Сергей Михайлович Кравцов
Полтергейст в Прошмыркине
Длительная ходьба приятно разогрела тренированные мышцы тела, и Стронхолд решил напоследок окунуться в прохладные струи речки, которая так обманула его ожидания. Но едва он собрался снять с себя рубашку и всё остальное, как его внимание привлёк непонятный плеск воды. Он поднял голову и невольно вздрогнул. В каких-то трёх-четырёх ярдах от берега, стоя по плечи в воде, на него пристально смотрела какая-то девушка. Большие зелёные глаза, казалось, вобравшие в себя нежную зелень камыша, твёрдость и глубину нефрита, пронзительное сияние изумруда, своим взглядом, буквально, пронизывали его насквозь.
Во взгляде незнакомки не было ни растерянности, ни испуга.
Впрочем, не было и каких-то иных чувств – любопытства или возмущения, недовольства или радости, грусти или горечи. Скорее всего, взгляд был изучающим, каким, вероятно, бывал и у самого Майкла, когда он рассматривал какую-нибудь занятную зверюшку. Длинные, необычного зелёного оттенка волосы загадочной дивы, переплетённые нитями водорослей, струились по белым, как мрамор, плечам, и уходили в воду. В какой-то миг до Майкла вдруг дошло, что незнакомка чертовски хороша собой. Просто, фантастически красива!
Они всего лишь несколько мгновений молча, не отрываясь, смотрели друг на друга, словно состязаясь в том, кто кого пересмотрит. Внезапно Стронхолд почувствовал, как непонятно отчего в глубине души шевельнулась непонятная тревога, а в груди заходил ощутимый холодок. Дикость, заброшенность, пустынность этого места, более чем странные обстоятельства встречи, подействовали на него очень угнетающе. Хриплым, словно не своим голосом он, наконец-то решился нарушить затянувшееся молчание:
– Ты… Кто? Ты-ы-ы…
Но незнакомка, ничего не сказав в ответ, внезапно ушла под воду и исчезла. Лишь светлая тень мелькнула и растаяла в глубине. Это вывело Майкла из оцепенения. Он вскочил на ноги и стал озирать блестящую под лучами солнца рябь мелких волн. Однако никто не показался на поверхности ни рядом, ни вдали.
«Что за чертовщина? – растерянно размышлял Стронхолд. – Куда она могла деться? Акваланга у неё не было, а без него ей под водой больше пары минут не выдержать… Кстати! А ведь у неё не было не только акваланга, но, по-моему, и купальника…Стоп, стоп, стоп! Уж, не приснилось ли мне это всё?»
Рационально анализируя обстоятельства только что происшедшей встречи, Майкл пришёл к утешительному для себя выводу – ну, конечно же, это был всего лишь скоротечный сон! За минувшие дни он крайне вымотался, да ещё и постоянно недосыпал. Тут и на ходу-то уснуть немудрено. А уж на речном бережку, под монотонный плеск волн, шелест камыша, да под лёгким, ласковым ветерком – и гадать нечего! Ну а то, что ему привиделась юная, красивая женщина, к тому же, без купальника, объяснялось ещё проще: сколько он уже в разъездах, не имея возможности встретиться со своей давней возлюбленной?! Тут ещё и не то можно увидеть во сне!
Облегчённо вздохнув, Стронхолд решил обойтись без купания и направился восвояси, вскоре, как будто, даже начав забывать об увиденном в водах омута. Вскоре он вышел из лесной чащобы к видневшемуся за деревьями Прошмыркину. Прямо перед ним, по болотистому, покрытому высокими кочками лугу, лениво помахивая хвостами и фыркая, бродил табун разномастных лошадей. Под большой вербой, на толстой трухлявой колоде сидел старик, дымя «козьей ножкой» – большой самокруткой, свёрнутой из газеты и набитой мелко искрошенным самосадом. Это был, как уже успел узнать Майкл, местный всезнай, колхозный конюх дед Антип.
Старик тоже был наслышан о любознательном американце. В ответ на приветствие Стронхолда, он приподнял лакированный козырёк выгоревшей, традиционной восьмиугольной шофёрской фуражки и протянул ему кисет с табаком. Присев рядом с дедом Антипом, Майкл достал пачку сигарет и протянул старику. Уважительно достав сигарету, тот её понюхал и спрятал в нагрудный карман пиджака. Покуривая, они завели один из тех малозначащих разговоров, которые не требуют напряжения извилин, не имеют ни начала, ни конца и тянутся больше из вежливости, нежели какой-то необходимости. Но, обсуждая погоду, достоинства и недостатки местной породы лошадей, Майкл выжидал момент, чтобы задать тот главный вопрос, из-за которого, он, в общем-то, и подошёл сюда.
Когда разговор зашёл о местных достопримечательностях, Стронхолд как бы невзначай упомянул о таинственной незнакомке, привидевшейся ему в омуте. Старик в ответ пыхнул самокруткой и неопределённо пожал плечами. Он отметил лишь, что, конечно, это, вполне, мог быть и сон. Однако добавил, что к этому видению можно относиться по-разному.
– …Есть люди, которы толкуют, будто в то место от ближней трясины тянет болотным туманом. А он, когда – есть, когда – нет… Но, вроде бы, голову могёт сильно дурманить, и человеку из-за этого чёрт-те что там может привидеться, – дед Антип снова подымил своей «козьей ножкой». – Как-то приезжал к нам учёный, геологией который занимается. Так, вот, он-то это и сказал. А из чего тот туман образуется, что в нём такое – и сам учёный не мог понять. Ну, а есть и те, что уверяют, будто в речке и в самом деле живёт русалка, красы необыкновенной. И вот, вроде бы, если кто её увидит, то с тем человеком всяка чепуха приключается.
– Постойте, постойте, сэр Антип! – Стронхолд иронично усмехнулся. – Вы считаете, что русалки могут существовать в реальности?
– Миш, я не знаю… – назвав Майкла на русский лад, старик развёл руками. – Сам – врать не буду – не видывал её ни разу. И – слава Богу! А вот от других об этом слышал. Сказывали, что кое-кто, повидав её, даже умом трогался. Вот так-то!
– Ну а вы-то как можете объяснить подобные феномены? – испытующе прищурился Майкл.
– Да, как их объяснишь-то, такие вот хреновины? – загасив окурок о подошву кирзового сапога с вытертым голенищем, дед Антип вздохнул. – Ну, ладно! Ежели тебя так здорово это забрало, то расскажу, что люди про русалку ведают. Про это я ещё в детстве слыхивал…
По словам старика, истории появления русалки, как бы, не полтора-два столетия. Он указал на видневшийся вдали пригорок, поросший кустарником, и отметил, что на том месте когда-то высилась барская усадьба, построенная ещё во времена войны с Бонапартом. Домина был огромный, срубленный из дуба. Стоять бы ему ещё несколько веков, да в годы революции по недомыслию сожгли его дотла. Хозяином этих мест в далёкие времена императора Александра Первого был помещик по фамилии Костоломов – мужик саженного роста, и волосом огненно-рыжий («Хоть цигарку прикуривай!» – особо уточнил рассказчик).
Барыня была из купеческих, собою донельзя пригожая. И выросла у них красавица-дочь лицом в мать, волосом – в отца. Глаза – зеленее зелени. Был ещё в этой семье и сын, но не о нём речь. И вот дочка костоломовская, как вышла в невесты, для всех окрестных дворянских и купеческих сыновей стала безнадёжной присухой. Сын самого генерал-губернатора то и дело к ним в имение мотался. А всё впустую. Никто её сердца затронуть так и не сумел.
И вот, однажды к соседям Костоломовых на побывку приехал внук – поручик гусарского полка. По натуре – как и многие из гусар – ветрогон и гуляка. Раз всего они встретились на балу, и она словно голову потеряла. Стали они встречаться тайно, и никто об этом и близко не догадывался. Но однажды барину доложили-таки, что дочка его уже давно знается с гусаром. И дело зашло у них так далеко, что дальше уж и некуда. Разгневанный помещик посадил свою дочь под замок, а сам поехал к соседям с претензией. Но те – только руками развели. Как оказалось, именно в этот день у гусара закончилась побывка, и он уехал в свой полк.
Вернулся Костоломов домой, а там беда ещё большая. Неведомо как, дочь сумела бежать из-под замка, и не придумала ничего лучшего, как броситься в омут. При этих словах дед Антип указал рукой в ту сторону, откуда только что пришёл Стронхолд. Найти тело девушки и предать его земле так и не удалось.
– …Один только её башмачок в прибрежной тине отыскали, да шарф шёлковый за лилию зацепился… – старик сокрушённо покачал головой. – Мужики неводами всю Червонку прогребли, всяких знахарей созывали, чуть не месяц по берегам искали – не всплывёт ли? Только всё это было впустую. Осталась она не отпетой, так ведь ещё и по собственной воле утопшей. А таким один удел – стать русалкой. Вот она ею и стала.
– А этот гусар – что с ним потом было? – спросил Стронхолд, внезапно обнаружив, что, взяв в рот сигарету, пытается прикурить зажигалкой её фильтр.
– Да, бог его знает?! – старик отмахнулся. – Про то – никому не ведомо. Только я думаю так, что кончил он плохо. Ну а сама русалка в этих водах стала, если не считать водяного, всевластной хозяйкой. Ей и все другие русалки по другим речкам покорились. Говорят так, что людей она топила изрядно. Правда, баб с ребятишками не трогала. Этих – водяной к себе забирает, а вот она – мужиков. И, особливо тех, что шибко грешны по женской части.
– Но вы, я так понял, считаете, что с ней, в любом случае, встречаться опасно? – Майкл напомнил старику один из пассажей его повествования.
– Ну, говорят опасно… – набивая очередную козью ножку, кивнул дед Антип. – Вроде того, как посмотрит она на мужика – так и всё, пропал человек. Делается, как бы, с придурью. Про всё на свете забывает – про работу, про семью… Ничего такому не надо – мимо кучи злата пробежит, не остановится.
– Куда пробежит? – наконец-то с трудом раскурив сигарету, уточнил Стронхолд.
– Так, всё туда же – к омуту, – старик ткнул пальцем в сторону Червонки. – Где увидел русалку, туда и бежит, потому как у него на уме только одно – хоть бы ещё раз её увидеть. Не ест, не пьёт, всё только сидит на берегу, да в воду пялится. Сохнет, как щепка, и доходит до того, что кидается в воду и топнет. Так что, парень – смотри! – кабы и тебя к омуту не приворожило…
– Я завтра уже уезжаю, – Майкл просиял своей голливудской улыбкой. – Так что, никакое колдовство меня уже не догонит. Счастливо!
Кинув на прощание, он зашагал к селу, крыши которого виднелись за жиденьким частоколом молодого осинника. Едва он удалился на значительное расстояние, из-за ближайших кустов терновника к деду подбежали двое коренастых крепышей в одинаковых бейсболках, чем-то похожие на братьев-близнецов.
– Антипа-сан! – вежливо кланяясь, к старику обратился старший из крепышей по имени Шумумото. – Мы случайно здесь проходить и случайно видеть, как вы беседовать с американский мистер Стронхолд. Нам сообщить из достоверный источник, что этот джентльмена очень нехорошо говорить про японцев. Нам очень обижаться, Антипа-сан!
– Да, Антипа-сан! – подхватил его коллега по имени Дзуцуоба. – Мы быть уверенный, что он и сейчас говорить про нас плохо. Мы всё видеть и всё понимать!..
– Да, будет вам, ребята! – дед Антип замахал руками. – Он про вас и словом-то не обмолвился. Не-е-т, вы ошибаетесь. Мы тут с ним толковали вот про что…
И простодушный старик, к удовольствию двух хитрецов, передал им содержание недавнего разговора во всех деталях. Даже припомнил бывальщину о ссоре русалки с водяным, как они речку делили, и как благодаря чисто женской хитрости она сумела взять над ним верх. Записав всё это повествование на диктофон, припрятанный в кармане Дзуцуобы, приятели раскланялись с «Антипой-сан» и, довольные собой, помчались в общежитие.
Через день из передачи японской телекорпорации Кей-Эн-Эйч ошеломлённая Америка узнала, что её национальная гордость – прославленный путешественник, искатель кладов и приключений Майкл Стронхолд стал жертвой колдовства советской русалки! Японские следопыты Шумумото-сан и Дзуцуоба-сан проследили (естественно, из самых лучших побуждений!) за несчастным мистером Стронхолдом, который, как и предсказывал Антипа-сан – большой ойямбун местных знатоков нечистой силы, спозаранок побежал к речке, дабы там лицезреть коварную потустороннюю обольстительницу.
Увы… Но это было абсолютной правдой. Всю ночь Майкл проворочался в бредовом полусне, преследуемый огромными, зелёными, проникающими в душу глазами. А утром, когда он подошёл к старому облезлому умывальнику и взглянул на себя в зеркало, то невольно даже отшатнулся. Из зеркала на него уныло и безрадостно взирали глаза загнанного жизнью бродяги, измученного тяжкими лишениями и терзаемого душевным недугом. Щёки недавнего супермена ввалились, резко обозначились скулы. И, самое главное, с его лица невесть куда делось нечто очень важное, что пребывало на нём всегда и постоянно. Поразмыслив, Стронхолд вдруг догадался, что погасла его ослепительная американская улыбка, похоже, не покидавшая лица даже во сне.
Огорчённый этим обстоятельством, Майкл попытался вернуть её на место усилием воли. Однако мимические мышцы, подвергнутые волевому насилию, изобразили не жизнерадостное: «Всё о-кей, ребята!», а страдальческое: «Ой, мамочка! Как же мне плохо!..»
Кое-как побрившись и, наспех позавтракав, Стронхолд решил: он обязательно уедет. Но только завтра. А сегодня стоит погулять по окрестностям, чтобы немного развеяться и доказать себе самому, что он неподвластен никаким чарам.
Гордо вскинув голову, Майкл двинулся в направлении противоположном вчерашнему маршруту, широко и размашисто шагая по светлым березнякам и тёмным ельникам. Он даже не заметил, что за ним крадучись следуют две приземистые фигуры в бейсболках. Впрочем, сказать «крадучись» – было бы не совсем правильным. Горемыки-японцы, поминая недобрым словом длинные ноги американца, без конца были вынуждены переходить с мелкой рыси на крупный галоп. И если бы не особое душевное состояние Стронхолда, если бы не его зацикленность на своих глубинных душевных терзаниях, он уже давно заметил бы соглядатаев.
Гонка японцев за Стронхолдом длилась долго, поскольку он, решительно ступая по заросшей травой лесной тропе, был настроен вернуться в общежитие не раньше «файв о клок», то есть, времени традиционного английского полдничного чаепития. Майкл изо всех сил старался настроить себя на деловые размышления и пытался спланировать завтрашний день.
«Прежде всего, – решительно мыслил он, – нужно любой ценой вырваться из этих гиблых мест. При удачном стечении обстоятельств, уже завтра вечером я смогу вылететь из Москвы. Куда? Ну, вообще-то, лучше будет махнуть в Стокгольм. Там сейчас гастролирует Дэзи со своим оперным театром. Для неё это могло бы стать приятнейшим сюрпризом…»
А для него самого? И вот тут он с крайним удивлением был вынужден отметить, что воспоминание о Дэзи его ничуть не взволновало. Он вновь попытался настроить себя на самые тёплые воспоминания о своей любимой, вороша в памяти дурманящий восторг первых дней их знакомства, трогательные встречи после его возвращения из экспедиций… Увы, его душа вдруг стала совершенно глуха к ещё вчера бесконечно желанному и любимому образу невесты.
Очнувшись от размышлений, Стронхолд огляделся, и вдруг с внутренним содроганием понял, что стоит не где-нибудь, а на том же самом месте у омута!!! Это было невероятно, но факт говорил сам за себя: даже отправившись в противоположную сторону, этого совершенно не заметив, он пришёл туда, куда в глубине души тянуло само его существо. Майкл смотрел на речные волны, пытаясь объяснить самому себе суть происходящего. Но ответа не было. Совершенно обескураженный он присел на тот же, что и вчера, бугорок, втайне от себя самого жаждая увидеть ту, ради которой он и явился сюда. Механически достав сигареты, Стронхолд закурил, не отрывая взгляда от таинственного зеленоватого зеркала омута.
А Шумумото и Дзуцуоба, которые притаились от него всего в нескольких шагах, мысленно проклиная алчных и ненасытных русских комаров, вначале не смели даже пошевелиться, чтобы помешать их свирепой трапезе. Однако очень скоро заметив, что Стронхолд полностью ушёл в себя, и совершенно не реагирует ни на что сущее, в том числе и атаки летучих кровопийц, японцы вполне осмелели и, уже не таясь начали отвешивать себе шлепки и оплеухи, словно неким образом наказывая, за такое вот малопристойное соглядатайство.
Воевать с комарами им пришлось довольно долго. Сняв для начала взгрустнувшего американца на фото, японцы приготовили видеокамеру и несколько часов подряд ждали того сенсационного момента, когда в соответствии с прогнозами Антипы-сан заколдованный супермен бросится в омут из суицидальных настроений. О-о-о! Это были бы фантастически удачные кадры. Тогда бы Шумумото и Дзуцуоба могли уже твёрдо рассчитывать на серьёзный карьерный рост.
Но время шло, а Стронхолд в воду всё не бросался и не бросался. Это крайне раздражало и нервировало «следопытов». Нет, зла они ему не желали. Более того! Кинься он в воду, приятели, безусловно, ринулись бы его спасать. А как бы здорово потом это выглядело в названиях телепрограмм и газетных заголовках: «Японские журналисты спасают национальную гордость Америки». Или: «Подвиг настоящих самураев». Но Стронхолд, докурив последнюю сигарету и, больше ничего не нашарив в карманах, неохотно поднялся на ноги и, поминутно оглядываясь, уныло повлёкся в сторону села.
«Да, что же это со мной происходит-то?! – шагая по лесу, размышлял он. – Раскис, как последний хлюпик. Слава Богу, об этом не знает ни одна живая душа. Всё! Довольно чар, довольно колдовства! Завтра же утром я отсюда уезжаю…» Неожиданно позади него раздался громкий плеск воды. Майкл, ни о чём даже не успев подумать, со всех ног помчался назад, едва не налетев на соглядатаев, лишь в последнее мгновение успевших нырнуть к колючие кусты. Выбежав на пригорок, закиданный окурками, Стронхолд понял, что это была всего лишь речная чайка, нырнувшая в омут за добычей, и никак не та дивная дева, которую сейчас ему хотелось бы увидеть больше всего.
Когда он, тягостно вздыхая, миновал место, где затаились Шумумомто с Дзуцуобой, приятели, яростно сопя, выбрались из колючек, поминая непечатным слогом и американца, с его «прибабахами», и кусты, с их запредельно злыми и острыми колючками…
Показ по всем американским телеканалам видеосюжета, снятого японскими тележурналистами, шокировал даже подготовленных зрителей, уже читавших о случившемся с Майклом. Потрясение пережили все обожатели Стронхолда, независимо от их возраста, пола, расы и величины банковского счёта. Все – от мусорщика до миллиардера, лично увидев, как живое воплощение мужской доблести и славы, кумир подростков и бессонница старых дев, теперь уже вдруг постаревший и сутулый, сидит на берегу чужой (русской!!!) речки, вперив в её волны безрадостный взгляд, ощутили себя ограбленными до нитки.
Уж, это было слишком! Подобное можно было бы сравнить только лишь с публичным надругательством над американскими национальными святынями – флагом, гербом и долларом. Сразу же после показа телесюжета, перед советским посольством в Вашингтоне прошла не очень многочисленная, но весьма шумная демонстрация под лозунгом: «Русские, верните нам Майкла и оплатите его медицинскую страховку».
Состоялось внеочередное заседание палаты представителей конгресса США. Некоторые, излишне горячие депутатские головы из числа бывших двоечников по географии, потребовали от президента отправки к берегам Прошмыркина большой ударной авианосной группировки. Но конгрессмены, из числа бывших отличников, их несколько остудили, пояснив, что эта деревня вовсе не из прибрежных, и до неё, как поётся в русской (и, возможно, народной) песне: «только самолётом можно долететь». Тогда экс-двоечники, не мешкая, поставили вопрос об отправке в ту же сторону эскадрильи стратегических бомбардировщиков с крылатыми ракетами на борту. На резонный вопрос отличников: What the hell? (А за каким чёртом?), двоечники пояснили, что на то она и Америка, чтобы на каждый антиамериканский чих отвечать всей своей военной мощью.
В прессе и на телеэкранах замелькали портреты зарёванной «милашки Дэзи» (как её окрестили поклонники из числа журналистов), которая, ослепительно улыбаясь сквозь слёзы, гордо швыряла в объективы телекамер обручальное кольцо. Поскольку такое происходило не единожды, у телезрителей неминуемо возникли вопросы: откуда у неё столько обручальных колец? Она, что, всякий раз подбирает кольцо после каждого такого броска, или их у неё не одна дюжина?
Даже не подозревая об этом всемирном информационном катаклизме, Майкл и на третий, и на четвёртый день продолжил свои «прогулки по окрестностям», которые неизменно заканчивались в одном и том же месте – на берегу омута речки Червонки. Там он просиживал и час, и два, и пять, после чего, ближе к вечеру, уходил восвояси, оставив после себя очередную груду окурков.
Постепенно Майклом овладела безысходность, и он в душе уже клял тот день и час, когда принял опрометчивое решение ехать в эту (japonskiy gorodovoy!) Россию. Спору нет, бродя по перелескам, он иногда вспоминал Дэзи. Но теперь ему уже совершенно чужую и безразличную. Он вспоминал, как она плакала, уверяя его в том, что даже экспедиция в район Бермуд не пугала её так, как эта поездка в страну морозов, водки и медведей с балалайками, средь бела дня гуляющих по городским улицам. И тогда ему становилось нестерпимо стыдно за себя, за то, как он совершенно нелепо обманул ожидания своих поклонников.
А ведь этой осенью должна была состояться его свадьба с нею, с Дэзи Райт – юной примадонной знаменитого оперного театра, лучшим сопрано восточного побережья, а может быть, и всей Америки, событие, без преувеличения, всемирного масштаба. Может быть в чём-то даже более громкое и зрелищное, нежели пресловутая высадка астронавтов на Луну!
За «милашкой Дэзи», воспетой многими периодическими изданиями, уже давно закрепилась слава весьма разборчивой и привередливой невесты. Многие мужчины из лучших семейств искали её внимания и благосклонности. Но самым удачливым оказался он – Майкл Стронхолд, и его почитатели с нетерпением дожидались того дня, когда состоится бракосочетание яркой звезды мужественного мира приключений с не менее яркой звездой изящного мира искусств. Однако теперь этого, скорее всего, уже не произойдёт. Догадывается ли Дэзи, чувствует ли, что в этот момент происходит с ним? Ведь он успел отправить ей всего одно письмо, а позвонить… Да, как тут позвонишь-то?!! Проще было на палочке верхом доскакать до южного полюса, нежели из этой невероятной глуши дозвониться хотя бы до областного центра!
Происходившее с ним в те дни, Майкл и впоследствии едва ли смог бы внятно объяснить даже самому себе. В прошмыркинской глуши им вдруг овладел какой-то странный, кем-то навязанный ему инстинкт, который подавлял волю и все желания, кроме одного-единственного: увидеть обитательницу омута. За эти дни Майкл уже почти забыл черты лица русалки. Но, как наркоман, тянущийся за всё новой и новой порцией привязавшего его к себе зелья, он ежедневно шёл на проклинаемый им берег, чтобы там зачарованно смотреть в бездну омута, одновременно и желая, и боясь увидеть очаровавшую его. К тому же – кого? Живую женщину или материализовавшийся дух?
В существование духов Стронхолд не верил даже после ночей, проведённых в стенах древних рыцарских замков и личного наблюдения за их штатными призраками. Впрочем, он и не задумывался о том, кто ОНА в реальности. Главным было – увидеть, пусть и без надежды на взаимность. Хотя… Что может быть более абсурдным? Как объяснить это близким и Дэзи, если вдруг они об этом узнают?
Снова и снова, каждый вечер Стронхолд принимал окончательное и бесповоротное решение – уехать завтра же, спозаранку, без завтрака и прогулки. Уехать! И больше даже не вспоминать об этой заколдованной глуши. Но в последующем бреду тяжкого ночного забытья, которое едва ли можно было бы назвать сном, перед ним вновь появлялась она, и повелевала своим бездонным, губительным взглядом идти к омуту. И наутро всё повторялось, как и вчера.
Наконец, на шестой или седьмой день (Майкл потерял им счёт – все они казались ему одним, бесконечно растянутым днём) он решил перехитрить самого себя, свою пагубную, позорную для супермена слабость – уехать не завтра утром, а сегодня же вечером. Но, тем не менее, не решился отказать себе и в том, чтобы в последний раз сходить на берег Червонки. Сходить, а потом… Потом, сжав в кулак остатки воли и самообладания, невзирая на время суток и погоду – бежать, бежать, бежать! Мчаться в свои родные, близкие и понятные душе края, где можно будет, отдавшись в руки всезнающих зскулапов, наконец-то расстаться со всеми наваждениями, и снова стать тем, кем совсем недавно он перестал быть.
Нервно втягивая в бронхи жёсткий, как колючая проволока дым русской махорки (запасы любимых сигарет «Прекрасная Джорджия» давно закончились, а «Беломор» оказался ещё злее табака для самокруток), Майкл медленно шёл по уже хорошо утоптанной им тропинке, усеянной окурками. Внезапно что-то яркое мелькнуло впереди, и Стронхолд увидел идущую ему навстречу девушку в фланелевом халатике, накинутом поверх мокрого купальника-бикини. Неспешно шагая, незнакомка, охватив широким махровым полотенцем обильную лавину мокрых, тёмных волос, старательно их сушила, растирая толстой, пушистой тканью.
Окинув её равнодушным взглядом и, чисто механически, без каких-либо эмоций отметив незаурядную стать фигуры, Майкл посторонился, чтобы, как и подобает истинному джентльмену, уступить дорогу леди. Но едва его нога коснулась обочины тропинки, он застыл, подобно библейскому соляному столбу, в который, как известно, обратилась одна ближневосточная особа из-за того, что нарушила запрет Всевышнего, и взглянула туда, куда глядеть ей было не положено.
Девушка, которая в этот момент покончила со своим занятием, откинула волосы за спину и, перебросив полотенце через плечо, удивлённо посмотрела на странноватого долговязого незнакомца, который напоминал неизвестно откуда взявшегося бродягу. А Стронхолд, утратив возможность мыслить, рассуждать, анализировать и даже просто – ощущать, во все глаза смотрел на неё: это была ОНА!!! Внезапное осознание этого невероятного факта ошеломило Майкла не меньше, а, скорее всего, даже больше, чем это было в первый раз.
Эфемерный фантом, загадочное видение, безумная, бредовая мечта, за которой он столько гонялся и наяву, и в сонном забытье, вдруг материализовалась, обрела плоть и двигалась навстречу ему лёгкими, словно невесомыми шагами. В голове Стронхолда сорванными с дерева осенними листьями закружились десятки и сотни «отчего», «почему», «зачем», «как»… Будучи не в силах остановить их хаотичный бег, в этот момент он только и был способен лишь молча взирать на девушку, замерев в довольно-таки нелепой позе.
Когда она, не удостоив его взглядом, диковинной птахой пропорхнула мимо, он наконец-то смог хоть отчасти собраться с мыслями и, глядя ей вслед, сказать первое, что пришло на ум:
– Прекрасная погода. Не правда ли, мисс? – запоздало сообразив, что сказал эту фразу по-английски, и она вряд ли могла его понять.
Но девушка поняла. К его удивлению она бросила на ходу через плечо на вполне приличном английском:
– Прекрасная. Но пить надо меньше!
Её звучное контральто поставило последнюю точку на остатках сомнения Майкла – она настоящая! Боже мой, какое счастье! Его ноги внезапно обрели подвижность, и он, сам не зная зачем, почти побежал вслед за «русалкой», как мысленно поименовал незнакомку. Та, очевидно, почувствовав преследование, ускорила шаги, но тренированные ноги мистера Стронхолда, уже совершенно оправившегося от недавнего шока, быстро сокращали между ними расстояние. «Русалка» неожиданно остановилась и с холодком в голосе спросила уже по-русски:
– Тебе чего надо? Ты, кажется, шёл в другую сторону? Ну и иди, я не задерживаю!
Она зашагала по лугу, направляясь к улице села, берущей начало от старой водонапорной башни. Огорошенный её резким тоном, Майкл некоторое время топтался на месте. Но его ноги, словно выйдя из повиновения, вновь понесли за нею вслед. Проходя мимо табуна, растянувшегося по всему лугу, Майкл даже не заметил деда Антипа, хотя старик, извергая клубы дыма из своей самокрутки, пытался привлечь его внимание. Шагая по деревенской улице, Майкл не замечал ни встречных прохожих, ни их удивлённых или ироничных взглядов. Он видел лишь длинный шлейф густых волос, разбросанных по спине и лёгкую поступь стройных, неподвластных загару ног.
Поравнявшись с кирпичным домом под красной железной крышей, который высился в окружении яблонь за ровным деревянным забором из частого штакетника, выкрашенного в синий цвет, «Русалка» свернула на дорожку, выложенную плоским камнем, которая вела к калитке. Дом по американским меркам был невелик, но смотрелся красиво и уютно. Перед окнами, украшенными резными наличниками, в палисаднике пышно цвели клумбы хризантем и георгин.
На лавочке у палисадника сидел какой-то крепкого вида парень в синей клетчатой рубашке с коротким рукавом. Майкл его вначале даже не заметил. Но тот, едва «русалка» приблизилась к калитке, сразу же вскочил и быстро подошёл к ней. Он о чём-то спросил девушку, кивнув в сторону Стронхолда. Та, коротко отмахнувшись, чуть пожала плечами и скрылась во дворе.
Майкл с заданностью запрограммированного робота двинулся следом, намереваясь тоже войти во двор, но незнакомец, угрюмо наблюдавший за ним, тут же, уперев руки в бока, решительно заступил ему дорогу. Теперь его можно было рассмотреть чуть получше. Соперник Стронхолда был несколько ниже ростом и (как показалось Майклу) менее широк в плечах, что он отметил с затаённым удовлетворением. Однако шея парня, крепкая, как колонна и руки, оплетённые тугими канатами мышц, выглядели внушительно.
Тем не менее, внутренне чувствуя своё и силовое, и техническое превосходство над этим «аборигеном», Стронхолд и не подумал остановиться. Лишь когда крепкая ладонь незнакомца упёрлась в его грудь, он был вынужден сдержать свой наступательный порыв. В то же время, столь бесцеремонный жест «туземца» крайне рассердил Майкла и он, крепко схватив соперника за запястье, попытался отбросить нахала в сторону приёмом айкидо. Однако тот мгновенно пустил в ход неизвестный контрприём, и Стронхолд сам едва удержался на ногах.
Это окончательно выбило американца из всех рамок сдержанности и терпения, и он всей своей мощью ринулся в атаку. Обычно, в таких ситуациях его противники или с позором бежали, или оставались лежать на земле. Однако на сей раз произошло нечто уж и вовсе невероятное. По-кошачьи ловко увернувшись от захвата Майкла, «туземец» применил ещё более загадочный приём, и… Случилось то, чего не случалось уже очень давно – Стронхолд, выписав ногами в воздухе занимательный пируэт, совершенно неожиданно для себя оказался лежащим на траве. Такого позора он ещё не переживал!
