Сергей Зверев
Один в море воин
1
На Багдад опускалась ночь. Опускалась неторопливо, плавно, как знойная красавица из гарема, утомившаяся за день и решившая прилечь отдохнуть на мягкий диван. В небе медленно проступали яркие звезды, становилось все холоднее. Улицы города были многолюднее, чем днем – совершенно нормальная для Востока ситуация, где как раз вечер и утро – самые оживленные части суток. В это время не так жарко, как днем, и не так холодно, как ночью. Самое время отдохнуть, погулять, повеселиться. Впрочем, жителям столицы Ирака сейчас было не до веселья. Время страна переживала суровое. Диктатура Саддама Хусейна – это отдельный разговор. Много копий было сломано и в Ираке, и в других странах при обсуждении вопроса о том, хорошо это или плохо для страны, когда власть крепко берет в свои руки сильный и умный, но жестокий правитель. Вспомнить хотя бы обсуждение личности и методов правления Иосифа Сталина или Мао Цзэдуна. А ведь Саддама Хусейна с этими двумя частенько сравнивали. Что особенно забавно – не только враги, но и друзья. Он тоже был сильным и жестоким правителем, тоже не жалел свой народ, тоже стремился сделать из попавшей под его власть страны по-настоящему сильное и независимое государство. Насколько ему это удалось – вопрос другой. И однозначного ответа на него нет, что бы ни кричали по этому поводу американцы и их клевреты. Но в одном сходятся все – современникам такого правителя позавидовать трудно. Потомки еще могут сказать ему спасибо – за достигнутые результаты. За построенные промышленные предприятия, остановленную преступность, выход экономики из кризиса. Но платить за эти результаты высокую цену всегда приходится современникам. Так что и в самой жизни под властью Саддама для большинства иракцев веселого было мало. Но теперь к этому добавилось еще и набирающее обороты противостояние Ирака и Америки. В воздухе пахло войной, даже самые недальновидные стали понимать – вот-вот грянет. Разумеется, такая обстановка мало способствовала превращению характера Саддама в голубиный. Он еще крепче сжимал поводья, пришпоривал страну. Неприятно быть тем, кого пришпоривают. Пусть даже во имя свободы, веры, национальной независимости или еще чего-нибудь столь же красивого. Цены от этого не снижаются, а полицейские и агенты спецслужб, выискивающие крамолу и шпионов, не становятся добрее.
На территории Аль-Мансура – очень богатого и очень «закрытого» района Багдада – с наступлением темноты тоже наблюдалось некоторое оживление. Но не того рода, как в остальном городе, не веселое. Здесь по улицам засновали солдаты, то к одному, то к другому дому подъезжали автомобили. Люди в военной форме что-то торопливо грузили в них, потом эти автомобили отъезжали, а на их место тут же прибывали новые. В Аль-Мансуре жили преимущественно лидеры партии БААС и высшие чины правительства Хусейна, здесь же располагались несколько важнейших промышленных предприятий. И последние дни, когда стало ясно, что американцы не ограничатся пустыми угрозами, что война действительно вот-вот начнется, все эти большие шишки начали принимать соответствующие меры. Эвакуировали из Багдада семьи и вещи. Кое-кто, возомнив себя самым умным, попытался драпануть и сам, но очень быстро об этом пожалел. Саддам пока еще был у власти. Самые умные поплатились за свою торопливость головами. Ну если стремиться к точности, то не совсем головами – у Саддама было особое мнение о том, как нужно поступать с изменниками.
На окраинах Аль-Мансура суеты было меньше. Здесь располагались в основном не особняки больших людей, а предприятия, которые Хусейн считал особо важными. К территории одного из таких предприятий сейчас и подъезжали два больших автобуса, сопровождаемые тремя мощными джипами. Джипы были набиты здоровенными парнями в форме гвардейцев из особого полка, подчинявшегося непосредственно Саддаму Хусейну. Предприятие, к которому они подъехали, выглядело внушительно. Его территория была огорожена двухметровым бетонным забором, по верху которого была в несколько рядов натянута колючая проволока. Через каждые несколько метров над забором возвышался мощный фонарь, к которому была присоединена автоматическая видеокамера. Кроме этого, система безопасности включала в себя инфракрасные детекторы и емкостные датчики, а также суперсовременную систему сигнализации. Но и это было еще не все. Саддам Хусейн лично разрабатывал требования к обеспечению безопасности важных объектов. А он понимал, что на одну только технику рассчитывать нельзя – на любую хитрую примочку из его арсенала американцы или другие враги могут найти что-нибудь похитрее. Поэтому территорию обходили по периметру пятнадцать патрульных групп с собаками – бывают ситуации, когда обычная овчарка полезнее любых датчиков и детекторов.
Все эти меры могли бы показаться излишне строгими кому угодно, кроме тех, кто точно знал, что именно производит это предприятие. Тем, кто знал, они могли показаться недостаточными. Поскольку производило предприятие деньги. Американские доллары. Хотя, строго говоря, деньгами эти купюры не являлись, как и любая фальшивка. Но внешне отличить изготовленные тут банкноты от тех, которые выпускает казначейство США, было решительно невозможно. Да и не только внешне. Когда подделкой занимается не одиночка и даже не группа людей, а государство с его нехилыми возможностями, то и качество полученного продукта совершенно особое. Здесь использовали современнейшее оборудование для микропечати, ферромагнитные красители, бумагу, только на подбор которой ушло почти полтора года. В общем, усилия были приложены колоссальные. Но результат их оправдывал с лихвой. Сделанные здесь стодолларовые банкноты легко проходили проверки даже на специальном оборудовании, которое используется в супермаркетах, обменных пунктах и банкоматах. Нет, разумеется, установить, что купюра поддельная, было все-таки возможно. Любая фальшивка, как бы хорошо она ни была сделана, остается фальшивкой. Но для установления этого факта была необходима самая настоящая экспертиза, применение очень дорогого оборудования и специалисты высочайшей квалификации. Позволить себе все это могли только самые крупные банки. Но даже их можно было обмануть – ведь такие серьезные проверки из-за каждой попавшей в банк купюры никто не затевает.
Одним словом, дело было не просто выгодное, а очень выгодное. И притом не только с чисто экономической точки зрения. Вброс в обращение большого количества фальшивых долларов наносил весьма чувствительный удар по всей финансовой системе США. А эту страну Саддам Хусейн считал своим врагом номер один. Надо признать, не без оснований.
Правда, наиболее здравомыслящие из советников и министров предупреждали Хусейна, что Америка такого хамства не потерпит. Как только о фальшивках станет известно – а известно о них обязательно станет, шила в мешке не утаишь, – Америка пойдет на все, чтобы остановить их производство. Политические проблемы еще можно урегулировать. Но такого пинка по своей экономике янки не простят ни за что. Кстати сказать, одной из основных причин, по которым Хусейн не пускал в Ирак международную комиссию, было именно это производство. Того, что у него найдут химическое или бактериологическое оружие, Хусейн не боялся – ни того ни другого у него в самом деле не было. Но вот массовое производство американских долларов обнаружить эта комиссия вполне могла. С понятными последствиями.
Автомобили остановились около широких металлических ворот, которые, разумеется, были наглухо закрыты. Но командира гвардейцев это ничуть не смутило. Он выпрыгнул из своего джипа, подошел к воротам и, нажав большую красную кнопку, что-то сказал в микрофон. Голос у гвардейца был резкий, требовательный. Хасан аль-Бизкек привык к тому, что он может приказать что угодно и кому угодно. Ведь он был полковником самого элитного полка во всем Ираке, его командиром являлся только сам Саддам Хусейн и больше никто, на всех остальных шишек в стране Хасан преспокойно мог через губу поплевывать. Что и делал – и не всегда только в переносном смысле. Например, полтора года назад одному из министров, который, как показалось полковнику, слишком нагло с ним разговаривал, он плюнул в лицо в самом прямом смысле. И ничего – сошло с рук. Министр попытался пожаловаться президенту, но тот был в хорошем настроении и только посмеялся. Не в последнюю очередь и потому, что Хасан был еще и дальним родственником Хусейна. Собственно говоря, этот факт и то, что именно ему был доверен полк президентской гвардии, были связаны. Нельзя сказать, что Хусейн верил родственникам – он никому во всем мире не верил. Но все же им он не верил меньше, чем всем остальным. Поэтому его многоюродные дядья, братья и племянники и занимали больше половины самых важных постов в армии, полиции и спецслужбах страны.
Ответили Хасану быстро. Из динамика раздался гортанный голос, тоже довольно резкий. Часовые на этом объекте либеральничать с ночными посетителями не привыкли. Они вообще к ночным посетителям не привыкли. В общем, Хасану в весьма грубой форме предлагалось уносить отсюда жопу, пока цела. В ответ полковник хищно оскалился, резко поднес лицо прямо к микрофону и по-змеиному прошипел несколько слов. Часовой сразу сменил тон. Теперь его голос звучал жалобно, заискивающе. Но выполнять требование Хасана и впускать его на территорию завода солдат все-таки не торопился.
– Вызови Митонасяна, – рявкнул Хасан. – Быстро! За каждую лишнюю минуту, которую я здесь проторчу, получишь по пинку в живот!
Часовой поверил. Такая уж у Хасана аль-Бизкека была в Багдаде репутация.
Тигран Митонасян, которого требовал к себе полковник, был одновременно и директором, и главным технологом всего предприятия. Именно он фактически и наладил производство фальшивых долларов. Этот пожилой армянин был очень крупным специалистом в области печати и особенно микропечати. А еще он обладал редким и оттого особенно ценным талантом – он хорошо разбирался в людях. Родился и получил образование Тигран в Советском Союзе. Там же он начал работать и быстро сделал неплохую карьеру. В восемьдесят третьем году в числе многих советских специалистов отправился в Ирак. А после девяносто первого года решил не возвращаться ни в Россию, ни в Армению. На территории развалившегося Союза ничего хорошего его явно не ожидало. В Армении ситуация была неспокойная, того и гляди война начнется. А получить российское гражданство, не имея на территории РФ жилья, было весьма проблематично. Да и не очень-то хотелось российское гражданство получать. Митонасян прекрасно понимал, что начавшийся у русских бардак быстро не закончится. В то же время альтернатива была. И неплохая. Армянская диаспора в Ираке была не слишком многочисленной, но довольно влиятельной. В конце концов, армяне жили в Ираке уже несколько тысяч лет, еще с тех пор, когда страна называлась не Ираком а как-то совсем иначе – только историки знают, как именно. В общем, армяне успели как следует пустить здесь корни. С помощью местных армян Тигран быстро обзавелся в Багдаде несколькими очень полезными знакомствами и понял, какие возможности перед ним здесь открываются. Буквально через полгода его представили президенту. Хусейн Митонасяна очень быстро оценил – ведь идея поставить на поток производство американской валюты родилась у него уже давно. Только специалистов нужных не хватало. И вот перед ним был человек, который, во-первых, сам был ценнейшим специалистом, а во-вторых, мог квалифицированно подобрать других. Хусейн всегда был практиком, человеком дела, и уже через считаные недели пожилой армянин, получив деньги и полномочия, принялся за организацию того предприятия, директором которого он сейчас и являлся. Получилось у него неплохо – сам президент однажды признался, что не рассчитывал на такой превосходный результат.
Став директором комбината, Митонасян занимался не только административной работой. Он оставался и самым ценным специалистом. У него была собственная лаборатория, в которой отпечатанные купюры проходили окончательную проверку. Фактически эта лаборатория была чем-то вроде ОТК. И качество выпускаемых долларов было неизменно отличным. Оно обеспечивалось в том числе и страхом. Ведь по стране ходили упорные слухи, что Саддам растворял в кислоте не только политических противников, но даже спортсменов, не сумевших завоевать олимпийские медали. Кто-то мог в эти слухи не верить, но Тигран Митонасян знал правду. И сумел наладить работу так, что у Хусейна ни разу не возникло повода на него рассердиться. Наоборот, место руководителя комбината с каждым годом приносило старому армянину все больше денег, почета и уважения в обществе.
Правда, последнее время место это стало Митонасяна радовать куда меньше. Он был весьма неглуп и именно поэтому стал чуть ли не первым из тех, кто говорил Хусейну об опасности крупномасштабной печати долларов. И из-за этого чуть не лишился места. И головы. Вместо того чтобы сократить объемы печати, Хусейн их поднял. Последнее время завод работал в три смены и днем, и ночью, а сам Тигран практически перестал появляться дома, хотя от завода до дома ему было меньше пяти минут езды. И в придачу ко всему за ним появилась слежка. В общем, чувствовал себя армянин последнее время очень неуютно. Самое главное, что ничего сделать было нельзя – от Хусейна не убежишь, это он знал хорошо. Больше всего его сейчас волновал один вопрос – достаточно ли он ценен для президента, чтобы тот не стал его арестовывать. Или Хусейн считает, что старого Митонасяна можно легко заменить?
Именно поэтому, когда в кабинет к Тиграну вошел его заместитель Сеид и сказал, что к воротам подъехали президентские гвардейцы и что они требуют его, у старого армянина просто ноги подкосились. На несколько секунд Тигран перестал владеть собой, им полностью овладел страх. Он чуть было не приказал сообщить гвардейцам, что его нет на месте. Но успел взять себя в руки. Во-первых, нет гарантии, что Сеид его послушается. В такой ситуации подчиненные боятся и слушаться своего руководителя мгновенно перестают. А зачем, если его того и гляди увезут туда, откуда никто не возвращается? К тому же среди его подчиненных наверняка есть не один и не двое завербованных спецслужбами. А во-вторых, даже если удастся выиграть некоторое время, то что это ему даст? Он ведь даже с территории завода выбраться не сможет.
«Будь что будет, – неожиданно спокойно подумал Митонасян. – В конце концов, пожил я уже немало. Да, может, все еще и обойдется».
– Нужен так нужен, – вслух сказал он, тяжело поднимаясь из-за своего стола. – Сейчас выясним, чего это нашим бравым гвардейцам не спится.
Тигран шагнул к двери, его заместитель посторонился, давая шефу дорогу, и в этот момент его глаза расширились, а рот приоткрылся, на лице появилось выражение изумления и страха. Он смотрел куда-то в угол кабинета. Тигран тоже обернулся, проследил за взглядом своего подчиненного. Тот уставился на небольшой телевизор, стоявший в углу кабинета и работавший сейчас на минимальной громкости. Слух у Тиграна к старости стал неважный. Он видел диктора правительственной программы новостей, но разобрать, что тот говорит, не мог.
– Что… – начал Митонасян, но не договорил.
– Американцы напали! – отчаянно вскрикнул Сеид.
С неожиданной для его возраста прытью Митонасян кинулся к телевизору и прибавил звук.
– …силы Коалиции вторглись в воздушное пространство нашей страны. Все самолеты противника сбиты нашими героическими бойцами ПВО, никакой опасности бомбежек нет. Наша армия приведена в полную боевую готовность. Если неверные посмеют сунуться к нам с суши, то иракские солдаты погонят их до Вашингтона и Лондона! Смерть захватчикам! Смерть оккупантам! Мы не допустим…
Митонасян снова убавил звук. Все уже было ясно, а слушать очередную порцию официального вранья и патриотических призывов ему совершенно не хотелось. Значит, Штаты все-таки решились. Военная операция против Ирака началась. Армянин прикусил нижнюю губу. Он понимал, что справиться с американцами и англичанами Хусейн не сможет ни при каком раскладе. У них просто весовые категории разные – это все равно что мальчишке семи лет с взрослым мужиком драться. Да еще и не с одним. Патриотические лозунги и священная ненависть к оккупантам вещи, конечно, хорошие, но сейчас не средние века. Сейчас все решает техника, а она у США и Ирака несопоставима. Митонасян невесело усмехнулся. Все самолеты противника сбиты системами ПВО… И ведь какие-нибудь дураки поверят! Нет, тем зенитно-ракетным комплексам, которые Ирак в свое время у СССР купил, с современной американской и английской авиацией не тягаться. Они просто устарели. Вот если бы Россия продала Хусейну что-нибудь посвежее, из последних разработок, тогда все было бы интереснее. Но что об этом думать. Россия – не Советский Союз, она на такое не пойдет. Да, собственно, уже не пошла.
– Теперь ясно, зачем гвардейцы приехали, – сказал Тигран. – Эвакуировать нас будут, скорее всего. Того и гляди, могут бомбежки начаться.
Сеид, к которому обращался Тигран, похоже, его вообще не услышал. Араб стоял с бессмысленным выражением на лице, как восковая фигура в музее. Тигран усмехнулся. Да, Сеид же всегда был упертым, в Хусейна верил чуть ли не крепче, чем в Аллаха, каждое слово президента истиной в последней инстанции считал. А Хусейн говорил, что американцы не нападут.
– Сеид! – Митонасян похлопал заместителя по плечу. – Очнись! Нам нужно делом заняться! Иди, собери начальников всех цехов в зале для совещаний. И распорядись, чтобы собрали и упаковали всю готовую продукцию. Ну! Вперед!
На этот раз Сеид его услышал. Движения араба были замедленными, а лицо по-прежнему оставалось неподвижным, но он кивнул и вышел из кабинета. А сам Митонасян поспешил к воротам.
Он успел как раз вовремя. Хасан аль-Бизкек не привык долго ждать. Он уже совсем вышел из себя и почти решил отдать своим людям приказ ворваться на территорию завода силой. Но буквально в последний момент, когда Хасан уже повернулся к своим гвардейцам и раскрыл рот, ворота приоткрылась, и из них вышел Тигран Митонасян.
– Почему я должен так долго тебя ждать? – рявкнул Хасан, не потрудившись даже поздороваться с армянином.
– Я старый человек, а сейчас поздно, – с достоинством ответил Тигран. – Я спал.
– Так-то ты служишь нашему президенту?! Тебе было приказано, чтобы производство не прерывалось ни на минуту!
– Производство и не прерывалось. А что до того, как я служу президенту… Я служу ему, как умею, – не опуская глаз, ответил Митонасян. – И до сих пор президент не был мной недоволен.
Пожалуй, еще день или два назад Тигран не стал бы так смело разговаривать с Хасаном аль-Бизкеком. Конечно, армянин был нужен Хусейну и являлся не последним человеком в Ираке, но полковник президентских гвардейцев славился злопамятностью, а возможностей отомстить у него было достаточно. Но теперь все изменилось. Когда Тигран спешил к воротам, он дважды слышал отдаленный гул. Конечно, армянин не был военным и судить с уверенностью не мог, но уж очень это напоминало взрывы. Не иначе авиация союзников уже начала наносить по столице бомбовые удары, невзирая на то, что, по заверениям правительственного канала, все их самолеты сбиты.
Видимо, Хасан тоже понимал, что ситуация изменилась. Он злобно оскалился, но продолжать конфликт не стал.
– У меня приказ от президента. Эвакуировать все производство и отпечатанные дол… – гвардеец осекся. – Ну то есть готовую продукцию.
– Куда эвакуировать? – спросил Тигран.
– Это уже не твоего ума дела. Когда будет нужно – тебе скажут. А сейчас ты должен показать, что именно нужно вывезти, и обеспечить рабочую силу.
– План эвакуации у меня давно готов. Когда приступать?
– Немедленно.
– Но транспорт…
– Вот, – гвардеец махнул рукой в сторону остановившихся неподалеку от завода машин. За время ожидания Тиграна к джипам с гвардейцами и автобусам успели присоединиться больше десятка огромных грузовиков.
– Зачем так много? – удивленно спросил Тигран, посмотрев на машины.
– Ну как… – на этот раз голос бравого гвардейца звучал слегка смущенно. – Вам же все оборудование вывозить надо… Станки…
– У нас не сталелитейный завод, – хмыкнул Митонасян. – Большая часть того, что нужно вывезти, это не станки, а программное обеспечение, техническая документация, готовая продукция. Кое-какое оборудование тоже, конечно, но его немного. А главное – вот это, – Митонасян ткнул себя пальцем в лоб.
– Что это? – непонимающе поморщился Хасан.
– Голова моя. Все, что здесь есть, я только с ее помощью создал. Создам, если нужно будет, и еще раз. А все остальное просто облегчит и ускорит задачу.
– Ладно, хватит болтать. Начинай погрузку. И еще – имей в виду, президент распорядился, чтобы здесь не осталось никаких следов того, чем вы занимались. За это отвечаешь лично ты. Головой своей драгоценной отвечаешь!
– Не учи меня моему делу, – хмыкнул Тигран. – Все будет сделано, как надо.
– И поторопись.
– Через час все будет сделано.
Митонасян не соврал. Он давно предполагал, что когда-нибудь производство придется сворачивать, причем пожарными темпами. И план эвакуации у него был готов, а работники проинструктированы, как действовать в случае соответствующей команды. Через пятьдесят пять минут все, что планировалось вывезти, погрузили в грузовик, а все прочее было уничтожено. В конце концов, если не найдены ни фальшивые доллары, ни бумага, ни некоторые другие компрометирующие элементы, попробуй докажи, что здесь именно деньги печатались, а не инструкции по выращиванию кактусов.
– Готово, – сообщил Тигран, подходя к скучавшему у одного из джипов Хасану. – Грузовик можно уводить.
Гвардеец молча кивнул. Он подошел к грузовику, что-то тихо сказал водителю, и машина тронулась с места, быстро набирая скорость. Тигран шел за полковником.
– Люди спрашивают, что им делать. Расходиться по домам или как? И что делать завтра, выходить на работу или нет?
– Людей мы тоже эвакуируем, – сказал Хасан. – Вон те два автобуса видишь? – Он указал на два огромных автобуса, прибывших к заводу вместе с джипами гвардейцев. – Пусть садятся туда.
– А куда их повезут?
– Куда надо, – отрезал Хасан.
– Но послушайте, полковник, они же просто откажутся ехать неизвестно куда!
– Не откажутся, – Хасан усмехнулся. Выглядело это на редкость неприятно – словно волк оскалился. – Мы их очень хорошо попросим.
С этими словами он положил руку на автомат, висевший у него на плече.
– Но… – начал было Митонасян.
– В стране объявлено военное положение, – с той же ухмылкой на губах сказал гвардеец. – Объявите им, что они мобилизованы. Отказ ехать туда, куда приказано, будет расцениваться как дезертирство.
Тигран крепко стиснул зубы, еле сдерживая ругательства. Но сделать было ничего нельзя. Он пошел к своим людям и быстро объяснил им ситуацию. Ерепениться попытались только двое – здоровенный рабочий Фархад и один из инженеров, имени которого Митонасян не помнил. Они кинулись к Хасану и стали наперебой что-то говорить. Митонасян тем временем неторопливо пошел к автобусам вместе со всеми остальными. Вдруг сзади раздался громкий крик. Армянин обернулся и увидел страшную картину.
Хасан яростно пинал скорчившегося перед ним на земле инженера.
– Собака! Как ты смеешь! Я тебе приказал – в автобус! Ну, вперед! Ползком поползешь, или я тебя насмерть забью, на такую мразь и пулю тратить жалко!
Вид у Хасана был совершенно звериный. Митонасян слышал, что у полковника есть склонность к неоправданной жестокости, но такого все же не ожидал.
– Что ты делаешь! Стой! – Он кинулся к Хасану, но дорогу ему преградил здоровенный гвардеец с автоматом в руках. Ствол оружия был направлен Тиграну прямо в живот. Остальные рабочие тоже отшатнулись назад – гвардеец был не один.
Не успели остановить только Фархада, стоявшего совсем рядом с Хасаном. Сначала рабочий просто оторопел – он, как и всякий нормальный человек, совершенно не ожидал такой реакции на простую просьбу инженера отпустить его домой, к жене и сыну. Но спустя пару секунд оцепенение прошло, и он кинулся на гвардейца.
Фархад был очень силен. Он с детства занимался борьбой, легко мог поднять штангу весом в сто килограммов над головой, однажды на спор голыми руками сломал годовалую пальму. Но сейчас сила ему не помогла. Его могучий удар, направленный в подбородок Хасану, впустую разрезал воздух, а в следующую секунду Фархад хрипло охнул – кулак гвардейца со страшной силой вонзился ему в живот, разрывая внутренности. Он согнулся, держась за живот руками, покачнулся, но прежде чем успел упасть, Хасан нанес ему еще один удар – ребром ладони по шее. На землю Фархад упал уже мертвым.
Единственным, чего добился Фархад, было то, что полковник отвлекся от инженера и тот успел встать и заковылять к автобусам. Преследовать его Хасан не стал, он уже достаточно сорвал злобу.
– Ну, что встали?! – рявкнул он на застывших рабочих. – Грузитесь! Быстро!
Ослушаться его никто не посмел. Люди стали залезать в автобусы. Тигран тоже собирался влезть в один из них, но тут его сзади ухватила за шиворот крепкая рука одного из гвардейцев.
– Стой, – рыкнул он. – Иди к командиру!
– Но он же приказал…
– Пошел! – Гвардеец сопроводил слова сильным тычком – он угодил Тиграну стволом автомата по ребрам. После этого армянин больше спорить не пытался. Он пошел обратно, к Хасану, стоявшему шагах в тридцати от автобуса над телом Фархада.
– Зачем ты это сделал? – спросил Тигран, показывая на тело рабочего. Он с трудом сдерживался, очень хотелось, забыв о том, что он стар и слаб, броситься на этого мерзавца и вцепиться ему в горло.
– Не надо было на меня кидаться, – ответил гвардеец. – Геройствовать он решил. Вот и догеройствовался.
В этот момент последний из рабочих вошел в автобус. Хасан махнул рукой, и автобусы тронулись с места. Митонасян смотрел на полковника со все возрастающим недоумением. Какое-то у него было странное лицо – словно гвардеец чего-то ждал. Тигран раскрыл рот, чтобы задать ему вопрос, но так и не успел произнести ни звука.
Раздался грохот, мощной волной прокатившийся по улице, ударивший по ушам так, что голова чуть не раскололась. Из обоих автобусов во все стороны рванулось ярко-рыжее пламя, в разные стороны полетели обломки. Поскольку отъехать они успели уже довольно далеко, опасности никакой гвардейцам не угрожало – никто из них даже не пригнулся, хотя неожиданностью для них взрывы явно не были.
– Надо же, – совершенно спокойным голосом сказал Хасан аль-Бизкек. – Эти американские нелюди попали ракетой прямо в автобусы. Жизни всех этих людей теперь на их совести!
– Какие ракеты… – начал Тигран.
– Американские, – с нажимом повторил гвардеец. – Или английские. А может, не ракеты, а бомбы. Это уже не важно. Но самое главное тебе, я надеюсь, понятно?!
Тигран опустил голову. Взгляд его наткнулся на тело Фархада, изо рта которого на землю уже натекла большая лужа темной крови. Армянин судорожно сглотнул и тихо сказал:
– Понятно.
– Вот и хорошо, – кивнул Хасан. – Но помни – стоит тебе хоть когда-нибудь, хоть кому-нибудь сказать об этом что-то не то… Ты пожалеешь, что родился на свет.
– Я понимаю, – бесцветным голосом ответил Митонасян. «Хорошо, что он мне угрожает, – промелькнула у него в голове неожиданная мысль. – Эти угрозы значат как минимум то, что меня убивать пока не собираются. Что ж, вот и ответ на вопрос, о котором я сегодня думал. Президент все еще считает меня необходимым».
Тем временем гвардейцы Хасана уже вбегали в ворота, волоча здоровенные деревянные ящики.
– В здание тоже попадет какая-нибудь американская бомба, – сказал полковник, проследив за взглядом армянина.
Он немного помолчал, а потом резко повернулся к заводу спиной и скомандовал:
– За мной. Нам тут больше делать нечего, мои парни все доделают сами.
– Куда меня теперь? – спросил Тигран, шагая за гвардейцем к одному из джипов.
– Мы с тобой сопровождаем оборудование до Басры, – ответил Хасан. – Ну, точнее сказать, я сопровождаю – и тебя, и оборудование. Но имей в виду – ответственность за сохранность всего необходимого несешь только ты. Если не сумеешь за месяц восстановить производство на новом месте – пристрелю как бешеную собаку.
«Дурак ты, – подумал Митонасян, усаживаясь в машину. – За месяц… Хорошо бы за полгода восстановить, да и это еще при самых благоприятных условиях. Ну да ладно, об этом нужно не с тобой говорить и не сейчас».
Примерно через минуту после того, как машина тронулась, Хасан достал из кармана небольшую черную коробочку с выдвижной антенной. Набрал на клавиатуре длинную комбинацию цифр и нажал на круглую черную кнопку.
На этот раз взрыв был куда мощнее, чем когда взлетели на воздух автобусы. Хотя они и успели отъехать довольно далеко, машину очень ощутимо тряхнуло, а грохот был такой, словно гром прямо над головой грянул.
– Снова проклятые янки с их бомбами, – усмехнулся Хасан, пряча коробочку в карман.
«Интересно, – как-то отстраненно подумал Тигран, – а успели твои подчиненные выбраться с территории или нет? Ох, вряд ли. Очень уж мало времени прошло».
Но задавать такие бестактные вопросы вслух Митонасян, разумеется, не стал.
