– Вы, Зоя Викторовна, молодец. Всех уговорили. Пожалуй, выпишу вам премию, за эти прививки нас больше всего муштруют и ваша третья группа – единственная, где все прошло как по маслу.
– Сначала пятеро были против, – сказала Зоя.
– Может вам и в других группах провести собрание… – задумчиво сказала Елена Петровна. – Ладно. Сейчас тихий час, потом постарайтесь не задерживаться. Специалист из института будет точно в половину четвертого.
– Хорошо, – отозвалась Зоя. – Мы будем вовремя.
Дети, которых грозный вид заведующей заставил притихнуть, а голос, прокуренный и грубоватый, и вовсе вселял ужас – столпились у спальни. Молча они смотрели на разговаривающих взрослых, а кто-то позади, в последних рядах уже начал всхлипывать. Одно дело – игрушечный медкабинет, веселый шприц с шариками внутри, хоть и большой, но совсем не страшный и совсем другое – настоящий, пусть и одноразовый, с длинной, очень длинной и очень тонкой иглой. Такой иглой можно насквозь проткнуть. Одним словом, ничего хорошего они не услышали и хотя половину из разговора вообще не поняли, самую важную суть уловил каждый – ПОСЛЕ ТИХОГО ЧАСА.
– Дети, ну вы что? Неужели испугались? Сколько раз мы с вами повторяли, и я вам рассказывала, – обратилась Зоя к притихшей группе, когда заведующая ушла. Даже вечные драчуны и задиралы приуныли, если не сказать больше: в их глазах застыл ужас. – Каждому из нас, и мне тоже нужна помощь, чтобы бороться с плохими маленькими вирусами. Для этого к нам внутрь должны попасть добрые и отважные ребята, которые дадут отпор плохим ребятам. Если этого не сделать, плохишам ничего не стоит устроить нам температуру, кашель, сопли и тогда дети, которые сделали прививки – здоровые и веселые пойдут гулять, а остальные будут лежать дома и пить горькие лекарства. Маленький укольчик – сущий пустяк, о котором даже не стоит вспоминать.
– Это как Фиксики, что ли? – спросил Петр, который подошел вместе с Сашей. Голова у него была чистая и немного взъерошенная.
– Точно, – сказала Зоя. – Хороший пример, молодец, Петя. Они делают свою работу, пока мы спим, кушаем, гуляем – незаметно для нас, и эта работа очень-очень важная.
– Конечно, – сказала Саша. – А еще они любят играть и спорить.
Дети немного расслабились. Они вспомнили беседы, которые Зоя проводила с ними, к тому же она пообещала, что сделает прививку вместе со всеми. А раз Зоя, любимая воспитательница пошла на такой шаг, значит это совсем не страшно. Одно дело, когда взрослые обманывают, завлекают, но сами ни за что этого не делают, и совсем другое, когда говорят правду и первые показывают, что бояться не нужно.
Группа погрузилась в дневной сон с небольшой задержкой – кое-кто ворочался, Роман и Макс Костровы, кровати которых были рядом, делали друг другу знаки, их смысл был понятен только им и никому больше, Петя смотрел в сторону кроватки Саши, а та следила, как по стене и потолку скользит расплывчатая тень от кроны облетевшего дерева за окном. Принялись кричать вороны, одна, вторая, их хор подхватили остальные, этот тревожный шум разлетался по всей округе, а Саша все никак не могла уснуть.
Тень на потолке тревожила ее, она видела то человека, то птицу, то какого-то маленького зверька (крысу?!) – петляя по черным бороздам ветвей, та лихо взбиралась до самой вершины, замирала и Саше казалось, что она там не одна, а с кем-то, и они как будто разговаривают, поглядывая свысока на белые прямоугольники кроваток. Саше становилось страшно, она укрывалась с головой, но один глаз все равно выглядывал, любопытство побеждало страх. С кем разговаривала крыса на темной вершине дерева или это ей все показалось? Она вглядывалась в потолок до рези в глазах, и что-то юркое, неуловимая тень в этот миг соскакивала вниз и стремглав неслась по отвесной траектории – пересекая диагональ потолка, резко меняя направления на изломе стены и бежала уже строго вниз. Саша следила за ней, а страх покрывал ее вдруг похолодевшие ножки гусиной кожей. Проходил миг, такой бесконечный и такой короткий и крыса, теперь у нее не оставалось никаких сомнений, это крыса с длинным мерзким хвостом и цепкими лапками – соскальзывала туда, где к стене примыкала Петина кровать.
Саша вздрагивала от испуга и укрывалась целиком с головой. Она хотела бы подбежать и предупредить друга, что… что ему грозит опасность, но не могла пошевелить и пальцем – ноги, руки, все тело окаменели. Даже нос стал холодным как у соседской собаки Альфы после долгой прогулки. Саша прислушалась.
Там, за дверью, и еще дальше – через светлое, но сейчас опустевшее помещение группы, в туалете полная добродушная няня по имени Петровна мыла посуду, Саша слышала звон тарелок, бряцание вилок и ложек о стальную мойку – но эти звуки были так далеко, что казались нереальными, из другого мира.
Петровна там, а мы тут, подумала она. И даже если крикнуть, она не услышит, у нее льется вода.
Саша повернула голову, полусонным взглядом посмотрела на Петра. Тот свернулся калачиком и сладко сопел.
Какая же я трусиха, подумала она в полудреме. Даже Петя и тот спит, а я все о чем-то думаю. Интересно, как звали ту крысу? Не было никакой крысы, дуреха. Мама порой называла ее так – дуреха. И теперь она слышала в своей голове голос мамы. Тебе нужно смотреть поменьше мультиков. Рататуй? Рататуй это мышонок, или крысенок? Не было никакой крысы. Это просто тень. Спи.
Она отвернула уголок одеяла, сознание блуждало далеко-далеко – наблюдая серый город, извилистые улочки, покатые крыши домов, строительные краны, снующие автомобили – все, на что хватало глаз, сверху, откуда-то сверху, с высокого, самого высокого дерева.
И на границе сна и яви, когда воронка нереальности, кружась, тянула ее в свой сладкий омут, перед глазами возникла вдруг серая, с маленьким черными бусинками глаз – та самая крыса.
Она взглянула на Сашу, словно та вторглась в ее вотчину – взглядом, от которого у Саши все внутри затрепетало.
– Ты хотела знать, как меня зовут?
Саша стояла (или висела) перед ней, прямо на вершине этого громадного черного дерева, под которым внизу виднелся спичечный коробок ее детского садика.
Злые глазки пронизывали ее насквозь, не давая ни вздохнуть, ни сказать. Она вспомнила, что боится высоты и вовсе обмерла. Огромная крыса раскачивалась на ветке в метре от нее – грозя обвалить тонкий ствол. Холодный колючий ветер дул Саше в лицо – она хотела замотать головой, сказать, что все это сон, и только сон, чтобы тотчас проснуться и кинуться к нянечке, рыдая и умоляя разрешить больше не спать… но крыса ухмыльнулась, обнажив ряд мелких острых зубов. Махнув хвостом, который задел Сашину руку, оказавшись жестким, мокрым и неприятным, крыса прошипела, по крайней мере, разинула пасть, и Саша услышала в своей голове:
– Ты не сможешь проснуться.
Глава 4
Осень 2012 года
Она распахнула глаза. Над ней стоял Макс Костров. Вытянутым из подушки длинным белым перышком, он щекотал Сашин нос, улыбаясь собственной задумке – он видел в мультике про Тома и Джерри, что так можно вызвать чихание и довести, по крайней мере, кота до слез.
Саша не чихнула и когда она открыла глаза, то он немного испугался – если она закричит, а любая девчонка может закричать ни с того ни с сего, зная, что сию минуту примчится воспитательница и виновника накажут, если она действительно громко закричит, – ему крупно влетит.
Но Саша не закричала. И даже наоборот, увидев склонившегося над ней Макса, чуть не обняла его за шею – Макс в любом случае лучше и безопаснее, чем жуткая крыса из сна. Сны иногда бывают такими страшными, что в такие моменты зарекаешься спать и Саша подумала, что лучше вообще не спать, чем видеть такой кошмар. Она будет терпеть, сколько сможет.
Макс нахмурился. Он не ожидал такой реакции от девчонки, особенно той, кого перед тихим часом женили на Петьке. Саша Максу тоже нравилась, но ему не хватало слов, чтобы дать ей это понять, и он предпочитал добиваться внимания дракой, втайне надеясь, что она обратит на него внимание.
– Чего ты на меня так смотришь? – спросил он, поняв, что она почему-то молчит и не броситься стремглав жаловаться воспитателю.
– Мне… мне приснился плохой сон. – Она с тревогой посмотрела на него. – А тебе? Тебе что снилось?
– Молния Маккуин, – без запинки ответил он. – Красный, новенький, с номером и во-от такими шинами! – он развел руки в стороны.
Саша поняла, что ее сон – это просто сон. И крыса, какой бы мерзкой и реальной не была, касание хвоста – просто щекотка от перышка, ничего больше. Нет никакой крысы и дерева и… как ее звали? Она попробовала вспомнить и не смогла.
– А тебе что снилось? – спросил Макс.
– Мне? Кажется, Барби… – сказала она жалобно.
Макс скривился, словно на язык ему попала горошина перца и лист вареного лука одновременно.
– Ерунда ваши Барби, – сказал он, тут же потеряв интерес к продолжению беседы.
В спальную комнату вошла Зоя Викторовна.
– Дети, подъем. Сейчас, как обычно, полдник, а потом, помните, что будет? Становимся по парам, как мы учили и ждем, пока нас позовут в гости к доктору Айболиту. Он специально приехал, чтобы сделать нам прививки.
Из чьей-то кровати раздался голос:
– А он из Африки приехал?
Зоя Викторовна секунду подумала, потом ответила:
– А вот у него и спросите заодно, откуда он приехал и куда путь держит.
Дети начали вставать. Сонные, они выходили из группы и усаживались за столики. Нянечка раздавала приборы. Постепенно комнату наполнило веселое детское щебетание: обсуждали, в какую группу после них двинется Айболит, также всех интересовала его сумка и тот самый прибор, который висит на груди и вставляйся в уши. Егор Миронов, маленький толстячок со светлыми вьющимися волосами пытался убедить всех, что у него дома такой есть и называется он «Светаскоп». Разумеется, это очень не нравилось Свете Алехиной, резвой девушке с лицом лисички – она пыталась доказать, что такого прибора не может быть, но, похоже, никто ее не слушал. Мысль о «Светаскопе» завладела умами.
После полдника они выстроились по двое на выходе из группы. Саша и Петя замыкали колонну, сзади их никто не пихал и не обзывал. Дети выглядели слегка встревоженными, несмотря на то, что Зоя Викторовна десятки раз объясняла и показывали на плакатах, которые рисовала сама по ночам – почему так важно и нужно делать прививки.
Они спустились на первый этаж – там, в конце длинного вестибюля располагался врачебный кабинет. Доктор вызывал по двое – дети так и заходили, по парам. Улыбки, вызванные недавним «Светаскопом», исчезли. В полутемном помещении перед белой дверью группа выглядела колонной грешников, которых малыми порциями запускают в светоносный проем. Когда, подталкиваемая позади стоящими, в кабинет зашла первая пара, Зоя Викторовна улыбнулась, ударила в ладоши – но никто даже не встрепенулся. Те, кто стоял ближе к приоткрывшейся двери, увидели доктора в белом халате с бородкой и в колпаке – по-видимому, это и был доктор Айболит, правда выглядел несколько моложе, чем его рисуют в сказках.
Дверь закрылась. Время потекло так медленно, будто его нарочно кто-то тормозил. Хуже всего, что оттуда не было слышно ни звука. Гробовая тишина. Это пугало сильнее всего. Легче слышать, когда кто-то заплачет, или наоборот, засмеется. А тут – ничего.
В середине очереди кто-то всхлипнул. Еще чуть-чуть и вся процессия грозила растерять остатки самообладания, но тут дверь медленно отворилась и… оттуда выпорхнули Ефим Петренко и Лена Кудрявцева, зашедшие первыми – их лица светились счастьем, в руках, за длинные ленты они держали по яркому парящему шарику, у Ефима там красовалась обезьянка, корчившая рожицы. У Лены топал полусогнутой ногой слоненок – он явно был доволен жизнью, о чем свидетельствовал воздетый к небу хобот.
– И я такой хочу! Мне дайте! Зоя Викторовна, а можно мы пойдем теперь! – наперебой заголосили ряды, – и те, кто стоял ближе всех и за ними и самые крайние.
– Вы за нами! – теперь каждый хотел как можно скорее оказаться в кабинете.
– Все успеют, – успокоила детей воспитатель. Ее задумка с шариками сработала. – Не кричите так, не мешайте работать доктору. Шариков хватит на всех!
Из кабинета тем временем выскочила новая двойка. Артем Калашников, совершенно счастливый, держал яркий сиреневый шарик с улыбающимся мангустом, а Олеся Рябоконь – красный, на его боку плясал неутомимый морской котик.
– Ничего не больно, ничего не больно, – плясал Артем, выделывая ногами замысловатые кренделя.
– Я тоже такой хочу! А нам не хватит, нам точно не хватит! – напирали ряды.
– Всем, абсолютно всем хватит! – Зоя Викторовна посмотрела в конец очереди. Петя ерзал, стараясь высмотреть поверх голов более высоких ребят – сколько осталось. Она помахала ему:
– Петя, для тебя припасен особенный шарик, я спросила у доктора Айболита. И для тебя Сашенька тоже.
– А для нас тоже особый? – тут же подали голос братья Костровы. Они, как всегда, были вместе, держась за руки. Лупили всех подряд они тоже вместе.
– Несомненно. И для вас тоже. Для всех.
Очередь двигалась быстро. Выходящие из кабинета дети держали ватки на предплечьях.
– Сегодня нельзя купаться, даже совсем чуть-чуть. Мочить нельзя, доктор сказал, – делилась полненькая, как свежая пышечка, Юля Морозова. Ее косички, стянутые резинками в два хвоста, весело покачивались, когда она демонстрировала место укола.
– Не трогай! – одернула она Макса. Тот послушно убрал руку, сейчас сила и правда была на ее стороне – она первее зашла в кабинет, первее сделала страшный укол и получила красивый большой оранжевый шарик. Что там нарисовано? Кажется, это сиреневый дельфинчик, выпрыгивающий из воды! Шарик дёргался в ее руках, и дельфин то взметался из водной пучины, то погружался вновь!
Со второго этажа спустилась заведующая Елена Петровна. Она глянула на галдящих малышей, чуть улыбнулась. Молодец, – подумала она о молоденькой воспитательнице. Придумать такой простой способ заставить детей безропотно (и даже с радостью!) сделать то, что каждый год давалось с огромным трудом и нервами. Теперь дети расскажут все родителям, а те передадут по цепочке родственникам, знакомым, соседям, бабушкам и дедушкам, что прививки —вовсе не страшно и больно, а наоборот весело. Смотришь, и телевидение приедет.
Нужно было сразу всем группам делать прививки одновременно. Елена Петровна кивнула Зое, которая легко управлялась в сложной ситуации. Видимо, от матери переняла талант ладить с детьми, подумала она. Впрочем, ее задумку с шариками легко использовать, но кто будет с такой же доходчивостью и простотой изо дня в день объяснять детям, готовить их, – ведь дело не только в шариках, Елена Петровна это прекрасно понимала.
– Кто сделал прививки, встаем возле стенки и ждем остальных. Ватку не отрывать, – говорила воспитательница четким голосом.
– Это больно? – пристал Рома к только что вышедшему щуплому Руслану Керимову. За Руслана Зоя Викторовна переживала больше чем за других. Болезненный, единственный сын мигрантов из Узбекистана, он трудно приживался, часто плакал и вообще был замкнутым, отстраненным мальчиком. Бывало, его обзывали братья Костровы обидными словами, но он плохо понимал русский язык, или делал вид, что плохо понимал, и эти слова не доходили до него, что поначалу Костровых злило, но потом они просто от него отстали, поняв бесперспективность своих поползновений. А вот Петя, тот все понимал. Однако, как поняла Зоя Викторовна, постепенно, Руслан приживался, ассимилировался и Костровы вновь начали проявлять к нему интерес.
Руслан покачал головой, но по глазам было видно, что он понял, о чем его спрашивали.
– Больно или нет? Больно или нет? Больно или нет? – заладил Рома писклявым голоском, желая поддразнить.
Керимов повернул голову, выискивая Зою Викторовну, увидел ее лицо и строгий взгляд. Она была тут. Его шарик с добродушным огромным Ньюфаундлендом, удерживаемой голубенькой ленточкой, лениво болтался под потолком.
– Нет, – вдруг сказал Руслан прямо Роме в лицо, отчего тот отпрянул и с того вмиг сошла вся спесь и превосходство. – Не больно. Не больнее, чем тарантул кусает, понял?
Рома понял. Он прижался к брату и даже посмотреть в сторону Руслана не отваживался. А Макс, кажется, ничего и не заметил, он так увлекся разглядыванием шариков с животными, что вообще ничего вокруг не видел и не слышал.
– Через четыре мы пойдем, – шепнула Пете на ухо слегка взволнованная Саша. Она очень сильно хотела красивый большой шарик и теперь думала, какое животное ей достанется. Особенное. Конечно, лучше бы слон, но слон уже есть у Лены Кудрявцевой. Тогда, может быть… собака. Но собака тоже, у кого? – Она повертела головой. Да, вон, у Керимова, который выглядит насупившимся и… решительными. Она еще никогда не видела его таким, словно он только что разгромил армию солдатиков противника. Да-да, кажется, к нему начал приставать этот несносный Роман, гадкий мальчишка, вечно прячется за своего братца. Молодец, Руслан, наконец-то смог дать отпор. Давно пора. Но с чего вдруг такая смелость?
Саша посмотрела на Петю – тот съежился, уменьшился в размерах, хотя и так был не слишком крупным мальчиком. Ей нравился Петя, он был какой-то спокойный, домашний, ей хотелось его защитить, огородить от происков маленьких хулиганов, особенно от Кирилла Мышкина и Костровых. Но подсознательно она понимала, что сделать это он должен сам и только сам, иначе толку не будет – засмеют.
Как его раскачать? Она снова посмотрела на Руслана. Тот гордо держал свой шарик, черный Ньюфаундленд на его боку будто ощерился, взяв Руслана под свою защиту. Впрочем, шарик качнулся, свет от лампы накаливания изменил угол падения, и пес снова стал добродушным симпатягой.
– Петя, смотри какие шары, ну же! – она крепче сжала его руку, но чем ближе приближалась белая дверь с приклеенным скотчем бородатым Айболитом в пенсне, тем отчетливее он дрожал. Пример доброй половины группы, столпившейся у противоположной стены, его не успокаивал, а даже наоборот. Шарики под потолком, прыгающие в такт разгоряченной болтовне детей – тоже. Петя панически боялся уколов, она знала это, потому что сидела рядом во время рассказов Зои Викторовны о пользе «вацинации». Слово это ей и самой не нравилось, от него отдавало чем-то, вторгающимся извне, опасным. Но чтобы победить маленькие зловредные организмы, постоянно атакующие всех детей и взрослых без разбора (особенно тех, что не моют руки перед едой), требуется что-то посильнее желтой горошины витамина «Цэ».
Она точно помнила, и даже рассказывала об этом маме и папе, что для прививки использует очень слабые микробы. Когда те попадают через укол под кожу, детский организм с легкостью справляется со слабым противником, но при этом получает важную способность – иммунитет. И теперь, каким бы сильным не был зловредный микроб, ничего у него не выйдет.
Петя чуть не плакал. Перед ними осталась всего одна пара, Аркаша Бобров, высокий умный мальчик, сын папы-ученого и Элла Попова, заразительная хохотушка с рыжими как огонь волосами. Кажется, она смеялась постоянно, но этот смех не угнетал и не мешал – он был невесомым и заводным. Глядя на нее, люди улыбались, и Саша иногда ей завидовала по-хорошему, хотя сама, конечно, не хотела бы так смеяться. Как у нее только рот не болит, думала Саша и очень волновалась по этому поводу, особенно, когда Элла смеялась чересчур долго.
Вчера вечером, лежа в кроватке, Саша услышала по телевизору (в родительской комнате), как диктор говорил, что вацинация идет полным ходом и до конца года все детские сады и школы попадут «под программу». Она также услышала, правда не поняла, что это значит: «Отечественная вакцина нового поколения помогает получить иммунитет сразу от пяти самых страшных заболеваний. Родителям следует внимательно наблюдать за детьми в день прививки и на следующий день. В случае возникновения аллергических реакций, увеличения температуры, других нестандартных проявлений, нужно вызвать врача. Однако беспокоится нечего, испытания вакцины показали ее полную безопасность и эффективность».
Саша и сама видела, что дети, выходящие из кабинета, лучились счастьем и энергией. Наверняка, оттого, что получили надежную защиту от всех микробов, думала она. Никакой, даже самый зловредный зловред теперь не сможет заразить такого ребенка.
Дверь открылась, выпуская последнюю пару, которая только что стояла перед ними. Из кабинета лился яркий голубоватый свет.
– Саша, Петя, – раздался голос Зои Викторовны. – Не забывайте, для вас особенные шарики, – она слегка подтолкнула их вперед, на треугольник света. – Идите.
Саша первая шагнула вперед. Петя вяло сопротивлялся – он понимал, что деваться уже некуда и повиновался с обреченным, полным смятения и безнадежности видом. Страх его достиг кульминации и больше расти не мог – некуда. Он сильно дрожал. Еще немного и, пожалуй, у него началась бы истерика.
В тот миг, когда Петя, извернувшись в последнем отчаянном порыве, вырвал руку из ее ладошки, дверь за ними закрылась и свет, пылающий, белый, яркий, заставил зажмуриться и на мгновение забыть, зачем они вообще сюда пришли.
Приятный мужской голос вывел их из оцепенения.
– Саша, Петя… – Он мельком посмотрел в журнал, лежащий перед ним на столе. – Проходите сюда, не бойтесь. Ваши шарики ждут. Но сперва маленький укольчик. Комарик укусил и все.
Кто-то подхватил Петю под руку, провел вперед, звякнули инструменты – он напрягся электрической дугой, предплечье смазали спиртом, – пахучий противный запах ударил в нос, отчего голова закружилась, а потом – глуховатый, с механической отдачей звук, будто толкнули в плечо – Макс толкнул: ЦЫК!
– Вот и все! – услышал он над своим ухом.
Петя открыл глаза. Врач, красивый мужчина, с бородкой, в колпаке, что-то записывал в большую амбарную книгу. Медсестра, девушка с ясными голубыми глазами – вложила ему в руку ленточку и крепко сжала.
– Держи, – сказала она. – Ты молодец, герой!
Петя кивнул, ощущая, как его заливает острое чувство благодарности и чего-то еще – неведомого, но такого мощного и приятного чувства, которого он доселе не испытывал никогда. Он чувствовал себя всесильным. И, конечно же, Саша, это она помогла ему не испугаться, она, она!
Он повернулся к ней. Саша стояла возле двери, дожидаясь своей очереди. Такая красивая, подумал он. Такая… смелая.
Саша улыбнулась и показала глазами вверх.
Он сначала не понял, а потом, когда лента потянула руку – поднял глаза.
Там, под самым потолком парил не просто шар с рисунком, это был шар в виде тигра, с полосками, мордой, лапами и хвостом. Таких шаров точно ни у кого не было. У него перехватило дыхание и тут же захотелось похвастаться перед всей группой. Секунду помедлив, он посмотрел на медсестру. Она кивнула ему и он, окрыленный и счастливый, выскочил за дверь, удерживая за собой ОСОБЫЙ ШАР.
В последний момент он обернулся, но Саши уже не увидел.
Дверь захлопнулась.
Тот день запомнился ему не особым шаром в виде тигра, не тем, что он чуть не описался от страха, когда ждал, вцепившись в руку Саши, очереди на прививку. И даже не чувствительным ударом в плечо. Он запомнился ему пронизывающим воем сирен машин скорой помощи, белыми от ужаса лицами взрослых, перепуганными детьми, судорожно сжимающими свои разноцветные шарики, спутавшимися под потолком.
Все эти годы, раз за разом ему снился один и тот же сон: он просыпался, вскакивал, сжимая руку в кулак, смотрел в непроглядную темень ночи, силясь отворить ту самую дверь, бросался к ней, спотыкаясь о разбросанные учебники, хватался за ручку, в надежде, что там, снаружи он увидит свет. Дверь отворялась, но раз за разом он видел только тьму. И чей-то пристальный взгляд оттуда.