Сергей Лукьяненко
Вечный дозор
– Хорошее, наверное, – сказал я. – Царь-батюшка, хрустящая французская булка, аэропланы и беспроволочный телеграф…
– Люба была ещё жива, – вздохнул Семён. – Мы с ней дачу снимали. В Перловке. Дорогущее было место, престижнейшее! Бывало спросит знакомый – «где лето проводить изволите?» Отвечаешь – «в Перловке». И сразу уважение в глазах. Круче, разве что, в Бутово было, но я Перловку любил. Василь Семёныч понастроил таких дач – за год бронировать приходилось! Хорошо я с сыном его, Иван Васильичем дружен был. И чай у них брал, прекрасным чаем они торговали…
Он помолчал. Подошёл к термопоту, начал заваривать чай. Суховато сказал:
– Всё ушло, все ушли. Любушка моя ушла. Перловых разметало-раскидало, дачи их сгинули. Ты не о себе жалей, Антон. Я знаю, о чём ты думаешь, на нас глядя. О том, что мы живём и живём, а твой век теперь отмерен. Только ты подумай о том, как жить, когда любимый человек ушёл. Что Светлане предстоит…
Стало как-то очень тихо. Семён закрыл чайник крышкой, вернулся к столу.
– Время лечит, Семён, – ответил я. – Она погорюет и будет вспоминать меня со светлой грустью. И Надя тоже. С гордостью и печалью. Но честное слово, это всё равно как-то плохо утешает!
Семён отвёл глаза.
Я сел за стол, взял кусок рафинада, забросил в рот.
Сладко.
– Лучше коньяка налей, чем мозги мне править, – сказал я. – Обсудим ситуацию. Пока я ещё живой, злой и даже временами умный.
Семён посмотрел на часы, потом, с укоризной, на меня. Однако снова прошёл к шкафу и принёс бутылочку коньяка. На тридцать грамм. Такие закупают в дьюти-фри авиапассажиры, побаивающиеся летать, чтобы незаметно выпить на взлёте две-три штуки.
Я взглядом спросил Семёна, потом Арину и глотнул прямо из горлышка.
– Хоть бы чай вначале попробовал, – с обидой сказал Семён. – Ладно, рассказывай.
– Неужели Гесер не ввёл в курс дела?
– Ввёл. Ты объясни, зачем стал брать вину на себя? Ты же не убивал этого парня?
Я покачал головой.
– Да зачем вину взял – понятно, – махнула рукой Арина. – Антон парень умный, не по годам тёртый. Понял, что это какая-то провокация. Самое ожидаемое действие с его стороны – начать оправдываться. Значит, враг, кем бы он ни был, рассчитывает именно на оправдание, на возмущение и протесты. Антон эту схему мгновенно поломал. «Да, ударил ножом в порядке самообороны, умысла на убийство не имел». Даже в обычном суде могло бы прокатить.
Вот всё-таки ведьма – она всегда ведьма. Завулон так даже не заподозрил самооговора. Гесер, по-моему, тоже причин моего заявления не понял, единственное, что ни на секунду не поверил, будто это я убил своего тёзку.
– Как по мне, так всё происходящее – нелепица, – сказал Семён. – Ты нынче не в игре, Антон. Уж извини за откровенность, но с доски тебя сняли.
– Я сам себя снял, – поправил я.
– Да как угодно. Даже у твоих врагов, а они есть, никакой необходимости тебя убивать, подставлять, преследовать не имеется. Ты стал человеком. Ты и без того несчастлив. Это нужно иметь какую-то маниакальную упёртость, звериную ненависть, чтобы тебя нынче преследовать!
– Но ведь и такие враги могут быть, – заметила Арина, прихлёбывая чай.
– Могут, но… – Семён покачал головой. – Я вот поразмыслил, но никого не смог представить. У оборотня тоже есть враги, но убивать его вот так, перочинным ножиком…
– Ножик – самое странное, – сказала Арина. – Кто-то шёл убивать оборотня… и увидев простецкий перочинный нож решил ударить им? Да такая игрушка только разозлила бы оборотня! А увидеть на ножике чары Светланы – это надо быть Высшим Иным! Но зачем Высшему Иному убивать рядового оборотня, к тому же таким затейливым способом? Ничего не сходится, Антон. Я, даже, знаешь, что думаю?
– Ну? – я тоже взялся за чай.
– Случайность. Какой-нибудь бомж или пьяный хулиган. Подошёл, слово за слово. К примеру: «А угости водочкой?» Тёзка твой послал доставучего типа, а тот по дури схватил ножик со скамейке – и бац! А на ножике руны висят, «Волчья отрава».
– Кстати, очень возможно! – оживился Семён. – В восемнадцатом дело было… в одна тысяча девятьсот, – глянув на меня, уточнил он. – Зарезали прямо в московской квартире старичка-путешественника. Дело-то обычное в те годы, да только старичок был Тёмным Иным пятого уровня! И убили его магическим оружием странной природы, вроде как проткнули длинным кинжалом, вытянувшим мгновенно всю Силу. Дневной Дозор нам претензии выдвигает, мы отбиваемся. Ищем все вместе. И что выясняется? Мелкие воры-домушники, братья Ивась и Тарас Тягнырядно, решили почистить старичку квартиру. Старичок неожиданно вернулся, двух провинциальных балбесов, ясное дело, не испугался, а что-то обидное и насмешливое им сказал. Тут один из братьев хватанул со стены африканское копьё и пырнул им старичка. Копьё, как позже выяснилось, было зачаровано шаманом для уничтожения Тёмных Иных. Причём шаман, мы лет через двадцать даже нашли его, был второго уровня Силы! Чары его старичок даже не увидел и не знал про них, копьё хранил, балбес, как обычный африканский сувенир. И балбесы эти ничего необычного не заподозрили. Проткнули деда – тот и помер. А что этого деда можно было полчаса кавалерийской шашкой рубить и ничего бы с ним не стало – они попросту не знали. Вот!
– Угу, – сказал я скептически. – Очень схожая история.
– Антон, мы с тобой всё проверим, – сказала Арина. – Ты просто раньше времени теорий не строй. Может и заговор, может и случайность. Сейчас мы с тобой чай допьём, прокатимся. Поглядим на место происшествия.
– Если там полицаев уже нет.
– Их там и не было, – пробормотал Семён. – Зачем нам вмешивать в это людей? Как обнаружили тело, так перевезли его в Люберцы, возле станции в тёмном переулке уложили… Ну как чай, Антон?
– Хороший чай, – признал я. – Спасибо.
На обратном пути Анна и Глафира увидев меня расплылись в улыбках. Анна торопливо включила турникет на проход, Глафира искренне пожелала удачи.
На Арину, выглядящую теперь как обычная молодая Иная, они едва взглянули. А между прочим, это большое упущение – она им незнакома, входила, как я понимаю, тоже в другом обличье. В организациях подобных Дозору на выход надо работать едва ли ни строже, чем на вход.
Я решил, что обязательно скажу про это Семёну.
На улице тем временем потеплело. Осень решила напрячься и порадовать москвичей ещё несколькими тёплыми днями. И небо было чистым, голубым, и солнышко вполне тёплым. Я расстегнул ветровку, посмотрел на Арину. В новом облике она смотрелась симпатично, но уж очень молодо. Я рядом с ней выглядел старым ловеласом, закадрившим малолетку.
– Может тебе постарше немного стать? – спросил я. – Мне за полтинник, а тебе от силы двадцать.
– Ты же знаешь, сколько мне на самом деле, – усмехнулась Арина. – А ты на полтинник не выглядишь, тебе и сорока не дать. Ты не забывай, что всё время, пока был Иным, не старился.
– Всё равно. На папу с дочкой мы не похожи, на коллег по работе тоже. Все решат, что старый хрыч подцепил юную девушку.
Арина достала из рюкзачка зеркало. Придирчиво и демонстративно осмотрела себя. Сказала:
– Норм. Я однозначно совершеннолетняя, так что закону до нас дела нет. А что до мнения встречных – пусть завидуют тебе лютой завистью.
Я сдался. И впрямь – пусть завидуют.
– Вызову такси? – спросил я. – Или ты на машине?
– Я на колёсах, – кивнула Арина. – Идём.
Мы прошли по улице метров двадцать, когда я заметил припаркованный у обочины мотоцикл. Не «Харлей-Дэвидсон», но что-то здоровенное, мощное, японское, чёрное.
– Вот только не это… – пробормотал я.
– Ты не водил байк? – снимая с багажника шлем, спросила Арина.
– Водил. Когда был Иным. Я и самолёт однажды водил, и тепловоз. И мог освоить любой навык за секунды.
– А я так мечтала прокатиться у тебя за спиной, крепко обхватив тебя руками и прижавшись щекой к плечу… – ухмыльнулась Арина. – Ладно, поедешь ты за спиной.
Наверное, можно было отказаться. Вдруг кататься за спиной девушки, по меркам суровых байкеров, вообще неприлично? Но я жестом предложил Арине садиться на мотоцикл. И сказал:
– Поехали на остановку, где убили оборотня. Надо кое-что осмотреть.
