Сергей Туманов
Пыль под солнцем. Умирать не комильфо
На лицах большинства пожилых, кто пришёл проводить усопших в последних путь, читалось за маской скорби, плохо скрываемое облегчение, что в гробу лежат не они. Пока не они. Все с нетерпением ждали, как опустят в вырытую яму гроб, и закидают землёй. После воткнут крест с табличкой, пристроят вокруг венки с искусственными цветами и быстренько покинут кладбище. Alles. Finita la commedia. Был человек, и нет человека. Как и не было вовсе.
Родные и близкие поплачут некоторое время, поскорбят, справят поминки, поставят свечки за упокой и с мыслью, мол – "что делать, все там будем", постепенно успокоятся. Дома побыстрее избавятся от вещей покойного, дабы ничто не напоминало о нём, не травило душу, не указывало живым, что их ждёт впереди. Пройдёт время, и об умершем будут вспоминать всё реже, а в следующем поколение его забудут вовсе. Могила зарастёт травой, могильный холмик сравняется с землёй, и прожитая жизнь, человеческая со всеми своими переживаниями, мечтами, надеждами, канет в лету… Зачем всё это? В чём смысл?
Никто не спрашивал, хочешь ли появляться на этом свете, тем более что придётся покидать этот мир. Неотвратимо, без вариантов, навсегда. Живёшь, не кому не мешаешь, планы строишь – бац! В могиле твои кости черви обгладывают. За что?
К старости накапливались болезни. Хрустела шея, болела поясница, прыгало давление, скакал пульс. Сердце работало с перебоями, иной раз так сдавливало в груди, что приходилось трясущимися руками доставать лекарство, глотать его, с ужасом думая: – капец, неужели всё? Мысли о неминуемой смерти лезли в голову, беспрестанно низвергая в тоску и уныние. Ладно бы сразу или во сне, – уснул и не проснулся. Тихо и достойно, никого не утруждая. Об этом оставалось только мечтать. Корчиться в мучениях от рака, или гадить под себя, валяясь овощем от инсульта, мучая невольно своих близких, которые будут желать тебе скорейшей смерти… Господи, упаси!
Примерно об этом размышлял гражданин, торопливо шагая вдоль забора из бетонных плит, который огораживал стройку. Погода стояла мерзопакостная. С неба, затянутого серым нависающим покрывалом туч, моросил мелкий противный дождь, на чёрном, пожёванном асфальте, блестели пятна холодных луж. Тонкая куртка не грела, матерчатая кепка на голове промокла.
Промозгло, сыро, противно. Скорее домой, в тепло, чаёк с мёдом, а можно и стопарик для сугрева… или два. Сверху, рассекая воздух, на голову гражданина свалился кирпич. Силикатный, неокрашенный, пустотелый, с дырочками внутри. Гражданин замер в изумлении на мгновение, в голове его сверкнула молния, ноги подкосились, и он рухнул лицом в грязную лужу.
– Здорово братан! Миллион лет тебя не видел! Ты никак крякнул болезный! – услышал он голос у себя в голове. Гражданин открыл глаза. Перед ним, свесив короткие конечности, стоял, опираясь на мощный хвост, зелёный зубастый ящер, метров этак двух высоты. Не зная почему, но он узнал в этом пресмыкающемся своего брата Николая, погибшего пару лет назад. Гражданин посмотрел на своё тело. Такой же зелёный, чешуйчатый.
– Узнаёшь брата Колю? – спросила зелёная тварь, не открывая пасти, телепатически.
– Узнаю брата Колю! – ответил мысленно гражданин. Они при жизни всегда так приветствовали друг друга, отдавая дань незабвенному роману "Золотой телёнок", который любили оба. Братья обнялись, приподняв хвосты.
– Как тебя Саня угораздило? – спросил ящер брат Коля.
– Да иду по улице мимо стройки, вдруг бац на голову кирпич – и всё! – ящер Саня почесал передней лапкой с когтями, то место, где должна быть лысина. Но там торчал костяной гребень, чесать его было неудобно.
– Так может ты и не помер до конца, может, в реанимации валяешься, а тут временно?
– Всё, может быть, не помню ничего. Ну а ты давно тут?
– Как копыта откинул, так тут и очутился. Сперва тяжко было, потом привык. Силой бог не обидел, челюсти, любую кость перекусят, а зубы, смотри какие мощные. – Ящер Коля открыл внушительную пасть, с которой капала слюна. – У тебя точно такая же пасть, и когти острые как бритва. Живём, брат! Как там моя, как дети?
– Всё нормально, живут как все, вертятся.
– А как политика?
– Да ну её, грызутся, похоже ядерная война на носу.
– Всё правильно, – произнёс телепатически Николай. – Если ружьё висит на стене, оно рано или поздно должно выстрелить! Примерно так высказался Чехов, а Антон Павлович умный был человек, не чета нам! Капец, значит, всем близится? Здесь тоже всем амба скоро, глянь на небо.
В вечернем небе прямо в зените висела кровавая звезда с пепельным хвостом позади.
– Что это?
– Астероид, от которого все динозавры подохнут, и мы тоже.
– Опять что ли? Я только что вроде как в своём мире откинулся!
– Что делать брат, такая твоя планида. Да ты не расстраивайся в другое место там, наверху, командировку выпишут. Лишь бы не глистом в чей-то жопе…
– Сколько времени у нас осталось?
– Может день, а может час… Я не астроном, и не бабка гадалка. Ты лучше тут осмотрись, что и как, а то и вспомнить нечего будет.
Посмотреть было на что. Вокруг росли огромные деревья, папоротники. Вверху рассекая влажный воздух, планировали на перепончатых крыльях большущие ящеры, время от времени издавая пронзительные крики. В отдалении паслись гигантские травоядные. Под ногами и хвостом шуршала всякая мелкая тварь. Подняв хвосты, братья зашагали вдоль реликтового леса, то и дело щёлкая зубастыми пастями, пытаясь, покоцать огромных надоедливых доисторических мух. Никогда ещё Александр не чувствовал себя так прекрасно. Забытое чувство крепкого здорового тела вселяло радость. Хотелось жрать.
– Жрать хочу! – признался он брату, клацая зубами.
– Да не проблема! Тут рядом пасутся души мелких чиновников, то ли крокодильчики, то ли ящерки. По вкусу мерзость, но для души приятно.
В грязной луже жмурясь от заходящего солнца, нежились несколько метровых пресмыкающихся, напоминающих зубастеньких ящериц. Братья свалились на них как снег на голову.
– Не трогай меня! – заверещала одна из ящериц, приподнимаясь на лапах, – ты что, не узнал, я же твой начальник цеха!
– Узнал, как же не узнать Пётр Семёныч, – произнёс братан Коля, откусывая начальнику цеха голову. Он разодрал тушку надвое и протянул брату Сане хвост. – Лопай!
– И впрямь не вкусно! – выплёвывая кости, согласился Александр.
– Всё потому, что при жизни сволочью был, кровушки мне попил, вот теперь я и отыгрываюсь. Только вот какая закавыка, – я его сожру, а на следующий день он опять целёхонек. Правду говорят, что чиновники как тараканы – они неистребимы.
Затрещали деревья, задрожала земля. Прямо на них надвигалась огромная туша.
– Посторонись! – заорал ящер Коля. – Затопчет и не заметит!
Александр задрав хвост, ломанулся в сторону. Мимо него, переставляя подобные колоннам ноги, протопало гигантское нечто, распространяя вокруг тяжёлый запах немытого тела. Где-то высоко вверху на длинной шее болталась малюсенькая относительно туловища голова.
– Что это за срань господня? Вонючая к тому же? – Александр никак не мог успокоиться. Костяной гребень его на голове вздыбился, кончик хвоста дрожал.
– Аргентинозавр кажется, учёные такую кликуху ему назначили. Жрёт много, а срёт ещё больше. Американская вонючка.
– Бе-е-е! – раздалось сверху тоненьким фальцетом.
– Слышишь, блеет как гомик! Сучка пендосовская! Пошли я тебе главного тут покажу.
Меж тем, не смотря, что солнце уже скатилось за горизонт, было светло как днём. Сияние исходило из сверкающего объекта в небе, которое изрядно увеличился в размерах. Но никто вокруг не обращал на это внимания, все занимались своими обычными делами. Кто-то щипал травку, кто-то жрал того, кто щипал травку, а некоторые нападали на тех, кто обгладывал кости щипавших травку. Словом, все поедали себе подобных, и не себе подобных, всего, что шевелится, будь то живое, либо зелёное, колыхающееся от дуновений ветра. Какой тут к чёрту астероид? Все делом заняты, некогда в небо глянуть, лучше в землю носом, а вдруг там что-то съедобное бегает?
Навстречу шагающим братьям попалась очаровательнейшая динозаврочка их вида. Ей сразу приглянулся почему-то Александр.
– Перепихнёмся? – лизнув своим змеиным языком зубастую морду Александра, нежно спросила она. – Я тебе яйцо снесу.
Разинув пасть Александр, наблюдал, как томно затуманились жёлтые зрачки прелестной незнакомки, как пробежала дрожь по костяным пластинам от макушки до кончика хвоста.
– Как звать то тебя?
– Люся – потупилась зубастая красавица.
– Давайте, давайте! Только по-быстрому! Я отвернусь, – подбодрил брата Николай. – Познай дзен конца мелового периода!
– Я, что, против что ли? Вот только из яйца никто вылупиться не успеет. Астероид на подлёте.
Динозаврочка глянула на небо.
– Ничего, милый, зарою поглубже, пускай археологи в будущем радуются. Трахнулись. Радостная самка побежала откладывать яйца. Братья же двинулись дальше.
На берегу моря, опёршись на хвост, восседал огромный тираннозавр и лениво грыз ногу от какого-то ископаемого. Вокруг его, склонив голову к земле и задрав хвосты вверх, вприсядку перемещались ящуры поменее. Они то и дело замирали, окружив тираннозавра, и хором шипели. Братаны остановились поодаль. "От начальства подальше – шкура целее" – пояснил брату Николай.
– А что они ползают кругами, и шипят хором? – поинтересовался Александр? усердно чеша лапой жёлтое пузо.
– Шипят, это они прославляют так босса, а ползают, – это пресмыкаются перед ним. Они же пресмыкающиеся, деревня!
Увидев, что ящер Саня уже двумя лапами яростно чешет низ своего живота, Николай расхохотался.
– Да не как тебя подруга доисторическими насекомыми наградила. Ну, Люська, ну зараза! Вот и поймал дзен!
Николай повёл мордой, что-то ища глазами посреди травы, потом сорвал большой багровый лист, похожий на лопух.
– На, потри, где чешется, враз все насекомые повыскакивают.
Александр взял протянутый лист, потёр, где чесалось, и взвыл от боли. С его тела вниз на землю, словно горох посыпались жёлтые насекомые. Зудеть перестало, но жгло, будь здоров.
Его вопль услышали ящеры, что пресмыкались возле тираннозавра. Двое из них направились к братьям.
– Морду в землю, хвост вверх! А то сожрут! – прошипел Николай брату. Пришлось склониться.
– Что орём? – спросил один из подошедших ящеров, обнажив свои превосходные, не тронутые кариесом клыки и прочие зубы. – У вас проблемы?
– Нет проблем – хором прошипели братья.
– У вас проблемы! – утвердительно сказал, подбоченясь ящер, раздувая ноздри. Он что-то ещё хотел произнести, но тут сверху раздался пронзительный вопль. Прямо над ними пронёсся птеродактиль. Из его гузна вырвалась мощная струя жидкого кала, которая залила готовящегося продолжить речь пресмыкающегося. Включив форсаж, птеродактиль унёсся прочь.
– А говорите, нет проблем! Тут с головы до ног обсирают, какие-то вражеские пердулеты, а мы как рыба об лёд! Я, как лицо неприкосновенное, возмущён! Жидкое дерьмо безразлично стекало с морды и туловища неприкасаемого. Второй ящер, отвернув морду, зловредно скалился.
– Всё, вы виноваты, звероподобные! Пошли до босса, пусть он вас слопает!
Они вчетвером на полусогнутых направились к тираннозавру. Тот уже закончил грызть кость и прикрыл жёлтые глаза, видимо собираясь вздремнуть с устатку.
– Величайший! – телепатически прокричал обгаженный ящур – сожри этих ничтожных тварей! – Он мотнул мордой в сторону братьев. Тираннозавр приоткрыл один глаз
– Сожру. Но не сейчас. И не их. А тебя, и то, если от говна отмоешься.
– Меня-то за что? – обиделся обосранный.
– Спать не даёшь, сволочь. Бери их за шкирку и ать-два, воевать! И ты вместе с ними. А то порву на портянки!
Величайший закрыл свои веки. На его огромном теле висели разбухшие от крови твари похожие на огромных пиявок. Несколько из них с чмоканьем отвалились от его тела и поползли в их сторону.
– Валим отсюда пока при памяти! – заорал кандидат на портянки. – А то присосутся и капец!
– Куда валить то? – поинтересовался Николай.
– Надо успеть доскакать до границы.
– А где граница?
– Где река, протекает, а за ней бугор.
Они поскакали, только пыль столбом. Но никто не заметил, что одна из пиявок повисла у Николая на хвосте. Вот и речка. Тут Александр заметил пиявку, что присосалась к брату.
– Колян! – заорал он, – у тебя пиявка на хвосте! Сбрось её!
Колян с испугу мотанул хвостом так, что пиявка отцепилась и улетела за речку. Шлёпнувшись в грязь, она развернулась и поползла прочь.
– Вот гадина, кровушки напилась, а теперь за границу двинулась, за бугор. Пойду на речку, дерьмо с себя смою.
– Мы то же сходим, искупнёмся, жарко что-то. – Александр взглянул на небо. Астероид приобрёл размеры солнца. На бугре появилось несколько ящеров, они угрожающе шипели. За ним нарисовался вражеский тираннозавр.
– Вот и сходили за водичкой – прошипел Николай. – Сейчас нас кромсать будут.
Сверху посыпался огненный дождь раскалённых осколков. Один из них угодил прямо в тираннозавра. Тот лопнул, словно воздушный шарик. Куски мяса от его тела разлетались по сторонам.
– Спёкся гадёныш! – восторженно завопил, а кто именно, Александр не успел понять. Астероид врезался в землю совсем неподалёку от них.
Александр с трудом открыл глаза. Страшно болела голова, во рту пересохло, мучила жажда. Первое, что он увидел, грязный, покрытый трещинами потолок.
– Никак очухался – услышал он женский голос. Над ним склонилось чудовище в белом халате. Ни жёлтых змеиных глаз, не костяного гребня на голове, и морда не зубастая… Александр глянул вниз – хвоста из-под халата не торчало. Жуть.
– Как вы себя чувствуете? – спросил гладкокожий монстр.
Александр перевёл глаза на своё тело. Руки, ноги… – он понял, что снова стал человеком.
– Пить, – попросил Александр.
Медсестра протянула ему стакан воды, что стоял на тумбочке возле изголовья. Выглядела она очень даже ничего, если судить человеческим категориями.
– Лежи, отдыхай – произнесла сестра, забирая пустой стакан. – Скоро обход.
Сестра ушла. Александр осмотрел палату. Четыре железные кровати, две из них пустовали. На одной, с перевязанной головой лежал он, на другой, что стояла впритык к его кровати, кто то находился. Из-под одеяла торчали босые ступни. Пятки были жёлтые, в трещинах, обрамлённые по краям толстым слоем ороговевшей кожи. Смотреть на них было невыносимо противно. Александр, морщась от боли, приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть соседа по палате. Тот неподвижно лежал на кровати, задрав вверх, заросший седой щетиной подбородок. Серое морщинистое лицо, впалые щёки, торчавшие из носа волосы, белая поросль остатков растительности на обтянутом кожей черепе. Из чёрной дыры беззубого рта с хрипом вырывался воздух.
– Эй, мужик, слышишь меня? – просипел Александр, поражаясь своему скрипучему голосу. – В ответ тишина.
– Дедуля то не жилец… отходит, – подумал про себя Александр, ложась головой на подушку, прикрывая глаза – А ты Александр Васильевич, значит, опять на этот свет вернулся. Вообще, что это было? Больное видение трахнутого кирпичом мозга, либо это произошло на самом деле? Вот бы найти те самые яйца, что после него динозавриха Люська отложила. Жалко, что всё прахом пошло.
Соседняя кровать заскрипела. Александр Васильевич открыл глаза. Сосед, выгнув спину, сучил на постели ногами. Байковое одеяло слетело с него и упало на пол. Неожиданно из пустоты возникло несколько полупрозрачных человеческих фигур. Окружив постель соседа, они молча наблюдали, как тот корчится в судорогах. Александр Васильевич хотел было крикнуть, чтобы пришёл доктор, но один из полупрозрачных фигур повернулся к нему лицом.
Фигура приложила палец к губам, из глаз её струилась такая вселенская любовь и умиротворение, что Александр Васильевич безмолвно замер. Сосед изогнулся в последний раз и, прохрипев, затих. Через мгновение от бездыханного тела отделилась его точная полупрозрачная копия. Она улыбалась счастливо окружавшим его фигурам. Двое из них взяли её за руки, и все растворились в дрожащем воздухе.
В палату заглянула пожилая санитарка-уборщица. Она неодобрительно посмотрела на валяющееся, на полу одеяло, потом на бездыханное тело.
– Никак преставился – равнодушно произнесла она, поднимая с пола одеяло. – Ну и с богом, царствие небесное. Ронять то одеяло необязательно. И кровать сбузил всю. Беда с вами, больными. – Санитарка что-то продолжала ворчать себе под нос, но Александр Васильевич не слушал её. Он лежал и улыбался.
Туман
Утро выдалось солнечным, весёлым, безветренным. Катер, скользил по речной глади, оставляя за кормой буруны от винта. Далеко впереди, сияла куполами на солнце церковь. «Ярославец» вёз вахту на плавучие краны. Те разгружали с барж щебень на пологий берег, перед церковью, возвышающейся на высоком обрывистом холме. Все сидели на скамье перед рубкой и молчали, подставив лица под встречный напор воздуха, пахнувшего рыбой и зелёной тиной. Ещё немного и покажутся краны, с пришвартованным к ним баржами. Но за поворотом непроницаемой завесой охватывая всё ширину реки, клубился туман.
– Мать, перемать, и все святые угодники! – капитан, высунув голову из рубки, резко сбавил ход. Катер клюнул носом, гася инерцию, люди, сидящие на лавочке, невольно качнулись вперёд.
– Поаккуратнее, людей везёшь!
– Не орите! Глядите, что впереди творится! Армагеддон сплошной и несусветный! Ни черта не видно! Хоть назад вертайся!
– Зачем назад? Метров триста до кранов! Потихонечку, как-нибудь, а? – никому не хотелось возвращаться обратно. – Там люди ждут, к пересменке готовятся.
– Чёрт с вами! Кто ни то встаньте, рындой сигналы подавать! Три длинных каждые две минуты.
– Давай я! – согласился Семёныч, пожилой крановщик. Большой грузный, он, кряхтя, поднялся с лавочки, подошёл к начищенной рынде, то бишь к судовому колоколу, взял в руку верёвку, привязанную к языку колокола, и трижды ударил. Тягучий звон разлетелся по реке.
– Хорошо поёт! – одобрил Семёныч. – А у нас на кранах из чугуна, говно.
"Ярославец" медленно вползал в серую мглу. Людей, стоящих на палубе, обдало пронизывающим холодом, ледяная взвесь тумана, буквально облепила тела людей, их встревоженные лица. Пелена была настолько плотной, что тяжело было дышать. Но самое поразительное, по мере того как катер продвигался дальше, цвет марева приобретал зеленовато-жёлтый оттенок.
– Сколь живу, никогда такой срани не видывал! – изумился Семёныч.
– Склянки бей! – заорал капитан, – службу плохо несёшь!
–Дзинь! – Дзинь! – Дзинь! – зазвенела рында. Матерясь, капитан сбавил ход на самый малый. Катер неслышно продвигался по фарватеру. Ни спереди, ни сзади, ни сверху ничего не было видно, – сплошной жёлто зелёный мрак.
– И на кой хер я послушал вас, дурак старый! – крутя штурвал, матерился капитан. Чёрные усы его свисали вниз, взгляд был сердит.
– Дзинь! – Дзинь – Дзинь! – опять прозвучал судовой колокол. Катер ткнулся носом в борт баржи, скрежеща цепью кранцев о железный бок, по касательной продолжал двигаться вперёд.
– Мишка, не спи! На ходу прыгай! – Мишка, отцепив леерное ограждение, проворно перемахнул на засыпанную щебнем палубу баржи. «Ярославец» взревев, подался назад и, развернувшись, исчез в клубах тумана. Мишка минуту постоял, прислушиваясь к удаляющемуся гулу двигателя катера, потом, забросив на плечо сумку, лавируя между горками щебня, направился к крану.
Выгруженная баржа, вздымалась над палубой крана, швартовы были ослаблены, отчего нос баржи отошёл в реку. Мишке пришлось идти к корме, чтобы осторожно спрыгнуть на средний кнехт, а после на влажную палубу понтона. На кране было тихо. Главный, и вспомогательный, двигатель были заглушены, тишину нарушало лишь журчание воды, струившейся сквозь висящие на цепях привальники.
«Дрыхнут, наверное. Баржу выгрузили и спят как суслики». Но на душе сделалось неспокойно, казалось, весь воздух был пропитан неясной тревогой.
Он направился к трапу, ведущему в жилые отсеки, оставляя за собою отпечатки на покрытой росой стальной палубе понтона. Дверь капа была занавешена марлей от комаров, отодвинув её рукой, Мишка глянул вниз. Темень. Осторожно ступая по гофрированной металлической лестнице трапа, Мишка медленно спустился вниз. На последней ступеньке он всё же зацепился сандалией за уголок, приваренной к ступеньке, чуть не распластался на сланях. Матерясь, он щёлкнул выключателем аварийного освещения. Вверху сквозь залапанное краской стекло плафона обозначило себя жёлтое пятнышко лампочки.
«Охеренно ярко светит, аж не видно не хера!»
Расстегнув сандалии, Мишка, нагнувшись, нашарил рукой тапочки. Из-под сланей тянуло ржавчиной и тухлой водой.
«Откачать бы водичку в жилом надо», – вяло подумал Мишка. «Только кому это надо? Ему то же нет, пошло все оно…».
Он вздохнул, выпрямился и, подхватив сумку, повернул налево по узкому коридору, переступив дверной комингс. Пройдя коридор, он, перешагнув очередной комингс, Мишка очутился в освещённом красным аварийным светом тамбуре. Смутно виднелись двери, ведущие в каюты, повернув голову в направлении лестницы ведущей на камбуз, Мишка различил восседавшего за столом Юрку. Тот сидел, ссутулившись, взлохмаченная голова его была опущена. Над ним, кровавым оком, мерцал красный плафон, указывающий на аварийный люк запасного выхода.
– Юрка, проснись манда, нас обокрали! – заорал Мишка, присаживаясь, напротив. Весь стол был завален рыбьей чешуёй, валялись пустые банки из-под водки.
Юрка медленно поднял голову. Несмотря на тусклый кровавый свет, Мишке лицо его показалось мертвенно бледным, а вместо глаз две чёрные дыры
– Квасили вчера? Ванька спит что ли? И поварихи не слышно, что за бардак у вас? Воняет черт те чем, обосрались тут что ли? – посыпал Мишка вопросами.
– Мишка…. Привет Мишка… – медленно, как бы пробуя на вкус каждое слово, проговорил Юрка.
– Ну, мужики, видимо вчера крепко дали, слова еле выговариваешь. Как только баржу выгрузили. Кран то хоть цел?
– Цел. А Боря домой не поедет, он за борт ушёл, как Таньку кончал, так сразу и за борт… Бултых! – из Юркиного горла раздались клокочущие звуки, словно он поперхнулся.
«Что он буровит? На коня белого запрыгнул? Белочку поймал? Так вроде рано, не в запое был». – Мишка ещё раз внимательно посмотрел на Юрку
и тот ему совсем не понравился. Лицо из бледного приобрело синеватый оттенок, чернота зрачков пугала, а ещё Мишка различил на Юркиной шее широкую багровую полосу, которой минуту назад не было.
«Что происходит? У меня крышу сносит как у Юрки, может газ какой распылили? Нет, нужно на свежий воздух. Сумку с едой поварихе отдам и бегом на палубу…» – Мишка поднялся со стула и с опаской направился мимо сидящего Юрки к дверям камбуза.
– Не ходи туда, – схватил его за руку Юрка.
– Да отцепись ты! – вырвался Мишка – Дай Татьяне жратву отдать!
Он вбежал по лестнице, повернул рычаг железной двери камбуза и замер. Рука, державшая сумку, медленно разжалась, сумка упала на кафельной пол, внутри её звякнула, расколовшись, стеклянная банка, но Мишка не обратил на это внимания. То, что он увидел, заставило его оцепенеть. Среди побитой посуды, уткнувшись окровавленной головой в переборку, в луже крови, на животе, лежала повариха Татьяна. Подол её платья был задран на спину, обрывки трусов спущены на колени, бесстыдно раздвинутые белые ноги измазаны дерьмом. Из распоротого её живота, к дверям, где замер Мишка, разноцветными верёвками тянулись выпавшие внутренности поварихи. Видимо она ползла от порога, оставляя за собой кровавый след и свои кишки. Запах дерьма и крови был невыносим. К горлу подступила тошнота, Мишка захлопнул дверь камбуза, повернулся, ища взглядом Юрку, но тот исчез. Не в силах больше сдерживать рвоту Мишка бегом рванул к выходу на палубу. На полпути его вырвало прямо на ковровую дорожку, застеленную в коридоре.
Пошатываясь, Мишка поднялся по трапу на палубу. Туман и не думал рассеиваться, напротив, жёлто-зелёный окрас приобрёл ещё более зловещий трупный оттенок… Юрки на палубе не было, Мишка подошёл к береговому борту, трап был поднят.
«Что же стряслось на кране, неужто это Борис убил повариху? Баба то нормальная была, как же так-то? В ментовку звонить надо, пока самого не пристегнули». Мишка достал из кармана смартфон, но тот даже не включился, как будто аккумулятор окончательно сдох, хотя Мишка зарядил его полностью перед работой. Пространство вокруг озарилось ярким светом. Рассекая мглу, из неоткуда, возникла фиолетовая молния с корявыми отростками. Упёршись концом в нос баржи, она, шипя, извивалась, от отростков сыпались искры. Мишка увидел, как стальной нос баржи начинает краснеть, из-под днища повалил густой пар. Мишку обдало жаром, он попятился, споткнулся об грейферный настил на палубе и задом упёрся в раскрытую челюсть грейфера. Потом молния исчезла, пар заволок полностью нос баржи, слышно было, как потрескивает, остывая железо.
«Валить отсюда надо, и побыстрее! Тут неладное творится. Куда же Юрка пропал, может в машинное отделение ушёл? Пойду, проверю, а потом на берег, к ментам…»
Люки на капе машинного отделения были открыты. Мишка заглянул в один из них, внизу было темно и тихо. «Юрка!» – крикнул он. Тишина. Тогда он, распахнув дверь, спустился по трапу вниз. В ГРЩ никого не было, в дизельной было жарко, Мишка прошёл мимо генератора и дёрнул ручку железной двери компрессорной. Там тускло мерцал красный свет фонаря. Под фонарём прислонившись, к пиллерсу, спиной к Мишке неподвижно замер человек.
– Это же Юрка, бисов сын! – Мишка направился к нему, толкнул того в спину. – Хер ли ты убежал… начал было ругаться Мишка, но увидел, как от его толчка Юркино тело развернулось вокруг пиллерса, и Мишка с ужасом увидел перед собой вздутое лицо Юрки с высунутом на бок языком. Верёвка линя, продетая в отверстие между карлингсом и кницей, врезалась петлёй в его шею, голова склонилась на бок, а под висящим телом, лужа мочи. Мишка опасливо дотронулся до Юркиной руки, та была холодной видимо смерть наступила давно. Внезапно сзади в кингстоне забурлила вода, Мишка покрылся холодной испариной. Он попятился, не отрывая глаз от висящего трупа, потом резко развернулся, и что есть мочи побежал прочь. Очутившись на палубе, Мишка рванул к трапу и, развернув его механизм в сторону берега, принялся бешено крутить ручкой, опуская лестницу вниз. Берег из-за тумана был еле различим, все же было видно, как по берегу медленно двигаются неясные тени людей. Услышав скрип опускаемого трапа, несколько человек остановились, а один даже подпрыгнул, пытаясь ухватиться руками за железную лестницу.
Мишку кто-то похлопал по плечу
– Не отпускай, не надо, а то поналезут всякие чужие – за своей спиной услышал он хриплый голос.
Мишка повернул голову: – сзади стоял Юрка, шею рассекала багровая полоса, лицо отекло и посинело, глаза казалось, выскочат из орбит, язык постоянно вываливался наружу и Юрка рукой впихивал его обратно в рот. Мишка попятился, чувствуя, как по спине текут струйки холодного пота. «Крышняк то у меня капитально снесло», – и неожиданно для себя Мишка подумал, – «а раз снесло, значит и бояться нечего, мне всё это мерещится. Как говорят, если не можешь сопротивляться – то получай удовольствие. Это все туман, наверняка от него галлики» Странно, но эти мысли успокоили его.
– Юрка, а что за люди по берегу то бродят?
– Покойники местные, не отпускай трап.
«А и впрямь, зачем нам чужие, от своих волосы дыбом» – Мишка обратно повернул трап на палубу. Потом он обогнул Юрку, стараясь не прикасаться к его телу, и тяжело опустился на жилой кап. Юрка уселся рядом. Мишка достал пачку сигарет, протянул Юрке.
