Сергей Семенович Монастырский
Жизнь после жизни
А Любка выглядывает из-под гостя и с увлечением сосет ледяшку на палочке.
Я даже не помню, как я кричала, подбегая к спальне, как я стаскивала эту сволочь с моей девочки!
Я стаскивала, а Любка кричала, билась в истерике.
– Мамочка, мамочка, не ругайся, мы просто в письки играли!
– Какие письки!? – Я вдруг увидела и, по-моему, впервые все осознала, что писька моей малышки, это вполне взрослый, заросший волосиками половой орган зрелой женщины!
… Согласие врачу я дала.
… Ужасно мне было привыкать к этой жизни!
Но было в ситуации этого дурдома и хорошее.
Сокамерницы по палате – так я про себя стала называть этих женщин, с которыми потом немного познакомилась, со временем и вправду стали воспринимать Любу, как ребенка.
Инстинкт материнства у большинства из них еще сохранился, стали с ней соответственно обращаться. Играть, бегать, сюсюкать!
В общем, Любке с ними жилось, как дома.
А в выходные я забирала ее домой.
Конечно, мы не ходили с ней на детские площадки, не играли в песочнице! Можно себе представить, как бы на нее смотрели!
Мы гуляли в парке. И это выглядело так, будто идут две женщины, подруги и, наверное, что-то обсуждают!
Но в основном были дома.
И больше к себе домой я никого не пускала! Я оборвала все связи. Моя жизнь была работа – дом!
И была и есть!
Страх у меня только один: что будет, когда я умру?
У меня ведь из родных никого нет. У меня не было мужа – Любка родилась от случайной и очень короткой любви. Потому нет родни со стороны не случившегося мужа.
Родители мои не перенесли пандемии, поэтому в их квартире мы с Любкой и живем.
Сестер и братьев не было ни у кого!
Хотя мне только пятьдесят четыре, но кто знает, все мы под богом ходим!
Жизнь моя теперь состоит, и будет состоять только из одной моей доченьки, взрослой женщины, которая останется на ее счастье вечной девочкой!
Останется. Мне врач сказал.
А счастье ребенка, это мое счастье!
С этой мыслью я засыпаю.
Мария. Медсестра.
Ночное дежурство для медсестер – самая легкая для нас работа. Только спать к утру очень хочется! А так – ничего. Раз в два часа обойти палаты, просто на всякий случай. Или кто-то тревожной кнопкой вызовет…
Сегодня дежурить моя очередь.
Серые сумерки вползают в окно медицинского поста. Лежу на жесткой кушетке и думаю. В принципе-то мне жалко их всех. И все больные в нашем отделении – тяжелые.
О том думаю, что мое счастье, что я нахожусь не с той стороны палаты, а с этой и какими бы не были мои проблемы, а с той стороны больничной палаты, не дай бог, господи, оказаться там за этими дверями. Там, где лежит этот немой, безучастный ко всему парень, там, где лежит дородная с сиськами пятого размера тетка, думающая, что она живет в своем счастливом пятилетнем детстве, и прижавшаяся к ней щекой мать, вынужденная поддерживать эту игру.
И где лежит еще много полулюдей, и самое страшное для них начинается не здесь, где они проведут несколько недель на легальном положении при очередном обследовании, а там, за стеной больницы, где они будут проводить всю оставшуюся им жизнь!
… Ночь успокаивает, лечит, дрема начинает смыкать глаза, но я уже знаю привычное от этого спасение. Я иду и открываю кран в процедурной, промываю холодной водой глаза, и возвращаюсь на место. Наш сегодняшний дежурный врач, увидев меня в рамке открытой двери кабинета, улыбается и показывает на часы. Мол, осталось всего два часа! Держись!
А утром я открою дверь своей квартиры, и опять встретит меня эта девица, в полураспахнутом халате, откуда будут торчать ее ненавистные мне молодые грудки:
– Здравствуй, мама!
Какая я ей мама! Еще полгода назад я её знать не знала. И вот, пожалуйста, она здесь хозяйка, а я, оказывается, ее мама!
Мама твоя в ста пятидесяти километрах в деревеньке «Дурнево», откуда только такие как ты в город к нам и приезжают!
Нет, это конечно моя вина!
… Когда наш папа благополучно исчез, сначала на время – вроде уехал на заработки, а оказалось навсегда, я сказала себе: мой сын, пусть и безотцовщина, пусть жить будем небогато, – но он будет самым лучшим, самым успешным парнем всегда и везде!
В моем понимании, это значило: хорошо учиться, поступить в институт, он был начитанным, мы будем ходить с ним по театрам и выставкам…
И уж, конечно, это будет самый воспитанный мальчик. Никого мата, никаких компьютерных стрелялок!
В общем, вот такая программа.
И она все эти девятнадцать лет выполнялась!
И какой результат?!
Начиная с детского садика, а уж, в школе, особенно, его, били постоянно! Над его «Здраствуйте, пожалуйста, будьте добры … смеялся весь класс!
С ним никто не дружил.
В общем, благодаря моему воспитанию, на которое умилялись учителя и знакомые, провел эти годы в депрессии и одиночестве.
Дважды я отводила его от суицида.
