Сергей Вихорев
Американский наворот
– Синтез в этой плазме происходит? Нам ведь нужен синтез?
– Происходит, сэр.
– Так почему это не холодный синтез?
– Здесь все расписано, мне понадобится час на объяснение.
– Вот я возьму и почитаю, – ответил Оппенгеймер.
– Я за тем и принес, – ничуть не смутился Нордвуд.
– Знаешь, как трудно читать все эти научные материалы? – Чуть повеселев, ответил Оппенгеймер, – Текст читаешь, формулы выкидываешь. И вот по оставшемуся попробуй догадайся что да как. Не могли бы они писать не так сухо?
Президент двинулся к бару. В это время у него за спиной загорелся широкий 115-дюймовый экран.
– Видеопрезентация, господин президент, объявил Нордвуд, тут же поставивший видео на паузу. – Представляю вашему вниманию энергетическую установку нового поколения, построенную совместными усилиями AEX и GBA. Тестовый полигон расположен в районе Великих Озер и выдан за экспериментальную энергостанцию.
– Так получается, что это и есть экспериментальная энергостанция, – усмехнулся Оппенгеймер, возившийся с виски.
На экране тем временем сменяли друг друга титры с логотипами констеллейшнов и бесчисленных корпораций в них входивших.
Наконец появилось изображение довольно большого зала с установленным вертикально агрегатом, напоминавшим не то огромный, поставленный вертикально реактивный двигатель, не то какой-то, опять же, вышедший за рамки стандартных габаритов спутник.
В диаметре агрегат был футов тридцать – тридцать пять, в высоту чуть больше. Вобщем по меркам термоядерных силовых установок это действительно было портативное устройство ничуть не сковывавшее своими габаритами тех же судостроителей, да и в гражданском секторе малоразмерная энергоустановка всегда нашла бы применение.
Закадровый голос начал рассказывать все то, что уже успел наговорить Нордвуд, однако теперь один за одним показывали узлы реактора – все эти электромагниты, сверхпроводящие детали, блестевшие как ртуть, в процессе работы разогревавшиеся докрасна. Наконец, показали ту самую плазму – все то же тороидальное кольцо, мерцавшее в магнитной камере. Потом появилось нечто новое – от кольца отщипнулся жгут, словно проволока от мотка, однако это было лишь анимацией – очевидно, видеокамера внутри реактора такое заснять не смогла. Потом кольцо начало пульсировать и в него ударил тонкий луч – так, согласно закадровым объяснениям, происходила дозаправка массива сверхтекучей плазмы обычным веществом, то есть обычной плазмой. Без высокочастотных колебаний, распределявшей еще не перешедшее в состояние холодной плазмы вещество по поверхности массива, сверхтекучая плазма начала бы взаимодействовать с излишне концентрированным обычным веществом таким образом, что реактор разрушился бы. Под конец закадровый ведущий обескуражил тем, что объявил, что на деле процесс выглядит совсем не так, а вся анимация – лишь иллюстрация принципа работы
Наконец, голос объявил о тестовом запуске рабочего процесса синтеза. Из всего показанного были лишь диаграммы на нескольких дисплеях, расположенных на приборной стойке, находившейся здесь же, в зале. На удивление, зал не то что даже не был покинут персоналом, так они еще стояли в непосредственной близости от реактора. Термоядерный синтез, конечно, был несопоставимо чище ядерной реакции, но все же ранее никто так вот не стоял рядом с экспериментальным реактором. Дело даже было не в радиации, а опасности в банального разрушения теплозащиты. Или того же неправильно пошедшего взаимодействия сверхтекучей плазмы и обычной.
Тем не менее, персонал демонстрировал хладнокровие и уверенность.
От главного агрегата отходили два отвода, придававшие отдаленное сходство с химической колбой – у таких нередко бывают отходящие трубки.
Один из отводов заканчивался массивным узлом, зафиксированным в своем положении при помощи тяжеловесной бетонной конструкции.
Сами же отводы не создавали видимости какой бы то ни было жесткой консоли – опутанная шлейфами и трубками магистраль скорее походила на непомерно толстый кабель или рукав, нежели на что-то жесткое.
Закадровый голос объявил, что сейчас установка будет работать в режиме вывода энергии. Внутри узла расположенного на конце отвода, в специальной камере, проходил еще один процесс. Туда помимо поступавшей сверхтекучей плазмы вводился поток обычной, но в отличие от накачки реактора, проводившейся в режиме высокочастотных колебаний, здесь взаимодействие шло по-другому. Оно, взаимодействие, проводилось по тому сценарию, что могло бы разрушить реактор, но теперь оно происходило в этой особой камере конвергентора, как ее назвали. Там эта сила сдерживалась все тем же магнитным полем. Энергия здесь уходила в ионный поток, формируемый и направляемый сверхпроводниками, получавшими электропитание от электрических контуров реактора – массив сверхтекучей плазмы помимо всего прочего извергал мощнейшие электромагнитные колебания, конвертировавшиеся непосредственно в токи. В сущности это, весь этот реактор, был совершеннейшим электрогенератором. Параметры электрических колебаний задавались той же системой, которая заставляла массив сверхтекучей плазмы принимать дозаправку обычной.
Голос наконец-то умолк. Из агрегата, то есть камеры внезапно ударил яркий мерцающий луч, уходивший куда-то вниз, в обустроенный специально для этого туннель.
Кадры с залом сменились видом на серую бетонную громадину, притаившуюся на берегу озера. Откуда-то снизу ударил столб пара, сминавшийся в белое, двигавшееся прочь облако. Масштабы были серьезными – облако в своей верхней части достигало высоты в полкилометра – это сообщил голос.
Статическая тяга составила… – сообщил голос, когда в кадре вновь показалась установка… – это лишь на двадцать процентов меньше тяги первой ступени ракеты Сатурн-5, доставившей человека на луну.
– Раз уж речь зашла о тяге, то выходит, что реактор может работать как двигатель, я правильно понял? – Оживился Оппенгеймер.
– Именно так. Вообще двигатель нас изначально и интересовал в первую очередь.
– Еще бы!– отозвался Оппенгеймер, – а на чем он летает? Нужно же какое-то рабочее тело? Сколько его, этого рабочего тела надо? Атомные шаттлы вынуждены таскать с собой немалые запасы воды, которую раскаляют и выстреливают из сопла. Как дело обстоит здесь?
– Для сопоставимого удельного импульса на порядки, на два порядка меньше, – ответил Нордвуд. Для реактора с представленными габаритами, будь он встроен в корабль с массой вдвое больше реактора, нам понадобиться ориентировочно… пятьсот фунтов легкого металла вроде калия, чтобы слетать на луну и вернуться обратно. Лучше применять водород – в этом случае не будет образования сравнительно тяжелых изотопов в выхлопном треке. Теоретически возможны варианты с разными рабочими телами – водородом при старте и легкими металлами на марше. Луч, что бил из агрегата – это выхлопная струя. Помимо всего прочего мы получили ионный двигатель, только наконец-то несравненно более мощный, чем то, что до сих пор, как и сто лет назад, не спеша двигает спутники. Тем не менее, принцип тот же – ионный поток. Еще он, этот поток, хорошо сфокусирован – это благодаря новым сверхпроводникам. Облако пара – это просто маскировка под тест турбоагрегата на случай, если "чинки" просматривают с орбиты. Однако пар образован непосредственно ионным потоком – в конце канала устроена приемная камера с поступающей водой.
– Сколько же вы вели работу над этим? – изумился Оппенгеймер.
– Смотря что рассматривать за точку отсчета… Слишком много составляющих. Вот, например, эта квантовая… то есть холодная плазма второго рода была предсказана лет пятнадцать назад, до Войны. Потом в сто седьмом году она была впервые получена в лаборатории, но возможности практического применения тогда не видели – так бывает. Тогда установка даже не могла работать как электрогенератор. Сверхпроводники – это отдельная история, она была сама по себе. Я иногда сам удивляюсь, как все так сошлось.
Первая конвергенционная установка, – продолжал Нодраман, – то есть комплексная система, позволявшая отбирать сверхтекучую плазму и вводить туда ионный поток была построена в тринадцатом году, в первой половине года. Она работала в импульсном режиме, выдавала десятки киловатт тепловой энергии в импульсе. Приведенная тяга измерялась миллиньютонами. Сверхпроводники инверсного типа стали доступны в шестнадцатом году – это был также частный исследовательский проект GBA. Главная камера реактора выполнена на тех, изготовленных еще в рамках тестового производства. Что касается двигателя, то есть конвергенционной камеры, то там уже использованы более современные образцы – они и сдерживают массив сверхтекучей плазмы при взаимодействии с обычной и фокусируют выхлопную струю. Больше каких-то уникальных материалов в устройстве не применяется. Рама и каркасы фидеров, то есть отводов, конечно, не из алюминия и меди, но это все, включая золото и инконель, есть и всегда было.
– И сколько времени понадобиться чтобы это… чтобы это начало двигать шаттлы? Ты знаешь, что в первую очередь я спрошу о них.
– С одной стороны это нечто сопоставимое с Манхэттенским проектом позапрошлого века, но с другой…
– Что с другой?
– С другой стороны, тогда пришлось создавать совершенно новую промышленность – мало было доводить лабораторные принципы до промышленных масштабов, так еще надо было затащить обычные сферы производства вроде электротехники на новую вершину. А сейчас… – Нордвуд довольно улыбнулся, – Вышло так, словно на момент принятия решения о создании первой бомбы в США уже была и не первый год работала атомная промышленность – строили энергетические реакторы, иногда получали плутоний, который годился для малогабаритных реакторов на спутниках, а потом вдруг решили, а почему бы нам не построить бомбу?
– Слишком уж все хорошо звучит.
– Меня больше смущает научная часть – как так до всего этого так вовремя дошли. Словно заговор ученых, знавших все уже полвека назад, но молчавших. Это шутка. А если серьезно, у AEX и GBA свои собственные программы и такие ресурсы, что… Существуй они тогда, они бы Манхэттенский Проект реализовали бы и не заметили. Да только, к сожалению, их тогда не было. Вспомните то, как сейчас принимаются на вооружение новые образцы.
– С этим согласен, – ответил Оппенгеймер. Я думал, планы ввести в строй старый-новый "раптор" F-222 за полгода были неприлично оптимистичными, но действительно, от подписания документа до поставки первых пятидесяти машин прошло как раз полгода.
– Я иногда думаю, – задумчиво продолжил Оппенгеймер, – что мы таки создали этот… Как в классическом фильме "терминатор"… Я не про роботов, а про машинерию в целом, про этот "скайнет". Только это не покорившие человечество машины, а огромный принтер, который в состоянии напечатать нам все, что нужно – например, модифицируемые под ситуацию истребители, ракеты… В каком-то смысле они нас покорили, но своей полезностью что ли. Хотя такое можно сказать про все, что человек когда-либо создал. Хоть про плуг и костер. А теперь если неосмотрительно перейти к прежнему образу жизни, то эта уникальная штука, этот принтер погибнет. Промышленность расползется по своим углам и начнет штамповать разнообразные автомобили и прочие игрушки для взрослых детей, для обывателей. А потом рано или поздно грянет новая война и все начнется сначала, и еще не известно, как оно будет складываться тогда. Этого нельзя допустить.
Нордвуд глянул на стакан и отметил, что президент из него практически не отпил.
– Так что насчет шаттла? Как скоро двигатель сможет быть инсталлирован во что-то функциональное? Пусть это будет термоядерный шаттл только первого этапа, но мне, нам, нужно, чтобы он был функционален. Полностью функционален. В смысле военного применения.
– В пределах одного года это вполне реально – невозмутимо ответил Нордвуд, впрочем вполне допускавший возможность скептической реакции президента.
– Я правильно понимаю, что двигатель уже приобрел окончательный вид? – Оппенгеймер кивнул в сторону экрана, на котором замер кадр с реактором.
– Не совсем. В него сейчас вносят изменения. Изменения эти чисто тактического характера – двигатель должен иметь больше отводов для маневренного полета. Основная камера принципиально не изменится, только сверхпроводники будут из тех, что сейчас выпускаются уже более массово. Сам корабль – это вообще не проблема – та же, условно говоря, несущая рама на опорах плюс кабина и оружейные системы. У AEX был свой проект межпланетного корабля, правда тот был на ядерном двигателе. Тот двигатель был более громоздким, так что перепроектировать несущую раму труда не составит.
– Да, я помню про те шаттлы, – ответил Оппенгеймер, – Ни на что не способные чисто гражданские машины.
– Менее года… – проговорил Оппенгеймер, уже нарисовавший в своем воображении исполинский P-шаттл с арсеналом ракет вроде sys.520 на борту. Он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет, что такого не будет, но вертикально взлетающая и способная слетать на луну и обратно платформа с несколькими ядерными блоками на борту – это не просто супероружие, это путь к высоким орбитам, которые может статься, будут оккупированы исключительно Западным Блоком. А если первый результативный полет состоится до выборов…
– Я догадываюсь о ходе ваших мыслей, – прервал паузу Нордвуд, – но правда в том, что, увязать окончание программы шаттла первого этапа с предстоящими выборами не является чем-то из ряда вон выходящим. Я предполагаю, что возможно придется воздержаться от некоторых активных продвижений на фронтах… Даже усилия Харлингтона по нормализации дел в тылах могут сыграть нам на руку.
Оппенгеймер наконец-то отпил. Нордвуд продолжал:
– Дело не столько в самой стоимости программы, сколько в отвлечении некоторых производственных мощностей, в частности индустрии новых сверхпроводников, а они же, эти предприятия, выращивают детали из аморфного металла – то есть с некоторыми гиперзвуковыми дронами-бомбардировщиками будут проблемы. Решения все равно будут найдены. В крайнем случае, есть керамика – Азиаты так делают и делали всегда. Еще один момент состоит в том, что AEX предполагают выпуск двигателя, то есть реактора серией – это не два и не пять, а минимум полсотни. Это в пробной серии. Они не могут себе позволить возводить новые цеха а то и предприятия ради единичных заказов. Вернее будет сказать, мы все не можем себе этого позволить. Помимо прочего Пентагон должен будет рассматривать успешную реализацию проекта, как кризисное явление, – Нордвуд изобразил кавычки. – "Кризисное" здесь не означает что-то плохое. Помните ту схему с рядом событий и исходов?
– Помню. Про серию этих штабных учений напоминали даже спичрайтеры, – ответил Оппенгеймер.
– В любом случае, мы или захватим главенствующую роль в процессе деэскалации, или успешно реализуем конверсию по собственному сценарию, – резюмировал Нордвуд.
– Скорее это будет конверсия, – ответил Оппенгеймер.
– Одно другому не мешает. Из этих кирпичей, я имею ввиду компоненты сценариев, можно составить что угодно, – ответил Нордвуд, прекрасно знавший о видении Оппенгеймером будущего всего Военного Процесса. Президентом Оппенгеймером, давно уже отвергнувшем какие бы то ни было планы заключения классического мирного договора.
Глава 11.
Тренировочный лагерь.
20.09.2119.
Тренировочный лагерь Добровольческой Гвардии СФС.
Завирдяев раздвинул брезентовые створки и вошел в шлюз. В нос ударил резкий запах дегтя и какого-то антисептика. Раздвинув внутренние шторки шлюза, он увидел перед собой неряшливые нагромождения из картонных коробок и фанерных ящиков. Сверху на эту стену полутораметровой высоты было наброшено какое-то тряпье, судя по всему, относившееся к униформе. Завоняло табаком.
Пройдя вдоль вала из барахла, Завирдяев вышел к чему-то вроде центрального пространства этой здоровенной палатки. По разные стороны открытого места стояло несколько кроватей, размещенных как бы кругом вокруг площадки, в центре которой находился обшарпанный кухонный стол.
На трех из пяти кроватей сидело по полуодетому мужику, двое из которых ели из котелков, а третий что-то смотрел в планшете и явно веселился.
Все трое повернули головы в сторону Завирдяева и молча на него уставились.
Ну давай, спроси меня, – подумал Завирдяев, сохраняя при этом каменное лицо. – Спроси что-нибудь вроде "ты откуда, мужик". Давай, вот только ляпни сейчас языком чего-нибудь… Мужички оказались все же не такими простачками, чтобы не понять, что человек в гражданском здесь появился неспроста, что это не тот случай, когда кто-то наткнулся на лагерь, гуляя по лесу.
За спиной послышалась какая-то возня – к разговору подтянулся пролезший через шлюз заместитель начальника лагеря. Он-то и встретил Завирдяева, прибывшего с этой внезапной проверкой.
Замначальника был красномордый толстяк с растрепанными усами, выглядевший скорее не как офицер, а как выбравшийся на рыбалку. Такой перед тем как приступить к самой ловле, прикладывается к поллитровке. И после и во время. Не то чтобы он был нетрезв, дело было не в этом. Дело было в состоянии формы – небрежно засученных рукавах и кепке, затерявшейся где-то в районе затылка.
Очевидно увидев замначальника, трое бойцов вскочили и встали по стойке "смирно". Учитывая то, как они были одеты, выглядело комично.
Завирдяев тем временем отвел взгляд от троих "партизан" и принялся не торопясь осматривать внутреннее убранство палатки.
За это время он успел обратить внимание на ряды двухъярусных кроватей, скрывавшихся за какими-то простынями и покрывалами, развешанными на привязанных к крепежам веревках. Повсюду были залежи из какого-то барахла в картонных коробках, разбросанная повсюду обувь и составленные отдельно 20-ти килограммовые жестянки с крупами и мукой.
На столе, находившемся посреди площадки стояла портативная газовая плита, окруженная грязной посудой в том числе несколькими кастрюлями.
Что с формой одежды? – послышалось сзади рычание замначальника. – Если вы находитесь в увольнении, это не означает, что можно так расхаживать. Где дневальный?
– Так точно! – Хором ответили трое вояк.
– Не понял, процедил в ответ замначальника: ответ "так точно" был явно невпопад.
Завирдяев заложил руки за спину и продолжил оглядывать внутренности палатки-ангара. Двое других проверяющих, которых он захватил с собой для какой-никакой группы, без особого интереса к происходящему стояли где-то около входного теплосберегающего шлюза.
– Дневальный убыл в санчасть, товарищ капитан, прозвучал голос одного из полуодетых.
Вообще Завирдяев отдавал себе отчет, что лагеря подготовки Добровольческой Гвардии зачастую выглядят несколько неприглядно, но к такому свинарнику даже он был не готов. Этот лагерь был третьим со вчерашнего дня и у него был один плюс, заключавшийся в его расположении – территория располагалась у самой реки и можно было выбрать неплохое место с прекрасным видом на левый берег.
Неизвестно было, пришло ли это в голову самому шефу, или ему кто-то подсказал, но насколько понял Завирдяев, решили, что было бы очень желательно, чтобы Сенатор Харлингтон смог бы красиво под камеру выйти на какую-нибудь поляну или обрывчик и осмотреть в бинокль берег LBSF. Еще предполагалось запечатлеть, как Харлингтон осматривает лагерь и общается с бойцами. А тут такое.
В одном из предыдущих лагерей было вполне сносно, но он был далеко от реки. Это не подходило. Другой был у реки, там было чуть получше с дисциплиной чем здесь, но он был дальше к северу. В таком случае Харлингтону пришлось бы потратить дополнительное время на дорогу – предполагалось, что перемещаться он будет по земле.
Внезапно раздался треск, оказавшийся храпом, и скрип металлической кровати, скрывавшейся за одной из завес.
Завирдяев зашагал к занавеске, обошел это висевшее на веревке темно-зеленое покрывало и увидел кровать, на которой ворочался здоровенный бритоголовый детина, явно почуявший, что что-то тут не так. Доносился запах перегара.
– Парково-хозяйственный день? – с издевкой спросил в воздух Завирдяев. Или зоопарковый? Может сельскохозяйственный?
За спиной послышались шаги красномордого замначальника. Детина тем временем, грузно двигаясь, поднялся и сел на кровати. Весил он под полторы сотни килограмм, был бритоголовым, с широченным лицом, в которое были утоплены маленькие глазки и растянувшийся в попытке что-то сказать рот. Послышались шаги приближающегося Замначальника.
В выпавшие несколько секунд до того, как Замначальника начнет разбираться, Завирдяев взялся рассматривать отечного похмельного здоровяка. Над правой сиськой у этого скотообразного были вытатуированы какие-то руны, точнее надпись, стилизованная под руны. Надо было отдать должное, обычных в таком случае сопутствующих свастик не просматривалось. Взгляд Завирдяева задержался на рунах в попытке разобрать что же там написано, и в конце концов это удалось. Надпись на английском гласила "рожденный побеждать".
В СФС Были еще и отдельные лагеря для Иностранного корпуса, и такого безобразия там не наблюдалось. Однако дело было не в какой-то там особой культуре у инотранцев. Объяснялось такое различие тем, что местные знали, что они у себя дома, оттого и ощущали себя раскованнее, чем иностранцы-уклонисты, бежавшие в неведомый сибирский край, бежавшие от одной войны, Большой, и втянутые в орбиту другой, местной, конфронтации. Послышалось неожиданно звонкое "Здравия желаю товарищ капитан" от скотообразного.
Вместо ожидаемого разговора с бритоголовым, Замначальника зашел совсем с другой стороны:
– Товарищ Завирдяев, это палатка для тех, кто находится в увольнении. Мы как раз планируем ряд мероприятий по укреплению дисциплины… Формально они сейчас убыли по месту жительства…
– А что же они не убыли? – с недоверием в голосе поинтересовался Завирдяев.
– Кому-то нет смысла ехать за сотню-другую километров, кто-то не желает… Не желают по разным причинам. Например, многие не местные. Кому-то некуда ехать – семьи и родственники покинули область, а бойцы не пожелали оставлять малую Родину в трудную минуту. Но увольнения в любом случае положены. У нас так… Вот и проводят свободное время здесь же.
Завирдяев развернулся и зашагал обратно к площадке со столом. Растрепанный красномордый замначальника оказался еще и довольно хитрожопым. По крайней мере, если он всю эту историю с увольнением придумал на ходу, то как иначе, чем хитрожопый?
Завирдяев принялся демонстративно рассматривать разные мелочи – все тот же стол, надписи на коробках, кровати за занавесками. Все под внимательное молчание присутствовавших.
Потом он глянул на замначальника и молча зашагал к выходу.
На выходе уже ждал высокий сухопарый мужик в нарочно расстегнутом камуфляже и тельняшке, видневшейся под ним. Этакий классический образ русского или советского военного. Классики добавляли черные с проседью усы на обветренном лице. Рядом с ним стояли еще трое офицеров, один из которых был сильно похож на красномордого замначальника за исключением того, что лицо у него было не красное, а какое-то желтоватое.
– Здравия желаю, товарищ Завирдяев! – отчеканил сухопарый вояка, – Честь имею, капитан-полковник Балаков – в продолжение приветствия весело и дружелюбно пролаял вытянувшийся по стойке смирно "Классический", обращавшийся уже к вышедшим вслед за Завирдяевым СБСЕшникам.
Балаков, начальник лагеря, был отставным майором российской армии. Он примкнул к мятежу в самом его начале, а потом, уже в ходе развития событий, выбрал сторону правобережных. Как и все военнослужащие ВС РФР, вступившие в какие-либо формирования SSSF он был уволен с позором из рядов российских вооруженных сил.
Теперь он был капитан-полковником. В самом начале местного конфликта звания, согласно ходившим байкам, некоторым удавалось присвоить и себе самим. Конечно, это было не так. Вот система этих званий здесь действительно была своеобразная.
Завирдяев размашисто кивнул и махнул рукой за спину, указывая на палатку с "отпускниками".
– Виноват, не понял, – бодро проговорил Балаков, покосившись на выходящего замначальника.
– Как вам наверняка известно, в следующем месяце к нам прибудет сенатор США Харлингтон, – сухо объявил Завирдяев. В программе пребывания сенатора будет в том числе и посещение объектов Добровольческой Гвардии и Иностранного Корпуса. Мы посчитали, что ваш лагерь подходит для такого посещения. Я не знаю технических деталей того, как лагерь будет приведен к должному виду, но он будет приведен. Нам важно само место расположения…
Завирдяев хотел добавить, что у него уже есть распоряжение и готовый план того, как разогнать весь этот сброд и завезти сюда Иностранный Корпус, но решил пока остановиться просто на том, что лагерь уже выбран для турне Харлингтона.
– Товарищ Завирдяев, господа! – Довольно Эмоционально начал Балаков, – Можете не сомневаться… Это все, – он махнул рукой в сторону палатки, – Мы за одни сутки раскидаем.
– Этого мало, надо чтобы вы показали что-нибудь… У вас стрельбище – вот нужно подобрать бойцов, которые красиво стреляют и вообще выглядят по-другому.
Виноват, не понял, – в очередной раз ответил Балаков.
– Картинку надо сделать такую, чтобы по общемировому телевиденью не стыдно было бы показать. А у вас у некоторых лица такие… Понятно что это вчерашние… гражданские. Но не помешало бы, чтобы в кадре с сенатором были такие… Как в хронике с Большого Фронта.
– Это не вопрос, – ответил Балаков, – помятых всех уберем, в кадре таких не будет.
– Про порядок на территории надо говорить? Я, правда, не буду перечислять, что именно нужно… Траву например скосить… Дорожки…
Балаков начал словоблудить насчет того, насколько это для него и его подразделений легко решаемая задача. Завирдяев хотел было намекнуть, что в этом случае стоило бы делать это и без всяких визитов американского сенатора, но смолчал.
В двух прошлых лагерях он не решался так вот в тупую соврать, что лагерь уже выбран, но здесь во-первых, было удобное расположение, а во-вторых, он уже пришел к выводу, что без этой уловки поездки из лагеря в лагерь так и будут заканчиваться вычеркиванием очередного объекта из списка возможно пригодных для сенаторского посещения.
Внезапно над полем раздался звук сирены, только это был не стандартный вой, а серия из гудков длительностью секунды в две-три. Это означало, что зона предполагаемого налета или удара находится на большом удалении, а сама атака воздушная. Аппарат на поясе Завирдяева завибрировал. На северо-востоке, где нижние облака расходились рваными клочьями, показался белесый след рвущейся ввысь ракеты.
– Персиваль? – произнес Завирдяев.
– Вероятнее всего, – ответил Балаков.
Группа из проверяющих визитеров и Балакова с подручными остановилась, и все стали вглядываться в хмурое небо на северо-востоке. Завирдяев надел очки. То же самое сделала большая часть окружающих.
В небо стала подниматься вторая белая нить. Все происходило беззвучно, если не считать звуков воздушной тревоги. Скорее всего, это была оборона ракетодрома, отражавшая какой-то гиперзвуковой налет.
Была бы это баллистика, противоракеты уходили бы ввысь куда стремительнее, и в их сторону без очков лучше было бы не смотреть – иногда, особенно в облачную погоду вместо лазеров-селекторов, входящих в комплекс AEX AMANDA, применяли по старинке селективные заатмосферные подрывы. Штука это довольно яркая.
Молча переглянувшись, все двинулись дальше.
Глава 12.
Центр Снабжения.
03.10.2119.
КАНАР. Столица.
Впереди показалась улица с рельсовой эстакадой над проезжей частью. По мостовой то и дело проезжали автомобили – наконец-то начинались нормальные оживленные городские кварталы. Прошло полтора месяца пребывания в КАНАР, а Драгович еще так и не побывал в самой столице, ну или, если сказать точнее, полустолице – были ведь и СФСовцы со своей правобережной частью.
За предыдущие пару часов Драгович с новым приятелем, Белобрысым, уже успели прошагать с десяток километров от места, где их высадила плоскодонка, водитель которой не желал делать больший крюк и заодно попадать в зону видимости радара.
Белобрысого звали… Штурмбамбастер. Такой позывной он себе выбрал. По его словам, если в России разрешили бы вписывать себе в документы какое угодно имя и фамилию, в США такие идеи обсуждали в прошлом, до войны, он бы и вписал себе Штурмбамбастер.
Вначале была дорога по полю вблизи закрытого с пятнадцатого года аэропорта, затем был путь сюда, к городским кварталам, проделанный по ржавым рельсам. По рассказам Белобрысого раньше к аэропорту ходило наземное городское метро, функционировавшая поныне часть которого проходила по той самой эстакаде над улицей.
Пробравшись по тропинке, шедшей через кустарник, Драгович и Белобрысый оказались перед разбитой асфальтовой площадкой с лестницей, уходившей вверх и ведшей на платформу. Драгович не без любопытства стал оглядывать живописно проросшую растительностью площадку и эстакаду, проходившую на уровне вторых-третьих этажей городского квартала.
В противоположном направлении, к Западу, городские многоэтажки сменялись сельскими домами, а эстакада, пробежав еще несколько сот метров, спускалась к земле.
Площадка-перрон, на которую они поднялись, была небольшой – на взгляд немногим более пары автобусов или вагонов в длину, что говорило о том, что полноразмерные поезда здесь никогда не ездили. Так и оказалось – по подъему на эстакаду уже гремел появившийся из-за поворота обычный трамвай.
– А ты говорил, здесь метро ходит, – обратился Драгович к Белобрысому, – Это же трамвай.
– Метро наше его не устраивает! – ответил Белобрысый. – У нас его называют "метро" потому, что оно на эстакаде над улицей, не видишь что ли? Как чикагское.
– Где мы шли была эстакада? И вон там тоже она заканчивается, – насмешливым тоном возразил Драгович, указывая в сторону одноэтажного квартала.
– Как хотим, так и называем! – ответил Белобрысый, – Этот трамвай не наш, придется подождать, – он кивнул в сторону приближавшегося к платформе.
– Ты сам и сказал что это трамвай.
– Ну, блин, не знаю где и как, у нас в нашем метро могут ездить и трамваи. Я согласен, что этот "дрэк" не поезд, а трамвай. Но, по идее, и поезд тоже может тут гонять. Просто в эту станцию он не влезет. Вот в центре раньше ходили и по пять вагонов. Пять вагонов – это по-твоему трамвай? Это поезд! И на правый берег тоже когда-то поезда ходили.
Трамвай сделал остановку, потом загрохотал дальше.
Драгович принялся разглядывать обклеенную плакатами стену стеклянного павильона. Белобрысый также развернулся в сторону плакатов, желая скорее поглядеть не на сами плакаты, а на реакцию Драговича.