Сергей Тарасов
Фантастические мифы и сказки
Дворянский пруд
Зарядка в армии была обязательна. За два года я так привык к утренней пробежке, что, приехав домой, вставал в шесть часов, как в армии, одевал кеды и полчаса бегал по лесу. Иногда я брал на утреннюю пробежку своего младшего брата и он бегал со мною. Но это, конечно, было не то. В армии наш взвод из тридцати человек, бежал, громыхая сапогами сначала по улицам нашего городка, потом по плацу и заканчивал пробежку около дворянского пруда. Сержант командовал «стой, вольно, разойдись», и все расходились, чтобы отлить.
Это все происходило в учебке. Нас, ребят из Вологды, Ленинграда, Сибири, Урала и Украины собрали по всей стране и приучали к армейской жизни два месяца. Все было, как в школе, только жестче, без всяких там наук и экзаменов. Все мы понимали, куда попали и наказание было одно – штрафбат, гауптвахта или наряд вне очереди. Но из нашего учебного взвода никто даже не получил наряд вне очереди. Самое страшное было неисполнение приказа. За это наказывали сразу и после наказания, которое было суровым, никто даже не думал, чтобы ослушаться приказа. Это мне нравилось, да и всем, наверное тоже.
После армии и горного института я был начальником отряда и за все годы, которые я провел в геологии никто из моих подчиненных рабочих и инженеров меня не ослушался. Там, в тайге, степи или горах меня слушались и выполняли мои требования, как в армии. Я устанавливал правила, а те, кто с ними был не согласен, проваливал на все четыре стороны. Но куда пойдешь в глухой тайге или в горах, или в бескрайней степи? Поэтому в отряде была дисциплина и никто не пытался ее нарушить. Но я не лез в личные дела рабочих и меня все, от водителя до поварихи уважали и слушались.
После учебки нас, весь взвод, направили в отдельную часть, где мы провели оставшиеся до дембеля месяцы. Гоняли нас там каждый день – зарядка, кросс по несколько километров, потом тактика, строевая, самбо и так далее. Те ребята, которые были толстыми или с лишним весом, домой уезжали стройные, накачанные спортсмены. Мне повезло – я занимался спортом до армии и переносил физические нагрузки без особенного усилия. Меня даже укоряли – что это, мол, бежишь в противогазе впереди всех. Но стекла запотели и я кроме дороги, да приказов командира взвода не видел и не слышал.
Летом мы плавали в дворянском пруду, где был открытый бассейн на пятьдесят метров. Нам надо было эти метры проплыть в одежде, с амуницией и с автоматом. Даже мне, любителю поплавать на гражданке, эти пятьдесят метров давались с трудом. В этом бассейне была десятиметровая вышка, с которой мне пришлось прыгнуть – по приказу. Оказалось, что этот небольшой по размеру пруд, на противоположном берегу которого стояла дворянская усадьба, был таким глубоким, что я даже прыгая с вышки, не мог достать дна.
За учебой, службой и тревогами незаметно прошло полтора года службы. Осталось какие-то полгода и домой. В личное время после обеда, или после ужина можно было сходить к землякам или не спеша прогуляться вдоль пруда, а не бегать в противогазе на тактике. И я как-то раз решил перед отбоем поплавать в пруду. Сказал об этом командиру взвода, и он меня отпустил на час с небольшим: – на вечерней поверке я должен быть в строю, как штык.
Я взял с собою плавки, очки, полотенце и отправился. От казармы до пруда было километр и его я пробежал – жалко было времени и не надо было отдавать честь офицерам, которые шли по тротуару. Я бежал по шоссе, по которому иногда проезжала машина с солдатами и изо всех сил изображал из себя спортсмена. Пробежал гауптвахту, плац и забежал в лес. В нем была лесная дорога, по которой мы бегали на тактике, но сейчас в нем, кроме комаров, никого не было. Бежать дальше не было необходимости и я перешел на шаг. Через несколько минут я оказался на берегу пруда. Солнце уже клонилось к закату и еле выглядывало из-за кромки леса. Было тихо, ни единой души на пруду не было. Так же торчала вышка у бассейна и стояли многочисленные скамейки для зрителей а на противоположном берегу стояла усадьба.
Быстро разделся, надел плавки, очки и вошел в теплую воду. До противоположного берега с дворянской усадьбой было каких-то сто пятьдесят метров. Там кончалась территория нашей воинской части и весь берег был огорожен колючей проволокой. Доплыв до нее, я поплыл вдоль берега, осматривая берега пруда. Он был недлинный – каких-то метров четыреста. Когда показалась дамба, я повернул назад и поплыл вдоль берега. На нем не было колючки – это была наша территория.
На прощанье я решил нырнуть с вышки и покончив с вечерним купанием. Было еще светло, и я быстро забрался на вышку. Походив по площадке, я вспомнил, как первый раз с нее прыгнул:– наша рота сдавала нормы ВСК и надо было проплыть пятьдесят метров в полном обмундировании, одетыми, с амуницией и с автоматами. Боевое оружие нам не хотелось мочить в воде, и мы плавали с муляжами – деревянными автоматами, обитыми железом для веса. Они были такими же тяжелыми, как и настоящие.
Это было нелегко, и когда я приплыл к тумбочке, устал, как собака. А что чувствовали солдаты, которые не умели плавать, я только догадывался. Сидел и отдыхал на скамейке, наблюдал, как какой-то офицер, знакомый моему командиру, залез на вышку и расхаживал там, набираясь мужества, чтобы с ней прыгнуть. Наш командир тоже наблюдал за ним, и когда ему надоело ждать, когда он прыгнет, сказал, что мои солдаты покажут, как это надо сделать. Он оглядел нас, выбрал меня и приказал показать, как надо прыгать.
Пришлось залезть на вышку и прыгнуть. В первый раз было страшно лететь целых десять метров, несмотря на то, что я прыгал в детстве с пятиметрового трамплина у себя в карьере. Но там все было исплавало нами вдоль и поперек, и глубину я знал – четыре метра, а тут был пруд, которого я не знал. Но все обошлось, я вынырнул сразу, как только погрузился в воду, так как у меня не было уверенности в глубине пруда. Потом за мной начали прыгать все, кому не лень, но в основном прыгали солдатиками. Мне стало интересно, какая тут глубина, и я прыгнул с тумбы. Проплыл вниз на четыре метра, а потом еще метра три лез по свае, на которой держался причал с тумбами. Но так и не достиг дна, – он оказался очень глубокий, этот старый, дворянский пруд.
Теперь мне не страшно было прыгать с этой вышки. Я пролетел в вечерней прохладе десять метров и не стал сразу выныривать. Под водой было темно, а вдали и в глубине светились какие-то огни. Я поплыл к ним, чтобы узнать, что это. Метров через пятнадцать мне открылась удивительная картина: на дне стоял такой же, как и на поверхности особняк, и в нем была гулянка. Сквозь окна мне был виден большой стол, уставленный разными блюдами, бутылками, а за ним сидели благородные дамы со своими кавалерами. Звучала тихая музыка, по моему, какой-то менуэт, или вальс.
Часть кавалеров, одетых как дворяне прошлого века, поднялись со своих кресел, медленно подошли к дамам и скоро в зале начались танцы. Только тогда я заметил, что у дам, одетых в бальные платья, вместо ног были хвосты, как у рыб, а у кавалеров вместо рук были плавники. Это был пир водяных и русалок. Воздух в моих легких кончался и я поплыл к поверхности. Вынырнул, отдышался и поплыл к берегу. Стало темно, над прудом появился легкий туман и я вспомнил, что мне надо успеть к вечерней поверке.
Ничего на поверхности не указывало. что там, на глубине, идет своя жизнь – живут водяные и русалки, которые устроили себе пир и танцы.
Я вытерся полотенцем, надел трусы, замотал мокрые плавки в полотенце и побежал к казарме. Успел как раз к вечерней поверке. Командир спросил, как я поплавал, и я ответил, что отлично. О водяных и русалках я не стал ему говорить – это было моей тайной, которую я хранил долгие годы, прошедшие после службы в армии.
Деревенский алхимик
Сейчас я даже и не слышу про алхимию, – как-то все про нее забыли, с интернетом, новыми технологиями, сотовой связью и международной жизнью. Но когда я был молодым, этой науке отводилось большое внимание, – часто вспоминали алхимиков, которые безуспешно старались изготовить из ничего, или превратить в золото разные металлы, – с помощью философского камня, а также пытались создать эликсир бессмертия. Но, как я помню, никто из них так и не преуспел в таком важном деле, философский камень и эликсир бессмертия так и не изобрели.
Но зато алхимики способствовали развитию химии, и постоянно что-то изобретали, создавали и открывали полезные для людей новые химические соединения и вещества. В двадцатом веке ученые смогли получить золото из другого металла – свинца, и философский камень уже никому не был нужен, кроме, наверное, меня и моего соседа, деда Никанора. А про эликсир бессмертия все просто забыли, кроме деда Никанора.
Он был давно на пенсии, и все свое время проводил на своем приусадебном участке, – выращивал огурцы и помидоры, поливал грядки и боролся с сорняками, а по вечерам смотрел телевизор. Особенно он любил смотреть фантастические триллеры и боевики, в которых персонажи изобретали вечный двигатель, машину времени и превращали какую-то ненужную ерунду в благородные металлы.
Я иногда любил почесать с ним языком через наш общий забор: мы обсуждали все темы подряд – от жизни на далеких планетах до развития науки и техники. Он сокрушался, что стал стар и не увидит воочию пришельцев и нашествия роботов с территории недружественных стран. У него был смартфон, и он любил лазить по интернету, выискивая там способы продления жизни. Я как-то в шутку посоветовал ему заняться алхимией, – поиском философского камня и найти рецепт эликсира молодости. Тогда я не думал, что мои шутливые слова дадут такой неожиданный эффект. Дед Никанор интенсивно начал поиски философского камня и эликсира молодости сначала в интернете, а потом в реальной жизни.
В один летний теплый вечер, когда я поливал свои грядки, он спросил у меня, сохранился ли у меня учебник по химии. Школьных учебников у меня давно не было, но у меня была старинная книга по химии – я бы сказал, это была настольная книга для молодых алхимиков. Она называлась «Техника и методика химического эксперимента», в ней было все разложено по полочкам простым, понятным даже детям, языком. В ней, кстати, была глава о превращениях химических элементов, но большую часть ее составляли описания реактивов, химические приборы и материалы, применяемых в лабораториях. В этом труде было два тома, – второй том, в котором была изложена методика получения философского камня и эликсира молодости, был только в Византийской библиотеке.
Но и этого тома хватило для моего бесценного подарка деду Никанору. Он взял тяжелый, в кожаном переплете, том, и руки у него от волнения тряслись. Я для него стал полубогом, после такого подарка. Теперь у него до самого рассвета горела лампа и грядки с луком и редиской отошли на второй план.
Когда мне совершенно попала в руки эта книга, то меня поразило тогда то, как она была написана. В ней все было изложено очень просто – для работы можно было обойтись без современного оборудования, а использовать для химических опытов простые предметы из домашнего хозяйства. И дед Никанор воспользовался этой книгой на сто процентов, а может и больше, так как я его перестал видеть в огороде этим летом, а когда прошла осень и зима, он появился в своем огороде, и я его сначала даже не узнал. Землю под грядки и под картошку копал молодой плечистый мужик, у которого, правда, была совсем белая от седины голова. Он меня окликнул, назвал по имени, и я подошел ближе, чтобы узнать, кто это человек, и откуда он меня знает.
Оказалось, что это был дед Никанор, только помолодевший на несколько десятков лет. Он протянул мне книгу, – мой подарок и сказал, что она ему очень помогла: он изготовил для себя эликсир долголетия и результат его применения превзошел все его ожидания. В награду за такой мой бесценный и своевременный подарок, он готов был поделиться секретом получения золота из металлов, которых можно найти где угодно, даже на кухне. В доказательство он вынул из кармана золотую ложку и протянул ее мне.
В том, что она была изготовлена из золота, мне даже сомневаться не пришлось – она была очень тяжелая и, несомненно, была золотой. Дед Никанор сказал мне, что золото ему ни к чему, – а секрет его получения, если он мне был нужен, он расскажет только мне, в награду. Я, конечно, не стал отказываться от такого подарка, и зашел к нему в гости.
Дома у него был обычный для деревни – сени, чулан, кухня и пара маленьких комнат. Но он провел меня в сарай и в нем я увидел настоящую химическую лабораторию, только большинство химической посуды были взяты из кухни – вместо пробирок и колб были стеклянные банки, вытяжной шкаф был сделан из тепличных блоков, а перегонный куб был самодельным. Химических приборов я тоже не увидел – их заменяли простые предметы – керосинка, утюги, паяльные лампы и прочие безобидные вещи. Под стропилами висели многочисленные мешки с травами, а в углу стоял металлический ящик. Сначала я подумал, что он с ржавым металлоломом, но оказалось, что ржавый металл и изделия из него были только сверху – под ними были такие же металлические предметы, только желтого цвета, – они были из чистого золота.
Мы с дедом Никанором провели несколько часов в его деревенской лаборатории, и я ушел домой с полным рюкзаком золотых консервных банок, гвоздей и лопат. Дед Никанор превратил ржавое железо в золото и поделился со мною этим секретом. У меня кружилась голова, и я пришел в себя только утром, когда встал с постели и обнаружил у себя на кухне рюкзак с золотом. До этого я считал, что мне приснился очередной чудесный сон.
Но все оказалось настоящим: – золотые гвозди, консервные банки из золота и молодой седой парень по имени дед Никанор.
Джинн
Все полевые цветы раньше стояли у меня на столе в разных бутылках, таких красивых и с невероятными формами: из-под коньяка, водки, пива и вина. Раньше, в эпоху социализма, их было мало, и я буквально охотился за каждой красивой бутылкой. Сейчас, когда их стало много, разных по формам, цвету и объему, интерес у меня к ним постепенно угас, но не совсем, так как цветы я по прежнему ставлю на стол в гостиной, и в первую очередь пионы и хризантемы, которые цветут летом в палисаднике, а зимой, в канун Нового года ставлю в бутылку побольше ветки от елки или от сосны. Они там стоят недолго, так как я не люблю убирать после них иглы, которые уже через неделю падают.
Так как все бутылки стеклянные, то они иногда разбиваются, и я ищу новые – где придется – на улице, на дороге, в общем, в разных местах. Обычные бутылки мне не надо – из-под пива, водки и так далее, – мне нужны цветные: из-под вина или коньяка. Очень интересные экземпляры попадались мне в путешествиях, но загромождать ими свой маленький рюкзак я не хотел, он и так был полный еды, моих малочисленных вещей, которые я брал с собой в дорогу. Тем, кто хоть раз ездил по стране целый месяц, поймет, как важно брать с собой те вещи, которые нужны в дороге. Так что я только облизывался на красивые бутылки, которые мне попадались в путешествиях и проходил мимо.
Но однажды, когда я, проходя мимо известнякового массива на юге и обнаружив около дороги вход в какое-то подземелье, с полусгнившей крепью, я решил заглянуть в него и обнаружил среди трещин известняка металлическую бутылку с пробкой. Дальше по этому подземному ходу я не решился идти, забрал находку и выскочил на дорогу. После того, как я благополучно покинул подземный ход, за мной послышался треск, и что-то ухнуло за моей спиной. Я оглянулся и понял, что подземный ход обрушился через полминуты, как я его покинул, – крепь, простоявшая не одну сотню лет, не выдержала и рухнула.
Я немедленно поздравил себя за чудесное спасение и присел на обочине дороги, чтобы передохнуть, перекурить и осмотреть свою находку. Бутылка оказалась из какого-то серебристого сплава, размером как обычная банка из пива, и вдобавок запаянная. Вес у нее был небольшой, и она требовала чистки. Кроме всего, на ней были выдавлен какой-то сложный орнамент. Находка была интересной, и я засунул ее в рюкзак, чтобы дома ее почистить и разобраться, что у нее внутри.
Путешествие продолжалось. Я за оставшиеся две недели объехал множество южных городов и когда устал от них, решил, что пора и домой – отдохнуть, заняться домашними делами и просто выспаться. Про бутылку в моем рюкзаке я уже забыл и обнаружил ее только дома, когда стал разбираться, что я привез из путешествия, а что потерял. Привез я много разных вкусных вещей, которые не успел съесть, но ничего, к моему счастью, не потерял. На дне рюкзака лежала металлическая бутылка, про которую я почти забыл. Ее надо было почистить и поставить на полку в гостиной, где стояли мои трофеи после путешествий. Этим я и занялся, сразу: – вышел в огород, нашел металлическую мочалку, чистящее средство и принялся за привычное для меня дело, от которого я уже отвык, – чистить свои котелки после походов в лес.
Бутылка сдалась от применения простой тряпочки, чистящего средства, и работа шла успешно: я не спеша очистил сложный орнамент и удивился сложному его узору. Кроме орнамента на бутылке была арабская вязь, которую я не смог прочитать, но зато хорошенько очистил, – на случай, если фотографию ее выложу в интернете и смогу прочитать перевод. То, что бутылке была запаяна, меня не трогало ни капельки – она была настолько легкая, что вряд ли в ней было что-то, типа вина, водки и пива.
Очистка моей находки помогла мне успокоиться после переживаний, связанных с моим путешествием и я просто сидел в своем саду и любовался своей находкой, место которой я уже присмотрел на одной книжной полке. На ней уже стоял подсвечник, колокол, стакан из меди и теперь, после как ним добавиться бутылка, у меня будет целая коллекция из предметов старины. Про то, что поначалу я хотел в не засунуть полевые цветы, я как-то забыл, и вспомнил только на следующий год, когда расцвели пионы и сирень с черемухой. Их надо было куда-то поставить, но ваз не хватало, и мой взор упал на запаянную бутылку. Конечно, для пионов она была слишком мала, но для нескольких веточек сирени была как раз. Для этого надо было расконсервировать ее или сделать в пробке отверстие.
Я нашел в мастерской отцовский паяльник – у него было огромное медное жало: – им он запаивал что-то массивное, и эту пробку он был готов распаять за долю секунды. Сунул провод в розетку и когда он согрелся, стал греть пробку. Она была тоже из латуни, правда припой был не такой, так сейчас применяется, и я с трудом справился с этой пробкой. Она, в конце концов, выскочила, и я выключил паяльник. Мне показалось, что этот монстр израсходовал столько электроэнергии, которую я тратил в месяц, и подошел к счётчику, чтобы узнать, сколько он намотал, пока я распаивал пробку. Получилось многовато, и я пожалел, что просто не отпилил пробку пилой по металлу. Ну да ладно, и я пошел обратно в кухню.
На кухне, на моем месте сидела черноволосая красавица – похожая на актрису из мультфильма про Алладина. Я сказал «О!» и удивился. А эта красавица сидела и оглядывала меня, кухню и сад за окном. «Откуда ты взялась?», спросил я и когда увидел пробку и паяльник, у меня замерло сердце,– я моментально все понял: это был такой джинн, которого я освободил своим паяльником.
«Догадка твоя была верной» – об этом мне сказала восточная красавица, уставилась на меня, и добавила, что в этой бутылке просидела черт знает сколько времени и соскучилась по общению. Я тотчас спросил у нее, кто ее туда поместил и когда. Оказалось, что она, в самом деле, была настоящий джинн, только женского рода и ее дом и есть эта бутылка, на которой было написано на арабском, что здесь находиться счастье для одинокого мужчины. А засунул ее туда один мудрец и чародей, который стал настолько старый, что уже готовился перебраться в рай, но перед этим позаботился, чтобы она никому не досталась. Она ведь была бессмертной и могла все, что желал ее повелитель. А сейчас ее повелитель, это я.
Мне было трудно поверить в то, что я стал повелителем такой красавицы, но через некоторое время в этом убедился, когда она прошла по всему моему дому и осмотрелась. Не теряя времени даром, она принялась за дело: приказала утюгу, чтобы он мне перегладил кучу простынь, пылесос заставила покончить с моей пылью, а плите – готовить мне обед. Через секунду все в доме пришло в движение, – утюг сам гладил, пылесос мотался по всем коврам и высасывал из них пыль, на плите стояло несколько кастрюль и из них доносились вкусные запахи, а откуда-то взялась кисточка и начала красить все, что придётся. Короче, дома был хаос, и я сбежал оттуда. С сигаретой я уселся в огороде и ждал, когда все кончиться, и когда окно открылось, красавица мне сообщила, что все готово и надо приступить к обеду, а затем к послеобеденному сну.
Дома все было чисто и прибрано, – как никогда. На столе меня ждал такой роскошный обед, что я, прикинув свои силы, подумал, что если я все съем, то лопну. И вообще дома было как в больничной палате – ни одной пылинки, и все было прибрано и покрашено. Моя восточная красавица угадывала все мои желания, и тут же исполняла. При этом она обращалась ко мне «О, повелитель!», и это, в конце концов, мне надоело. Я узнал, что ее зовут Диана, сказал свое имя и попросил, чтобы она называла по имени, а повелитель оставила себе на память.
После обеда я прилег на кровать и позвал Диану, чтобы она мне рассказала сказку, спела что-нибудь и так далее. Все окончилось совместным сном, и я встал только утром, отдохнувший и полный сил. Долго лежал в кровати и думал, что все это мне приснилось и надо вставать, умыться и заняться обычными домашними делами. Проходя через гостиную, я вспомнил о пионах, черемухе и сирени и пожалел, что вчера их не нарвал и не поставил в вазы и бутылки, а почему-то уснул.
Но цветы стояли в вазах, кувшинах и бутылках. Они так пахли, что я моментально пришел в себя и вспомнил вчерашнее. Очень хороший сон мне приснился, но это был только сон…
На кухне меня уже ждал завтрак, а новая моя жена сидела и ждала, когда, наконец, я приду. Вот оно счастье, сидя перед тарелкой каши, думал я и смотрел то в огород, то на Диану.
