Сергей Юрьевич Катканов
Заметки мирянина. Воздух Церкви
Очень уж мы боимся порою оказаться не в курсе каких-нибудь козней дьявола и по неведению угодить в духовную ловушку. Если у нас ни как не получается преодолевать тревожность, связанную с подобными опасениями, тогда надо понять: «Протоколы сионских мудрецов» и есть та самая духовная ловушка. Лукавый делает всё для того, чтобы отвлечь христиан от заботы о спасении души и увлечь то разоблачением еврейского заговора, то разгадыванием антихристианских ребусов, то ещё какой-нибудь борьбой за чистоту чего-нибудь. За чистоту чего угодно, только не собственной души.
Людям, которых очень беспокоят дьявольские козни, которые любят приводить в состояние ужаса и себя, и окружающих, можно посоветовать проштудировать для начала «Лествицу». Потом, Бог даст, и к «Добротолюбию» подберётесь. И тогда вы узнаете, что такое настоящие козни дьявола. И тогда вы поймете, что такое настоящий ужас. Ни что так не ужасает христианина, как состояние собственной души.
22.08.21.
«Если Бога нет…»
Достоевский не раз задавал себе вопрос: а что если Бога нет? Каковы будут последствия небытия Божьего для человека? Не для человечества вообще, а для отдельного конкретного человека. Что изменится в его жизни, если вдруг будет установлено, что Бога нет?
Казалось бы, если человек верит в Бога, так зачем ему задавать себе такие вопросы? Если известно, что Бог есть, так зачем человеку думать о том, что было бы, если бы Его не было? Но ведь порою сомнения начинают глодать душу самого ревностного христианина, и он спрашивает себя: а что если вера моя тщетна, что если я строю свою жизнь на выдумке? Что тогда? Ну, тогда…. Ответ , который дает себе человек на этот вопрос, и является фундаментом его веры. Вера, не испытанная сомнением – это дом без фундамента. Такой дом рухнет от первого же ветерка, и землетрясения не потребуется.
И вот Федор Михайлович устами своих персонажей несколько раз делает различные выводы из противоестественного допущения: «Если Бога нет….»
«… То всё позволено»
«Если Бога нет, то всё позволено». Эта цитата из Достоевского у нас широко известна, её очень любят приводить для обоснования необходимости веры в Бога. Но при этом не всегда помнят, что у Достоевского эти слова вложены в уста Смердякова – человека ничтожного и пакостного. Признаться, мне эта «смердяковская правда» постепенно совсем перестала нравиться.
Во-первых, тут как бы предлагается верить в Бога, независимо от того, есть Он или нет Его на самом деле. Дескать, религиозная вера – штука полезная, без неё очень трудно сдерживать дикие, зверские порывы человека. Получается, что «если бы Бога не было, Его следовало бы выдумать». Тут религия начинает выглядеть инструментом власти, которой как-то же надо сдерживать народ, а для этого можно использовать любую выдумку, если она помогает. И православие начинает восприниматься, как «полезное враньё». Об этом стоило бы задуматься православным, которые так любят цитировать Смердякова (а не Достоевского!)
Во-вторых, этот смердяковский афоризм как бы освобождает от нравственной ответственности всех, кто по каким-то причинам не верит в Бога. В Бога не верят по разным причинам: по старой советской привычке, потому что ни когда всерьёз не задумывались о религии, потому что среди знакомых нет людей верующих, так что нет возможности верить в Бога «за кампанию», потому что в нашем обществе очень сильны дремучие псевдонаучные предрассудки. А есть люди по самому своему психологическому складу совершенно не религиозные.
Так вот эта весьма разношерстная атеистическая братия обладает в среднем весьма приличным нравственным уровнем, это вовсе не толпа чудовищ. Большинство атеистов считают всё же правильным следовать нормам общественной морали. И не сказал бы, что атеистическое советское общество было таким уж безнравственным, скорее даже наоборот. А Смердяков как бы говорит всем атеистам: если вы не верите в Бога, но при этом почему-то считаете себя связанными моральными нормами, то вы нелогичны, вы просто идиоты. Безбожие дает право на всё, вам всё позволено, нормы морали – не для вас.
К счастью, большинство атеистов совершенно не восприняло этот смердяковский призыв, продолжая оставаться вполне приличными людьми. А когда православные говорят: «Если Бога нет, то всё позволено», неужели они хотят увидеть себя в окружении разнузданных чудовищ? Между тем, в православных книгах иногда можно встретить утверждение, что религия является единственной внятной причиной нравственного поведения, без религии невозможно обосновать необходимость соблюдения нравственных норм. Какой смысл соблюдать заповеди, если Бога нет, и ни кто за нарушение заповедей не накажет? Не считаю эту концепцию православной. Это смердяковщина.
Прочитайте хотя бы «Нравственные письма к Луцилию» Луция Аннея Сенеки. Этот римлянин не знал, что такое грех в нашем понимании, нравственные нормы для него вовсе не Божьи заповеди, он не боится Божьего наказания за нарушения этих норм и не ждёт от Бога награды за их соблюдение. Сенека ни чего не знал о Боге, тем не менее он дал очень внятное обоснование того, почему быть нравственным человеком лучше, чем безнравственным.
Римский философ искал путь к счастью и нашёл его в нравственном поведении. Для того, чтобы быть счастливым, надо быть добрым и честным, надо изгнать из своей души зависть и властолюбие, надо отказаться от чревоугодия и разврата, надо быть умеренным в желаниях. Это и есть обоснование нравственности, не имеющее ни какого отношения к религии. Хочешь быть счастливым – будь нравственным. А если решишь, что тебе «всё позволено» – будешь несчастным. Значит, даже если на секунду предположить, что «Бога нет», отсюда вовсе не следует, что «всё позволено». Такой вывод может сделать только негодяй, каковым Смердяков и был, а сам Достоевский ни когда ни чего такого не утверждал.
Вовсе не считаю Сенеку «христианином без Христа», потому что без Христа не может быть христианина. Но зачем тогда нужен Христос, если стоики, Цицерон и Сенека уже всё очень хорошо объяснили? Если бы Христос был нужен лишь для того, чтобы нам узнать, что разврат и чревоугодие до добра не доводят, то Христос и вовсе не был бы нужен, потому что это было хорошо известно и до Него.
С подачи людей, далеких от Церкви, у нас распространилось, в том числе и в Церкви, представление о религии, как о школе нравственности. Дескать, вера в Бога для того только и нужна, чтобы научить людей хорошему поведению. А это совершенно не так. Религия нужна для того, чтобы приблизиться к Богу и в вечности оказаться вместе с Богом, для того, чтобы стать вечно счастливым. Конечно, человек, ради приближения к Богу очищающий свою душу от греховных страстей, будет человеком более нравственным, но это лишь побочный эффект, а цель не в этом. Сводить христианство к этике, значит не иметь о христианстве ни малейшего представления.
Следовать Божьим заповедям лишь из страха посмертного наказания могут только люди с рабской психологией, только такие люди и могут считать, что им всё позволено, если Бога нет. Что мы скажем о человеке, который «ничего, кроме палки, не понимает»? А кто-то думает, что все христиане такие? Даже в исламе, который по большому счёту не предъявляет ни каких требований к душе человека, всё же проблескивает понимание того, что верность Богу не может строиться на одной только мысли о посмертном воздаянии. Жила-была одна женщина-суфий, по нашим меркам – юродивая. Однажды она шла по улице с горящим факелом в одной руке и ведром воды в другой. У неё спросили: «Зачем тебе факел? Она ответила: «Хочу сжечь рай, чтобы люди служили Богу не потому что хотят попасть в рай». «А зачем тебе вода?» «Хочу потушить ад, чтобы люди служили Богу не потому, что боятся попасть в ад».
Человек должен служить Богу из любви к Нему, а не потому что ему постоянно тычут в нос кнутом и пряником.
Вовсе не имею ввиду спорить с Достоевским, лишь предлагаю помнить, что Федор Михайлович был не только мыслителем, но и художником. Он мог иногда раздаривать собственные мысли персонажам своих романов, но порою его персонажи говорят совсем не то, что думает автор. Художнику интересно показать, как преломляется религиозная истина в сознании человека того или иного психологического склада. Знаменитый афоризм – преломление религиозной истины в сознании Смердякова, а к этому персонажу автор выразил вполне однозначное отношение при помощи «говорящей» фамилии.
«… То я – бог»
«Если Бога нет, то я бог», – сказал в романе «Бесы» инженер Кириллов. Из этих слов не сделали афоризма, их не часто цитируют. Очевидно, потому что они не очень понятны. И фактами, казалось бы, не подтверждаются.
Миллионы людей не верят в Бога, и ни кто из них на этом основании богом себя не считает. Люди просто живут: едят, пьют, размножаются, отнюдь не претендуя на роль Творца. Но ведь это, строго говоря, и не атеисты, а просто люди безразличные к религиозным вопросам. Для них не имеет ни какого значения есть Бог или нет Его, они за всю жизнь пяти минут об этом не думали, их единственная реальность это то, что можно потрогать руками, только поэтому они и считают, что Бога нет. Атеизм – это уже мировоззрение, а мировоззрение есть далеко не у всех.
Но ведь и настоящие атеисты вроде бы не страдают склонностью считать себя богами? А часто вы встречали людей, способных додумывать мысль до конца, до её логического завершения? Много вы видели людей, способных осознать все логические последствия собственных суждений? Головы большинства даже мыслящих людей чаще всего забиты обрывками мыслей, не додуманных до конца. Иногда их бывает страшно додумывать, но чаще всего просто неинтересно. Мышление – очень специфическая деятельность, ей надо жизнь отдать, да не всегда и жизни хватает на то, чтобы всё в своей голове увязать и согласовать. Если же просто о чем-то пофилософствовать за чашечкой кофе, а потом бежать по своим делам, ни как не увязывая эти дела с результатами философствований, то мы получим очередной пример непоследовательного мышления. У человека вроде бы и есть какие-то взгляды на жизнь, но ему недосуг их развивать, устраняя из них логические противоречия, из каждого нового вывода делая следующий вывод, каждую мысль доводя до логического завершения. Того, кто этим озабочен, люди считают чудаком. Вот таким чудаком и был инженер Кириллов.
Попытаемся реконструировать его логику. Начнем с того, что каждому человеку от рождения свойственно ощущать себя центром вселенной. Дело даже не в том, что вокруг ребенка взрослые крутятся, как заводные, могут и не крутиться, например, в детском доме. Дело во врожденном ощущении уникальности собственного «я». Даже если на меня ни кто не обращает внимания, всё существует в моём восприятии. Я вижу дом, дерево, человека. Всё это то, что я вижу. То есть в центре всего стоит моё «я». И другой человек в этом смысловом ряду ни чем не отличается от дерева – это лишь один из объектов, на которые падает мой взгляд, это лишь одно из обстоятельств моей жизни. Личность человека должна перейти на следующий этап развития, чтобы осознать: другой человек – не просто воспринимаемый мною объект, это такой же воспринимающий субъект, как и я сам. Я его вижу, но и он меня видит. Он меня радует или огорчает, но и я его радую или огорчаю, и последнее имеет не меньшее значение, чем первое.
Так вот значительное количество людей до этого «взрослого» взгляда на жизнь так и не дорастает, продолжая воспринимать других людей не как самостоятельные полноценные личности, а лишь как обстоятельства собственной жизни. Другой человек для нас это то, чем он является в нашей судьбе. То, что у него есть какая-то собственная судьба, нам теоретически известно, но практически это имеет для нас мало значения. Нам важно то, чем другой человек является для нас, а не то, чем он является сам по себе.
Это, конечно, скотское восприятие реальности, но оно, как ни странно, является естественным. Если я причинил боль человеку, в моей жизни ни чего не произошло, нечто произошло в его жизни. А вот если он причинил мне боль, это уже происходит в моей жизни. То есть первое для меня ни чего не значит, а второе значит очень многое. Это естественно. Ведь очень трудно воспринимать чужую боль, как нечто столь же значимое, как и своя собственная.
Лечит от этого вполне естественного скотства только понимание того, что Бог есть. Только Богу человек готов уступить место смыслового центра этого мира. Становится понятно, что Бог создал этот мир не только для меня, но в той же мере и для любого другого человека. Только для Бога моё «я» так же ценно, как и несколько миллиардов других «я». Только для Бога моя боль и «его» боль имеют равное значение. Для Бога каждое из нескольких миллиардов «я» драгоценно.
И вот теперь представим себе на минуту, что Бога нет. Кто тогда будет для человека самым главным и важным существом на свете? Он сам. Без вариантов. Для каждого человека мир существует ровно постольку, поскольку он отражается в его глазах. Строго говоря, у каждого «я» – свой мир, человек сам создает для себя тот мир, в котором существует. В известном смысле каждый человек – творец своего собственного мира, и в этом он подобен Богу. Мир для человека это та информация о мире, которой он располагает, а ведь качество и количество информации о мире у каждого из нас очень сильно отличается. В мире моего «я» есть то, чего нет в других мирах, а в мирах, созданных другими «я», есть то, о чем я даже не догадываюсь.
Для блондинки, которой подарили автомобиль и которая ни когда в жизни не заглядывала под капот, её автомобиль это одно, для автослесаря тот же самый автомобиль – нечто совсем другое, для пешехода, который ни когда не имел автомобиля, он нечто третье, для сотрудника ДПС – четвертое и далее до бесконечности.
Если убрать из реальности такую вводную, как Бог, если отказаться от мысли, что у вселенной есть Творец, тогда исчезнет тот единственный Субъект, в восприятии Которого мир объективен, из мира исчезнет единственное объединяющее начало, и мир распадётся на бесчисленное множество миров, в каждом из которых свой бог. Эгоцентризм естественен, в личном театре у каждого из нас есть только один артист, все остальные – массовка. А если нет ни чего сверхъестественного, тогда доминирует то, что естественно.
Можно вслед за субъективными идеалистами считать, что мир существует лишь постольку, поскольку я его воспринимаю. «Чего я не вижу, того и нет». А можно не мудрить, но следовать только своим желаниям, не считаясь с желаниями окружающих. Можно считать себя богом, а можно вообще об этом не думать, просто жить, как будто моё «я» – это и есть центр вселенной. Можно пытаться всех подчинить своему «я», а можно и не пытаться, просто жить себе, как хомячок, единственная забота которого – набивать себе щеки. При этом можно думать, что весь мир существует для того, чтобы я набил себе щеки, а можно вообще не думать, просто набивать себе щёки и всё. Суть не изменится.
Бог по определению является Центральной Фигурой в нашем мире. Если же исходить из того, что Бога нет, на роль центральной фигуры может подойти только человеческое «я». Получается, что инженер Кириллов прав: «Если Бога нет, то я бог». Логически он прав. Но, к счастью Бог есть. Единого Бога просто не может не быть, потому что под несогласованным управлением нескольких миллиардов богов мир просто развалился бы.
«… То какой же я капитан?»
«Если Бога нет, то какой же я капитан?» – говорит у Достоевского один не вполне трезвый пехотный офицер. Эта мысль кажется ещё менее понятной. Давайте разберемся.
Зачем в армии кроме должностей нужны ещё и воинские звания? Большевики по-началу совершенно этого не поняли, устранив военные чины и оставив только названия должностей – комбат, комбриг, комдив, командарм. Большевикам многое казалось нелогичным в устройстве старого мира, они это уничтожали, не понимая смысла того, что уничтожают. Но интуиция, как правило, не подводила большевиков, то что они уничтожали, было действительно им враждебно.
Главный мыслью большевиков было перестать вкладывать усилия в достижения Царства Небесного, а вместо этого построить рай на земле. Но, «отменив Бога», уже невозможно понять, зачем нужны сословия, поэтому они уничтожили сословную структуру общества. Очевидно, большинство из них не понимало сакрального смысла сословий, того, что сословия – от Бога, но пролетарское чутьё редко их подводило, уничтожая религию, они уничтожали все производные от религии. А, отменив сословия, было бы нелепо сохранить военные чины, потому что и они тоже были частью иерархии, были ступеньками той лестницы, конец которой скрывался на Небесах. Чин обозначал уровень приближения к трону, а на троне – помазанник Божий, который подчиняется только Богу. Смысл иерархической структуры в том, что через царя все звенья этой цепочки замыкаются на Бога. Если устранить из жизни Бога, то иерархия теряет смысл, потому что священный смысл иерархии именно в том, что она исходит от Бога. Если Бога нет, тогда и царь не более, чем правитель, тогда и капитан не более, чем командир роты.
Смысл военных чинов в том и состоял, что чин обозначал ступень сакральной иерархии, на которой находился человек, а название должности обозначало лишь его функцию. Вот почему прав был офицер у Достоевского: «Если Бога нет, то какой же я капитан?» Он чувствовал, что безбожники, кроме прочего, покушаются и на его капитанский чин. Безбожники его дезориентируют. Сейчас капитан знает свою позицию в сакральной иерархии, то есть в общем-то – в структуре мироздания. Он и на другой должности и вовсе без должности останется капитаном. А вот если эти прохиндеи «отменят Бога», то какой же он тогда капитан, и кто он такой вообще?
И у большевиков ведь что-то не заладилось в армии без чинов. Должности могут часто меняться, командир перестаёт понимать своё место в иерархической структуре. А если он штабной работник, то есть вообще не командир, то он уже совсем не понимает, на какой ступени находится. Он выше комбата, или равен ему, или как? Вот почему большевики были вынуждены восстановить военные чины, назвав их воинскими званиями. Иерархия больше не была священной, то есть это была уже лишь имитация иерархии, но если вы устранили из жизни смысл, то вам ни чего не остается, кроме как его имитировать.
И доныне мы имеем красных командиров, переименованных в офицеров. Но можно кого угодно назвать как угодно, суть от этого не изменится. Как бы настойчиво мы не называли верблюда конем, он останется верблюдом. Офицеров в России нет со времен окончания гражданской войны, потому что военная иерархия остается усеченной, она не замыкается на Бога, то есть лишена сакрального смысла. Когда на смену атеистическому государству пришло светское, в этом смысле ни чего не изменилось. Выступает ли государство против религии или заявляет, что оно вне религии, в любом случае в службе офицера, который присягает государству, отсутствует высший религиозный смысл. А если они не служат Богу, так какие же они офицеры?
***
Что говорил о вере в Бога сам Достоевский, не от лица своих персонажей, а от своего собственного лица? «Если будет доказано, что истина не в Христе, то я предпочту остаться со Христом, а не с истиной» (цитирую по памяти). Обратите внимание – опять это «если». Но рациональное мышление проигрывает все возможные варианты, включая самые невозможные. При этом рациональность ни сколько не противоречит религиозности. Разум тоже приводит человека к Богу, причем, это самое лучшее из всех возможных употреблений разума.
Мы привыкаем к тому, что имеем, даже если это самое драгоценное, что у нас есть, а привычное постепенно перестаешь воспринимать, как жизненно важное. Хорошо дышать Христом, как воздухом, но о воздухе ведь совсем не думаешь и не чувствуешь себя счастливым от того, что он есть. Но представьте себе, что воздуха не стало. Постарайтесь как можно ярче себе это представить. И тогда вновь почувствуете себя счастливыми от того, что имеете возможность дышать.
Вот в чем смысл этих «если». Что если у меня попытаются отнять Бога? Что если через мой мозг попытаются добраться до моего сердца, чтобы его опустошить? Мозг должен быть готов к отражению такого рода агрессии, он должен иметь, что противопоставить самой изощренной демагогии, иначе и сердце может не устоять. Но ведь бывает демагогия настолько изощренная, что перед ней не устоит даже хорошо развитый мозг. Даже очень умный христианин должен быть готов к тому, что безбожник, с которым он спорит, окажется умнее его. Что тогда? Тогда лучше взорвать свой мозг, только бы через него демагог не смог добраться до сердца, в котором живёт Христос. Не в буквальном смысле, конечно, взорвать, а сознательно отказаться использовать мозг по назначению, раз уж он не смог справиться со своей главной задачей – хранением истины. Примерно об этом и говорит Достоевский.
Что значит «если будет доказано, что истина не в Христе»? Это не может быть доказано, потому что это не так. Но что если кто-то представит доказательства, а я не смогу найти в них ошибку? Тогда только и останется сказать: «Плевать на доказательства, я остаюсь со Христом». Христианину не грех быть рациональным, грех чрезмерно уповать на свою рациональность.
Что есть Христос для ортодоксального христианина? Высшее совершенство, к которому мы стремимся и об отсутствии которого скорбим. Христос есть абсолютная красота – без малейшего ущерба и изъяна. Христос есть абсолютная любовь, на какую ни один человек не способен. Ни в одном человеческом языке нет достойных слов для того, чтобы передать, что есть Совершенство, Красота и Любовь Христа. Ведь Он выше всего человеческого. И одновременно Он воплощение всего, что только есть самого лучшего в человеке. Не имея хотя бы смутного и отдаленного представления о том, что есть Христос, невозможно понять, что есть человек.
В этом наша истина. Как можно её опровергнуть? Как можно доказать, что есть совершенство выше Совершенства? Но не будем забывать, что доказать можно всё, что угодно. И тогда останется только сказать: пусть горят огнем ваши доказательства. Наш разум имеет для нас ценность лишь до тех пор, пока он служит Христу.
