Сергей Владимирович Татаринов
Зачем рубль на войне?

Полная версия

Все на оборону столицы

«Я был предназначен для чего? Для войны».

Сергей Андреевич Купцов,

летчик-штурмовик,

Герой Советского Союза¹⁰¹.

Особую страницу в истории войны занимает оборона Москвы.

5 июля 1941 г. управляющий Тульской областной конторой Госбанка СССР С.Ф. Передера получил совершенно секретную телеграмму из Москвы: «Приказываю укомплектовать по штату номер 04/16… кассы Госбанка номер 634 зпт 635 зпт 636 зпт предусмотреть 637 зпт 638 тчк Подобрать на номерные личный состав подлежащий призыву Красную Армию зпт через военкоматы тчк назначение на должности оформите приказом по конторе зпт совместно военкоматом обеспечьте прибытие личного состава касс к 8 июля 1941 г Москву в Московскую городскую контору Госбанка точка Начальникам касс выдайте доверенности получение имущества инвентаря ценностей тчк Вопросу подбора личного состава свяжитесь областным военкоматом тчк Мероприятиям даны указания штабом Московского военного округа тчк Исполнение телеграфируйте 7 июля тчк Безруков¹⁰²».

По оригиналу документа видно, как торопился и, вероятно, нервничал шифровальщик, обрабатывая телеграмму: война еще не вошла в привычку.

Конечно, в тульской конторе не сидели сложа руки, дожидаясь этой телеграммы. Необходимые меры уже были приняты: полевые кассы сформированы. Просто в заранее отпечатанные на пишущей машинке приказы от руки вписывались их номера. И все.

Тогда еще не все понимали, что началась подготовка к обороне столицы. Когда сражение еще разгоралось на дальних подступах к Москве, в системе Госбанка развернулась огромная работа. Когда читаешь архивные документы, то создается впечатление какой-то нереальности задач, ставившихся перед Московской городской конторой Главным управлением формирования и укомплектования войск Красной Армии и штабом оборона столицы. Уже к 12 июля 1941 г. в распоряжение ПК № 133¹⁰³, осуществлявшей обслуживание войск, оборонявших столицу, Московской городской конторой были направлены десять (!) полевых касс, имевших необходимые фонды наличности (по 2 млн руб. каждая).

Сегодня мы знаем, что ждало наших коллег того времени в первые годы войны. Они нет. Все испытания и ужасы, выпавшие на их долю, только малою частичкою сохранены в архивных документах, ведь многие полевые учреждения погибли вместе с теми соединениями, которые они обслуживали. Весьма показательна в этом плане история 257 стрелковой дивизии, которая начала формироваться в Туле 29 июня 1941 г. из личного состава частей Народного комиссариата внутренних дел (НКВД). В подчинение указанному соединению Тульской областной конторой Госбанка была передана ПКГ №705¹⁰⁴. В июле дивизия был переброшена под Малоярославец. В августе в составе 34 армии части соединения участвуют в контрнаступлении под Старой Руссой, достигнув рубежа реки Холынья, где попадают в окружение и с тяжелыми боями пробиваются на восток, неся значительные потери. В сентябре дивизия вновь сражается в окружении, что в итоге в октябре приводит к расформированию ее остатков. Не менее трагически сложилась и судьба первых командиров дивизии генерал-майоров В.К. Урбановича и С.А. Иванова, погибших в сентябре и октябре стартового года войны. К сожалению, ничего не известно о сотрудниках полевой кассы, в частности, ее начальнике А.И. Остроге. О последнем только и знаем, что ранее он работал в финансовых органах НКВД.

Изучая исторические свидетельства того времени, невольно отмечаешь, что особый накал неуверенности в стабильности положения в столице ощущается в начале октября, когда противник вплотную подошел к Москве. В это время командующий Дальневосточным фронтом генерал армии И. Р. Опанасенко¹⁰⁵ был вызван в Москву на пленум ЦК ВКП(б). Добирался самолетом несколько дней. «Москва совсем не та, когда было мирно, – записал он свои впечатления в личном дневнике 10 октября 1941 г. – Она была суровой, но целой совсем – людей [в] служебное время было мало на улицах. Все лодыри уехали, а остальное служило. В магазинах уже все было по карточкам, но солидный паек. Ни вина, ни водки достать было невозможно – все закрыто – очень было хорошо. Пьяного на улицах не увидишь».

Вроде бы, все не так и трагично. Однако от зоркого глаза генерала не укрылось, что у партийных секретарей «настроение было унылое»¹⁰⁶. Худшее было впереди.

[Не могу здесь не сделать отступление и не рассказать. Иосифу Родионовичу, несмотря на высокие звание и должность, не суждено было увидеть Победу. После многочисленных требований он все же добился отправки на фронт, где, верный своим солдатским привычкам, этот храбрый человек не отсиживался в штабе. Постоянно выезжал на передовые позиции. Погиб кавалер трех Георгиевских крестов и двух Георгиевских медалей 5 августа 1943 г. под Белгородом.]

К 15 октября ситуация в городе была близка к панической. «Начальство на многих предприятиях погрузило семьи в грузовики и оставило столицу, – рассказывает очевидец тех событий офицер-пехотинец Ефим Абелевич Гольбрайх. – Вот тут и началось. Горожане дружно кинулись грабить магазины и склады. Идешь по улице, а навстречу красные самодовольные пьяные рожи, увешанные кругами колбасы и с рулонами мануфактуры под мышкой! Но больше всего меня поразило следующее – очереди в женские парикмахерские. Немцев ждали»¹⁰⁷.

Госбанк СССР, несмотря на эвакуацию основных подразделений своего центрального аппарата в Куйбышев, уделял особое внимание формированию полевых учреждений для соединений Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), оборонявших столицу. Буквально каждый день в городе формируются новые полевые кассы. 30 октября с пометной «весьма срочно» поступает указание штаба Московского военного округа, подписанное заместителем начальника штаба комбригом Хрипуновым и комиссаром штаба полковым комиссаром Чистоговым, с требованием к исходу следующих суток подготовить полевые кассы для «сформированных дивизий и бригад Московских рабочих Обороны г. Москвы» – 1 и 2 Отдельные бригады Московских рабочих. И уже 1 ноября управляющий Московской городской конторой Г.С. Чубуков (зелеными чернилами!) подписывает приказ №76 о формировании полевых касс (№№1601, 1602, 1603)¹⁰⁸. Подобных указаний едва ли не ежедневно в столичную контору Госбанка поступали десятки.

Совершенно естественно, что при таких масштабах и темпах развертывания по штатам военного времени полевые учреждения вскоре стали испытывать крайний недостаток в квалифицированных банковских работниках, ведь с июня по декабрь 1941 г. были сформированы 598 полевых учреждений Госбанка СССР, в том числе 14 полевых контор¹⁰⁹.

Поскольку подавляющее большинство банковских работников в довоенное время составляли женщины, то дефицит квалифицированных кадров был острейший: опытных сотрудников системы Госбанка СССР, подлежащих мобилизации, стало не хватать. [Всего же за годы Великой Отечественной войны было сформировано свыше 2500 полевых учреждений.] Были нередки случаи, когда военкоматы направляли квалифицированных банковских специалистов на укомплектование других подразделений только по той причине, что они прибыли по повестке на сборный пункт и были, как говорится, под рукой. Судя по обращению начальника ПОГ №1045 техника-интенданта 2 ранга Семенаса, только два сотрудника из состава всего отделения ранее работали в банковской сфере (он и гл. бухгалтер). Чтобы перевести в состав полевого учреждения старшего писаря полевой почтовой станции (ППС) №239 при 344 стрелковой дивизии Александра Петровича Гололобова – опытного банковского работника – потребовалось в декабре 1941 г. личное обращение управляющего Московской городской конторой Госбанка Чубукова в Народный комиссариат обороны к заместителю начальника финансового отдела Школьникову¹¹⁰.

(Врезка по тексту)

(конец врезки)

Также в ходе битвы за Москву родилась советская гвардия.

«В гвардейских частях рядовой и сержантский состав до старшины включительно получал двойной оклад, а офицеры – полуторный, – вспоминает танкист, а потом и писатель Дмитрий Федорович Лоза. – Например, мой командир роты получал 800 рублей. Когда я стал комбатом, то получал не то 1200 рублей, не то 1500 рублей. Не помню точно. В любом случае, на руки мы не все деньги получали. Все наши деньги хранились в полевом сберегательном банке, на твоем личном счету. Деньги можно было переслать семье. То есть в карманах деньги мы не носили, это государство делало разумно. Зачем тебе в бою деньги?»

Как видим, быть гвардейцем – это не только почетно, но и выгодно, ибо сразу отражается на размере денежного содержания. Отсюда последовал и рост интереса, особенно со стороны офицеров, к услугам полевых банков. Что не забыл отметить ветеран через много лет после войны. Ну, а раз деньги там сохраняются на счете, то и банк сберегательный, хотя полевой. Хотя здесь надо четко понимать, что никаких других банков, кроме полевых, в действующей армии не было. Да, в тылу военнослужащий мог открыть вклад в сберегательной кассе, но на фронте других вариантов не было.

В конце 1941 г. после разгрома фашистских армий под Москвой и относительной стабилизации линии фронта ситуация начала меняться к лучшему и для вкладчиков полевых банков. Были сняты всякие ограничения на получение денег в любом полевом или стационарном учреждении Госбанка по вкладной книжке, независимо от суммы. Это сразу повысило привлекательность хранения денег в ПКГ, на которые к тому стал начисляться доход в 2% годовых. Военнослужащие также получили возможность переводить средства своим родственникам в тыл через поручения полевым учреждениям, даже не посещая их лично. Их средства были надежно защищены, поскольку, помним п. 11, «в случае обнаружения в полевых учреждениях Госбанка злоупотреблений или растрат виновные в этом лица привлекаются к ответственности по законам военного времени»¹¹¹. Что это значило, никому пояснять не приходилось. Даже утрата вкладной книжки не означала потерю вклада. Новая вкладная книжка выдавалась взамен утраченной через четыре месяца, а до этого военнослужащему открывался другой лицевой счет. Ежемесячно сведения об остатках на лицевых счетах направлялись в тыловые органы в виде поверочных ведомостей.

Я уже упоминал, что быть гвардейцем было не только почетно, но и выгодно. Стимул воевать лучше, а потому стать гвардейской частью сохранял свое значение и в дальнейшем, на более поздних этапах войны. «Мы освободили Волхов, Карачев и Брянск, – вспоминает офицер-танкист, Герой Советского Союза Павел Павлович Кулешов¹¹². – Потом нас вывели на переформирование в брянские леса, где мы очень долго стояли. Там мы стали гвардейцами, нам вручили гвардейское знамя, и всем – гвардейские значки. Почти в два раза повысили оклады!»¹¹³

[Для сохранения исторической правды следует отметить, что государство стимулировало не только гвардейцев. Так, офицерам, направленным для прохождения службы, например, в штрафные батальоны или роты полагался «полуторный оклад, ускоренная, даже против фронтовой, выслуга лет», – вспоминает офицер-пехотинец Е. А. Гольбрайх¹¹⁴. Понятно, что речь идет не о тех, кто попадал туда в качестве наказания, что, впрочем, было несложно даже для офицеров. Но об этом мы еще поговорим. Уж больно много лжи нагромоздили вокруг этой темы.]

Необходимо отметить, что иногда, особенно в первый период войны, в связи с выплатой повышенных окладов гвардейским частям возникали проблемы. Были случаи, когда не то, что недоплачивали, а переплачивали. Так, пострадал старший инспектор финансового отдела 47 армии, входившей в состав войск Черноморской группы Закавказского фронта. Его посчитали виновным в необоснованной выплате личному составу соединения, в частности, медицинским сестрам, проходящим службу в гвардейских частях, двойного оклада, когда им было положено в полуторном размере. Убыток: 429984 руб.¹¹⁵ Сумма, как мы понимаем, колоссальная. Наказали старшего инспектора по тем временам гуманно – отстранили от должности и назначили с понижением. А вот начальнику финансового отдела 32 гвардейской дивизии, который и дал указание о выплате, повезло меньше – отправили под суд. И не украл офицер, а все равно виноват: плохо читал инструкцию. Что интересно – денег у тех, кому переплата составила до 100 руб. в месяц, отбирать не стали: обидятся. На то они и гвардейцы, пусть и девушки.

У меня нет ни возможности, ни необходимости излагать весь ход битвы за столицу. Но в том, что Москву отстояли и нанесли фашистам первое серьезное поражение есть, пусть и небольшая, но реальная заслуга офицеров-полевиков, сражавшихся вместе с регулярной армией и ополчением на ближних и дальних подступах к городу. К сожалению, потери полевых учреждений Госбанка были очень большие, особенно в ходе боев в окружении в октябре 1941 г. под Вязьмой, где в кольцо попали 5 советских армий и 10 из 12 дивизий Московского народного ополчения. Только из личного состава банков, обслуживавших соединения Западного фронта, пропали без вести 77 человек и четверо сотрудников были убиты¹¹⁶. Офицеры-полевики разделили судьбу соединений, которым были приданы.

2 Ударная армия: трагедия подвига

Одна из наиболее трагических страниц в истории войны – это судьба 2-й Ударной армии, входившей в состав Волховского фронта и попавшей в окружение при попытке извне прорвать блокаду Ленинграда. 7 января 1942 г. началась Любанская наступательная операция. Если бы задумки советского верховного командования реализовались, то удалось бы не только полностью снять блокаду с Ленинграда, но и кардинально изменить ситуацию в свою пользу на северном фланге советско-германского фронта.

С целью создания мощной группировки Генеральный штаб Красной Армии усилил войска Волховского фронта (4 и 52 армии) 59 и 26 армиями (последняя и стала в дальнейшем 2-й Ударной армией). Всего в состав фронта входили 23 стрелковые дивизии, 8 стрелковых бригад, 1 гренадерская бригада (из-за нехватки стрелкового оружия была вооружена главным образом ручными гранатами – т.е. к противнику для открытия огня надо было подойти на 25 – 40 метров!!!), 4 кавалерийские дивизии, 18 отдельных лыжных батальонов, 1 танковая дивизия и 8 отдельных танковых бригад. Участие в операции также принимали 54, 55 и 8 армии Ленинградского фронта. Однако многие соединения были укомплектованы крайне плохо. Войска испытывали большой недостаток в боеприпасах и продовольствии. Авиация и артиллерия не успели сосредоточиться к началу операции.

Частям 2 Ударной армии в результате упорных боев и больших потерь смогли форсировать р. Волхов и продвинуться в глубь обороны противника. Однако в середине марта войска армии попали в окружение. Ценой невероятных усилий советским частям удавалось на короткие промежутки времени пробивать узкие, буквально шириною в сотни метров, коридоры в позициях фашистских войск. Но затем кольцо опять смыкалось. Наши солдаты голодали. Попытки снабжения по воздуху были мало результативны, хотя наши летчики действовали самоотверженно на своих фанерных У-2 они доставляли войскам продовольствие и боеприпасы. Многие даже не брали с собой парашюты, что вместо них взять побольше полезного груза. Так что при поражении в воздухе у них не было никакого шанса спастись.

20 апреля командующим 2 Ударной армией был назначен генерал-лейтенант А.А. Власов. Надо признать, что к тому времени нормы снабжения сократились до минимума: доходило до того, что в день на человека выдавали по 5 грамм хлебной крошки от сухарей. Да, я не ошибся по 5 грамм!

Примечательно, что еще 21 июня 1942 г. дивизионный комиссар И.В. Зуев¹¹⁷ доносил в Военный совет фронта: «Войска армии три недели получают по 50 гр. cухарей. Последние три дня продовольствия совершенно не было… Люди до крайности истощены… Боеприпасов нет.»¹¹⁸

Но войска держались. И здесь новый командующий предпринял ряд действий, которые резко ухудшили и без того бедственное положение личного состава. Власов приказа выводить из окружения в первую очередь не людей, а зенитную артиллерию и конский состав. Дело в том, что лошади остались практически единственным источником гарантированного получения питания. Бойцы начали на них настоящую охоту. Никакие меры охраны, наказания не помогали. Лошадей уводили из расположения частей и забивали на мясо. Итак, у своих брать без спроса – табу, побьют в лучшем случае, а добыть у другой части почти, что геройство. Знакомо.

Причем командиры некоторых подразделений, видя бедственное положение своих подчиненных, не только этому не препятствовали, но и зачастую всячески покрывали действия своих «добытчиков». Среди бойцов развернулась настоящая торговля кониной, когда за лошадиную ляшку можно было получить до 500 рублей.

И здесь проявился своеобразный моральный кодекс поведения русского солдата: позорно и преступно сдаваться в плен, недопустимо взять хоть что-то без разрешения из вещей товарища, особенно, если это съедобное. А вот имущество государства, это нечто иное. И хотя немцы засыпали наши опорные пункты (а по другому позиции на болоте не оборудуешь) листовками с предложениями сложить оружие, гарантируя безопасность, а главное хорошее питание, бойцы стояли на смерть. Но постепенно личный состав, лишенный нормальной еды, терял силы, у людей начиналась дистрофия.

Так что Власов в первую очередь озаботился спасением материальных средств, ведь за их утрату могут и строго спросить, а не людских душ. В итоге кончилось тем, что в один из дней, лишенные ПВО, войска стали свидетелями душераздирающей трагедии. На их глазах безнаказанно немецкие истребители сбили сразу 8(!) У-2. Представьте только – ВОСЕМЬ! Ни у одного из пилотов не было с собой парашюта! Они сгорели вместе со своими хрупкими бипланами в воздухе, пожертвовав собою ради спасения голодающих товарищей по оружия. После такого разгрома все попытки снабжения окруженных по воздуху были прекращены. Это не могло не сказаться на боевом настрое войск – бойцы были морально подавлены: хоть какая-надежда на помощь извне исчезла.

Пишу эти строки, а у самого перед глазами стоит остов советского легкого самолета, который я видел в одном из частных охотничьих хозяйств в средней полосе России. Нет, это не был фронт 2 Ударной армии, но бои в этих местах шли не менее страшные, продолжительные, упорные и кровавые для обеих сторон¹¹⁹. Возможно, это остатки того же У-2 или По-2, кому как больше нравится, разница в принципе была небольшая. Время сохранило только изготовленную из металлических труб раму. Но что меня поразило, так это наличие прекрасно сохранившейся самодельной бронеспинки, изготовленной явно кустарно, возможно, в одной из деревенских кузниц. Делали ее местные умельцы явно в спешке – края обрезаны, вероятно, каким-то сварочным аппаратом, крайне неровные, совершенно необработанные. Но наши Кулибины хотели хоть как-то защитить своего боевого товарища, ведь летчик на таких летательных аппаратах, а по-другому я назвать это чудо техники не могу, был «прикрыт» от огня противника только фанерой или тончайшей перкалью, то есть, попросту говоря, хлопковой или льняной тканью, которой были обтянуты детали его грозной «боевой» машины.

И самое страшное: в этом железном листе отчетливо видны три пулевые пробоины. Сквозные, навылет, в аккурат в том месте, которое приходилось на середину спины пилота, находясь он за штурвалом управления. И вот смотришь сквозь эти три небольшие дырочки, явно ударившими со стороны хвоста аэроплана, и думаешь – выпустил ли эти лихие пули, куражась от собственной неуязвимости над беззащитным противником, вражеский истребитель или какие-то глупые энтузиасты-экспериментаторы пальнули ради забавы, проверяя прочность этой самопальной защиты? Пусть уж лучше второе, тогда у летчика (или летчицы!) был хоть какой-то минимальный шанс уцелеть.

Здесь я просто обязан сказать, что спасли это свидетельство беззаветной храбрости наших воинов простые русские мужики, арендующие эти угодья. Вытащили из болота, перевезли к охотничьему домику, поместили, наряду с другими военными раритетами, в своем импровизированном музее. Да, не бедные, по местным понятиям настоящие буржуи, богачи, но люди неравнодушные, уважающие свою историю, свято чтящие память русского солдата. Они и сегодня ищут, и находят останки наших павших воинов и хоронят их на заброшенных кладбищах обезлюдевших деревень со всеми воинскими почестями, так, как их понимают. Салютуют из собственного охотничьего оружия. И делают это по зову сердца, исключительно по собственной инициативе, и за свой счет. К своему стыду, я даже не знаю их имен. Так что есть и в России такие вот «олигархи» местного масштаба, истинные «буржуи-капиталисты-кровопийцы». Честь им и хвала. Побольше бы таких. Ведь у нас до сих пор непогребенными, даже по официальным данным, остаются около ПЯТИ МИЛЛИОНОВ наших предков-защитников!

Написал и думаю: а не навлеку ли я на этих достойных людей гнев властей? Вдруг они что-то нарушили? Ведь чиновнику все равно, сколько еще непогребенных солдатских костей лежит в наших полях, лесах, болотах. Ему бы чего не нарушить, а особенно не допустить инициативы других, не желающих мириться с этим казенным бездушием…

История предательства Власова (даже не хочется этого мерзкого человека после вышеизложенного называть генералом) хорошо известна. Но, к сожалению, мало говорится о судьбе тысяч солдат и офицеров, которые до конца выполнили свой воинский долг. Среди них была немало военных банкиров.

Особенно драматические события в полосе действий 2 Ударной армии развернулись в последней декаде июня 1942 г. 23 числа в боевых порядках войск противника удалось создать коридор шириной 250 – 400 метров, через который и прорывались из смертельного кольца советские части. Вот как описывает события того дня в своем рапорте после выхода из окружения начальник полевой кассы Госбанка № 968 техник интендант 2 ранга М.Г. Калинин: «Утром около 11 часов 23 июня я от блиндажа ПОГ № 930 прошел к блиндажу финотдела 2 У.А. Прибыв туда я увидел, что финотдел собирается уходить, причем этот уход [является] по действиям не обычным перемещением, а более серьезным, т.к. с собой брались наиболее важные документы, а все остальные складывались на недалеко стоящую автомашину».

Весьма обеспокоенный сложившейся ситуацией, офицер докладывает о передислокации штаба армии своему непосредственному командиру – начальнику полевого отделения Госбанка № 930 технику интенданту 2 ранга П.В. Щукину. Но тот, вопреки его ожиданиям, «перемещение финотдела встретил безразлично и не захотел даже пойти выяснить у начфо тов. Черняевского, как долго должен оставаться на старом месте расположения ПОГ № 930». «Видя такую беспечность в столь напряженные минуты со стороны начальника», Калинин стал добиваться от Щукина принятие необходимых мер по спасению ценностей и документов полевых учреждений. Ему удалось убедить своего начальника все же потребовать конкретных указаний о дальнейших действиях со стороны вышестоящих командиров. Однако время было упущено: фашистские автоматчики прорвались к расположению штаба армии. «Примерно в 16 часов 23 июня 1942 года мы вышил с прежнего места к командному пункту второго эшелона и прибыли туда примерно к 20 часам того же числа, – продолжает в своем рапорте Калинин. – Начальник финотдела тов. Черняевский по прибытии сразу ушел к члену военного совета 2-й У.А. (фамилию его я не знаю)¹²⁰ и возвратившись от него, он, видимо, от имени военсовета написал приказ начальнику ПОГ тов. Щукину уничтожить порядком сожжения все ценности и документы, не могущие быть вынесенными».

Это удалось сделать: «Примерно в 17 часов 24 июня 1942 года НАЧФО тов. Черняевский вызвал меня и объявил мне, что нам придется из окружения выходить с боями, что я назначаюсь командиром второго отделения, что он, Черняевский, является командиром взвода. Во время этого разговора из ПОГ № 930 вернулись обратно тов. Богомыслов и Черепенин. Они, как я слышал, – пишет Калинин, – доложили, что все деньги (около пяти миллионов), бланки строгой отчетности и не могущие быть вынесены документы сожжены в ночь с 23 на 24 июня с.г., а документы необходимые распределены среди работников отделения и находятся частью у них. Тогда НАЧФО тов. Черняевский спросил: а где остальные работники банка? Пришедшие Богомыслов и Черепенин ответили, что они в дороге около дровяного поля отстали, т.к. оно уже обстреливается просочившимися фашистскими автоматчиками, и что акт на уничтожение ценностей находится у начальника отделения или гл. бухгалтера».

И сегодня, спустя столько десятилетий, тяжело читать о том, как Калинин, командуя своим пехотным отделением, сформированным из армейских финансистов и банкиров, под бомбежкой, минометным обстрелом и пулеметным огнем немцев пробирался из окружения. К его чести, он не пытается приукрасить свои заслуги и не описывает схватки с противником. Обессилевшие от длительного недоедания, изнуренные люди шли моховыми болотами, обстреливаемые со всех сторон, погибали, но думали только об одном: как выйти к своим. Калинин скрупулезно фиксирует, кто с ним шел, где и когда он потерял из виду каждого из своих бойцов. Он прекрасно сознает, что его свидетельства могут спасти, если не жизнь, то хотя бы честь без вести пропавших товарищей. Расстояние измеряет сотнями метров. Буквально за каждый шаг приходилось расплачиваться кровью: «Так мы двигались весь Мясной бор до своих частей (нашей обороны с этой стороны), куда вышли примерно в три часа 25 июня 1942 года».

М.Г. Калинин из состава временного финансово-банковского взвода выбрался один. Больше не уцелел никто. О сдаче в плен они и не помышляли. Самого Калинина ждали долгие разбирательства, хотя его ни в чем прямо и не обвиняли. Полагаю, что он знал, что его встретят с недоверием. Но он упорно шел к своим.

Несколько особняком здесь стоят две отдельные стрелковые бригады – 23 и 25 (ОСБр). Упоминаемые в документах ОСБр являлись наиболее подготовленными и боеспособными частями, поскольку были в основном укомплектованы цветом нации – курсантами военных училищ, а также имели хорошую насыщенность автоматическим оружием. Их бросали на самые опасные участки. Вчерашние школьники и студенты, буквально мальчишки, отчаянно рвались вперед. Соответствующими были и потери: из 23 бригады вышло из окружения только 108 бойцов и командиров. Не знаю, стоило ли так бездумно растрачивать такой людской потенциал будущих командиров, которых в дальнейшем так не хватало в войсках?

Здесь не могу не отметить, что крайнюю степень истощения, всех вышедших из окружения, в т. ч. и сотрудников полевых учреждений. Это особо подчеркнул в своем донесении ст. инспектор полевой конторы Госбанка № 1606 В.М. Щелкунов, командированный 28 июня 1942 г. во 2 У.А. для выяснения обстоятельств гибели ПОГ №930 и подчиненных ему подразделений и поиска свидетельств, подтверждающих факт уничтожения вверенных им ценностей и документов.

Есть у нас и другие свидетельства той трагедии. Вот что докладывал в совершенно секретных рапортах № 160сс и № 168сс в июле 1942 г. в Управление полевыми учреждениями Госбанка СССР начальник полевой конторы № 1606 старший лейтенант интендантской службы Малахов: «В связи с создавшимся тяжелым положением в мае и июне месяцах 1942 года (вражеским окружением) войск 2-й У.А. Волховского фронта командованием Армии в 20 числах июня был отдан приказ штабу Армии, в/соединениям и отдельным в/частям пробиваться из окружения с боем. Выход из окружения продолжался в основном до 27 июня 1942 года… Всякая связь конторы с полевым отделением № 930 в течение последних 2-х месяцев была прервана и восстанавливалась за это время всего на несколько дней. Также была затруднена связь отделения с подотчетными ему полевыми кассами. Наиболее сложная обстановка создалась в расположении 2-й У.А. к 23 июня с/г, когда кольцо окружения было сжато – подвергалось почти беспрерывному обстрелу, а также бомбежке с воздуха – от командования Армии и Военного совета последовал приказ об уничтожении всех ценностей, не могущих быть вынесенными, как денежной наличности, документов и др., в числе и ценностей Полевых учреждений Госбанка». Читаем далее: «Произведенным нами подробным выяснением в штабе 2-й Ударной армии, подотчетное нам полевое отделение Госбанка №930 в полном составе попало во вражеское окружение, из которого на сегодняшний день не вышло. Принятыми нами мерами к розыску личного состава, ценностей и документов наших полевых учреждений удалось установить от работников штаба 2-й Ударной армии и полевых касс, частично вышедших из окружения, что ценности отделения полностью уничтожены путем сожжения, всего на сумму около 5 (пяти) миллионов рублей. Об уничтожении ценностей с 23 по 24 июня с. г. составлен соответствующий акт, находящийся у начальника отделения тов. Щукина. Баланс находится у гл. бухгалтера тов. Ксенофонтова, а лицевые счета и др. документы распределены между отдельными работниками ПОГ. Однако до настоящего времени о судьбе личного состава и вышеуказанных документах ничего не известно. Последний баланс отделения контора имеет по состоянию на 1.6. 42 г., а сводный баланс по п/кассам лишь на 1.5. 42 г.

Из полевых касс подотчетных ПОГ №930 вышли из окружения в полном составе: 1) касса № 1625 – начальник тов. Шкарников, бухгалтер тов. Смирнов и кассир т. Блохин., сохранив все ценности и учетные документы; 2) полевая касса № 1656 – начальник, он же бухгалтер т. Полозов и кассир т. Александров (начальник кассы т. Никитин находится на излечении в госпитале гор. Кострома), также сохранив все ценности и документы; 3) из полевой кассы № 1628 вышел один кассир т. Малоротов, из полевой кассы № 819 вышел один кассир т. Саморуков, вынесшие ценности. Остальные работники из личного состава этих полевых касс – начальники и бухгалтера – видимо, погибли вместе с документами и последними балансами».

Как видим, содержание рапорта начальника конторы несколько отличается в деталях от донесения Калинина, и изложение хода событий по времени и с точки зрения действий командования армией носят куда как более неопределенный и описательный характер. Не совсем понятно, о каких приказах идет речь. Очевидно, что управление войсками было утрачено. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что нигде в документах ни разу не упоминается фамилия командующего 2 Ударной армией, ни его судьба, которая, безусловно, к тому времени была уже известна офицерам, пусть и неофициально.

Поскольку в военные годы почему-то не считали обязательным указывать хотя бы инициалы бойцов и командиров (балансы, по-видимому, важнее), то, полагаю вполне обоснованным, привести здесь имена тех, кто смог вырваться из смертельного кольца фашистского окружения, спасти деньги и вынести документы. Так, начальника ПКГ № 1625 (обслуживала 22 отдельную стрелковую бригаду) Шкарникова звали Михаил Павлович. Примечательно, что на тот момент он даже не имел воинского звания, поскольку был призван из Ярославля только 15 января 1942 г. Родился Михаил Павлович в 1895 г. До войны проживал: г. Ярославль, п/о Ляпино, дер. Парково, д. 39, кв. 1. Бухгалтера Смирнова звали Константином Александровичем (похоже, он остался жив и по окончании Великой Отечественной войны), а кассира Блохина – Василием Григорьевичем.