с длинными светлыми волосами, другой, полноватый и усатый, в чёрной шляпе, задумчиво смотрел перед собой. Между ними толкался какой-то ребёнок с широким будто блин лицом – ну, это обычное дело, в средние века не умели рисовать детей.

Странно было то, что человек в шляпе очень сильно походил на Гесера.

Гесер, сидящий за столом, поймал мой взгляд и недовольно поморщился.

– А где Рембрандт? – спросил я.

– Уж много, много лет – в церкви Вестеркерк, в Амстердаме, – с грустью в голосе ответил Гесер.

– Я про картину.

– У меня за спиной.

– Но это… – я вдруг сообразил, что по цвету и стилю узкое полотно выглядит точь-в-точь как «Ночной Дозор». – Это… фрагмент что ли? Правда?

– В своё время я озаботился, чтобы картину обрезали, – пояснил Гесер, оглянувшись. – На память. Да и вообще, по глупости позировал. Опасно оставаться таким же, как на картине сотню лет кряду.

Значит, не показалось.

– Хорошо, что у меня таких проблем нет и не будет, – бодро сказал я. – Надо попозировать кому-нибудь.

Я уселся за стол перед Гесером.

– Рад, что ты не передумал, – сказал Великий. – Смотри…

Он развернул монитор на столе так, чтобы я мог видеть изображение. Это была какая-то программа вывода изображений – я обнаружил сетку из девяти квадратов, где было восемь картинок ночных улиц. Очень неплохого качества, кстати. Один квадрат оставался серым. Я присмотрелся и обрадованно воскликнул:

– А вот и я!

На одном застывшем кадре и впрямь шёл я. Возвращался домой.

– Вчера вечером, – кивнул Гесер. – К сожалению, сама остановка ни на одну городскую камеру не попала. Что даже странно. Поэтому у нас есть кадр, где ты идёшь от магазина вместе с молодым оборотнем, – он ткнул старинной перьевой ручкой в экран. – Есть кадр, где ты через двенадцать минут уходишь. И есть записи с камер, на которых никто кроме вас не идёт к остановке и не уходит оттуда.

– И что это значит? – спросил я.

– Ничего, – признал Гесер. – Убийца мог передвигаться в Сумраке. Мог наложить на себя невидимость. Мог ждать на остановке, а потом уехать на трамвае, через семь минут подошёл двадцатый номер. Я не сомневаюсь в твоих словах, Антон, я пытаюсь помочь тебе в расследовании.

Я кивнул.

– Самый лучший способ в любом расследовании, – Гесер подпёр подбородок руками, задумчиво глядя на монитор, – он же и самый старый. «Cui podest malum?»

– Кому выгодно зло, – согласился я.

– Но в данном случае это не работает, – продолжил Гесер. – Есть много тех, кто хотел бы твоей смерти. Есть много тех, кто хотел бы тебя подставить. Есть много тех, кто готов причинить боль Светлане или Надежде, подставив тебя. Есть много тех, кто хотел бы прибить юного оборотня Антона.

– А он-то кому навредил?

– Оборотни, – Гесер брезгливо поморщился. – Они все на эмоциях. Всегда готовы поссориться, подраться, полаяться… Так что единственная зацепка, которую я тебе дам – девятая камера. Она должна была самым краешком изображения захватывать остановку, но по какой-то причине не работала. Чем могу. Хотя пустое, даже если бы камера работала – скамейку, на которой нашли тело, она не снимала. Вот распечатка.

Он протянул мне лист бумаги – там был указан номер камеры, точка на карте Москвы, где она стоит и телефоны контролирующих служб.

Я был впечатлён. Обычно Гесер не считает нужным вникать во всякую оперативную мелочёвку. Его дело поставить задание, может быть дать совет или просто мудрое напутствие (самым популярным является «не натвори фигни») и ждать выполнения.

– Спасибо, – сказал я. – Ну так пойду…

– Подожди. Пойдёт он… – Гесер вздохнул, открыл ящик стола и принялся в нём копаться. Я в ожидании осматривался.

Кое-что осталось с прежних времён. Вот несколько рядов стеклянных полок с фигурками мышей. Вот золотистый хоккейный шлём, только раньше в нём торчали стрелки от дартса, а сейчас их нет и даже следов не осталось. Вот прямоугольный брусочек, сделанный из белого бисера… я вдруг подумал, что он очень напоминает Мел Судьбы.