Лучшее зеркало для человека – его поступки. Пять лет назад Олегу, тогда ещё молодому сыщику, удалось распутать одно сложное дело, связанное с банковскими махинациями и убийством. Все улики указывали на заместителя руководителя банка. Но Князев сумел разобраться и вывел на чистую воду истинных преступников. С тех пор отец подозреваемого считал себя в неоплатном долгу перед капитаном. К нему в клинику Олег и привёз раненного эксперта-криминалиста. Через полчаса ожидания из дверей вышел доктор Данилян.
– Арсен, ну что там с Шурой? – подскочил к нему с вопросом капитан.
– Плохо.
– Что?
– Плохо, говорю. Травма не опасная, но ребёнка она потеряла.
– Ребёнка?
– Ты не знал?
– Откуда? А! Это героиня не моего сердца. Я знаю того, кто мог стать отцом.
– Ну-ну. Могу обнадёжить. Всё будет нормально. У них ещё будут дети. Так что, Олег, успокой её мужа.
– Надо же! Ударили по голове матери, а пострадал ребёнок.
– Скорее всего – это результат стресса. На ранних стадиях беременности такое бывает. Мы её дня три понаблюдаем. Я позвоню, когда можно будет забрать.
– Спасибо тебе, Арсен Геворгович!
– Тебе, Олег, спасибо. Обращайся по любому поводу. Не забывай про старика. У меня, кстати, завтра праздник семейный. День рождения внучки. Приезжай с супругой к нам на дачу. Ты же знаешь, где она. И Людочка, и я, и естественно, Карен – все мы будем очень рады вас видеть.
– Не обещаю. С работой завал. Но, всё равно, спасибо за приглашение. Супруге горячий привет. И сыну тоже.
Олег ушёл. Доктор, сложив руки на груди, проводил его взглядом до дверей.
– Ай! Какой хороший человек!
Мозгами лучше пораскинуть, чем раскидываться. Голова без мозгов не болит. Голова капитана после удара по ней пистолетом изрядно побаливала. Но не только из-за травмы. Радужное предвкушение дачного отдыха после ранения Шурочки растворилось безвозвратно. Князев приехал в контору, где собирался дожидаться возвращения Адливанкина. В коридоре он встретил прикреплённого к его группе следователя Рябова.
– Макар, ты тоже остался без выходных?
– Вытащили. Свидетель до понедельника не мог подождать. Думает, что мы здесь живём.
– Какой свидетель?
– По делу о травматах. Когда началась пальба, он шёл по тротуару навстречу нашему покойничку.
– Ну? И что?
– Когда тот рухнул на землю, подумал, что в него пуля попала. Поэтому сразу бросился на помощь. Потом первым вызвал «скорую» и опергруппу. В суматохе его оттёрли от места происшествия, но так и не допросили.
– Всё как всегда у идиотов. Главное пёстрые ленты натянуть и создать иллюзию серьёзного расследования.
– Мужик оказался ответственным товарищем и сегодня припёрся в полицию. А они его отослали к нам. Меня поэтому и вызвали. Вы же на выезде.
– Я понял. Ты о деле докладывай.
Рябов сделал равнодушное выражение лица и стал небрежно крутить пластмассовый органайзер на столе.
– Да, ничего особенного.
– Ну!
– Говорит, что клиент был ещё жив, когда он к нему подполз.
– Что ты тянешь? Говори, если по делу что-то есть.
– Ему его слова сначала показались бредом. Но, подумав, он на всякий случай решил рассказать нам.
– Не томи.
– Да там всего пара слов, но на самом деле немного странных. Скончавшийся дедуля произнёс: «Они вывозят иконы, картины и скульптуры КамАЗами». И отдал богу душу. Из киношки, наверняка, возвращался. Набрался впечатлений. А иначе, кто при нормальной работе головного мозга, перед смертью будет болтать о самосвалах?
– Интересно. Жертву идентифицировали?
– Да! Но ничего особенного. Обычный старичок. Год до пенсии оставался. Курсаков Константин Николаевич.
– Кем работал?
– Хирургом в поликлинике.
– Макар! Ты партизан? Почему из тебя всю информацию клещами приходится тащить? В какой поликлинике?
– Это ведомственная поликлиника. В ней таможенники обслуживаются.
– Вот!
– Что «вот»?
– С этого надо было начинать.
– Что «начинать»?
– Рябов, не заводи меня. Я сегодня злой! Похороны когда?
– Похороны? Похороны завтра.
– Срочно отправляй его на вскрытие. И пусть кровь по полной программе исследуют.
– Думаешь, он не случайно помер?
– Думать не вредно. Но лучше знать наверняка! А ты пока развороши поликлинику. Только аккуратно, не привлекая особого внимания. Мол, положено так.
– Чего спрашивать?
– Узнай, с кем он контактировал из таможенников в последние три дня, неделю, месяц. Список составь соответствующий. А я посмотрю, подумаю, – и, взглянув на следователя, добавил: – вместе подумаем.
Несомненно, в государстве, как в огороде. Если нет порядка – не будет ни красоты, ни урожая. Трава! Откуда ты берёшься? За культурными растениями ухаживаешь, как за грудным ребёнком. Вынашиваешь, практически на руках. Кормишь, поишь, рыхлишь. И часто – всё напрасно. А сорняки растут сами собой. Хоть бы хны им, и на отсутствие ухода наплевать! Настя пропалывала клумбу. Закончив, зашла домой вымыть руки. Ополоснув колодезной водой лицо, она помотала тяжёлой гривой тёмно-русых волос и закинула их назад, закрепив заколкой. Взглянула на себя в зеркало. Вроде бы пока ничего. Даже очень ничего. Есть, конечно, признаки усталости под глазами и немного обветрила кожа. Надо сделать маску. Взяв из холодильника миску собранной утром клубники, Анастасия раздавила несколько ягод в деревянной чашке и смешала полученную массу со сметаной и оливковым маслом. Так, где моя кисточка для нанесения маски? Она всегда лежала рядом с чашей и деревянной ложечкой. Утром точно всё было в полном комплекте. Ну, я не знаю – опять Тёмка забрал!
– Сына, ты зачем взял мою кисточку? Сейчас же верни!
А в ответ тишина. Что же за пацан такой?
– Тёма, надо клубнику доесть.
В ответ сразу же раздался голос сына:
– Иду, мама.
По лестнице, ведущей на второй этаж, пулемётной очередью затопали ноги любителя сладенького. Руки и лицо его были вымазаны красками.
– Я здесь.
Настя приобняла сына, прижав его к своему бедру.
– Хорошо, что ты «здесь». Мне не хочется опять читать тебе нотацию. Догадываешься о чём я?
Артём между тем успел набить полный рот ягоды, поэтому ответил матери не совсем внятно, но уверенно:
– Конечно, я же сын Шерлока Холмса. Надо руки помыть.
– И руки тоже. Но по лестнице бегать нельзя. Я сто раз уже об этом говорила. Это опасно.
– Хорошо, мама, понял!
Сын схватил вазу с ягодами и, быстро перебирая ногами, затопал по ступенькам лестницы.
– Тёма!
– Что?
– Не торопись.
Сын остановился.
– Я и так еле иду. Практически крадусь.
– А руки?
– Они чистые.
Он уже собрался продолжить путь.
– Тёма, зачем ты взял мою кисточку?
– Я не брал.
– Врать не хорошо.
– Она мне нужна.
– Опять рисуешь?
– Нельзя что ли?
– Ладно, иди уже, Айвазовский.
– Я не Айвазовский, я Князев, – прокричал на бегу сынуля и исчез в своей комнате.
Бог с ним, пусть рисует. Я и пальцем маску нанесу. Сразу им и кожу помассирую. Ну, надо же, в кого он такой? Я девчонкой особо не увлекалась рисованием. Но у Артёма картины рождаются каким-то невероятным образом. Сами собой – из ниоткуда. Иногда даже хочется плакать, рассматривая его рисунки. Такие они самобытные и пронзительные в отражении того, что мы видим, но не замечаем вовсе. Может быть, это даровано свыше? Надо посмотреть, что он там сегодня ваяет.
Артём сидел на табурете, ел ягоду и смотрел на мольберт. Услышав шаги матери, он резко повернулся.
– Ну-у-у! Мам, художник должен сам решать, когда ему представлять своё творение на всеобщее обозрение.
– Ты говоришь, как работник Министерства культуры.
Сын вскочил и попытался загородить своим щуплым телом своё «творение».
– Не покажешь – я кисточку заберу.
– А покажу – ты будешь смеяться.
– Тём, разве я когда-нибудь смеялась?
– Ты, нет. Но мне самому стыдно.
– Заберу кисточку.
– Шантажистка. Смотри, если хочешь, – он отошёл в сторону. – Это только эскиз.
– Твои эскизы как раз очень хвалил Николай Григорьевич. А он, в отличие от нас, понимает в живописи.
– Это другое. Я картину хотел создать, а не эскиз.
Настя с интересом стала рассматривать полотно. На первый взгляд казалось, что оно просто обляпано мазками краски. Но Анастасия уже знала манеру сына. Присмотревшись, она стала различать объекты: какие-то страшные, подёрнутые дымкой драконьи головы, подобные тем, что мы часто различаем в облаках, пытались укусить человека, стоявшего в центре полотна с мечом в руке. Всё было исполнено тусклыми бесцветными красками. Только слюна драконов была окрашена в ярко-красный, практически фосфоресцирующий цвет. Впрочем, как и их глаза.
– Ты стал писать ужасы? Насмотрелся кошмариков?
– Нет, это миф.
– Миф? Что это за миф такой?
– Стыдно в таком возрасте не знать греческие мифы. Разве ты не видишь, что это головы стоглавой Гидры?
– Нет. Тут только: раз, два, три, четыре, пять, – пятиглавый Змей Горыныч.
Артём глубоко вздохнул, обвиснув всем телом: руки, как плети, а голова склонилась на грудь.
– Чего, молчишь?
– Я сказал, что это только эскиз картины. Зачем так рано пришла? Я ведь не звал. Во-вторых, я не фотограф, а художник. Художнику не обязательно изображать стоглавую гидру со всеми головами. Некоторые художники рисуют у человека четыре пальца. Но четырёхпалых людей не бывает!
– Ладно, ладно! Я вспомнила! Гидра – это дочь Ехидны и Тифона.
– Правильно.
– Она представляла собой очень ядовитую многоглавую змею.
– Оказывается, знаешь.
– Её победил Геркулес.
– Геракл, мама, Геракл!
– Геркулес и Геракл – это один и тот же персонаж древнегреческих мифов.
– Нет, её Геракл победил!
– Не буду с тобой спорить. Открой Википедию и почитай. Ей ты веришь больше, чем матери.
– Всегда так.
– Чего?
– Вы, взрослые, давите на детей своим авторитетом.
– Авторитетом? Ой, ой, ой! Ну, надо же, раздавили совсем.
Сын в последнее время стал выражаться по-взрослому. Явно сказывалось влияние Николая Григорьевича – его учителя в художественной школе.
– Что-то Геракл на нашего папку похож.
– Вовсе не похож.
– Я же вижу.
– Он и должен на него походить. Он должен походить на всех, кто борется со злом.
– А наш папа борется?
– Конечно, ведь он герой.
Настя только улыбнулась в ответ на это.
– Геракл победит?
– Да. Только не сразу.
– Почему?
– У Гидры 100 голов. Но только одна из них смертна. Если срубить остальные девяносто девять – вместо них вырастут новые.
– Сложно всё это.
– Это жизнь такая.
– Эх, Тёмчик, это миф.
– А миф – это разве не жизнь, не правда?
– Не знаю. Наверное, правда. Не буду тебе мешать.
Переодевшись в сплошной купальник и прихватив клубничную маску, а также пляжный зонт, Настя направилась к шезлонгу, стоявшему на лужайке. Но ожидаемому блаженству дачного отдыха помешал незваный гость. Возле крыльца стоял Сергей. За восемь лет он мало изменился. Впрочем, Анастасия его легко узнала бы и через сорок лет.
– Проезжал мимо. Смотрю: знакомая фигура, – ласково и нараспев оправдал своё появление полковник.
Настя поджала губы и достаточно едко ухмыльнулась:
– Мимо нашей дачи проходит правительственная автострада. Здесь многие проезжают мимо. А Щеглово – это вообще центр вселенной. Сюда все желают попасть. Поэтому не рассказывай мне сказки. Дзюба ещё полчаса назад забеспокоился – тебя почуял.
– Кто такой «Дзюба»?
– Соседский пёс. Слушай, Бояринов! Ты ехал мимо? Вот и катись дальше.
– Значит, любишь, – полковник продолжал говорить спокойно, не пряча при этом лучезарную улыбку.
– Что? Что ты сказал?
– Говорю: не разлюбила. Если бы было наоборот, ты бы не встретила меня столь агрессивно. Это психология.
В это время из дверей выскочил Артём. Настя взяла его за плечи.
– Это не папа. Это чужой дядя. Тёма иди домой. И прихвати это с собой, – она передала ему зонт и миску. – Я сейчас приду.
Когда юный художник удалился, полковник продолжил разговор:
– Тёма? Я посмотрел в личном деле нелюбимого тобой мужа – ему восемь лет недавно исполнилось. Это наводит на определённые подсчёты и мысли.
Настя вскипела:
– Проваливай из моей жизни. Сколько можно повторять?
Сергей медленно стал приближаться к ней.
– Муж знает, что это мой сын?
– Не подходи!
– Конечно, знает.
– Я сказала: не подходи!
– Пацан, вылитый я.
– Я закричу!
– Кричи! Ты стала ещё прекрасней. Удивительно! Просто расцвела!
– Я полицию вызову.
– Куда? В эту глухомань?
– Бояринов, отстань от меня!
– Не отстану. Ради тебя я перевёлся в Китеж.
– Сволочь! Ради меня он перевёлся. Как язык поворачивается?
Бояринов схватил бывшую возлюбленную за талию:
– Такой ты мне всегда особенно нравилась – ядерный реактор страсти.
– Отпусти! – Настя стала вырываться, пытаясь при этом расцарапать лицо Сергея: – Ненавижу!
– Врёшь.
– Презираю!
– Обманываешь!
– Пропади ты пропадом!
– Только вместе с тобой.
Он резко развернул её в пол оборота, придерживая руки, и наклонил.
– Ждала меня? – глядя глаза в глаза, ласково спросил он.
И поцеловал. Настя жадно встретила его губы. Затем переключилась на щёки, лоб, подбородок, ресницы, шею, страстно шепча при этом:
– Ты вернулся! Я так ждала, все глаза проглядела. Серёжка, где ты пропадал всё это время? Господи, что я делаю? Я всегда осуждала других за такое. Господи, господи, господи…
Она резко отпрянула и оттолкнула его:
– Нет, нет, ни за что.
– Настя!
– Проваливай, я сказала, – в её голосе уже не было ни страсти, которая прорвалась секундами раньше, ни железных ноток, характерных для начала этого разговора. Только холод. Лютый, безжалостный холод.
– Настенька, – он попытался снова её обнять.
Но не успел. Девушка ловко проскользнула в дверь и закрыла её на щеколду. Прижавшись спиной к косяку, она зажала лицо в горячих ладонях: господи, мамочка, как я могла? Это предательство. Это подло и низко. Бояринов, аккуратно постучав в дверь, тихо позвал:
– Настенька-а…, я ещё не ушёл. Открой дверь, девочка моя.
Она взяла себя в руки и грубо ответила:
– Бояринов, катись к своей жёнушке. Я сейчас позвоню ей, и она нажалуется своему папе-генералу.
– А папа уже собрался на пенсию, – ласково пропел Сергей.
– Ничего. Думаю, что он успеет сломать твою блестящую карьеру.
– Настенька, – всё в той же тональности продолжил бывший жених, – я уже ничего и никого не боюсь. Я всё бросил и вернулся к тебе. Я боюсь только одного: что ты меня отвергнешь.
Анастасия тихо прошептала:
– Ну да, восемь лет не боялся, а тут испугался.
– Что ты говоришь, рыбка моя? Твой козлик тебя не слышит через дверь.
– Если ты, козёл, сейчас не уберёшься, я возьму ружьё.
– Не пугай меня, птенчик мой. Я не уйду. Я хочу забрать тебя и Тёму к себе.
– Ага, сейчас, – опять тихо сказала сама себе Анастасия.
– Я опять не слышу, – продолжал петь с другой стороны двери герой-любовник.
Как его прогнать? Как? За порогом здоровый мужик, а с этой стороны только слабая, беззащитная женщина и ребёнок. Князев вечно где-то пропадает в критические моменты жизни. И этот, чёрт его прислал, заявился именно тогда, когда мужа нет дома. Как будто знал! Что делать? Что делать? Что делать? Мгновенно доведя себя этим «что делать» до исступления, Настя оторвалась от косяка и ринулась искать ключи от сейфа с ружьём. При этом она до конца не осознавала, зачем ей понадобилось оружие: то ли чтобы отпугнуть его от себя, то ли себя от него. Возможно даже, она больше всего хотела отпугнуть себя от себя. Князев на всякий случай хранил на даче карабин «Сайга». Слишком с опасными людьми он имел дело по долгу службы. Всё было, как в тумане. Сосредоточившись и вспомнив, где обычно хранились ключи, Анастасия, нервно тыкая в замки, наконец, открыла дверцу сейфа.
– Настасья Павловна, что ты там делаешь? Мне скучно без тебя. Ты собираешь вещи? Поторопись. Через десять минут мы уезжаем.
– Достал! Сейчас, сейчас, – Настя продолжала разговорить сама с собой.
Она схватила карабин, привычно ловко вставила в него магазин и передёрнула затвор.
– О! Ты вооружена до зубов! Моя амазонка. Открой дверь, я хочу увидеть тебя с оружием в руках. Это прекрасно!
– Я не шучу, – Настя решительно наставила карабин на дверь. – Бояринов, если ты не уйдёшь, я буду стрелять!
– Стрелять в меня? – Сергей продолжал придерживаться спокойной, размеренно-певучей манеры общения. – В отца твоего ребёнка? В человека, которого ты любишь до безумия?
– Последнее предупреждение! – Настины пальцы напряжённо вцепились в цевьё, рукоятку и курок Сайги.
В это время она увидела Артёма. Он стоял возле лестницы, ведущей на второй этаж, и сосредоточенно смотрел на мать.
– Сына, иди наверх и заткни уши, – скомандовала Анастасия.
– Зачем ты пугаешь ребёнка? Открой дверь, в конце концов! Не будь дурой!
Терпение стало изменять полковнику.
– Бояринов, я считаю до пяти и стреляю. Не доводи до смертоубийства, отстань от меня!
Её голос был ледяным и уверенным. Лишь небольшая дрожь выдавала волнение.
– Настя, давай, ты соберёшься, и мы поедем ко мне, – Сергей вновь вернул певческую манеру общения.
– Раз!
– А завтра утром махнём в Париж.
– Два!
– Нет, лучше куда-нибудь на Лазурный берег.
– Три!
– Ты была когда-нибудь на Лазурном берегу?
– Четыре!
– К примеру: в Ницце, Монте-Карло, Сен-Тропе, Каннах или Монако?
– Пять!
Раздался выстрел. Пуля продырявила внушительное отверстие чуть в стороне от головы Бояринова.
– Идиотка! – заорал полковник, но тут же взял себя в руки: – Молодец! Думал, не выстрелишь. Значит, точно, по-прежнему любишь. Ну что, как тебе моё предложение?
– Никак. Бояринов, купи себе глобус. Монте-Карло и Монако – это одно и то же.
– Надо же, не знал. Но предложение остаётся в силе.
Настя сделала второй выстрел. С другой стороны головы полковника в дверном полотне появилась ещё одна дырища.
– Да, блин! Ты можешь без этого сумасшествия обойтись?
– Считаю до пяти и стреляю уже в тебя. Два предупредительных выстрела я сделала. Если грабители им не вняли – это уже их проблемы. Раз!
– Настя, прекрати!
– Два!
– Совсем башка поехала?
– Три!
– Что ты творишь?
– Четыре!
– Ладно-ладно, сдаюсь. Ухожу! Уже ушёл!
Нервно чертыхаясь, быстрым шагом полковник двинулся к машине. Из окон и дверей соседних домов осторожно выглядывали соседи. Ничего-ничего! Куда ты денешься с моего крючка? Всё равно добьюсь своего, – Сергей громко хлопнул дверью «Гелендвагена» и надавил на педаль акселератора.
Ответ на добро – добро. Ответ на зло – справедливое возмездие.
Уехать с работы Князев смог лишь в конце дня. Добравшись на электричке до станции Романовка, он только к девяти вечера добрёл пешком до дачи. Не успел он войти в калитку, как на его шее повис сын:
– Папка приехал!
– О, Артёмка! Дождался! Я думал, что ты уже спишь.
– Нет! Не хочу!
– Хочу – не хочу! Есть такое слово: «надо»!
Олег покружил сына и поставил его на ноги.
– Ты один гуляешь так поздно?
– Не-а. С тётей Алисой. Она здесь за кустом. Тётя Алиса выходи!
Из-за куста вышла соседка из дома напротив. Князевы со всеми поддерживали добрососедские отношения. Но с Алисой они были особенно тёплыми.
– О! Пришёл! Привет! – обрадовалась девушка, отметив его щёку дежурным поцелуем. – Я побежала, а то мне ещё семейство ужином кормить.
– Что случилось? – насторожился Олег.
– Сам, сам у супруги всё узнаешь.
И она, прошмыгнув мимо мужской половины Князевых, исчезла за калиткой.
– Такс…, – поскрёб лоб Князев-старший. – Мама где?
– Она дома. Сначала долго плакала, а затем с тётей Алисой водку пила.
– Водку?
– Не знаю. Квадратная такая бутылка.
– Ладно, пойдём, устроим задержание, аресты и допросы с пристрастием.
– Это как?
– С особой любовью и вниманием.
– Её сегодня лучше не допрашивать. Она даже со мной не разговаривает.
Настя сидела в кресле-качалке и медленно раскачивалась, ухватившись одной рукой за лоб. Щёчки пылали, глазки опухли. Она никак не отреагировала на приход мужа. Только поджала губы и тяжело вздохнула. Затем подняла вторую руку, и Олег увидел в её ладони бокал с остатками виски.
– Эй-эй! Мне кажется, что ты уже выбрала норму, – он попытался выхватить бокал, но безуспешно. – Дай сюда! Дай, я сказал.
– Отстань. Это допью и всё, – немного пьяным голосом пробормотала супруга. – Ты, – она указала пальцем на сына, – иди спать. Иди, я сказала! А ты – ужинать. Там всё на плите и на столе.
– Артёмка, ты поел? – поинтересовался Олег.
– Поел, – обиженно вздохнул в ответ сын.
– Тогда мама права. Тебе пора спать. Только умойся сначала.
Сделав страдальческое выражение лица, расслабив спину, свесив вниз плети рук и еле поднимая ноги, недовольный Артём потащился в ванную.
Олег ещё раз внимательно посмотрел на жену, громко выпустил воздух через губы и пошёл наводить ревизию на столе, плите и в холодильнике.
– Там мясо с картошкой и лисичками в горшке и чешский салат, как ты любишь.
– Спасибо. А где хлеб? А вижу! Хорошо. А сметана есть?
– В холодильнике.
– Угу. А соус «Хайнц»?
– Есть, поищи.
– А майонез?
– Зачем тебе майонез? Ты сроду его не ел.
– «Сроду не ел», а сейчас захотелось. Так, Тёмка, умылся? Марш спать.
– Майонеза нет, кончился.
– Ладно.
Олег спокойно подошёл к «деловому центру» дома, снял с крючка ключи от семейной «Шкоды», а из шкафчика вынул документы.
Настя, как будто и не пила, резко вспорхнула с любимого кресла:
– Ты это куда?
– За майонезом в посёлок сгоняю.
– Десятый час. Там уже все магазины закрыты, – она преградила мужу путь из дома.
– Тогда, в Заволожск.
– Из-за майонеза?
– А чего тут? Пять минут туда, пять обратно.
– Я сейчас у Алиски перехвачу.
– Чего ты, – Олег приобнял жену и поцеловал в щёку, – из-за пустяков будешь людей беспокоить? Им тоже надо кушать и отдыхать от нас. Давай лучше я тебя спать уложу.
– Так! – Анастасия крепко схватила мужа за руку. – Ты никуда не пойдёшь! Я тебя не пущу!
– Что ты так взбеленилась? Естественно, не пойду. В такое время, больно надо, пешком шляться. Я на машинке – вжить! Туда и обратно.
– Ты из меня дуру не строй! И не делай вид, что не заметил дыры в двери. У нас теперь вентиляция и служебный вход: правый для комаров, левый для мух.
– Ой! Точно! Сейчас вернусь, и ты мне всё расскажешь.
Он попытался расцепить её руки и проскочить в дверь. Но Анастасия вцепилась в него из последних сил:
– Олег! Не надо этого делать, Олег!
– Да чего делать?
Он рванул в одну сторону, и когда жена повторила это движение, резко отклонил её и выскочил на улицу. Машина стояла в глухом переулке между двумя дачами. Князев ловко перемахнул через забор, срезав путь. Настя выскочила вслед и побежала через калитку.
– Стой! Стой я сказала! Ну не делай этого, не надо! Олег! – она непрерывно форсировала голос в конце концов перейдя на крик.
Занавески на окнах соседних дач вновь заколыхались. Олег проворно сел за руль и завёл двигатель, опустив локтем кнопку запирания дверей. Подбежавшая следом Настя, не сумев отрыть дверь, стала стучать ладошками по стеклу.
– Олег! Я тебя прошу! Я умоляю! Останься! Не уезжай!
Но машина рванулась с места, и Анастасия оказалась одна. Она медленно сползла, усевшись на землю, подогнув колени и опершись спиной о забор. Рыдать – слёз больше не было. Подошедшая быстрым шагом Алиса, увидев её, лишь вздохнула:
– Веселье продолжается. Незабываемый сегодня день. Куда это он? Разбираться с твоим воздыхателем?
Анастасия промолчала, лишь слегка качнув головой.
– Везёт тебе, Настя!
– Это в чём? – без особых эмоций спросила собеседница.
– Такие мужики тебя любят! Только кино снимать!
– «Кино». Глаза бы мои не видели такое кино.
– Этот, сегодняшний твой кавалер, тоже ничего! Красивый мужчина. Спортивный, высокий, крепко сбитый. Но Олежка лучше.
– Интересно чем?
– Он тоже высокий, спортивный. Лицом хорош: большие голубые глаза, волевой такой подбородок с ямочкой. Нос немного большой, но говорят, если у мужика большой нос, то и ещё одна штучка, столь необходимая в жизни, тоже большая, хи… – прыснула Алиса, но, увидев грустное выражение лица подруги, сразу осеклась: – В общем, красавец во всём. Но ведь он ещё и человек! Спокойный, Тёмку обожает, по дому всё делает! В общем, мужик что надо. За таким, как за каменной стеной. Вот и сейчас: петушок сразу рванул защищать свою курочку.
– Единственно, что по утрам не кукарекает.
– Зачем ты так? Вот что имеем, не храним, потерявши, плачем. Сейчас спроси сто баб, вряд ли найдёшь такую, которая не позавидовала бы тебе. И ещё, что мне нравится в Князеве – у него шевелюра густая.
– Это тут при чём?
– При том. У моего три волосины в семь рядов. Вот когда твой начнёт лысеть, поймёшь меня.
Долгое летнее китежское солнце зависло на горизонте, желая сполна реабилитироваться за тёмные зимние дни. Шкода, вздымая пыль дачных дорог, мчалась вдогонку за этим полыхающим шаром, приобретшим на закате нереальные цвета и размеры.
Приехали! Финита ля комедия. Вернее, приехал. Ещё вернее – припёрся! Меня на работу, а сам к моей жене. Тварь!
Князев взял в руку мобильный и нажал вызов заложенного номера.
Сергей ответил сразу:
– Подъезжай. Я на даче родителей. Она на том же месте, что и десять лет назад. Охрану я сегодня отпустил. Дом открыт, а код на калитке А1992П.
Вот сволочь! У него кодовый номер – это «Анастасия 1992 Полева». Полева – Настина девичья фамилия.
Этот дворец и десять лет назад только с натяжкой можно было назвать дачей. А сейчас Олег с трудом узнал то место, где они студентами часто зависали по несколько дней подряд. Здесь всё сильно изменилось в сторону показной роскоши. В доме горел лишь фоновый свет. Капитан открыл дверь и зашёл. Тишина. Никого. Крикнув для острастки, он снова позвонил.
– Ты уже? Так быстро? Я в бассейне. Не пропускаю вечерний и утренний заплывы ни под каким предлогом. Заходи, открыто.
В большом помещении с двадцатипятиметровым бассейном гулко отдавались шаги Князева и всплески воды, нарезающего круги Бояринова. Увидев гостя, хозяин подплыл к краю.
– Классный бассейн у моих предков. А сколько воспоминаний! Помнишь, как мы тут толпой голяком барахтались?
– Не помню. И не хочу помнить.
– Зря. А у меня с этим бассейном связаны очень приятные воспоминания. Здесь такая акустика. Настенька так стонала, так стонала, что приходилось включать на полную громкость музыку.
– Вылезай! – негромко, но твёрдо предложил Князев.
– Я ещё не выполнил программу минимум, – Бояринов перевернулся на спину и поплыл в удовольствие, не прилагая особых усилий. – Да, есть, что вспомнить. Кстати, ты же нас здесь и познакомил. Спасибо тебе.
– Вылезай!
– Слушай, я её сегодня увидел и очень удивился. Я думал, что она за эти годы обабилась. Но всё-таки Наська удивительная женщина, неповторимая. Просто фурор! Возраст сделал её более женственной, элегантной и сексуальной. Сколько ей? А, да-да-да, двадцать семь. Самый смак!
– Оставь мою жену в покое.
– Она не твоя – она моя. Я только на время дал тебе её попользоваться.
Бояринов продолжал спокойно нарезать круги, не глядя на гостя.
– Я тебя убью.
– Князь, это угроза. А угроза – это статья. Не бросайся такими словами. Здесь везде камеры. Даже я не смогу ничего сделать, когда завтра охранники просмотрят записи. И это несмотря на то, что ты мой друг.
– У тебя нет друзей. И не может быть. Вылезай, скотина!
– Ну, вот, сразу, «скотина». Ну что я сделаю, если она меня любит?
– Врёшь!
– Она ждала меня.
– Это она тебе сказала?
– Да, она. Мы с ней уже целовались.
– Врёшь.
– Спроси её сам.
– Подонок.
– Возьми телефон и спроси прямо сейчас. Даже интересно посмотреть на твою вытянутую физиономию, – он подплыл к бортику и взял лежащий на сланцах айфон: – На, позвони!
Олег протянул в ответ руку, якобы за телефоном, но тут же предпринял попытку схватить оппонента за волосы. Сергей ловко увернулся и, смеясь, отплыл на середину бассейна.
– Ныряй следом! Нет купального костюма? А Настю это не останавливало. Она ныряла голой и сюда, и в кровать, и куда угодно, если я её звал. Она соглашалась на всё. Мы даже в туалете самолёта трахались. Я думаю, пассажиры, сидевшие в хвосте, с трудом долетели до пункта назначения, так стоны Насти их возбуждали.
– Вылезай, уродец! – не удержался и вскипел от злости Князев.
– Ладно-ладно, удовлетворю твоё вожделение. Выхожу. Но надо отдать твоей жене должное: в постели она очень страстная – как кошка, как тигрица, как пантера! Что? С тобой разве не так?
Бояринов подплыл к лестнице, выбрался из бассейна и принялся спокойно растирать полотенцем своё мускулистое тело. Князев медленно двигался к нему. Когда полковник бросил полотенце на пластиковый стул, Олег его атаковал, пытаясь ударить кулаком в челюсть. Но Сергей ловко увернулся и его ответ прилетел капитану в ухо.
– Что? Не нравится? Ты думал, что за эти годы что-то изменилось? Помнишь, как я надрал тебе уши, когда ты припёрся мстить за то, что я бросил Настю в день нашей свадьбы?
– Ты всегда был подонком, – Князев снова сделал выпад, но кулак лишь слегка зацепил скулу полковника.
– О! Неплохой удар. Но до меня тебе пока далеко, – выпад полковника пришёлся прямо в губы соперника.
Кровь хлынула по подбородку, окрасив футболку Олега причудливым алым рисунком.
– Я неизменно был сверху. И в спорте, и в драке, и на твоей жене. Ты всегда мне проигрывал.
– Это мы ещё посмотрим.
– Чего тут смотреть… – он не договорил, капитан сделал ложный выпад кулаком, но тут же боковым ударом ноги в колено, заставил Бояринова присесть и всей мощью правого хука отправил его на мокрый кафельный пол.
Кровь в две струи полилась из носа полковника, но он сразу ловко вскочил, приняв бойцовскую стойку и резко тряхнул головой.
– Я тебя слегка недооценил. Научишь меня затем этому приёмчику?
– Научу! – угрожающе пообещал Олег и попытался повторить выпад.
Но Бояринов ловко увернулся, схватил Князева за руку, дёрнул на себя, и, отскочив в сторону, ударом ноги чуть ниже поясницы ускорил его движение. Капитан с позором полетел в воду. Вынырнув, он попытался подтянуться на руках, чтобы взобраться на бортик. Но полковник ухватил его за волосы и погрузил в воду.
– Остынь, дружок! Что-то ты сегодня сильно возбуждён. Запомни, я трахал твою жену во все щели! Она стонала и просила ещё и ещё. Поэтому я буду её трахать тогда, когда я этого захочу.
Олег нахлебался воды. Он даже не кашлял, его выворачивало наружу. Как только он выныривал, Бояринов снова его топил.
– Ты на кого руку поднял? На кого слюной брызжешь? Будет так, как я хочу! И только так!
Внезапно, Князев собрался с силами, упёрся ногами в стенку бассейна, схватил противника за руку и дёрнул на себя. Когда Бояринов оказался в воде, Олег навалился на него и стал топить. После того, как полковник достаточно нахлебался и обессилил, капитан схватил его за горло и стал душить. Хозяин бассейна с трудом выдавил из себя:
– Убей меня, Князь! Убей! Если ты меня сейчас не убьёшь, я не дам вам спокойно жить. Ты сядешь, а Настя будет со мной до тех пор, пока я этого хочу.
Олег расцепил хватку на шее полковника и врезал кулаком в самое поганое место – в рот, изрыгающий ужасные гадости. После этого он развернулся и подплыл к лестнице. Бояринов попытался схватить его за ногу, но получил удар пяткой в нос. Он распластался на спине, разведя в разные стороны свои конечности и, показушно веселясь при этом, крикнул вслед бывшему дружку: