Сергей Зверев
По кличке Рейнджер
– Ликует.
– Ага. Пенину за этот концерт бабок в два раза против моего отстегнули. Ну не животные?
– Животные.
– Жиганчик, пристрелил бы ты их.
– Что ты заладила? Откуда такая кровожадность, любовь моя?.. Поехали.
– Ща, докурю.
– Брось. – Он взял из ее пальцев сигарету, раздавил и выбросил.
– Ты чего, Жиган?! Это же моя заначка!
– Не бойся. – Он обхватил свой «дипломат». – Жиган ребенка не обидит. Пошли.
Они прошли пустыми служебными коридорами. Спустились по ступеням киноконцертного комплекса «Столица». На стенах висели афиши с перечнем артистов, принимавших участие в сегодняшнем концерте. Люда Кош стояла там на третьем месте, что ее крайне возмущало.
Синий «Вольво» уже вырулил со стоянки и стоял рядом с гранитными ступенями.
Жиган, поклонившись, открыл заднюю дверцу.
– Мерси, – кивнула Люда Кош, плюхнулась на сиденье и завизжала: – Ты, придурок, все-таки помял цветы!
– Такие были. Ничего я не мял! – возмутился шофер.
– Помял, бля, животное!
Жиган сел на заднее сиденье. Машина плавно тронулась с места.
– Жиган, он постоянно цветы мои мнет. И еще отнекивается.
Жиган полуобнял ее.
– Знаешь, – попросила Люда, – пристрели его к е… матери! Достал уже!
– Чего ты развоевалась?
– Да потому, что остое…ло все! Все животные! А этот – особенно. Цветы мнет! Не могу. – Она заплакала. – Не могу! Не могу!
– Успокойся. – Он погладил ее по плечам.
– Жиган, ты же бандит. Пристрели, говорю, Ваську. Обнаглел вконец!
Было видно в зеркальце заднего вида, как шофер Василий закатил глаза и покачал головой. Жиган улыбнулся и подмигнул ему в ответ.
Четырехкомнатная просторная квартира располагалась на пятом этаже кирпичного дома в арбатском переулке. Раньше в нем проживали цековские шишки, а теперь селились деньги. Жилище Люде отделали по ее вкусу, который, поговаривают, отсутствовал вовсе. Здесь имелись джакузи, гидромассажная ванна, сортир с зеркалами, мебель с гнутыми ножками и климатконтроль, который работал неустанно, разгоняя уже ставшую привычной за последние годы в Москве жару.
Люда прямо в искрящемся в свете люстр концертном платье плюхнулась в спальне на широченную белую кровать, на которой мог расположиться целый взвод. Сбросила туфлю. Расстегнула вторую и взмахнула ногой, так что туфля пролетела и стукнулась о подставленную руку Василия.
– Пшел вон, – кинула она шоферу.
Василий пожал плечами и удалился.
– Надоели они все! – заскулила Люда, приподнялась и начала стаскивать с себя платье. Осталась в одних трусиках. – Животные!
Она улеглась на спину и уставилась в зеркальный потолок.
Жиган присел рядом с ней.
– Сколько от тебя, Людка, шуму. Ты все-таки мешком с песком пришибленная, – покачал он головой.
– На себя посмотри, – с вызовом бросила она. – Ты вообще чего приперся? Сигарету с травкой выбросил. Где мой порошок? Ты обещал, зараза!
– Я же тебе привозил.
– Кончился! У меня же гости бывают. Мне что, одной?.. С кокаинчиком трах идет куда лучше!
– Ты слишком увлеклась им.
– Нет. Уже слезать начинаю. Ну, принес порошок?
– Нет.
– Ой, Жиган, – заскулила она и заколотила кулачками по своей объемистой голой груди. – И ты животное!
– Во дура, – хмыкнул он. Потом полез в «дипломат». Отодвинул железную планку. И выудил из тайника серо-зеленую таблетку.
– Это чего, аспирин? – подозрительно посмотрела она на таблетку.
– Кое-чего получше.
– Говно какое-то зеленое… И чего с ней делать?
– Проглоти.
– Отравишь, Жиган!
– Чего ты метешь?
– Ладно. Моя смерть на твоей совести будет. – Она кинула в рот таблетку. Скривившись, проглотила. Растянулась на кровати, раскинув руки. Пролежала так минуты три.
Жиган все это время сидел в кресле в углу и с интересом разглядывал ее, как естествоиспытатель, проводящий опыты на белых мышах.
– Жиган, хреновина какая-то! Прихода нет!
– Будет.
Еще через минуту Люда вдруг застонала, выгнулась и заерзала на кровати. Лицо ее перекосила гримаса.
Дозы хватило на несколько часов.
– В такую даль я никогда не улетала, Жиганчик, – призналась Люда утром. – Дай еще!
– Получи таблетку, Людочка… А дальше – как будешь себя вести.
* * *
– Заказ, – развязно воскликнула блондинка на «кто там?», донесшееся из-за двери.
– Сколько ждать можно? – послышался недовольный мужской голос.
– ГАИ тормознула.
Дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке. Заказчик, широкоплечий, лысый как колено, с проницательными злыми глазами, слегка пьяный мужчина лет сорока пяти недоброжелательно оглядел проститутку и охранника. Через полуоткрытую дверь на цепочке протянул девушке шесть пятидесятидолларовых бумажек.
– Передай ему, – потребовал он у проститутки.
Та, удивленная таким обхождением, передала сопровождавшему деньги.
– Пускай бугай валит, – прорычал клиент.
Охранник улыбнулся, просмотрел бумажки на свет, кивнул:
– Спасибо.
И направился вниз.
Хозяин квартиры закрыл дверь. Звякнул цепочкой. Потом открыл. Резким движением вдернул девушку в прихожую и захлопнул дверь.
– Да осторожнее, – вскрикнула она.
Хватка у клиента оказалась медвежья. В руке он держал пистолет. Девушка испуганно посмотрела на оружие.
– Стой тихо, – прошипел клиент.
Он засунул пистолет за пояс джинсов – единственной одежды на нем. Пробежал руками по платью проститутки. Вырвал сумочку из ее рук. Вытряхнул содержимое на столик в прихожей. Прощупал сумку. Отбросил. С облегчением вздохнул.
– Львенок, а у тебя все дома? – переведя дыхание, спросила гостья. – Как с головой-то?
– Ты работать приехала? Или баллон катить?
– Фи, – поджала губки проститутка.
Уже спокойно, без эмоций хозяин квартиры оглядел ее с ног до головы. И остался доволен.
– Проходи.
Она сгребла разбросанное содержимое в сумочку. Прошла в комнату. Плюхнулась с размаху на диван.
– Львенок, дай девушке выпить, – капризно произнесла она.
– Какой я тебе львенок?
– А ты мне нравишься. Все, кто мне нравится, – это львята.
– Кончай балабонить!
– Ну и ладно.
Она встала. Стянула платье. Бюстгальтер на ней отсутствовал. Большие груди выглядели очень аппетитно.
– Так-то лучше. – Он сел рядом с ней на диван.
Она потянулась за сумочкой. Вытащила зеркальце и помаду.
– Сейчас. – Она быстро подвела губы.
Он потянулся к ней. Провел рукой по груди. Помял, задышав чаще, набухшие соски.
– Сейчас, – прошептала она. – Дай положу.
Она встала. Положила сумочку на стол.
– Секунду.
Она обернулась к хозяину квартиры, в пальцах сжимая футляр от помады.
Мужчина все понял. Он попытался дернуться, бросился вперед.
И в лицо ударила струя. Футляр был не чем иным, как однозарядным газовым баллончиком.
– Ах ты. – Он встал, шагнул ей навстречу.
И рухнул на колени.
– Дурак ты, а не львенок, – усмехнулась женщина, натягивая платье.
Она подошла к хозяину квартиры, пнула его ногой.
Мужчина не терял сознания. Его спрыснули качественной дрянью. Такую не купишь ни за какие деньги. Тело стало бесчувственным и не подчинялось приказам. Это как паралич.
Девушка два раза включила и выключила свет. И направилась к дверям.
Вскоре в квартире возникли трое. Двухметровый, угрожающего вида, но не лишенный привлекательности верзила и двое парней с ним.
– Ну что, Александр Михайлович Хорунжий, – улыбнулся старший, нагибаясь над распростертым телом и не ожидая ответа.
Медведь, он же подполковник милиции Олег Денисов, поглядел в глаза пленника, жившие своей жизнью. В них плескался страх.
– Вот и встретились… Забирайте, ребята, – кинул он своим помощникам.
Парни сноровисто одели тело. Подняли его, как пьяного.
– Спасибо, Вика. Отлично сработала, – кивнул Денисов девушке.
– Понадоблюсь – обращайтесь, – усмехнулась она.
В это время Натаха, настоящая работница фирмы «Медея», вместе с сопровождающими безуспешно пыталась втолковать что-то прилипчивым ментам, которые в «рафике» задавали идиотские вопросы. Она уже поняла, что триста долларов, из которых она получила бы треть, накрылись медным тазом и о них пора забыть.
А ее несостоявшегося клиента Хорунжего тем временем бойцы «Пирамиды» усадили в машину. И повезли на неприятное свидание с собственным прошлым…
Наконец, в «рафик» заглянул гаишник и сказал:
– Все нормально. Машина в розыске не зна-чится.
– Ладно. – Прилипчивый оперативник угрозыска протянул Натахе паспорт. – Возвращаю. Без извинений.
Она схватила паспорт.
– И чтоб я тебя больше не видел. Катись в свое родное Иваново.
– Обязательно. – Она как ошпаренная выскочила из «рафика».
До заказчика на Ленинский проспект они все-таки добрались. Но на звонок никто не ответил.
– Не дождались нас! – разочарованно произнес охранник.
– Менты клятые, чтоб им на портупее повеситься! – с чувством воскликнула Натаха.
* * *
Влад прижался головой к Настиному плечу и прикрыл глаза. В окно светило ласковое солнце. Такая квартира – солнце появляется в окне по утрам и не дает выспаться. От него плохо защищают тонкие шторы. Хорошо бы, конечно, купить тяжелые портьеры, но они смешно смотрелись бы в малогабаритной двухкомнатной квартирке.
Настя пошевелилась и приоткрыла глаза. Она повернулась к Владу. Поцеловала его в губы.
– Сколько времени? – прошептала она.
– Одиннадцатый час.
– Это просто кошмар, – без всякого раскаяния произнесла она.
– Распустились, – согласился он. – Ложимся в три. Встаем в двенадцать.
– Как «новые русские».
– Как бандиты. Это у них жизнь по ночам.
– В кабаках.
– В стриптиз-барах.
– Значит, нам стриптиз-баров не хватает… Это никуда не годится. – Она притянула к себе голову Влада. Их губы вновь соединились.
И все куда-то поплыло. Стало незначительным. Все в мире сошлось в одной точке, в которой переплелись их тела.
– Я тебя люблю, – наконец прошептал Влад.
– Я тебя люблю, – прошептала Настя.
– Все это ерунда, – покачал головой Влад. – Слова – чего они стоят? Как ими выразить все?
– И не надо. Мы же все понимаем.
Владу хотелось и плакать, и смеяться. Мир для него играл всеми красками. Он весь сиял радостью. Он был наполнен Настей, с которой полгода назад обвенчались, как положено православным, в церкви. Полгода пролетели как один миг. Их чувства нисколько не поблекли. Не потускнели. Только стали глубже. Серьезнее. И чище.
Влад был счастлив. И он заслужил это счастье. Оплатил его всей своей жизнью – годами войны, штурмом Грозного, когда над городом плыл страшный запах горелого мяса и жженого машинного масла, рейдами в Таджикистан и засадами в Афгане. Он прошел сквозь огонь, воду и медные трубы, чтобы вызволить Настю из беды. Почти год минул с того момента, как ее похитили преступники, работавшие на мощную мрачную структуру «Синдикат», в которой слились в едином порыве олигархические, властные и преступные силы России. Настю держали в тюрьме для тех, у кого изымали внутренние органы. И Влад со своими друзьями тараном врывался в логово врага, переворачивал все вверх дном. И достиг того, что дается в жизни немногим, – спас свою любимую женщину. Великое счастье настоящего мужчины.
Прошлогодняя война с «Синдикатом» стала первым делом Влада Абросимова в «Пирамиде». Там же ему вернули забытый позывной, который носил капитан воздушно-десантных войск Абросимов. Он снова стал Русичем. После этого ему приходилось участвовать еще в двух силовых акциях. И жить странной жизнью, не принадлежать себе. Менять имена. Квартиры. Ежесекундно ждать выстрела снайпера или взрыва.
– Давай вообще не будем вставать, – улыбнулся Влад. – Так и останемся в постели…
– Пока не умрем с голоду, – поддакнула Настя.
– Вот ты все принижаешь.
– Почему принижаю? Я тут испанское блюдо освоила…
Самое неприятное, что Настю сдернули с места. Ей тоже пришлось менять фамилии, паспорта. Считалось – и не без оснований, – что осколки «Синдиката» действуют по сию пору. И бандиты попытаются через Настю выйти на Влада, а затем и на «Пирамиду». Так что вместе с мужем она, блестящий математик, светлая голова, начинающий ученый, должна вести непонятную, потустороннюю жизнь, жертвовать любимой работой.
Впрочем, в углу стоял мощный компьютер, с помощью которого она продиралась через темные дебри математических абстракций. Остальное время, пока Влад бывал в отлучках, она занимала себя тщательным, постепенным, по страницам и главам осваиванием кулинарной книги. Настя принадлежала к тем, у кого получается в жизни все, и лишь на оценку «отлично». Такие люди имеют врожденное чувство гармонии и приводят окружающую среду в соответствие с этим чувством. И готовила она прекрасно.
– Разжирею, стану тучным, противным, ни на что не годным, – притворно горько вздохнул Влад.
– Ну да. По три часа в день гимнастикой заниматься – не разжиреешь.
– Твоя правда… Но сначала я хочу съесть тебя. – Он зарычал и утонул лицом в ее пышных волосах.
Все грозило начаться снова. И тут на столе затренькал сотовый телефон.
– В окно его, – потребовала Настя.
– В окно! – кивнул Влад.
– И не доставать.
– И не доставать! – кивнул он. – Я бы рад. Но…
Она погрустнела. Отпустила его. Она все понимала.
Влад вынырнул из-под одеяла. Повел резко руками, так что заиграли рельефные мускулы. Когда-то он отрастил бороду и походил на эдакого русского витязя, высокого, мощного, но вместе с тем быстрого и грациозного в движениях. С бородой пришлось расстаться.
Он подошел к столу. Взял телефон. Нажал на кнопку.
– Слушаю…
– Цех? – послышался голос. – Передай Семенову, что в шестом трубу прорвало. Ключ – девять на двенадцать.
– Друг, – возмутился Влад. – Ты научись сперва номер нормально набирать.
– А чего?
– Это квартира.
– Квартира, – недовольно пробурчали на другом конце. – А мне цех нужен…
Отбой.
– Что? – спросила Настя.
– Надо ехать.
– Позавтракать успеешь?
– Да. Полчаса на сборы.
– Встаем. – Она откинула одеяло и поднялась – прекрасная, изящная, щемяще светлая.
Та галиматья, которую наговорили по телефону, на самом деле имела смысл. Звонил связник. И шифр означал, что Русичу необходимо явиться в «Зоопарк». Это учреждение не имело клеток и вольеров. Оно было предназначено для другого.
* * *
Секретарша была молодая, длинная, красивая, холодная как лед. Она печатала что-то одним пальцем на пишущей машинке «Оливетти», подолгу ища нужные буквы. Чувствовалось, что владеет она машинописью не намного лучше, чем, к примеру, искусством кораблевождения.
Амаров прекрасно знал, для чего служат такие секретарши. Уж, конечно, не для печатания приказов и организации совещаний. У них одно предназначение – быть у хозяина под рукой. Достаточно боссу нажать пальцем с бриллиантовой печаткой на кнопку, и через минуту можно раскладывать девицу – хоть на начальственном столе, хоть на диванчике в комнате отдыха – это уж дело вкуса. А может и обслужить прямо в кресле, встав на колени, чтобы не отрывать от телефонных разговоров и работы на компьютере.
Амаров презирал все это. Он вообще с пренебрежением относился к хозяевам подобных кабинетов, а вместе с ними и к хозяевам всей этой заложенной задарма, проданной по дешевке страны. Эти люди привыкли мешать все – личное и деловое, чужой карман и свой. Это и хорошо, ему, Амарову, легче. Но все равно противно.
– Вас ждут, – отодвигая от себя ненавистную пишущую машинку, неживым голосом произнесла секретарша.
– Ай спасибо, дочка, – закивал азербайджанец, улыбаясь доброжелательно и немного суетливо.
Морщинистое приятное, доброе лицо, быстрые движения, широкая улыбка, легкий акцент в речи – Амаров делал все, чтобы выглядеть немножко примитивным, недалеким, обаятельным, не лишенным юмора, безвредным мужчиной с Кавказа. Эдакая душа нараспашку. Последнюю рубаху готов отдать ради показухи. «Мой дом – твой дом… ты теперь мне как брат…» – и прочее. Срабатывало безотказно. Многие и считали его таким, каким он хотел казаться. Те, кто сталкивался с ним ближе, знали и цену всем этим маскам, которые он менял, как ему заблагорассудится.
– На, красавица. Мужа тебе хорошего. Чтобы ты в норке и на «Мерседесе» ездила. Ай, хорошая, – покачал он головой и протянул девушке французские духи.
Секретарша наконец расплылась в улыбке. Она разбиралась в дорогих духах. И этот человек ей понравился, хотя, сидя в приемной, за полгода она уже научилась воспринимать людей как никчемных просителей, существ куда ниже, чем она сама и ее шеф.
Амаров вошел в длинный, просторный, обшитый дубом кабинет. Когда-то в нем работал второй секретарь обкома КПСС. Здесь все подчеркивало магию власти. Еще в те времена в первый раз Амаров побывал в этом кабинете. Ту власть можно было не любить, относиться к ней как угодно, но это действительно была власть. Она возвышалась над окружающими, как снежный горный пик. Ее атрибуты все воспринимали с должной серьезностью – и машины с флажками, и старомодную массивную мебель, и тяжелые портьеры, и телефоны с гербами, и депутатские значки в лацканах дорогих пиджаков, и многое другое. Теперь в кресле важно восседал сопливый очкарик с хитрой физиономией, из тех, кого в прошлые времена Амаров не пустил бы дальше прихожей – в доме его много серебра, а после таких гостей вилок недосчитаешься. И надо же – вице-губернатор!
Азербайджанец подавил нахлынувшее раздражение и придал лицу еще более доброжелательное, слегка приниженное выражение. Он поклонился.
– Здравствуйте, Яков Абрамович.
Вице-губернатор Яков Гопман, не вставая с места, мазанул по посетителю рассеянным взглядом и небрежно кивнул на стул.
– Ну, чего там? – осведомился он, не отвечая на приветствие.
– С просьбой нижайшей, Яков Абрамович. – Амаров скромно примостился на краешек стула, на колени положил потертую папку из натуральной кожи.
– Ясное дело, не с бананами. У всех просьбы. – Гопман поправил модный галстук. Этому худощавому дерганому человеку едва стукнул тридцатник, и все в нем выдавало натуру прохиндейскую.
– В Красноармейском районе города колхозный рынок реконструировать пора. Когда уже собирались – и что сделано?
– Ну…
– О народе надо позаботиться. Чтобы картошка была. Зелень-мелень продавали. Салат-малат. Людям хорошо будет. Всем хорошо.
– Ясно. Ты его и собираешься открывать. – Вице-губернатор напрягся. Уж в чем в чем, а в рынках он знал толк. Недаром в молодости имел одиннадцать приводов за мелкую спекуляцию. Впрочем, ныне это не возбраняется. Его добрый приятель, известный курчавый молодой реформатор и вице-премьер Неменов, имел не меньше приводов за карточные игры, и хуже ему от этого не стало.
– Не я. Фирма «Гянджа». Хорошие люди там. Честные. И районная администрация согласна. Никто лучше не сделает. Клянусь.
– Хлебом? – спросил Гопман.
– Что хлебом?
– Хлебом ваши клянутся.
Азербайджанец закивал, стараясь не смотреть в глаза хозяину кабинета, боясь выдать истинные чувства.
– Моя подпись нужна, да?
– Нужна, – потупился Амаров.
– Значит, рынок… Отношения, кстати, сейчас тоже рыночные.
– Мы согласны. Мы никого не обижаем.
– Короче, оглы, сколько?
– Сто пятьдесят.
– Рублей? – насмешливо спросил вице-губернатор.
– Тысяч.
– Карбованцев?
– Шекелей…
– Шутка… Мы не продаемся. Это тебе не твои горы, оглы. Это тебе Россия… В общем, решим.
– Братом будете.
– Родственничек, ха… Мне тещи хватает. Значит, сто семьдесят…
Вице-губернатор хапал открыто, не стесняясь. Нагл беспредельно. Из команды молодых. Нрав для своей нации он имел нетипичный – несдержанный, безоглядный, – тащил сколько мог, не слишком задумываясь о последствиях. Сейчас главная его задача – сбить аукционную цену на нефтеперерабатывающий завод на севере области. Тут он работал с губернатором на пару, и основная доля прибыли шла старшему по должности.
– Давай, оглы, – произнес вице-губернатор.
Амаров протянул папку с документами.
– Посмотрю на досуге.
– Ай, молодец, – закачал головой азербайджанец. – Президентом станете.
– Да уж, – махнул рукой вице-губернатор, но на миг призадумался. А почему бы и нет? Когда его пинали бэхээсэсники, мог он представить, что будет принимать людей в кабинете второго секретаря обкома? Ох, получить бы эту дерьмовую страну – вот бы развернулся. Динозавры от власти скоро передохнут. И настанет время «младореформаторов» – недаром об этом телевизионщики до хрипа визжат.
Пятясь задом и кланяясь, азербайджанец вышел из кабинета. Он остался доволен. Подпись вице-губернатора обеспечена. Да еще этот хлыщ Гопман крепко попадется на крючок. И появится у Амарова еще один рынок. Он станет плацдармом в Красноармейском районе. Можно потихоньку начать прибирать окрестности. Кровь прольется, стрельба начнется, но это не страшно. Там нет ни одной мало-мальски серьезной бригады, способной противостоять общине.
– Береги, дочка, своего начальника, – сказал на выходе Амаров секретарше. – Хороший человек… Полезный человек…
* * *
Медведь и Русич расположились в глубоких кожаных креслах перед экраном телевизора. Зеленел огонек на видеомагнитофоне.
Встреча происходила в просторном кабинете, заставленном старинной мебелью – красное дерево с золотом. Стены украшали многочисленные картины в тяжелых золотых рамах, на всех без исключения – звери, рыбки, цветочки. Не то чтобы хозяева этого заведения испытывали такую слабость к флоре и фауне. Просто это помещение принадлежало Всероссийскому экологическому фонду – невнятной организации, которая арендовала двухэтажный особняк на Каширском шоссе. На самом деле это была одна из наиболее засекреченных штаб-квартир «Пирамиды», куда допускались наиболее проверенные люди. Местечко это они прозвали «Зоопарком».
Фонд служил неплохой «крышей» для ряда операций. Его сотрудники могли шататься свободно по России и всему миру. Через него перекидывались «благотворительные» деньги…
Как ни странно, «крыша» эта оказалась надежной. Время от времени «Пирамида» теряла людей, позиции, базы. Особый ущерб был после прошлогодней бойни с «Синдикатом» и последовавшего за ним наступления по всему фронту со стороны силовых структур. Но Фонд остался неприкосновенным, никому не известным. Обычно здесь проводились наиболее важные встречи верхушки «Пирамиды». Чужим сюда дорога заказана.
– Он попал в наше поле зрения полгода назад, когда мы работали по чеченским взрывникам. Прошла информация, что он поставляет спецов высокого уровня бандюганам и террористам, – пояснил Медведь. – Находит бывших бойцов спецподразделений, сотрудников госбезопасности, оказавшихся не у дел, выброшенных на улицу. И пристраивает в хорошие руки. Эдакий благотворительный ветеранский фонд.
– Знакомое лицо… Дай вспомнить, – произнес Влад.
– Не напрягайся. Побереги силы. Это Хорунжий Александр Михайлович. Подполковник госбезопасности в запасе. Работал в КГБ. Сначала в контрразведке. Потом в антитеррористической группе. Затем во внешней разведке. Три боевых ордена.
– Черт! Таджикистан! Караван с героином!
– Точно. Он был инициатором операции.
– Глянь, как жизнь разводит всех.
– По разным окопам… Опер был отличный. С несостоявшейся карьерой. С неутоленными амбициями.
– Результат – переход на сторону врага. – Влад вспомнил все разом. Рев «Шмеля». Пылающий героин – разлетались пылью миллионы долларов. И алчное сожаление в глазах подполковника внешней разведки… Скорее всего, все началось у него с вопроса: почему я должен отдавать все для государства, которое не отвечает мне взаимностью? Протяни руку – и вот они, «зеленые» счета с шестью нулями… Нужно только протянуть руку. Всего лишь протянуть руку. Только тогда уже не будет дороги назад. И ты становишься предателем, мразью…
– Это уже не тот человек, что раньше, – произнес Медведь. – Это его жалкое отражение в кривом зеркале. Подозрительный, боящийся своей тени, он скрывался по съемным квартирам. Сильно пил. Не расставался с пистолетом. Взять его – целая проблема.
– Но взяли.
– Не то что взяли. Изъяли – аккуратно и без шума. Мы поставили на прослушку его телефон. Засекли звонок в интимную контору, где он заказал проститутку. Сумели задержать машину с дамой легкого поведения. И подставили ему свою девушку.
– Твоя задумка?
– Не спорю, мое авторство… Теперь слушай внимательно.
Денисов нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и застывшие на экране фигуры пришли в движение. Пошла видеозапись допроса задержанного, который производил Медведь.
– Я думал, ты уже подох. Сколько мы не виделись? Семь лет? – скривился Хорунжий.
– Шесть, – сказал Денисов.
– Много. Такие психи, как ты, долго не живут.
– У меня дела есть на этой земле. Важные.
– Важные, – усмехнулся Хорунжий.
– Александр, ты считался приличным опером. Солдатом государевым. Ты взламывал моджахедские крепости. Москитов кормил в джунглях. Ты служил не за страх, а за совесть. И теперь превратился в трясущуюся мокрицу. И за бабки помогаешь убивать русских людей.
– Моджахеды, – усмехнулся Хорунжий. – Москиты… Помнишь Верещагина из «Белого солнца пустыни»? «Была у меня таможня, были контрабандисты». Было государство. Была служба. Все в прошлом. Нет страны. Твой любимый русский народ, о котором ты всю жизнь пекся, за засохшую жвачку ее загнал. Все наши военные секреты янки с фрицами расхватали, как горячие пирожки, – по пять копеек. И мы врагам жопы лижем. Нет, Денисов, командные игры во славу СССР в прошлом. В сегодняшней дьявольской игре каждый за себя.
– Или каждый за всех.
– Только не я, – покачал головой Хорунжий и потянулся к пластмассовой бутылке с кока-колой. – Ох, Денисов. Никогда бы ты меня не взял.
– Но взял же.
– Расслабился я на секунду. – Хорунжий жадно ополовинил пол-литровую бутылочку. – А ты все на государство работаешь? Из доблестного десанта ты выбыл. Куда приткнулся? К Федеральному агентству государственной безопасности – этой пуговице от ширинки КГБ!
– Угадал ведь, – соврал, не задумавшись, Денисов.
– От меня чего хотите? Шпионов боитесь беспокоить – у них у всех лапа волосатая в Кремле, так за бывших сотрудников взялись?
– Не прибедняйся, Сашок. Орлы, которых ты бандюкам поставляешь, по всей Руси мины ставят.
– У тебя и доказательства есть?
– Что я слышу, Саша? Кому в таких подвалах нужны доказательства? Ты не в следственном изоляторе. И ни по каким документам не проходишь. Ты отставной военный, который за пенсией уже год не заглядывает. Без родных и близких. Тебя никто не хватится. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься.
– Поэтому не томи. Рассказывай все благодарному слушателю.
– Нечего рассказывать.
– Саша, ты не в курсе, что есть способы развязать языки кому угодно? Не трать свое и чужое время. Все уже решено… Кроме того, сам же утверждаешь – каждый за себя.
– А потом что? Суд? И я – козел отпущения?
– Какой суд? Ты нам пригодишься.
– Ага. – Пленный задумался…
Денисов включил перемотку и сказал Владу:
– Дальше – минуты горького раздумья. Конечно, он раскололся. Понял, что чудить нечего.
Лента вращалась. На панели видеомагнитофона мелькали цифры.
– Там он рассказывает о том, куда и каких спецов отправлял. Память у него отличная. Список длинный. На три часа хватило его… Вот то, что нам нужно.
На экране все те же – Медведь и пленник.
Каждое движение, каждый вздох Хорунжего контролировался датчиками стресса – попросту детектора лжи. Комната для допросов была напичкана аппаратурой. Она незаметно считывала электромагнитные составляющие биополя подконтрольного объекта, инфракрасные излучения, идущие от него, другие характеристики. Даже в стулья установлены датчики, реагирующие на вибрацию тела человека, которая тоже отражает эмоциональное состояние. Стандартный детектор лжи считывает только реакцию человека на прямой вопрос. Сложная система, которую заполучила «Пирамида» в одном закрытом, оставшемся без финансирования ВНИИ, оценивала эмоциональное состояние объекта в процессе обычной беседы. Программа позволяла почти со стопроцентной вероятностью ответить на вопрос: можно ли доверять человеку? Такого в мире не мог сделать никто. Американцы, считающиеся признанными лидерами в этой области, только подбирались к подобным методикам и нащупывали тропинки. Эта система позволила выявить нескольких агентов, которых пытались внедрить в «Пирамиду». В верхней части экрана телевизора изображение сопровождал красный график, позволявший определить реакции допрашиваемого на вопросы.
– Последний заказ еще не выполнил, – сказал Хорунжий. – Должен направить человека на днях.
– Что за заказ?
– От вора в законе Бандеры.
– Бандера, – прищелкнул пальцами Медведь. – Где он сейчас?
– В Болотникове.
– Это где?
– Семиозерская область.
– Чего он там делает?
– Команду крутую собирает.
– Воевать собрался?
– Похоже на то.
Денисов выключил видеомагнитофон и повернулся к Владу.
– Ну чего, Русич?
– Занятная история.
– Обратил внимание – Семиозерск.
– Никогда не был.
– Побываешь, – многообещающе произнес Медведь. – Интересные дела там начинаются…
– Что, заброска в тыл противника? – посмотрел на него выжидательно Влад.
– А ты против? – хмыкнул Медведь и изрек очередную десантную мудрость, он был их кладезем: – Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет.
* * *
Большие бронзовые антикварные часы на стене стучали так, будто жадно клацали железными зубами. И на улице невероятно шумно.
Люда Кош приоткрыла глаза, и по ним резанул свет. Она скосила взгляд. Рядом расположилось нечто большое, противное, от чего исходила дурная энергия. Весь мир казался каким-то не таким, неуютным. В нем стало тесно и опасно.
Все здесь ополчилось против нее – звуки, запахи, свет!
Она застонала. Приподнялась. Встряхнула головой. И начала быстро возвращаться на круги своя. Все приходило в норму. Голова была ясной и пустой. На душе полегчало.
Рядом лежал Жиган. Давно и хорошо знакомая цыганская морда, а не какое-то выброшенное на берег морское чудовище, как показалось сначала.
Это все его таблетки. Чудо, а не таблетки. После марихуаны чувствуешь себя опустошенной. После кокаина на душе так бермудно, что жить не хочется. А тут – пара минут, чтобы прийти в себя, и ты как новенькая.
– Вставай, мальчишечка. – Она весело ткнула Жигана в бок.
Тот замычал и заворочался.
– Вставай, Жиган. – Она потерлась обнаженными грудями о его спину.
– Что? – пробурчал он, не открывая глаз. – Сколько времени?
– Седьмой час.
– У тебя крыша съехала? До трех же кувыркались!
Она прикрыла глаза. Точно, до трех часов ночи они предавались любовным утехам. Это было непередаваемо. Она обитала одной ногой в этом мире, где ею овладевал Жиган, а другой ногой в тех загадочных пространствах, куда забросили ее таблетки.
– Жиган, ты мужик или кто?
– Или кто, – пробурчал он.
– Уж не из тех ли? Не цветной?
Жиган разогнулся как пружина. Резко потянулся к ней, цепкими пальцами сжал ее горло.
– Ты, шлюха! Еще такое вякнешь – твою башку тупую в унитаз спущу!
Люда захрипела, пытаясь оторвать руки Жигана.
Он отпустил ее. Она закашлялась.
– Ох…л? – выдавила она.
– Я предупредил.
– Я пошутила. А ты…
– Ладно. Пока проехали.
– Крутой ты, Жиган. Я балдею от таких. – Она потянулась к нему. Атаковала с пугающим неистовством, так что итальянская широкая кровать грозила рухнуть от разрушительной энергии бурно сплетающихся тел.
