Сергей Михайлович Кравцов
Полтергейст в Прошмыркине
Зал ахнул. Если бы прямо сейчас маг достал из рукава халата живого крокодила, то и это не произвело бы такого эффекта, как зримое превращение робкой, забитой женщины во властную и суровую. Митяй от неожиданности икнул, выпучил глаза и словно утратил дар речи. Все ждали, что он сейчас с кулаками набросится на Груню и будет её бить, бить, бить… Однако ничего подобного не произошло. Дериглаз вдруг сник и, суча руками, плаксиво запричитал:
– Ты чё, озверела, в натуре?! Людей бы постыдилась! Меня, середь ночи, на улицу хочет выкинуть. Ну, выкинь, выкинь! Что без мужика-то будешь делать?
– Почему – без мужика? – Груня гордо вскинула голову. – Я ещё, слава Богу, молодая, и пару себе всегда найду. Детей рожу! А с тобой, мерином пропойным, ни – детей, ни – хозяйства… Только молодость зря загубила. А ты, вон, иди к своей всегдашней ухажёрке и собутыльнице Краснобаихе. Она примет… Давно уже хвасталась, что тебя отобьёт. Вот и дуй к ней прямо сейчас!..
Сопровождаемая изумлёнными взглядами односельчан, она прошла мимо Дериглаза, словно он был пустым местом и, выйдя из клуба, скрылась в ночной темноте. Гнусаво мыча и всхлипывая, совсем недавно грозный и всевластный Митяй побежал за нею следом.
Маг Бхагхи, созерцая происходящее со сцены, чувствовал себя на вершине блаженства. Столь удачное начало сеанса магии сулило столь же успешное его завершение. Прошмырчане, и впрямь, были потрясены. Самые отъявленные, самые ярые скептики, восхищённо ахали и разводили руками.
– Прошу ещё желающих, не стесняйтесь! – вновь пригласил чародей, и на сцену, как бы, крадучись поднялся местный телефонист и радиомастер Андрей Бессонный.
– Здравствуйте, товарищ колдун! – боязливо озираясь, прошептал он. – Помогите мне сменить фамилию.
– Ваша фамилия Бессонный? – вновь удивляя зал своей проницательностью, прищурился маг. – А спать-то вы, я чувствую, хотите.
– Да! – обрадовался Бессонный. – Хочу, но – не могу. Пью снотворные пригоршнями – ничего не действует.
– Вы полагаете, причина вашей бессонницы кроется в вашей фамилии? Ошибаетесь! Секунду… – Бхагхи поводил рукой в воздухе. – Так, вот, причина вашей бессонницы кроется в некой женщине. Как говорят французы – шерше ля фам.
– Ну, Андрюша! Ну, проказник! – фыркнула в зале бабка Элеонора. – Это по ком же ты касатик так сохнешь-то, что и сон весь потерял?
Зал хохотнул, но без злорадства. Скорее, даже, с сочувствием.
– Известно дело, по тебе, краса ты наша ненаглядная! – оглянувшись, язвительно обронил дед Антип.
После этого замечания, казалось, и стены задрожали от хохота, заглушившего возмущённые Элеонорины возгласы и обвинения деда в маразме, краже помидор с её огорода и патологической склонности к вранью.
Тем временем маг усадил Бессонного на стул и растопыренными пальцами провёл вдоль его спины.
– Вы кто по знаку зодиака? – поинтересовался Бхагхи.
– Наверное, сурок. Я уж если задрыхну, то сразу дня на два подряд. А потом опять неделю от бессонницы маюсь…– сокрушённо вздохнул Андрей.
– Такого знака нет, – категорично объявил колдун. – Ну-ка, посмотрите на меня. Ага! Судя по вашему взгляду, вы – Овен.
– Овен?! – забеспокоился Бессонный. – А это не фатально?
– Нет, не фатально, – Бхагхи мотнул головой. – Овен по-русски – это баран… Ну вы чего, чего уставились-то на меня, как на новые ворота? Успокойтесь и расслабьтесь. Вот я, например, Скорпион. Но ничуть этого не стесняюсь, а даже наоборот – горжусь!
Услышав про опасного ядовитого обитателя пустыни, Андрей боязливо заглянул магу за спину и, не вставая со стула, на всякий случай отодвинулся подальше.
– Итак, поскольку вы Овен, особых проблем я не предвижу. Сейчас вы уснёте, как младенец. Приготовьтесь! На счёт «пять» к вам придёт здоровый крепкий сон.
Делая высоко поднятыми руками пассы и, бормоча какие-то заклинания, колдун пошёл вокруг Андрея. Внезапно он остановился за спиной Бессонного и, держа руки над его головой, сосчитал до пяти. Завадов снова изобразил «Бом-м-м-м!», но негромкое, деликатное. На счёт «пять» глаза Андрея словно остекленели, но и только. Он сидел, не шелохнувшись, однако было совершенно непонятно – спит он или бодрствует. Заглянув ему в лицо и, для верности пощёлкав перед его носом пальцами, Бхагхи озадаченно почесал под чалмой затылок. Немного подумав, он снова пошёл вокруг своего пациента, что-то тихо напевая. Сидевшие в первых рядах, затаив дыхание, напрягли слух, и… До них вдруг донеслось нечто, совсем не похожее на заговор или заклинание:
– Спя-я-я-т уста-а-лые игрушки, книжки спя-я-я-т…– голосом диктора передачи «Спокойной ночи, малыши» пропел Бхагхи.
– Хр-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р… – наконец-то, закрыв глаза, Бессонный сладко захрпел.
– О-о-дея-я-ла и по-душ-ки ждут ре-бя-я-я-т…
– Хр-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р-р… Хр-р-р-р-р-р… ещё громче и раскатистее захрапел пациент мага.
Дверь клуба неожиданно скрипнула, и в безмолвствующий зал, оглашаемый одним лишь храпом Андрея Бессонного, почти вбежала Бессонная Настя – его жена. Увидев мужа спящим, она немедленно направилась к сцене.
– Скажите, уважаемый, – поднявшись по ступенькам, Настя бесцеремонно дёрнула мага за рукав. – А как это вам удалось? Представляете, я истратила кучу денег на импортные снотворные, но он прошлую ночь и на минутку не прикорнул. А тут – спит… В чём секрет?
Окинув взглядом Бессонную, Бхагхи многозначительно покачал головой..
– Вы – его жена. Верно? – чародей, можно сказать, источал величественность. – Так вот, в отличие от вас, меня интересует не то, почему он сейчас спит, а то, почему он не может спать дома. И, кажется, я вот-вот пойму, в чём дело. Разгадка где-то рядом…
– Ну, откройте, откройте мне вашу тайну – как вам удалось погрузить его в сон?! – почти простонала Настя.
– Гм-гм… Я… Я спел ему «спят усталые игрушки»… – чуть смущаясь, сообщил ей Бхагхи. – Этого оказалось достаточно.
– Невероятно! – закатывая глаза к потолку, Бессонная всплеснула руками. – Так вот, представьте себе, я тоже для него пою, причём, ночи напролёт. Пою так, что соседи через два двора от нас с постели вскакивают. А он всё равно не спит. Да ещё и почему-то на меня сердится. Неблагодарный! Вот, вы, послушайте!..
Настя откашлялась, поглубже вдохнула и, едва сидевшие в зале успели заткнуть уши, громко, страшно фальшивя, запела, что модно было бы сравнить с рёвом паровой сирены:
– Заче-е-е-м, заче-е-е-м я по-о-всречала-а-а тебя на жи-и-знноо-о-м пути-и-и-и-и-и-и!
Отчаянно скривившись, маг Бхагхи отпрянул, мотая головой и запоздало закрывая уши ладонями. Храп тут же оборвался, Андрей вскочил бледный, с широко раскрытыми глазами и перекошенным ртом. Увидев жену, он дико завопил что-то бессвязное и, закрывая голову руками, ринулся прочь, не разбирая дороги.
– Андрюшенька! – кинувшись следом и, простирая к нему руки, всхлипнула Настя. – Ну, чем тебе мой голос нехорош?!!
Хлопнула дверь клуба. Топот ног и голоса четы Бессонных смолкли где-то в ночи.
– Вот те, Элька, и – «шерше», вот те и «ляфама»! – громко хохотнул дед Антип, покосившись в сторону бабки Элеоноры, дабы отквитаться за обвинения в краже помидоров.
Колдун огорчённо развёл руками.
– Очень жаль, – резюмировал он. – Ещё б немного, и он мог бы спать даже под пушечную канонаду. Мда-а-а… Следующий!
Теперь к сцене выстроилась целая очередь соискателей бесплатных чудес. Но решительно оттеснив могучим бюстом всех прочих, на сцену бойко выскочила молодящаяся учётчица МТФ Клавдия Бесохвостова – ярко раскрашенная брюнетка в дорогом, обтягивающем платье из импортного шёлка с блёстками. «Фасонистой», танцующей походкой, приблизившись к магу Бхагхи, она вкрадчиво промурлыкала:
– Тав-фарищ валшепник! Мне оч-чень-преоч-чень нужна ваша помощь.
– На что жалуетесь? – алчно взглянув на её бюст, в столь же игривом тоне спросил колдун.
– На сосе-е-дку… – страдальчески заломив брови и, обиженно выпятив губы, простонала Бесохвостова. – Люська, паразитка, заела. Поверите ли, совсем житья не стало. Я ей слово, она мне – пять! Я её за волосы, она меня – колом поперёк спины! И так – каждый день. Без выходных…
– И что же я по-вашему должен сделать? – разом утратив всякую игривость, кисловато поморщился Бхагхи.
– Как это – что?! – Клавдия, обиженная его непониманием, передёрнула плечами. – Нашлите на неё порчу. Например, можно было бы наколдовать ей коклюш и ангину. Или, или, или! Вот! Пусть у неё хорёк всех курей передавит. А лучше всего, знаете, что?..
Она приподнялась на цыпочки, и что-то прошептала колдуну на ухо. Бхагхи-Мухобоев, отшатнувшись и, покраснев, категорично замахал руками.
– Нет, нет, нет! Ни в коем случае! Как такое можно! – укоризненно воскликнул он.
– Ой, ну что тут такого особенного?! – разочарованно скривилась Бесохвостова. – Поду-у-у-маешь…Ну, волшебничек! Ну, миленький! – она схватила его за руку и припёрла к столу своим бюстом.
Чародей попытался вырваться, но безуспешно.
– Я вас очень-очень прошу сделать это доброе злое дело! – продолжала домогаться та. – Поверьте, я в долгу – не оста-а-а-нусь!
Ну, вы понима-а-а-ете, о чём идёт речь? Ну, вы же мужчина! Что тут может быть неясного? М-м-м?…
Её ужимки и прилюдные заигрывания с колдуном постепенно становились всё откровеннее и бессовестнее, из-за чего многие мамаши поспешно отправили домой своих припозднившихся для этого времени чад. Однако старания Бесохвостовой были напрасны – маг Бхагхи оказался непоколебимым, нравственно стойким работником парапсихологического фронта. Он решительно усадил свою пациентку на стул, и, выполняя над её макушкой пассы, заговорил монотонным, заунывным голосом:
– Я избавлю вас от злобы овладевшей вами, гордыни и ненависти. Я сделаю вас доброй, как Золушка. Вы будете сострадательной, доброжелательной, деликатной и тактичной, уравновешенной, уступчивой. Вы больше не будете скандалить с вашей соседкой. Отныне у вас установятся мир и согласие…
– Ч… Ч… Что-о-о?!! – внезапно, опрокинув стул, словно ошпаренная подпрыгнула Бесохвостова. – Да, никогда этому не бывать!!! Я тебе покажу, колдунишка хренов! Я тебе покажу, маг недоделанный! – завопила она, с шипением кидаясь на Бхагхи, норовя вцепиться ему в лицо.
Ошарашенный зал оцепенело взирал на происходящее, дивясь тому, что колдун, несколько минут назад показавший свою таинственную колдовскую силу, вдруг оказался бессилен перед расходившейся учётчицей, уже давно прозванной доярками «Клава бешеная». А та, исходя кипучей злостью, подпрыгивая и корчась, металась по сцене с перекошенным лицом и вздыбившимися волосами.
– …Я на тебя самого такую порчу наведу, что мало не покажется! – вновь метнувшись к Бхагхи и, тыча в его сторону скрюченными пальцами, проорала Бесохвостова . – Что б у тебя язык отнялся! Чтоб ты ослеп и оглох! Чтоб у тебя руки-ноги отсохли!!! А-а-а-а-а! – с ненавистью завопила она.
Чародей, побледнев, схватился за сердце, и без чувств рухнул навзничь. Его чалма, свалившаяся с головы, упала со сцены и покатилась в зал. Бесохвостова, явно, не ожидавшая подобного эффекта, на мгновение замерла, разглядывая поверженного Бхагхи. Он был недвижим, словно умер. Издав пронзительное «Ха-ха-а-а!!! учётчица с ликованием подпрыгнула и, торжествующе потрясая кулаками над головой, с визгливым хохотом выскочила из клуба.
Потрясённый таким неожиданным финалом сеанса магии, зал встревоженно гудел побеспокоенным пчелиным роем
– Ой, врача, врача позовите! Врача-а-а-а! – раздался сочувственный женский голос.
– Да не врача, а колдунов профессоровых сюда надо позвать! – ответил густой мужской бас. – Эй, мальцы, сбегайте кто-нибудь в общагу!
Тотчас же несколько мальчишек стайкой воробьёв вылетели на улицу, а над Бхагхи, пытаясь привести его в чувство, склонились Витька Завадов и поднявшийся на сцену колхозный ветеринар Топорин.
– Ох и ведьма-а-а! Ох и ведьма!.. – изумлённо покрутил головой дед Антип. – Какого спеца завалила! И печати не помогли…
Зрители продолжали встревожено гомонить, но никто не расходился, поскольку всем хотелось узнать – чем же всё это закончится? Тем временем, благодаря усилиям Топорина, которые оказались не напрасны, колдун начал подавать признаки жизни. Ему помогли встать на ноги. Придерживая чародея за плечо, Витька Завадов встревожено спросил:
– Викентий Иванович, может быть, вас проводить до общежития?
Но тот вяловато отмахнулся.
– Ни… В коем случае! Я должен продолжать сеанс магии. Иначе – по… Позор всему нашему ордену. Сейчас немного отдышусь, и…И…
Не договорив, он сел на стол, шаря по карманам. Скрипнула входная дверь, и в зал ввалился пьяный Дериглаз с початой поллитровкой в руке.
– Тоже, небось, порчу навели! – осуждающе подначил женский голос. – Не иначе, Клавкина работа.
– Ась? Чаво? Клавка?.. – всполошился Митяй. – У-у-у… Прям сказать – ведьма!.. – закивал он головой.
– Ну-кось! Ну-кось! – спешно крестясь, переглянулись две старушки, сидевшие неподалёку от него. – Либо, углядел за ней какое диво?
– А то! – Дериглаз приосанился, изобразив значительную мину. – За углом при мне на метлу верхом вскочила, и – фюйть! – присвистнув, он покрутил над головой пальцем, указывая на потолок.
Зал загудел и загомонил ещё громче, обсуждая услышанное.
– Ой, девчата! – вскрикнула Шурочка Крапивина. – Завтра на работу не иду. Пусть мою группу кто хочет доит.
– Да, никто пусть не идёт! – гаркнула на весь зал её звеньевая Дарья Медведева. – Пока Неронов не снимет эту свою шавку.
– Так она же с ним тогда за скирды не поедет… – гоготнул мужской тенорок. – И кого он туда возить будет? Ночку и Зорьку из твоей группы?
Зал дружно грохнул в ответ. Даже на помертвевшем лице мага появилось какое-то подобие улыбки. Дериглаз с трудом взобрался на сцену и, качаясь из стороны в сторону, приблизился к колдуну.
– Гр… Гр-ражданин во… Волшебник! – едва не падая, Митяй прижал руку к сердцу и отвесил церемонный поклон. – За… Заколдуйте меня от водки. Оч-чень вас пр-рошу!..
Маг Бхагхи недоумённо покосился в его сторону, словно что-то припоминая.
– А зачем?.. Для чего?.. – как-то болезненно рассмеялся он и, наклонившись, вдруг выдернул из руки Дериглаза бутылку с сорокаградусной.
Неожиданно для всех, поднеся горлышко ко рту, Бхагхи единым махом опорожнил стеклотару. После этого пробормотав «Шумел камыш-ш-ш!», он начал падать.
Вовремя подскочивший Витька Завадов успел подхватить его сзади, чтобы маг не свалился со стола вниз головой.
В этот момент дверь клуба с грохотом распахнулась, и с волной ночного, холодного, воющего ветра, тяжёлой поступью пушкинского Каменного гостя в зал вошёл насупленный Прохор Макарович. Он что-то сурово буркнул себе под нос и, подойдя к сцене, легко, словно щепку, взвалил на плечо безвольно повисшего на нём Бхагхи-Мухобоева. Не проронив ни единого слова, Прохор Макарович направился к выходу. Следом за ним, шатаясь из стороны в сторону, поспешил со сцены и Митяй-Дериглаз, на ходу что-то бормоча и громко вздыхая.
Начали расходиться по домам и ошеломлённые увиденным в клубе зрители. И хотя этим вечером не состоялось общение с духами, хотя никому не довелось увидеться с самим собой из прошлой жизни, хотя колдун Бхагхи пал, сражённый Клавкой Бесохвостовой, тем не менее, прошмырчане (возможно, даже назло Клавке) уверовали: он, и в самом деле, настоящий маг!
* * *
Глава 5
повествующая о необычайных приключениях м-ль Дюбуа, о превратностях судьбы «Алена Делона», о полуночных ведьмах и колодезных бесах
За последние пару месяцев жители Прошмыркина напрочь перестали удивляться очень и очень многому. Наплыв иностранцев, первоначально воспринимавшихся ими с той же степенью изумления, что и визит «летающей тарелки», постепенно стал заурядной обыденностью. Сельчане вполне освоились с постоянным присутствием иноземцев в селе, и относились к ним как к каким-нибудь обычным дачникам. Никого уже не поражали непривычные интонации непонятных слов, экстравагантные манеры и причудливые для российской глуши наряды чужестранцев. Приехавшие из «забугорья» запросто захаживали за покупками в старый, покосившийся от времени сельмаг, который к лету на радость деревенских жителей вдруг сравнялся в ассортименте со столичными магазинами доперестроечной поры.
Этот «кусочек рая» сам по себе смотрелся аномалией на фоне окрестных деревень, измученных тотальным засильем талонизации всего сущего (спичек, мыла, водки, сигарет и – т.п.). Впрочем, можно было предположить, что Прошмыркино подобная участь миновала исключительно по сверхъестественным причинам – и никак не иначе.
Подходя к прилавку, чужеземцы без запинки произносили такие русские слова, как «водка» и «колбаса», что получалось у них гораздо отчётливее, нежели пресловутые «перестройка» и «гласность».
Вечерами в клубе, среди горластой толпы местной молодёжи, можно было обнаружить и немалое число посланцев «забугорья». Устав от научных и корреспондентских трудов, те «подогревались» за углом рюмашкой-другой чего-нибудь покрепче (этот ритуал местных «денди» иностранцы усваивали одним из первых), и весьма недурно исполняли под прошмыркинский хронически фальшивящий ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) местную разновидность танца, именуемого «попрыгушником». В несложных телодвижениях шедевра прошмыркинской хореографии просматривались элементы канувшего в прошлое шейка, недавно отшумевшего брейка, порнографичной ламбады и только-только народившегося рэпа.
Иностранцев, прибывших в Прошмыркино, условно можно было разделить на новичков и старожилов. Новички были узнаваемы за версту. Они приезжали не более чем на день – на два, и ходили по деревне в тех же нарядах, что и вчера по Бродвею или набережной Сены, выглядя пластмассовыми манекенами, сошедшими с витрины супермаркета. Потом они быстренько исчезали, ничем себя так и не проявив. Впрочем, таких были единицы.
Большинство приезжало на неделю и больше. Эти успевали научиться пить «Пшеничную» и «Столичную» большими стаканами, лихо занюхивая рукавом, не хуже трактористов полеводческой бригады. Их наряды почти не выделялись на фоне бухгалтерш из колхозной конторы, щеголявших в кооператорских платьях-сафари, и местных шоферов, облачённых в джинсы районного промкомбината.
Но были и такие, кто находил для себя в этой глуши некую особую притягательность и изысканность. Эта категория приезжих обосновалась в Прошмыркино ещё весенней порой, в те памятные дни, когда школяры Колька и Женька давали свои самые первые интервью, когда Федя Колотушккин ещё только начал воевать с «поллитер-гостем»… «Старожилов» прошмырчане знали в лицо от мала до велика, и считали «своими в доску». С ними здоровались за руку, обсуждали деревенские новости, советовались по самым разным вопросам, наравне с соседями приглашали на какие-то свои домашние торжества.
Однако в географии окрестностей Прошмыркина было одно место, куда обязательно наведывались все приезжие, независимо от продолжительности своего визита в это село – хоть на день, хоть на неделю. Это – озеро Лешачье, о котором весенней порой с телеэкрана оповестил колдун Харпилий Неведомо Откуда. Стоит сказать, что тем же днём к Лешачьему не поленилась съездить съёмочная группа областного ТВ, снимавшая этот сюжет. Озеро, и впрямь, оказалось, даже на первый взгляд, весьма необычным. Оно имело почти идеальную круглую форму, и, хотя находилось в сосновой чащобе, почему-то ближе тридцати метров к кромке его берега не росло ни одного дерева.
Проводивший туда телевизионщиков местный рыбак, дед Михей, уведомил их, что здесь сам никогда не рыбачил, да и им не советовал бы. Почему? Этого он и сам не знал. Когда-то ему это запретил его дед Парамон, тоже пожизненный рыбак, который, вроде бы, лично был знаком с местным лешим. И вот, вроде бы, сам лесовик уведомил Парамона, что в его персональный водоём никто из людей соваться не должен, иначе ослушника могли ждать всевозможные неприятности. Как бы в шутку, по рекомендации Харпилия, телевизионщики бросили в озеро кто – гривенник, кто – «пятнашку», сказали рекомендованные им слова… А когда ехали назад, на подъезде к Дуболобову в их машину влепился пьяный «в дым» кооператор на «Тойоте». Итог столкновения: оба авто – в хлам, кооперато от пяток до макушки – в гипсе, а вот у телевизионщиков – только мелкие царапины, пара синяков и шишка на голове. Это их настолько потрясло, что о происшедшем они во всех деталях поведали в сводке происшествий.
И, началось! К Лешачьему потянулись целые делегации – и уроженцев дуболобовщины, и приезжих из «забугорья»…Уже к июню в сторону Лешачьего была протоптана даже не тропинка, а настоящая дорога. Кто-то не поленился даже написать на большом куске фанеры эдакий плакат с заговором от Харпилия: «СВОЁ ДОБРО ОТДАЮ ДОБРОМ НА ПОБЕДУ ДОБРА. УРА!», и повесить его на ближайшей к озеру сосне. Что интересно, даже иностранцы старательно прочитывали этот текст. Было забавно слышать, когда они выговаривали: «Сфаё таппро оттаю таппром на папету таппра. Ура!» – перед тем, как бросить в воду монеты. Это стало, своего рода, обязательным ритуалом.
Трудно себе даже представить, сколь обильный дождь самых разных монет падал в глубины озера. Сельские мальчишки, едва начался купальный сезон, тут же, несмотря на запреты родителей, многочисленными компаниями стали наведываться на Лешачье. Самые отчаянные рисковали нырять в его загадочные воды и собирать на дне монеты. Дед Михей, наведавшись на озеро и, увидев ссору мальцов, которые взялись делить самые богатые на монеты места, пристрожил скандалистов:
– Знаете, кто тут хозяин? Леший! А он шума и свары не любит. Будете грызться – он вам сюда дорогу быстро закроет! А кого-то и в лес к себе заберёт. Не хотите этого?
С того времени у озера установились тишь и порядок. А в сельмаге самым ходовым товаром теперь были мороженое и газировка.
Стоило бы отметить, прошмыркинская аномалия необычайно благоприятно повлияла и на местную демографию. Во всяком случае, с некоторых пор, как бы, не каждая вторая посетительница районной женской консультации, представляла всё то же Прошмыркино.
Кроме экзотичного «попрыгушника» и неизменно популярной «Русской сорокаградусной», многих журналистов и научных работников очень привлекали походы по грибы, каковых в окрестных лесах росло великое множество, рыбалка и купание в ближнем омуте речки Червонки. Одной из самых больших поклонниц водных процедур оказалась мадмуазель Ирен Дюбуа, представительница известной французской телекорпорации.
В не самом далёком прошлом, в стенах своей «альма матер» она не раз завоёвывала призы по водному спринту. Волей рока, оказавшись в несусветной глухомани, каковую себе ей трудно было бы вообразить даже в самых смелых фантазиях, Ирен, дабы скрасить ожидание того заветного часа, когда, наконец-то, она сможет покинуть эти задворки нецивилизованной страны, всё свободное время отдавала Червонке.
А незанятой она была почти постоянно. На первых порах пребывания а аномальной русской деревне, к своему великому сожалению, Ирен обнаружила, что всё, самое интересное, ещё до её прибытия и описали, и засняли конкуренты из других информ-корпораций. Как и все прочие, через день после прибытия в Прошмыркино, она совершила «хадж» в Лешачьему и, прочтя заговор Харпилия, бросила в него пару экю. Делать репортаж об озере она не стало – смысл? Это всё равно, что, приехав в Пятигорск, сделать материал про его орла.
Да и в самом деле! Всего месяц назад любое проявление буйства полтергейстов шло «на ура» в любое печатное издание, на любой телеканал. А теперь… Теперь начальство без конца требовало эксклюзивов, и только эксклюзивов. Рваные половики и битые радиоприёмники читателей и зрителей уже не впечатляли. Попытки Ирен взять хоть какую-то информацию у научной экспедиции тоже оказались безуспешными. Учёные занимались нудной, рутинной работой обычной исследовательской команды, и чего-то, хотя бы условно походившего на сенсацию, не было и близко. Oh, pas de chance! (Ох, не везёт!)
А тут ещё вдруг оказалось, что былая резвость Ирен на водной дистанции, во многом, утрачена. Ведь ещё совсем недавно она боролась за неоднократно подтверждённый титул чемпионки университета. Теперь же, увы, Ирен едва ли могла бы претендовать хотя бы на третье место. Поэтому вынужденное безделье и скука стали для неё хорошим стимулом в восстановлении былой спортивной формы.
Ежедневно, едва солнце согревало прибрежный песок, Ирен бросалась в ещё холодную, прозрачную воду омута, и живой торпедой рассекала его простор. Вскоре на своё излюбленное место отдыха начинали сходиться прошмырчане, среди которых преобладали дошколята, школьники и пенсионеры. Кроме того, туда приходило немало «свистуновцев», как в деревне прозвали штатных и нештатных сотрудников профессора Свистунова-Нахалевича, свободных от своих научных дел. Встречались там и коллеги м-ль Дюбуа по журналистскому цеху, а также иная, разношёрстно-пёстрая публика.
Отдыхающие барахтались в воде, жарились под летним солнцем, резались в карты, перебрасывались волейбольным мячом… Однако когда Ирен, словно диковинная рыба, стремительно летела среди зеленоватых волн, неорганизованный табор отдыхающих, мгновенно обратившись в её болельщиков и зрителей, поднимал восторженный галдёж. И тогда она снова чувствовала себя непобедимой. Краткий миг полузабытого счастья позволял отвлечься от обыденности и прогонял хандру, порождённую жалким прозябанием dans ce trou (в этой дыре).
Ну а что ещё интересного тут могло произойти? Да, как профессиональному телерепортёру Ирен, и в самом деле, не повезло уже на первых порах. Как назло, именно за день до её прибытия произошла поимка и последующее бегство «вурдалаков». На злополучный «сеанс белой магии» Ирен не попала из-за сильной головной боли. Впрочем, исходя из здравого принципа, что нет худа без добра, даже такому неприятному явлению, как головная боль, она была почти благодарна за то, что это сблизило и подружило её с медсестрой сельской амбулатории Катей Венцовой. Та тут же рьяно начала опекать свою новую подругу.
Несколько дней в самом Прошмыркине и его окрестностях царило затишье по части аномальщины и иной бесовщины. Казалось, устав от собственных проказ, нечистая сила решила взять выходной. «Летающие тарелки», до этого момента то и дело шнырявшие по всей округе, не приземлялись, по меньшей мере, неделю. Лесная нечисть – лешие, кикиморы, блукукупы (как местные поименовали маленьких зелёных человечков, которые по словам старожилов, обитали у болот) из своей трясины вылазить не хотели. Поэтому купание в Червонке и прогулки с Катей по окрестностям села стали для Ирен единственным спасением от иссушающей тоски и скуки.
От Кати и местных пляжных завсегдатаев Ирен была наслышана о сказочных обитателях здешних рек. Старики, приходившие к омуту не столько за тем, чтобы присмотреть за внучатами, а, скорее, чтобы вдоволь потасовать картишки под раскидистой кроной большой вербы, частенько рассказывали Ирен о русалках и водяном. Эти загадочные инфернальные создания, по словам знатоков, были вездесущи и имели весьма капризный нрав. Если кто-то из вторгающихся в их прохладные владения чем-то раздражал хозяев, те могли его покарать немедленным принудительным погружением на дно с самыми разными последствиями. В том числе, и весьма печальными.
Впрочем, подобное могло случиться и с теми, кто обитателям вод понравился сверх меры. Во время первого, совместного визита новых подруг на Червонку, Катя довольно критично оценила чрезвычайно смелый покрой купальника Ирен, прозрачно намекнув ей, что её излишне открытые, соблазнительные формы могут стать приманкой для старого безобразника водяного. Но Ирен, будучи абсолютной атеисткой, ни во что подобное не верила, и продолжала радовать молодых механизаторов, журналистов и аспирантов своими заплывами в ярком купальнике-бикини, прозванном мужской частью зрителей «три клочочка в разных точках». В те моменты, когда Ирен демонстрировала зрителям великолепный кроль и баттерфляй, Катя, умеющая плавать лишь «по-собачьи», сидела на берегу, наблюдая за новой подругой, заодно, решительно осекая авторов слишком уж вольных комплиментов.
Но в один из жарких летних дней, когда Ирен после очередного спринта медленно дрейфовала брассом к пляжу, с ней произошло нечто невероятное, даже фантасмагоричное, что впервые серьёзно пошатнуло её атеизм. Проплывая мимо небольшой куртины лилий, Ирен вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки схватили её за лодыжки. Не успев даже вскрикнуть, она очутилась глубоко под водой. От растерянности и нахлынувшего ужаса девушка ничего не могла рассмотреть в зеленоватом сумраке омута. Таинственное нападение оказалось столь ошеломляющим, что м-ль Дюбуа потеряла всякую способность сопротивляться. А неизвестный агрессор, не теряя времени, обхватил её плечи сильными руками, торопливо чмокнул куда-то между носом и щекой, и резко вытолкнул на поверхность.
Так и не успев осознать сути происшедшего с ней, Ирен вынырнула, и, «по-собачьи» загребая руками, сделала судорожный вдох. Издавая испуганные вскрики, она изо всех сил гребла руками, жаждая только одного – на берег, скорее на берег! А там уже поднялась настоящая суматоха. В самый первый миг её исчезновения под водой, зрители вскочили с песка и замерли в беспокойном ожидании, не зная – спешить ли француженке на помощь, или она, просто, решила «померить дно»? Однако когда Ирен появилась на поверхности с испуганным визгом на всю Червонку, совсем не по-чемпионски суматошно молотя руками по воде, всем сразу же стало ясно – случилось нечто экстраординарное.
С оглушительным плеском в омут тут же ринулось около десятка человек. В момент доставленная добровольными спасателями на берег, Ирен согревалась сразу под тремя или четырьмя пиджаками, дрожа не столько от холода, сколько от пережитого леденящего ужаса. Она смотрела на безмятежные, даже уютные волны, неспешно бегущие на берег, и никак не могла понять: на самом ли деле оно было, это таинственное нападение, или ей это только почудилось? В какие-то мгновения случившееся казалось ей мимолётным, кошмарным сном. Однако явственное воспоминание о прикосновении чужих, сильных рук, порождали всё новые и новые приступы панического страха.
Пару минут спустя, задыхаясь от бега, примчались двое мальчишек, которых старшие спешно послали в сельмаг за всё той же, годной на все случаи жизни, сорокаградусной «Русской». Невзирая на протесты Кати, хлопотавшей подле Ирен, самодеятельные «осводовцы» заставили недавнюю утопающую принять внутрь несколько глотков горьковатой, жгучей жидкости прямо из бутылочного горлышка. Как выразился дед Михей, для «сугрева». Едва не задохнувшись от «лекарства», Ирен почувствовала, как по телу пробежала горячая волна, а окутывавший её до этого липкий страх начал постепенно таять.
