Сергей Панченко
Черный спектр. Книга 2
– Если нас поймают, все равно сдадут на наш рынок, у них же Кодекс. Беглый обращенный должен быть возвращен хозяевам.
– Будем более осторожными, чтобы не попасться. Попробуем идти ночами, а днем прятаться и спать, – предложил Славка.
– Можно идти от одного поселка к другому. Тру́сы не любят их, боятся, им там все время что-то мерещится, – обстоятельно посоветовал Жора.
– Да, это хорошая идея, – согласился Славка.
– А кто-нибудь из вас верит, что есть места, в которых живут такие, как мы, и куда тру́сы не могут попасть? – неожиданно спросил Морда и оглядел товарищей горящим взглядом.
– Я не верю, – растягивая слова, произнес Пятак и зевнул. – Сказки, чтобы не одуреть от безнадеги.
– А кто-нибудь из вас хоть раз слышал в голове голос, который рассказывал об этом? – поинтересовался Славка.
Ни с кем, кроме слепого Ильи, он не делился прежде.
– Нет, мой голос обычно говорит, что пора бы пожрать, – усмехнулся Морда.
– У меня тоже нет никаких голосов, – признался Жора.
Васька и Пятак тоже никогда не слышали внутри себя никаких особенных голосов.
– А у тебя был, что ли? – недоверчиво спросил Пятак.
– Да. Много раз. Но он такой нечеткий, нужна абсолютная тишина, чтоб слышать его. А где ее у нас найти? Либо работаешь как конь, либо дрыхнешь без сил. – Славка решил, что сейчас самое время рассказать об этом. – Я не чокнулся, не думайте, мы со слепым Ильей обсуждали эту тему и он повторил все то же, что слышал я.
– Да ладно? – изумился Пятак. – И чё там он бубнил?
– Ну, что есть такие места, куда обращенным можно спрятаться от тру́сов. Что там нас ждут и всегда рады.
– А как туда попасть? – Морда напряженно уставился на товарища, веря, что тот сейчас даст ответ.
– Я не знаю. Этот голос что-то говорил о том, что надо развивать в себе какой-то дар и тогда можно увидеть вокруг гораздо больше, в том числе и то место, где можно спрятаться.
– Расплывчато. – Жора поворошил прогорающие угли в костре. – Лучше бы он назвал географический ориентир, в который надо прийти.
– Он что-то говорил о сияющей на закате короне, которая может указать путь, но не сказал, где ее можно увидеть, – поделился Славка.
– Звучит, как проповеди, на которые ходят необращенные, – фыркнул Жора. – Приди туда, не знаю куда, соблюдай то, не знаю что, и тогда черный спектр не дотянется до тебя. Жареному это не помогло.
– Лет через десять тру́сы совсем перестанут выходить из безопасных зон, – предположил Пятак. – И тогда этот мир станет нашим.
– Не, бегать десять лет я не согласен. – Морда завертел головой. – Мне тогда уже будет далеко за двадцать, а я не видел ни одного обращенного в этом возрасте. Может, мы и не живем так долго.
– Убивают нашего брата, – жестко ответил ему Славка. – Из-за страха. Боятся, что мы соберем силу.
– Согласен, – покивал Жора. – На то они и тру́сы, чтобы всего бояться. Только надеяться, что вскоре что-то поменяется наивно. Необращенные не сдадутся просто так, они за жизнь цепляются сильнее, чем мы. Даже если они засядут в зонах, то придумают, как управлять нами, не выходя оттуда. Нам нужно место, где они нас не найдут, чтобы набраться сил.
– Если только оно существует. Потому что пока это похоже на сказку, которую рассказывают детям перед сном. – Жора зевнул. – Давайте спать.
Славка поделил между всеми смены дежурства и заступил первым, хотя глаза закрывались от усталости. Его товарищи легли спать, а он выбрался из-под моста и уселся на край, свесив ноги. Под слабым сиянием звезд он видел извивающуюся змеей реку, темнеющий лес и очень далеко мерцающие в движущемся воздухе огни. Наверное, это тоже был чей-то невольничий рынок, в котором сейчас жили такие же мальчишки и девчонки, как и он, заключенные в неволю по причине страха перед ними. Их доля была тяжелой, а участь печальной. Они не заслуживали того, как с ними обращались, потому что урожденные обращенными намеренно не собирались никому вредить. Для тру́сов они были тварями от рождения, не заслуживающими ничего, кроме рабского труда и быстрой смерти.
Глава 2
Максим уже и не помнил себя в человеческом обличье. Тело лежало внутри сферы много лет в особом состоянии, не портясь, и уже казалось мусором, а не тем, кем он считал себя раньше. Все человеческое стало Максиму чуждым. Вернее, всё, что требовало тело для своей жизнедеятельности: пища, дыхание, сон, страх. Потеря последнего совершенно преобразила образ мышления. Страх в человеке существовал ради сохранения материальной оболочки, в которой был прописан основополагающим инстинктом, влияющим на многие аспекты принятия решений. Осознав себя практически бессмертным, Максим почувствовал неимоверную силу и желание применить ее с пользой.
Пользу свою он увидел в помощи людям, начавшим меняться, либо родились с этими изменениями. И в первую очередь он начал со своей семьи. Освоившись в своей новой ипостаси, которая благодаря его вхождению в некий волновой узел, где во главе стоял Лидер, как он просил себя величать, превратила его в более эффективную структуру, способную менять физику в недоступном человеческому пониманию смысле. Проще говоря, играя с особыми видами энергий, составляющими ткань вселенной, можно было создавать аномальные участки, недоступные простым смертным, а также обращенным, не умеющим пользоваться своим даром.
Дочь Вероника видела и слышала отца, поэтому ему не составило особого труда рассказать ей о том, что надо валить из Миролюба, пока людей не начали настраивать против таких, как она и мама. Маша верила дочери, хотя и пребывала в состоянии страха, по привычке боясь выходить за территорию точки Лагранжа. Максиму пришлось вести своих женщин, как навигатору, прокладывая маршрут от одной точки до другой, чтобы они не попали не к тем людям. Благо после его включения в цепочку последователей Лидера, желающих перемещаться между точками Лагранжа без дела, стало намного меньше.
Первую зону Максим сделал неподалеку от Белых Зорь, специально, чтобы его женщины имели возможность во время миграции точки потихоньку приворовывать пропитание у её жителей. Пока у них не было возможности самим производить еду, приходилось идти наперекор собственной морали. Пространственная аномалия в радиусе составила более километра, вокруг избушки лесничего. Вероника умела запросто пересекать границы аномалии в обе стороны, а Маша только в одну. Выйдя за ее пределы в одиночку, назад вернуться она уже не могла, только вместе с дочерью.
Постепенно Максим достучался до сознания Макара, который после этого смог уговорить Николая, а затем и Толика с Кайратом отправиться в сторону созданной им аномалии. Напарники Николая не поддержали командира и уехали на паровозе домой. А четверо его товарищей вскоре пересекли барьер и очутились вместе с его женщинами. Появление мужчин позволило привести заброшенный дом лесничего в приличное состояние и подготовиться к зиме.
Люди, живущие в Белых Зорях, наверное, уже начали верить в чертовщину из-за этой части территории, накрытой аномалией. Круг в два километра был просто вырезан, а его границы склеены так, что заметить это совершенно невозможно. У тех, кто помнил эти места иначе, запросто могли возникнуть подозрения в собственной неадекватности. Также невозможно было не заметить пропажи. Пропадали вещи, домашние животные, продукты. Не в больших количествах, чтобы не вызывать жажду мести и желание найти вора, а в таких, которыми люди могли пренебречь.
Мужчины из аномалии промышляли охотой, поэтому в мясе, основном продукте питания, недостатка не возникало. Собирали грибы, ягоды, орехи, готовились к зиме, как могли. Из-за того, что Веронике постоянно приходилось находиться с теми, кто выходил за пределы круга, она быстро набиралась боевого опыта, взрослея не по годам. Через год она самостоятельно покинула круг, пробралась в Белые Зори, где в тот момент стояла точка Лагранжа, чтобы пообщаться с девочкой с такими же способностями. Она сделала это как раз в тот момент, когда жители деревни уже собирались выгнать ее из-за того, что она нечаянно чуть не погубила родного ребенка приемных родителей. Максим рассказал Веронике об этой девочке, но про спасение не обмолвился ни словом. Инициатива спасти ребенка целиком и полностью исходила от дочери. Девочка, которую звали Лейлой, поверила ей и ушла из деревни, пока никто не видел.
Максим увидел в поступке дочери ее предназначение. Вместе они представляли идеальный тандем и могли заняться поиском и спасением людей с новыми способностями. Это дело оказалось очень востребованным, потому что день ото дня неприятие людей с черным спектром во взгляде усиливалось. Начались гонения даже в продвинутом Миролюбе, а в других точках деградация социальных устоев происходила семимильными шагами, вскоре дошло и до казней. Обращенным рубили головы, сжигали на кострах, вымещая суеверный страх в диких изуверствах.
Максим через дочь направлял отряд своих товарищей туда, где возникала в этом необходимость. Еще через год количество жителей аномалии возросло до двух сотен. Ее стало невозможно скрывать из-за потребности прокормить такое количество народа. Пришлось создавать ее в том месте, где имелось достаточное количество жилья. Максим вспомнил про переезд, находившийся неподалеку от Белых Зорь. В районе него на расстоянии тридцати километров не было ни одной точки Лагранжа.
После миграции население увеличилось до пятисот человек. Обращенные почувствовали силу и, уже не боясь, покидали аномалию вооруженными отрядами, готовые дать бой тем, кто не считал их людьми. Стычки показали, что удача была на их стороне. По округе поползли слухи о растущей агрессивной популяции нелюдей. Сговорившиеся между собой на почве появления общего врага власти разных общин собрали приличную армию под три тысячи человек и устроили настоящую блокаду аномалии, парализовав охоту и другие источники пополнения пропитания. Многие, кто бывал прежде в этих местах, оставались в полном недоумении из-за исчезновения поселения. Интуитивно некоторые предполагали, что без происков черного спектра тут не обошлось. У многих на слуху были истории о деревнях зомби, расположенных за кольцом кристаллов, которые могли просто пропасть на несколько часов, а затем появиться. Видимо, из этих соображений армия дежурила на месте исчезнувшего разъезда, ожидая его появления.
Армия сидела на месте, пока не подошло к концу топливо, обеспечивающее генераторы, модулирующие антиволну черного спектра. Судя по тому, что за время блокады не произошло ни одной стычки, место расположения нелюдей они определили правильно. Из-за этого в округе стало небезопасно находиться. Военные патрули шныряли по всем дорогам. В каждом овраге можно было напороться на растяжку или наступить на мину на какой-нибудь лесной тропинке.
Однако слухи об объединении людей с новыми способностями грели душу последним, а также родителям особенных детей, отчаявшимся найти для себя укромное место для жизни. Максим видел это все, но достучаться до них не мог. Многие не понимали, что дар, возникший, как ответная реакция организма на появление волнового разума, можно развивать. И самым необходимым свойством для коммуникации между обращенными людьми являлась телепатия. Тогда Максим смог поговорить бы с каждым и вложить ему все необходимое для того, чтобы добраться до безопасного места.
В самой аномалии Вероника занималась просвещением ее жителей. Мать наконец-то научилась концентрироваться и впервые с момента исчезновения мужа смогла с ним поговорить. Она так впечатлилась этим, что на неделю потеряла над собой контроль и способность концентрироваться. Эмоциональность у нее осталась от прежней Маши. Вскоре жители аномалии научились понимать друг друга без слов, видеть барьер, ограждающий их от остального мира, и выходить на связь с Максимом. Теперь необходимости отправлять Веронику с каждым отрядом больше не было. Мужчины ходили теперь самостоятельно, небольшими боевыми группами, по заранее разведанным адресам.
Число жителей снова начало возрастать. Прибавилось еды, добытой охотой, рыбалкой и собирательством. Многим, оказавшимся в аномалии, после того отношения к ним со стороны обычных людей, казалось, что они очутились в раю. Общество себе подобных значило невероятно много для них. Никто не смотрел с затаенной злобой или страхом, никто не угрожал. Неудивительно, что сплоченность людей внутри аномалии, взаимопомощь и прочие добродетели находились на более высоком уровне, чем в обычных общинах.
Только всему хорошему неожиданно пришел конец и причиной тому оказался сам Лидер, узревший в самостоятельности Максима разногласия с его видением ситуации. Будучи более сильным благодаря команде безропотных помощников, он ослабил способности Максима и предупредил, что создаст невыносимые условия, если тот продолжит играть в свою игру. Лидер ждал, когда обращенные соберутся достаточной силой, создадут армию и при помощи оружия и новых способностей уничтожат не приспособившееся к новым условиям человечество. У него было достаточно времени и терпения, чтобы ждать результатов десятилетиями. Максим, даже после потери физического тела, мыслил человеческими категориями. Он мечтал, чтобы его жена и дочь жили спокойно, занимаясь семейными делами. Чтобы друзья не гибли в конкурентной борьбе, минимально соприкасаясь со своими врагами. Максим хотел мира для них здесь и сейчас и мог его предоставить.
Случилось страшное, барьер аномалии, защищающей обращенных от мира, исчез. Вероника пыталась связаться с отцом, но получалось это плохо. Образ его не проявлялся, а голос едва слышался. Он предупредил, о том, что теперь им придется действовать самостоятельно, не полагаясь на его помощь. Колония обращенных, оставшись на виду, вынуждена была начать миграцию в сторону кольца безопасности, выращенного для ограждения людей от попыток проникнуть в зону, откуда, считалось, идет излучение черного спектра.
Люди шли ночами, по следам своих разведчиков. Днем прятались по лесам. Случались стычки, заканчивающиеся кровавыми перестрелками. Уже перед самым кольцом кристаллов, разросшимся и почти сомкнувшимся в единую линию, случился решительный бой, закончившийся прорывом за периметр. После того как Максим присоединился к команде Лидера, излучение между кольцом безопасности и зоной, где находился шар, усилилось многократно. Чтобы выжить за кольцом, нужны были совсем другие мощности, которыми люди к тому времени почти не располагали.
Прореженная община обращенных, только очутившись за кольцом кристаллов, почувствовала себя в относительной безопасности. Здесь жили странные люди без эмоций, поклоняющиеся каким-то культам и требующие для продолжения своей жизнедеятельности выбросов энергии. Их звали зомби из-за того, что всех их оживили вскоре после смерти. Зомби казались безвредными, если не лезть на их территорию. Они были одержимы черным спектром в большей степени, чем обращенные при жизни или от рождения, но в силу некоторого характерного идиотизма пользовались способностями крайне редко.
Еще здесь жили немтыри, бывшие бойцы и помощники Фирлеза, стоявшего сейчас остекленевшим памятником на гранитном постаменте, вместо бюста какого-то ученого деятеля прошлого. Немтыри были хорошо вооружены, но опасности не представляли. Многие из прибывших людей уже умели общаться телепатически и местные приняли их за своих. Вообще, территория между кольцом и зоной превратилась в земли, на которых жили только люди, измененные черным спектром. Каждый вечер эти земли озаряла кратковременная вспышка короны откуда-то из центра зоны, куда не было доступа никому. Только однажды она впустила отца Вероники, признав его достойным представителем рода человеческого. Дочь старалась не пропускать сияние короны, веря, что это делает отец, напоминая о себе и предупреждая, что он все еще заботится о ней.
Нике исполнился двадцать один год. Она совсем отвыкла от полной формы имени, считая его пригодной только ребенку. По меркам общины она была уже очень взрослой женщиной. За все время жизни за кольцом она раз десять выходила во внешний мир, чтобы освободить хотя бы несколько человек, жизнь которых превратилась в настоящий ад. После того как их община с боями прорвалась за периметр, на обращенных началась облава, закончившаяся созданием невольничьих рынков, где, словно рабы, жили люди новой формации. Их унижали, нещадно эксплуатировали, убивали по малейшему поводу. Оставить это без внимания Ника не могла. От отца ей досталось чувство справедливости и необоримое желание действовать во имя него.
Ника сколотила отряд из самых смышленых ребят и девчат, с которым устраивала набеги на ближайшие рынки невольников, уводя оттуда по пять-десять человек за раз. Мать не разделяла ее геройства, думая в первую очередь о себе. Не хотела в случае смерти дочери испытать вселенскую скорбь. Когда она увидела, как Ника снова куда-то собирается, сердце ее невольно сжалось от дурных предчувствий.
– Куда ты? – поинтересовалась мать, нахмурив брови.
– Мам, я быстро. Папка сказал, что с невольничьего рынка сбежали ребята, один из них очень одаренный. Хочет, чтобы я перехватила его по дороге, пока они не встряли в неприятности.
– Н-ц, вы там с отцом совсем сдурели от своих игрушек. – Мать плотно сжала губы.
Ноздри у нее раздулись от возмущения. Она совсем не разделяла с Максимом взглядов на воспитание дочери. Одних рассказов спасенных рабов хватало, чтобы понять, в какую одичалость скатился мир, как низко ценилась жизнь, и какое удовольствие доставляло одним наблюдать унижение и смерть других.
– Это не игрушки, – отрезала Ника. – Это живые люди. Они хотят жить так же, как и мы. Мы же не хотим прятаться, не хотим, чтобы наши дети и внуки жили как крысы по норам. Для этого надо что-то делать. Одних страдальческих взглядов через забор недостаточно. Папка сказал, что наша популяция должна расти, а их сокращаться, чтобы через пару сотен лет бескровно завершить переход мира во власть таких людей, как мы. Пластичных, добрых, справедливых. – Ника повесила на плечо автомат. – К тому же папин голос ведет меня по безопасным маршрутам. Мне ничего не грозит.
– Ты же не всегда можешь его слышать?
– Я слышу его, когда мне это нужнее всего. Представляешь, тот мальчишка, на выручку которому я собираюсь, тоже слышит голос отца.
– Н-ц, одна я его не слышу. – Маша расстроилась еще сильнее.
– Обязательно услышишь, мамочка. – Ника крепко обняла мать. – Папа обещал найти способ снова быть сильным, а я помогаю ему в этом.
– Вероничка, я ни черта не понимаю, что сейчас происходит в мире. Хочется жить простой спокойной жизнью и, самое главное, понимать, как ее можно прожить, а я ничего не понимаю. Чем ты занимаешься, где Максим, как вы слышите друг друга? Я превратилась в старую глупую овцу, которая уже ничего не способна воспринимать.
– Мамуля, ты молодая и умная, как и раньше, просто ты, как и многие, подсознательно стараешься воспринимать действительность с позиции прежнего мировоззрения. Это защитная реакция на новое и непонятное. Давай ты пообещаешь мне, что по возвращении я снова займусь с тобой медитацией. Тебе надо научиться чувствовать то, что умею я, чтобы поговорить с папой.
– Н-ц, не знаю, – произнесла Маша неуверенно – У меня такое ощущение, что люди поголовно помешались на этом волновом разуме и верят во всякие сказки.
– Сказки – это то, что ты рассказывала мне на ночь о прежней жизни. Если в них жить, то конец у них обязательно будет печальный. – Ника решительно отстранилась от матери и поправила на себе камуфляжный костюм, сшитый и покрашенный ею самой. – Пойду, надо ребят собрать. Всё будет хорошо.
Ника звонко чмокнула мать в щеку и убежала, чтобы не видеть ее слез. По дороге ей попался Анатолий, друг отца, с которым он выходил во внешку много раз. Выглядел он угрюмым, впрочем, как всегда.
– Здорова, принцесса, – Анатолий поздоровался первым.
– Здрасьте, дядь Толь. – Ника хотела проскочить мимо, но друг отца ее остановил.
– На дело? – спросил он, словно знал, что так и есть.
– Ну да, папа кое-что рассказал, – назвала Ника обтекаемую причину выхода.
– Короче, принцесса, у меня для тебя кое-что есть. – Анатолий полез в карман и вынул оттуда какой-то предмет, завернутый в тряпицу. Он бережно развернул ее. Внутри оказался пистолет Макарова, блестящий от масла. – Возьми, мне он больше не нужен, а тебе пригодится.
У Ники разгорелись глаза. Она любила огнестрельное оружие. Его до сих пор было много, но стрелять из него нечем. Патроны почти все израсходовали на войны, закончившиеся лет десять назад. Те, что изредка находили, обычно для стрельбы не годились из-за сырого пороха, потерявшего способность воспламеняться от капсюля.
– В обойме пять патронов, – предупредил Анатолий. – Надеюсь, они еще рабочие. Бери. – Он вложил Нике пистолет в руку. – Он помнит твоего отца молодым. Сберег. Вытри только, чтобы грязь не липла.
Ника взяла пистолет. Рукоятка удобно легла в ладонь. Ей нравилось это ощущение силы, сконцентрированное в железном предмете.
– Спасибо, дядь Толь. Я не ожидала.
– Не ожидала она, – буркнул по-стариковски он. – Я сам от себя не ожидал. Думал застрелиться из него до наступления маразма, но по ходу не успел.
Анатолий козырнул и пошел дальше, тяжело переставляя ноги. Ника постояла мгновение в раздумье, затем пошла дальше. Ее удивила осведомленность Анатолия насчет ее выхода. Обычно об этом никто не знал до самого последнего момента. Ника сообщала руководству общины непосредственно перед выходом. Она решила, что кто-то из ребят проинформировал отцовского друга. За Анатолием и другими ветеранами закрепился статус почетных жителей. Молодежь равнялась на них и могла доверить сведения о выходе из уважения. В этом не было ничего плохого, никакой утечки быть не могло. Барьер из кристаллов надежно отгораживал разошедшиеся эволюционные ветки человечества друг от друга.
Ника застала команду на скамейках площадки, где происходили собрания общины или выступления творческих групп.
– Все в сборе? – спросила она.
Костяк из пяти проверенных бойцов был на месте. Шепот, Уля, Чирок, Таша и Замес. Три парня и две девушки, все обращенные от рождения.
– Все. – Уля сунула в ножны самодельный нож, которым до этого что-то вырезала на скамье.
– Какие вводные? – поинтересовался Замес, самый крепкий боец из всей команды.
– С рынка невольников в этом районе… – Ника постелила перед напарниками карту и ткнула пальцем, – сбежали мальчишки. Один из них очень одаренный. Отец сказал, что тот слышит его. Если он окажется у нас, его дар разовьется намного лучше.
– Далековато. – Чирок почесал за ухом. – Придется проскочить через пять кордонов.
– Придется, – согласилась Ника. – Надо поспешить, чтобы до них не добрались рабовладельцы.
– А почему они сбежали? – спросила Таша, которая на манер Вероники тоже решила оставить от своего имени Наташа последнюю часть.
– Несчастный случай. С ними был человек, он исчез из-за сломавшегося зонтика. Как минимум их ослепят. А тот парень, который нам нужен, среди них был главным, так что с него спросится еще больше.
– Мракобесие. Они же ни при чем? За что с них спрос? – возмущенно спросил Шепот.
– В смерти человека априори виноваты обращенные. Если их не наказывать, то народ начнет бояться еще сильнее. Мы для них страшнее ночного кошмара, потому что они чувствуют свою слабость перед нами и понимают, что их время уходит. Природа дает нам шанс закончить это противостояние как можно скорее, и мы не должны упускать его. – Ника завершила обзор задания мощной мотивирующей речью. – Все готовы?
– Все, – ответил за всех Замес. – Через какой проход выйдем во внешку?
Проходы, оставшиеся в тех местах, где кольцо кристаллов не сомкнулось, использовали для выхода на другую сторону. О них было известно не только жителям внутренней области, но и внешней, и потому проходы всегда находились под наблюдением и часто минировались. Превентивные меры со стороны необращенных были оправданы, проще держать немногочисленные прорехи в барьере, предотвращая проникновение «диверсантов», чем искать их потом, на необъятных территориях, которые они могли контролировать только условно, из-под зонтика излучателя.
– Через подземный, – ответила Ника и указала на то место на карте, где рядом не было никакого известного прохода.
– Подземный? – переспросил Замес, решив, что их разыгрывают.
– Да, подземный, – с явным удовольствием повторила Ника. – Макар с товарищами предложил, я поддержала. Решили сделать сюрприз, чтобы никто не знал. Так безопаснее. Выход в лесу, так что можно не дожидаться сумерек.
– Ничего себе, здорово. – Замес сжал кулак и потряс рукой от переполнявших его чувств.
Пересечение барьера было самой опасной частью операции, забравшей наибольшее количество человек.
– Тогда можно выходить прямо сейчас? – Таша поправила на себе амуницию и по привычке попрыгала.
– Конечно, чего ждать. Всем, кому надо, сказали пока? – поинтересовалась Ника у команды.
– Как обычно, каждый раз навек прощаюсь, когда ухожу на миг, – засмеялась Уля.
Строчки из старого стихотворения, которое никто не знал полностью, являлись девизом прощания группы, уходившей за кольцо и одновременно оберегом от несчастий. Члены команды проверили друг у друга подгонку снаряжения, после чего отправились к железнодорожной ветке. Командовал всей техникой, поставленной на рельсы, Николай, тот самый, управлявший бронепоездом, на котором Максим добрался до зоны. Мужчина оказался прекрасным инженером, изобретателем и рационализатором всего, что касалось его профессии. Внутри кольца было налажено движение на дрезинах, часть из них передвигалась от мускульной силы, а часть от паровых двигателей.
Паровозы требовали частого техосмотра из-за большой вероятности взрыва. Железо, из которых изготавливались котлы, было такое, какое нашли, поэтому состояние узлов и деталей приходилось постоянно контролировать визуально. В домике с пустыми оконными проемами и без дверей, гордо именуемом депо, постоянно слышался металлический стук. Рабочие придавали новым железным деталям необходимую форму, либо ремонтировали снятые. Из трубы на крыше поднимался густой черный дым, наполнявший окрестности характерным запахом кузницы.
Команда осталась снаружи. Внутрь прошла только Ника. Черный от копоти Николай вращал в щипцах раскаленную железяку, по ней лупил кувалдой его работник. Увидев Нику, друг отца кивнул ей на старый грязный табурет, чтобы подождала. Ждать пришлось минут десять. Николай окунул железку в чан с водой. Раздалось злое шипение, и повалил густой пар.
– Чего задумала? – поинтересовался Николай, подойдя к девушке.
– Во внешку идем, дрезину хотели спросить. Есть на ходу?
– Есть, но только у нас проблема. Смазка заканчивается. Салом смазывать не дело, я его лучше сам съем, нужны углеводороды.
– Дядь Коль, мы по конкретному делу идем, беглецов спасать. – Нике стало неудобно перед отцовским другом.
– А я тебя и не прошу планы менять. Попроси батю глянуть своим орлиным зрением на мир, может, завалялась где-нибудь в тупике цистерна-другая с нефтью, или грузовичок хотя бы. Пусть координаты даст, а мы придумаем, как забрать. Ладно? Привет ему, кстати. Как у него там всё? Про здоровье не спрашиваю.
Ника рассмеялась над шуткой про здоровье. Николай каждый раз интересовался им, зная, что в той форме существования, в которой находился его друг, понятие здоровья ничего не значит.
– Нормально. Общаемся потихоньку. Он часто бывает среди нас, но из-за разногласий с Лидером я перестала его видеть, только слышу.
– Вот везде, куда ни сунься, возникают разногласия. Чего людям спокойно не живется? Я понимаю, плоть слаба, но в их эфемерном состоянии чего делить-то? – Николай возмущенно постучал черным кулаком в стену.
– Из-за нас спорят, – пояснила Ника. – Дрезину дадите?
– Бери вон ту, только вчера подшипники поменяли. – Николай указал пальцем. – И про мою просьбу не забудь, для всех стараюсь.
– Не забуду, дядь Коль. Если папа был рядом, он сам все слышал.
Ника выкатилась из депо на дрезине. Команда запрыгнула на нее на ходу. За рычаги взялись парни и мощными движениями качельного рычага разогнали повозку. До барьера надо было добираться километров двадцать. Пешком путь занимал четыре часа, а на дрезине всего тридцать минут. Пользуясь моментом, Ника смотрела по сторонам, с удовольствием рассматривая, чем живет мир, отделенный барьером от остального.
Луга пестрели коровьими спинами. На местах вырубок леса народ занимался высаживанием саженцев деревьев, чтобы не ждать, когда это сделает природа. По паровому полю быки таскали сцепки с культиваторами, очищая их от сорняков. Узкое подсолнечное поле, зажатое между лесом и рекой, желтело только начавшими образовываться цветочными шляпками. У реки, с противоположной от подсолнухов стороны, на водопое стояло стадо бычков на откорме. Еще безрогие животные лениво взирали на грохочущую по стыкам путей повозку, обмахивая себя хвостами и отгоняя назойливую мошкару.
От старших Ника знала, что до катастрофы отношение к труду было иным. Тогда люди ходили на работу, чтобы заработать деньги, ими рассчитывались за товар, и это вынуждало их принимать труд как необходимое зло. Как ей казалось, во внешке еще осталось прежнее отношение к труду, хотя и оно видоизменилось из-за появления рабов. Внутри кольца деньги не ходили, но был учет трудовой дисциплины, на нарушение могли пойти только люди недалекие или крайне ленивые. В целом люди понимали, что работают для себя, и что сложенные вместе усилия каждого дадут прекрасный результат в будущем для всех. Редко можно было увидеть человека, выполняющего свою работу с неудовольствием. На фоне заинтересованности в результатах труда процветали новшества, направленные на увеличение эффективности работы. Рационализаторство поощрялось в любом виде трудовой деятельности.
Обращенные, попавшие к ним из лагерей, первое время не понимали, как здесь устроена жизнь. Натерпевшись лишений, они старались запасаться впрок и не гнушались воровства, от чего их быстро и эффективно отучали. Освоившись и поняв, что голод им больше не грозит, новички принимали ценности нового мира и уже сами становились их проводниками. За более чем десятилетний срок существования сообщества нового типа формальное наказание в виде исключения из общины не применялось ни разу.
Дрезина заехала под сень почти сомкнувшихся над головой крон деревьев. Пространство наполнилось разнообразным птичьим пением. Здоровый лось стоял у обочины и меланхолично жевал зеленый лист борщевика, провожая взглядом громыхающую повозку с людьми. Вблизи человеческого поселения охота на диких животных была запрещена. Потому они и жались к людям и совсем перестали их бояться.
