bannerbannerbanner
полная версияОсобенности советской власти

Сергей Юрьевич Катканов
Особенности советской власти

Полная версия

Часть 1. То, чего не может быть

Ну-ка, встань-ка предо мною,

То, чего не может быть.

Леонид Филатов

Иногда мне кажется, что советской власти не было. И быть её не могло. Чем больше я размышляю о советской реальности, тем более нереальной она начинает казаться. Словно это был морок, дурной сон, иллюзия, в которую нас погрузили на 70 лет. И это вовсе не потому, что советская власть была плохой и вспоминается теперь, как кошмар. Кому-то ведь советская власть нравилась, и эти люди сейчас вспоминают о ней, как о сладкой грезе. Но в том и дело, что именно, как о грезе. Мне кажется, что и поклонники советской власти уже как-то не очень верят в то, что она на самом деле была. Как будто мы имели дело с очень качественной, детально проработанной иллюзией, которая лишь иногда выдавала свою нереальность в мелочах, вроде сбоев программы в «матрице».

Всерьёз ли я об этом говорю? Сам не знаю. Но под чисто эмоциональное ощущение нереальности, иллюзорности советской власти постепенно начали подтягиваться логика и факты, которые свидетельствовали: из всего, что мы знали об истории человечества и о природе человека следует, что советской власти быть не могло. История знала формы правления воистину ужасающие, но они всегда были обусловлены логикой развития, они вытекали, как следствие, из конкретных ситуаций, и всегда опирались на реальную человеческую природу, пусть даже на самые темные её стороны. Но советская власть логически ни как не вытекала из естественного хода истории. Появление на карте мира СССР вообще не находится ни в каких причинно-следственных отношениях с историей человечества.

История имеет свои закономерности, у неё есть свой естественный ход, причем естественный – не означает обязательно хороший. Когда-то уровень религиозности почти всех обществ был довольно высок, а потом начал постепенно снижаться. Это плохо, но это естественно, иначе и антихристу было бы неоткуда взяться. Когда-то во всех странах существовало рабство, а теперь рабства официально нет нигде. Само по себе это, конечно, хорошо, хотя и не свидетельствует о том, что люди стали доброе и мудрее, просто появились новые модели экономических отношений, их появление отражает естественные процессы развития человечества. В конечном итоге появление демократии тоже естественно, потому что логически вытекает из процесса снижения среднего уровня религиозности людей. Появление в ХХ веке режимов, которые можно условно назвать фашистскими, так же вполне естественно, как контрлиберальная реакция. Временные откаты назад всегда свойственны любому поступательному движению.

Сама природа человека, постепенно развиваясь, причем – далеко не всегда к лучшему, порождает новые социальные, политические, экономические формы. Но главное остается неизменным. Душа человека являет собой устойчивый набор добродетелей и пороков. Взаимодействуя меж собой и окружающим миром, свойства человеческой души порождают довольно предсказуемое и не слишком большое количество вариантов человеческого развития. Правда Откровения св. ап. Иоанна Богослова не вызывает сомнений не только потому что это часть Библии, но и потому что всё это легко просчитывается. Между днем сегодняшним и картинами Апокалипсиса нетрудно протянуть безупречную логическую цепочку, убеждающую в том, что иначе-то и быть не может. Естественный ход развития человечества неизбежно приведет к правлению Антихриста, а не к «цивилизации любви» просто потому что пороки прогрессируют, а добродетели регрессируют. Это закон, который ни кому не дано изменить.

В отношениях между людьми не может быть ни чего, что не порождено свойствами человеческой души, а душа, при всей своей сложности, базируется на довольно бесхитростном наборе констант. Даже если где-то будут жить всего два человека, обязательно возникнут такие понятия, как «твоё» и «моё». Даже если возникнет такое понятие, как «наше», «твоё» и «моё» всё равно останутся. То есть сам факт существования собственности вытекает из глубин человеческой души. Это незыблемый факт, потому что опирается на психологическую константу.

И вот появляется человек с большой бородой, который предсказывает появление общества, где не будет собственности. В появлении такого человека нет ровным счетом ни чего удивительно – если дружок кормит, то есть не надо утомлять себя добычей пропитания, так почему бы и не изложить свои мечтания на бумаге, сопроводив их в духе времени большим количеством цифири. Марксизм – обычная утопия, каковых в истории человечества было великое множество. И Платон, и Томас Мор, и Томазо Кампанелла описывали государства своей мечты, каковых на самом деле быть не может, да ведь ни кто и не бросался создавать государства по их лекалам. Если утопия Маркса была менее возвышенной и более наукообразной, то это отличие непринципиальное. Марксизм, как и все прочие утопии, не находится ни в каких отношениях с реальностью и строится на полном непонимании природы человека. Кого-то могла позабавить претензия Маркса на научность, но судьбу марксизма не трудно было предсказать: посмеялись и забыли. Так и было. В Европе.

То что в России, которую Маркс презирал, появилась горстка безумцев, решивших осуществить марксизм на практике, это ещё куда не шло, безумцы иногда сбиваются в стаи. Только эти стаи быстро рассеиваются, и чем радикальнее безумцы, тем скорее они перестают быть группой, оставляя след лишь в истории психиатрии.

Вот сидит Володя Ульянов в Швейцарии. Пиво пьёт, разговоры разговаривает, рассуждает о падении великой и могучей Российской империи, которая является пятой экономикой мира. Вместе с ним горстка таких же бездельников, как и он сам. Пока всё более-менее нормально и естественно. Есть такие люди, которые не будут работать ни при каких обстоятельствах. Если это неглупые люди, они начинают всякие теории выдумывать, прожекты строить, пророчества изрекать. И ведь сами же они прекрасно понимают, что их теории – бесполезные мечтания, а их прожектам место на гвозде в сортире, потому и пророчества они предусмотрительно изрекают на весьма неопределенное будущее. Ленин, во всяком случае говорил, что при их жизни революция не победит. То есть он до конца жизни планировал пить пиво в Швейцарии, и чтобы партия его кормила. Это типичная секта, где лидер порет всякую чушь, а легковерные адепты его за это кормят.

До этого момента всё вполне естественно, логично и понятно. Марксистская секта российских эмигрантов могла существовать сколь угодно долго, вплоть до физического вымирания её членов. Выброшенные из жизни, ни кому не нужные, имеющие возможность брызгать слюной только друг на друга, эти персонажи хорошо известны в истории. Если бы тогда кто-то сказал им, что они получат власть над одной шестой частью земной суши, они бы сами громче всех хохотали. А вот дальше естественный ход истории как бы прерывается, начинается то, что ни как логически не следует из происходившего до сих пор.

Происходит событие, не имевшее ни малейшего отношения к истории коммунистического движения – Великая война. Сама по себе мировая бойня до такой степени жестко была обусловлена целым комплексом взаимосвязанных причин, что была фактически неизбежна. Молодые хищники сцепились с хозяевами мира – это более, чем банально, вся мировая история состоит из такого рода конфликтов. Вот правда для России это была совсем чужая тема, в Европе лопнул нарыв, не имевший ни какого отношения к нашей стране. Но то что Россия вступила в войну за совершенно чуждые ей интересы, к сожалению, уже стало к тому времени почти привычным. Европеизированным российским элитам хотелось на равных участвовать в европейских делах, хотелось показать Европе, что мы для неё свои. Немного британо-французского гипноза, и вот уже русские проливают кровь ради интересов по сути враждебных им держав.

Война получилась куда более затяжной и кровавой, чем предполагалось изначально. Успехи русского оружия на сей раз не сильно впечатляли. И всё-таки Россия не только не ослабела, но и окрепла в этой войне. В начале 1917 года Россия стояла на пороге великой победы. Вооружений и боеприпасов было заготовлено столько, что их потом хватило на всю гражданскую войну. Адмирал Колчак был полностью готов к захвату Константинополя. Хотя части германской армии и находились на территории западных губерний России, но они бы точно так же капитулировали, как и части германской армии в Шампани. Германия не имела больше сил воевать, Россия же напротив скопила к тому моменту великую силу. Не надо преувеличивать бедствий, которые принесла война русскому народу. Война затронула ничтожно малую часть территории России, в ней участвовала ничтожно малая часть населения. И в тылу ни кто не голодал, лишь в самом конце войны были введены карточки на сахар. Ещё в январе 1917 года Россия находилась в прекрасном положении. И вдруг – Февральская революция, за несколько дней уничтожившая великую империю.

Это кажется чем-то невообразимым, непостижимым, диким. Но! Вот как раз Февральская революция была железно обусловлена логикой исторического процесса, всем развитием России за последние 200 лет. Сработала наконец бомба замедленного действия, заложенная под Россию ещё Петром I и Екатериной II. Эти великие реформаторы пытались сделать Россию европейской страной. Разумеется, они этого не сделали, потому что это вообще невозможно. Русских так же не сделать европейцами, как и китайцев. И всё же деятельность реформаторов принесла заметный результат – русские национальные элиты стали постепенно антирусскими и антинациональными. Два века наши элиты воспитывались на западных ценностях. «Мы ждем с томленьем упованья минуты вольности святой, как ждет любовник молодой минуты первого свиданья». Ну вот и дождались. Уж прямо так им хотелось свободы и равенства, уж такие они были все из себя либералы, что как же им было не приветствовать демократическую революцию. Причина Февральской революции та же самая, что и причина участия России в первой миррой войне – европеизация элит, включая царскую семью. Николай II принял решение об участии России в войне по той же самой причине, которая побудила великого князя Кирилла в феврале 1917-го нацепить красный бант – хотелось быть для Европы «своим в доску».

 

Вообще-то Февральскую революцию в России организовали британцы. И факты на эту тему есть, и простейшая логика приводит к тому же выводу. Британии до зарезу необходимо было участие России в этой войне, имея союзником только Францию, британцы не смогли бы раздавить Германию. Но Британия ни в коем случае не могла допустить, чтобы Россия получила главный геополитический приз, который ей был обещан за участие в этой войне – Босфор и Дарданеллы. И вот когда адмирал Колчак уже полностью подготовил константинопольский десант, в Петрограде вдруг «неожиданно» происходит революция, и России становится не до Константинополя. Разыграно, как по нотам. Сотрудники посольства Великобритании в России не даром ели хлеб.

Но ни когда не надо преувеличивать роль «иностранных агентов» в судьбе страны, не надо обвинять их в последствиях собственных грехов. Организованную британцами революцию растоптали бы за один день, если бы её не поддержали российские элиты, давно уже ставшие антирусскими. Ведь Петроград тогда буквально сиял от счастья. Пришла наконец долгожданная свобода! Россия избавилась от «прогнившего царизма»! Великие князья, митрополиты вопили от восторга, что уж говорить про разночинную интеллигенцию. А «широким народным массам» всё это было параллельно. Они ровным счетом ни чего не имели против царя, но и против свержения царя они так же ни чего не имели.

И потом всё пошло очень даже предсказуемо. Государство тут же начало разлагаться по причине полной несовместимости западных ценностей и русской ментальности. Русские понимают «свободу» сильно по-своему, так что Февральская революция не принесла России ни чего, кроме полного бардака, который крепчал с каждым месяцем. В итоге к лету 1917 года армия дошла до полного разложения. Говорят, народ устал от войны. Можно подумать, британцы, французы, германцы от войны не устали. Но ведь ни кто штыки в землю не втыкал, фронт не бросал и воевать не отказывался. Или, может, русские не такие терпеливые, как европейцы? Так ведь ровным счетом наоборот. Просто либеральные идеи, проникнув в русскую армию, уничтожили её за несколько месяцев.

Чем же всё это могло и должно было закончиться? У истории на такие случаи есть только один рецепт: абсолютно неизбежная военная диктатура. Когда бардак доходит до крайности, порядок может навести только очень жесткая власть с опорой на армию. Так всегда было в новой истории, потому что иначе просто не может быть. Генерал Бонапарт, генерал Франко, генерал Пиночет. Так должно было быть и в русской истории. И фигура военного диктатора, который должен был железной рукой навести в стране порядок, имелась наготове – генерал Корнилов. Подавляющее большинство русских офицеров готовы были увидеть в Лавре Георгиевиче спасителя Отечества и уже называли себя корниловцами. Всего через месяц напряженной работы военно-полевых судов у России вновь появилась бы армия, то есть войну мы выиграли бы со всей неизбежностью, а крамолу в тылу, не напрягаясь, растоптали бы коваными сапогами.

Что, кстати, было бы потом? Ни чего хорошего. Избавив страну от революционных крайностей, Корнилов объявил бы выборы. Он обязательно сделал бы это, потому что был убежденным республиканцем и вполне последовательным противником монархии. Россия встала бы на демократический путь развития не в начале девяностых, а в начале двадцатых. То есть Россия стала бы главным лакеем Европы, окончательно позабыв о своей самобытности и во всем подражая своим европейским господам. Это было бы отвратительно, но к этому шло уже 200 лет, вполне последовательно шло, почти без зигзагов.

Важно понять: то, что естественно, не обязательно хорошо, то, что логично, не обязательно есть высшее благо. Духовный регресс человечества делает максимально логичным то, что является максимальным злом. Конечно, приятно было бы смотреть, как генерал Корнилов наводит порядок в России, но ведь он потом перевязал бы русский порядок красивым бантиком и преподнес бы его Европе на блюдечке, то есть сдал бы Родину заклятым врагам. Только вариантов на тот момент уже не было. Диктаторские полномочия уже упали спелым яблоком в руки Лавра Георгиевича. Ему оставалось лишь отдать несколько приказов, которые, безусловно, были бы выполнены со всей решительностью. Механизм был запущен, войска шли на Петроград.

И вот тут произошла какая-то несусветная глупость. Керенский объявил, что генерал Корнилов устроил мятеж и велел его арестовать. Хотя ни какого мятежа не было, все действия Корнилова были с Керенским согласованы. Александр Федорович наложил в штаны, не героическое это было существо, хотя ведь должен он был понимать своим адвокатским умишком, что речь идет уже не о личных амбициях, а о том, что всё на хрен рушится, и с этим надо что-то делать. Но Керенский все же не сильно удивляет – ничтожество ничтожно во всем. А вот Корнилов! Без пяти минут военный диктатор безропотно позволил себя арестовать. Он мог бы вообще не обращать внимания на этот приказ, продолжая делать то, что делал, и ни кто бы его арестовать не осмелился, но он спокойно отправился в тюрьму, где находился фактически добровольно, потому что в любой момент мог её покинуть. Установление военной диктатуры в России было сорвано писком комара. Может ли такое быть, чтобы странные психологические особенности всего лишь двух людей свернули огромную державу с исторического пути развития? В это невозможно поверить. Но так и было.

Тем временем в Россию весело катился знаменитый пломбированный вагон, набитый самыми настоящими клоунами – людьми, которые не только ни когда и ни чем не руководили, но по большому счету и вовсе ни когда не работали. Это были просто умненькие, дешевенькие балаболки. Можно ли было тогда во всем мире отыскать хоть одного человека, который оказался бы способен увидеть в этих людях будущих правителей России? Такого человека было бы не отыскать даже внутри вагона, эти люди вовсе не собирались брать судьбу страны в свои руки. Это были чудаки утописты, люди сильно странные, сознание некоторых из них уже тогда было тронуто безумием, но полными дураками они не были и «захватывать власть» не собирались.

Чего хотел германский генеральный штаб, отправляя их в Россию? Чтобы они дестабилизировали ситуацию в России. На это они вполне были способны. Мелкие провокации, дешевый популизм, безбрежная демагогия, дальнейшее разложение власти, в первую очередь – армии, вплоть до полного её исчезновения – всё это они очень даже могли, а другого от них ни кто и не ждал.

А чего хотел Ленин? Мне кажется, у него было только одно желание – хорошенько намудить. (Среди слов более приличных мне не удалось найти более точного). В эмиграции было приятно, но скучно. Почему бы не устроить в России большую бузу, а потом смыться обратно за границу, чтобы хоть было о чем вспомнить, и о чем в мемуарах писать.

Ленин был человечком очень своеобразным. В его полной аморальности нет ни чего уникального. Такие люди встречаются довольно часто. Они всегда очень жестоки, и в этом тоже нет ни чего уникального. А вот что касается его интеллектуальных способностей, то тут всё не просто. Не гений, конечно, какой уж тут гений, но довольно неглупый человек с цепким практическим умом. Но при этом он был настоящим безумцем. Ведь не вдруг же и не случайно же, едва перевалив за 50 лет, он впал в маразм, в слабоумие. Такая болезнь неожиданно из ничего не возникает, она развивается постепенно и подспудно. Он был в определенной степени безумен уже тогда, когда трясся в пломбированном вагоне. При этом в нем поражает удивительный реализм, умение смотреть правде в глаза и называть вещи своими именами. В любой ситуации он оказывался способен мыслить предельно актуально, мгновенно перестраиваясь в соответствии с реальностью. Вот это сочетание самого настоящего безумия с цепким практическим умом и составляет уникальность его личности. Ставил ли он перед собой цель, возвращаясь из эмиграции встать во главе России? Не думаю. Он был безумен в несколько ином смысле, но дураком он вообще-то не был.

Итак, за какие-то месяцы до Октябрьской революции её совершенно ни что не предвещало. Все действующие лица и исполнители грядущего катаклизма работали совсем не в этом направлении и исполняли совсем другие роли. Нам теперь легко констатировать факт: большевики пришли к власти. Но если проанализировать ту ситуацию не с сегодняшних, а с тогдашних позиций, то вдруг понимаешь, что вероятность этого факта была ноль целых хрен десятых.

Начнем с того, что большевики были наименее влиятельными из всех наличных революционных сил. Эсеры пользовались гораздо большим влиянием и среди революционеров, и в обществе. Даже после революции эсеры пользовались большей поддержкой, чем большевики. И меньшевиков, несмотря на название, было больше, чем большевиков. И людей у них было больше, и мозгов больше. Большевики были самой ничтожной группой среди революционеров всех мастей, и это логично, потому что радикалы всегда и везде остаются в меньшинстве. Сторонники крайних мер не могут перетянуть на свою сторону большинство. Более умеренные, то есть более осторожные и адекватные политики, всегда вызывают больше доверия.

Если бы за неделю до Октябрьской революции спросить у политических аналитиков той поры, какая партия, по их мнению, может в ближайшее время захватить власть, большевиков назвали в последнюю очередь, если бы назвали вообще. Почему же на вооруженное восстание пошла именно эта партия, хотя имела сил меньше всех, а шансов не имела вообще? Именно потому, что большевики были неадекватны до полного безумия. Их, казалось, вообще не интересовали результаты их действий, они действовали, как шайка уголовников, решивших захватить тюрьму, прекрасно понимая, что власть над тюрьмой они долго не удержат, но хоть денек да почувствуют себя полноценными хозяевами. Другие думали немножко наперед и понимали, что в восстании нет смысла, эти, казалось, не думали вообще.

Говорят, что большевики не захватывали власть, на тот момент власть уже ни кому не принадлежала, она валялась на земле, большевики просто наклонились и подняли её. Да, примерно так. Какие силы нужны были для того, чтобы задавить Октябрьский переворот? Двух боеспособных батальонов хватило бы вполне. Пьяная матросня, усиленная наспех вооруженными люмпенами, быстро разбежалась бы, столкнувшись с грамотно организованным сопротивлением самых незначительных правительственных сил. И хотя армия в России достигла тогда крайней степени разложения, но количество боеспособных частей всё ещё исчислялось не батальонами, а дивизиями. Только эти дивизии были не в столице. Впрочем, и в столице одних только офицеров и юнкеров набралось бы на несколько крепких батальонов. Но их некому было организовать, сплотить и повести против взбесившейся черни. Если бы в Петрограде нашелся всего лишь один сильный человек вроде генерала Маркова, он организовал бы оборону Зимнего дворца по всем правилам военного искусства, подтянул бы к дворцу всех хотя бы лично знакомых ему офицеров, и Ленин с Троцким встретили бы утро 26 октября на виселице.

Но не нашлось такого генерала. Беда была в том, что временное правительство ни кто не хотел защищать. Проливать кровь за сохранение власти Керенского, ни одному офицеру и в голову бы не пришло, а больше-то не было ни кого.

У большевиков совершенно не было ни какой реальной силы, после переворота они гоняли по столице грузовик с вооруженными рабочими, чтобы жителям Петрограда казалось, что они везде, но в саму ночь переворота этот летучий грузовик, конечно, не мог оказать влияния на ход событий. Единственной силой большевиков была слабость временного правительства, полный паралич власти. Но даже воцарившееся безвластие давало большевикам лишь один шанс из тысячи на успех переворота. Тогда не то что генерала, одного волевого поручика хватило бы для провала большевистской авантюры. Вообще-то судьба огромной страны не может зависеть от того, что в нужное время в нужном месте не нашлось одного-единственного достойного человека. Потому и успех большевистского переворота выглядит какой-то странной химерой, дурным мороком, трагифарсом, чем-то вроде бунта в доме сумасшедших.

Ну ладно, победили. Чем черт не шутит. Но они ни при каких условиях не могли удержать власть дольше, чем конца осени. Это нам внушали, что наутро после Октябрьской революции люди проснулись в другой стране, имеющей другую власть. На самом деле этой революции ни кто и не заметил. Известие о том, что какие-то клоуны объявили себя властью, ни кто не принял всерьёз. Они и сами-то себя всерьёз не принимали. Революционные матросы, к примеру, называли Ленина шутом гороховым. Кстати, через 4 года те же самые матросы в Кронштадте пели: «Сбросим Ленина-царя». Шут стал царем. Однако, метаморфоза.

 

В первые месяцы после воцарения большевиков их по-прежнему можно было сковырнуть, не сильно напрягаясь. У них не было армии, не было полиции, лишь наспех вооруженные банды, не признававшие ни какой дисциплины и именуемые Красной Гвардией. В феврале 1918 года эти красные банды не выдержали самого легкого нажима немцев и разбежались кто куда. Как же они могли продержаться у власти до февраля? Фантастичность этого факта, похоже, до сих пор не оценена в достаточной степени.

Ведь шли же уже на Петроград казаки генерала Краснова. Так ведь уболтали казачков черти языкастые. Не победили, нет, не смотря на малочисленность казаков, а с честью, с оружием отпустили на Дон. И генерала Краснова отнюдь не арестовали, хотя ненавидели его всеми силами души. Силенок у них было маловато для того, чтобы арестовать одного-единственного генерала. Побаивались. Конечно, казаков трудно было заинтересовать тем, что не открывало перспективы большого грабежа, и воодушевить их пытался всё тот же Керенский, который, мягко говоря, не пользовался авторитетом. Но ведь и матросы так же дико ржали над Лениным, как казаки над Керенским, тем не менее Ленин продолжал изображать из себя власть, а Александр Федорович удалился «с чувством до конца исполненного долга».

Всё и всегда можно объяснить, особенно задним числом. Причины того, что большевики так долго продержались у власти, уже тысячу раз перечислены аналитиками самых разных политических направлений. Совершенно нет смысла пытаться что-то добавить к этой тысячетомной полемике. Но я утверждаю то, чего до сих пор, кажется, ни кто не утверждал: с февраля 1917 года до августа 1991 года ситуация на территории бывшей России абсолютно перестала поддаваться какому бы то ни было прогнозированию. Лучшие умы той эпохи делали прогнозы, которые сейчас кажутся нам глупыми просто потому что они не сбылись, но это были самые умные, самые обоснованные прогнозы из всех возможных.

Аналитик – не футуролог, прогноз – не предсказание. Аналитик прогнозирует то, что является наиболее вероятным. Если прогноз учитывает всё необходимое количество фактов и базируется на безупречной логике, то это хороший прогноз, даже если он не сбылся. Но хорошие прогнозы чаще всего сбываются, потому что чаще всего происходит то, что является наиболее вероятным. Так вот с февраля 17-го это правило перестало работать. Бесконечное количество раз подряд происходило именно то, что было наименее вероятным, то, вероятность чего математики определяют, как величину, которой можно пренебречь.

Как вы думаете, в покере у игрока может десять раз подряд оказаться на руках флеш-стрит-роял, при условии, что колоду каждый раз добросовестно перетасовывает человек, который не заинтересован в результате? Это не то что бы совсем не вероятно, и не то что бы это противоречило законам физики, но вероятность этого так исчезающее мала, что мы с чистой совестью говорим: «Этого не может быть». Ни какой прогноз не может учитывать исчезающе малые вероятности, и в этом смысле мы говорим, что советской власти быть не могло.

Вероятность захвата власти большевиками была исчезающе мала, но тут им ещё могло повезти. Бывает. Но удержать власть они ни как не могли. Среди них не было ни одного человека имевшего хотя бы минимальный опыт управления не то что бы страной, а хотя бы маленьким предприятием. Как могут управлять люди, которые в управлении ни чего не понимают? Тут не помогут ни смелость, ни ум, ни талант. Опыт нужен. Конечно, можно освоиться с управлением паровозом методом тыка, но пока ты разбираешься, когда за какой рычаг дергать, пассажиры тебя живьём сожрут, и за рычагами вскоре окажется если и не опытный машинист, то хотя бы ученик машиниста, успевший получить несколько профессиональных уроков.

А тут происходит нечто небывалое. Красные банды грабят и стреляют в кого захотят, народные комиссары строчат какие-то нелепые декреты, страной фактически ни кто не управляет, и всех это как будто устраивает. Такое ощущение, что всё население России пребывало под гипнозом, пока большевики сами себе мучительно пытались ответить на вопрос: а чего теперь делать-то с этой страной? Отобрать власть у большевиков было всяко не сложнее, чем им отобрать власть у временных правителей, да вот как-то ни кто себя этим не озаботил.

А через несколько месяцев наконец-то началась гражданская война. И все всё сразу поняли. Детский праздник непослушания закончился, взрослые возвращаются. Любой непредвзятый аналитик, проанализировав всю информацию, имевшуюся на начало гражданской войны, сделал бы неизбежный вывод о том, что красные проиграют. Ну не могли они выиграть просто потому что у них не было армии, к её созданию они за несколько месяцев даже не приступили. Оказалось, что раздать оружие всякому отребью и создать армию – далеко не одно и то же. Невозможно побеждать на голом энтузиазме, а ведь и энтузиазма в красных бандах не было ни какого. По их собственной статистике, идейных бойцов среди красноармейцев было не более 3%. К тому же за несколько месяцев пребывания у власти большевики своим запредельным зверством восстановили против себя практически всё население России, первоначально равнодушно-нейтральное к новой власти.

Ни белые, ни сами красные не сомневались в том, что комедия окончена. Свердлов, к примеру, уже заготовил для себя несколько фальшивых паспортов на разные имена и немалое количество драгоценностей. Бежать собирался. А Ленин в интервью иностранному журналисту на вопрос о том, понимает ли он, что большевики проиграли, ответил: «Да, мы проиграли, но Парижская коммуна продержалась всего несколько дней, а мы продержались уже несколько месяцев» (цитирую по памяти).

Вот эти слова Владимира Ильича достойны самого пристального внимания. Во-первых, он понимал, что отвечая на вопрос иностранного журналиста, делает публичное заявление на весь мир. И ведь он говорил не о вероятности поражения, а о поражении, как о свершившемся факте. Он уже и блефовать не видел смысла, настолько победа белых не вызывала у него сомнений. Очевидно, вновь оказавшись в эмиграции, он не хотел выглядеть дурачком, который верил в то, чего не может быть. А, во-вторых, здесь Ленин по сути открывает цель, с которой он пошёл на захват власти. Вполне отдавая себе отчет в том, что это совершенно безнадежная авантюра, он лишь хотел войти в историю наряду со знаменитыми революционерами, посостязавшись с ними в длительности пребывания у власти. Продержавшись дольше Парижской коммуны, он уже был вполне этим удовлетворен, считая свою главную цель достигнутой, потому и поражение его ни сколько не смущало. Он вообще не считал это поражением, потому что не собирался создавать «государство рабочих и крестьян». Кажется, он в каждый момент делал то, что необходимо для победы, но на самом деле он всего лишь пытался увеличить длительность пребывания у власти – на рекорд шёл.

Можно долго говорить о том, почему красные победили. И стратегические ошибки белых, и то, что Троцкий оказался гениальным организатором, и то, какими методами привлекали военспецов в Красную армию, и ещё не одна дюжина причин, включая вымышленные. Но сейчас речь не об этом, а о том, что в очередной раз произошло невозможное. Произошло то, чего ни один человек в здравом уме и твердой памяти прогнозировать не мог. Но и это ещё кое-как можно себе представить. В конце концов и Спартак, и Уот Тайлер, и Пугачев одержали много красивых побед. Взбесившаяся чернь иногда сама хренеет от того, на что оказывается способна. Вот мог бы, к примеру, Пугачев войти в Петербург и сесть на трон? Да в принципе-то мог бы. Ну и долго ли бы он там насидел? И года бы не продержался. При великой наглости и столь же великом везении захватить власть может любой бешеный пес. У Лжедмитрия тоже не было шансов на престол, но он-таки на него сел. Вот только престол не по его заднице оказался.

Рейтинг@Mail.ru