– А это что за серая шейка? – удивился крепыш, обнаружив присутствие в компании особы не самого старшего школьного возраста.
– Это со мной, – неохотно пояснил Вадим.
– Не садился ты с ней, – без комплексов переходя на «ты», заметил обошедший кабину безволосый.
Вадим невольно улыбнулся, подзывая жестом к выходу Катю.
– Ехали долго. Родить успели, воспитали. Хреново, правда, воспитали…
Добрая шутка подняла настроение, но ненадолго. Глазам вышедших из автобуса предстало безрадостное зрелище.
Это было странное место. Заповедная глушь. Шумел вечнозеленый лес. Высокий, бетонный забор окружал двор, строение и несколько пристроек. Позади остались массивные ворота – через них и въехал на территорию автобус – внушительная стальная плита, глухо замкнувшая разрыв в заборе. Ограждение, по всей видимости, представляло собой четырехугольник – впереди стена, параллельная первой, и слева аналогичная, перпендикулярная этим двум. От забора до забора – метров сто, то есть территория ограниченная и небольшая. Слева сарай с углем. Поодаль – треугольное строение с остроконечной вершиной; слишком мало, чтобы называться зданием – похоже на вход в овощехранилище или иное подземное сооружение, чему и косвенное подтверждение – закрытая железная дверца. За «хранилищем» – продолговатое сооружение со скобами на дверях, вроде гаража, обросшее кустами. Напротив гаража, прямо по курсу – открытая беседка – объект нелепый и практически упавший. Опять кусты, хаотично растущая трава, у забора – пышные ели с плотными юбочками. Справа от подъездной дорожки, утонувшей в чертополохе, – залитая гудроном крыша. Такое ощущение, словно домик осел в землю, придавленный прессом. Так и должны, наверное, выглядеть бойлерные, котельные, подстанции, или какие там еще объекты, ответственные за обеспечение отдельно стоящих зданий…
Ротонда возвышалась в правом дальнем углу огороженной территории. Умело замаскированная гигантскими елями, вряд ли она могла просматриваться сверху. А если и могла, то какие тайны раскроешь с высоты полета геликоптера? Не идеально круглая, но и острых углов в здании не было. Три кирпичных этажа, на последнем окна мутные, непроницаемые, на остальных обыкновенные; в центре, напротив подъездной дорожки – примитивное крыльцо с козырьком, дверь. Остро пахло полынью.
Люди теснилась у автобуса, не решаясь от него отойти. Долго молчали. Первым выразил отношение к происходящему безволосый. Внимательно осмотрев окрестности, повторно заглянув за автобус, он вернулся и озадаченно проговорил:
– М-да, занятно, господа.
– Обстановка в высшей степени романтическая, – поддержал крепыш.
– Не вижу ничего романтичного, – процедила брюнетка. – Вижу подлый обман. Где мы, уважаемая толпа?
– Это не Любимовка, – кутаясь в тоненькую ветровку, проскрипел очкарик. Вадим вздрогнул – этот вшивый интеллигентишка повторил его слова.
– Возмутительно, – подал голос красавчик. Этот субъект уже не казался насмерть испуганным. – Что же следует, господа, – похищение? Мы заложники? Каждый из нас по своим делам отправляется в Любимовку, лично у меня времени в обрез, а попадает куда?.. Где эти чертовы похитители? Где водитель, в конце концов? Да нет же здесь никого!
«А по своим ли делам мы направлялись в Любимовку?» – подумалось Вадиму. Еще недавно он гнал эту мысль, но она оказалась навязчивой.
– О, господи… – пухлая дамочка с симпатичным лицом (вроде бы Лариса) обняла руками плечи и принялась затравленно озираться.
Бородатый вытер рукавом пот со лба, хотя жары, собственно, и не было.
– Так-то оно так… – его голос неприятно поскрипывал, – но вместе с тем и не так. Как мы можем ручаться, что здесь никого нет? В лесу мы видели подобие пропускного пункта. Кто-то же нас впустил? Мы въехали сюда… – толстяк в растерянности обернулся, – кто-то закрыл за нами ворота. Да и водитель… Не мог он просто так раствориться в параллельном мире. Он где-то рядом, спрятался…
– Но зачем? – побледневшая Катя сжала Вадима за локоть.
Крепыш проигнорировал вопрос и с иронией ответил толстяку.
– Похвально, уважаемый. Терять в экстремальной ситуации позволительно любую мелочь – веру, храбрость, деньги, но только не умение мыслить логически. Вы правы.
– Может, перестанем «выкать»? – предложил Вадим.
– Отличное предложение, – охотно отозвался безволосый, – лично я давно перестал. А вот что касаемо шофера, тут я, возможно, догадываюсь… Мы встали у какой-то торчащей из земли хреновины, похожей на вход в типовое овощегноилище. Представьте на минутку, что там не овощи гниют, а имеется, скажем, проход в дом. Водитель спрыгнул с подножки, открыл дверь, и адью…
– Так надо же за ним, е-мое… – встрепенулся очкарик.
– Проверено, – кивнул безволосый, – дверь закрыта изнутри. Дураков нет.
– Я говорила тебе, что это злой шофер? – Валюша ткнула Вадима в бок. – А ты не верил, вот теперь будешь знать.
– Так что же нам делать-то, господи? – плаксиво вымолвила особа с пепельными волосами. Из всей компании она казалась наиболее испуганной, хотя ничего трагичного, если вдуматься, пока не происходило. Может, предчувствовала?
– Надо убираться из этой дыры, – хмуро предложил Вадим, – других вариантов не вижу. Ходить и аукаться по территории как-то не греет.
– А как насчет вот этого? – ребенок оказался не только сообразительным, но и наблюдательным. Валюша задрала палец куда-то вверх, и все невольно проследили за его направлением.
Над периметром забора тянулась лохматая и колючая проволочная спираль, похожая на мочала травы, свисающие с обрывов по берегам рек. А выше, цепляясь за штыри арматуры, насаженные с трехметровыми промежутками на стену, вился тройной ряд еще одной проволоки. Она была натянута и слегка наклонена к земле.
– Обладая некоторыми акробатическими навыками, мы ее сделаем, – неуверенно сообщил безволосый, вставляя в зубы сигарету.
– Не дадут, – фыркнула брюнетка. – Не забывайте о том, что за нами наблюдают.
Безволосый пожал плечами и щелкнул серебристой «Зиппо». Слишком нервно он это сделал – для извлечения пламени не требуются бычьи усилия.
– Ну-ка, дай, – протянула ручонку Валюша.
Просьба была необычная – все замерли. Безволосый нахмурился. С сомнением покосился на девочку, на зажигалку в руке и, видимо, не нашел причин отказать ребенку. «Зиппо» перекочевала в узкую длань. Валюша сжала кулачок. Затем подскочила к воротам, размахнулась – и швырнула. Неплохо развита, машинально отметил Вадим; до того, наверное, как ее не поперли из школы (или сама не сбежала), по физкультуре преуспевала… Зажигалка ударилась в верхний натянутый ряд, отскочила на соседний – контакт металла с металлом повлек интересный эффект – противно затрещало. Проскочила голубоватая искра с дымком. Зажигалка отскочила от стены и упала Валюше под ноги. Она присела на корточки, прикоснулась к ней – боязливо, как к мертвой гадюке. Подняв двумя пальчиками, швырнула в толпу.
– Лови, теплая!
Безволосый в молодые годы неплохо играл в лапту. Невозмутимо поймал свою «Зиппо», зачем-то понюхал, убрал в карман.
Тишину нарушало только завывание ветра в кронах деревьев. Сообразительность ребенка просто пугала. «Выпороть бы ее от души, – тоскливо подумал Вадим, – дабы излишки ума выбить».
– Я догадывался, я подозревал… – понесло красавчика. – Это электрический ток, сеть под напряжением, понимаете?.. Закрытая зона, секретный объект… Чтобы чужие не вошли…
– И свои не вышли, – хихикнул очкарик. Но сам испугался своих слов и, стремительно бледнея, стал озираться.
– Вот мы и пленники, – обреченно, тоном, констатирующим отрицательный, даже провальный результат эксперимента, произнесла плотная дама.
– Ну что ж, – безволосый докурил сигарету, по привычке затушил ее слюной и прилепил к дверце автобуса. – Ну что ж, господа, ситуация становится в высшей степени любопытной. Не пора ли нам познакомиться?
«Да знакомы мы, знакомы!» – забилась раненой птицей под черепной коробкой у Вадима мысль…
Язвительную брюнетку звали Жанной Данович, о чем она поведала сквозь недавно отбеленные зубы (классическое русское имя, согласились крепыш с безволосым). Соседка Жанны по автобусу назвалась Ларисой Рухлядой – с брюнеткой она не знакома, сошлись с ней в унылом универмаге Славянки, не поделив последнего в галантерейной секции «крабика» для волос. По ходу препирательств дамы выяснили, что ожидают один и тот же автобус на Любимовку, обе приехали из одного города и обе истово ненавидят провинцию, амбициозно считая себя столичными жительницами (за Уралом, если кто не помнит, имеется собственная столица).
Безволосый с крепышом и вовсе познакомились у подножки автобуса, сойдясь на почве любви к сигаретам «Marlboro light». Первый отзывался на имя Борис Уралов (можно Борькой, без проблем), второй – на Максима Журбинцева (соответственно, Макса). Худощавого очкарика звали Колей Сырко, бородатого и вечно потеющего – Антоном Гароцким, красавчика – Володей Мостовым. Он снял, наконец, ненужные в середине сентября черные очки, показав объятые ужасом глаза, и окончательно утратил облик мачо, представ обыкновенным трусом.
– Это смутно мне напоминает… – начал Вадим.
– Вы тоже мне смутно напоминаете, – перебил его Макс, – одного парня с военной выправкой, сошедшего сегодня утром с Н-ского поезда и отправившегося в пристанционный буфет. Он ехал во втором вагоне, я – в третьем. Бедняжка, подумал я тогда. В этом дурацком буфете парню предложат ледяной чай и очень неприятное обслуживание. А по его виду он не привык пить ледяной чай.
– Так оно и вышло, – согласился Вадим. – Но кипяток я успел набрать в поезде, а растворимый кофе ношу с собой, так что не пропал. Могу предложить – в термосе еще осталось.
Тут и вспомнили про холодное межсезонье. Первым запрыгал очкарик, лишенный теплой одежды и жировых запасов. За ним и другие с недоумением обнаружили, что не май на дворе, пора прятаться. За прошедшие четверть часа к компании никто не вышел. Мнения разделились – одни предлагали отсидеться в автобусе, другие – исследовать территорию, в частности, дом, отогреться, а заодно и прояснить по возможности ситуацию. В случае похищения обязаны иметься похитители, иначе как-то глупо и не по-людски. Первые резонно возражали, что в могилу никогда не поздно – едва ли похитители за дверьми готовят радушный прием с фуршетом. На что вторые не менее убедительно утверждали, что чему быть, того не миновать, температура в автобусе через час сравняется с температурой окружающей среды, и вообще, держать в нем оборону – это полный параноидальный бред. Решила за всех опять же Валюша. Никто не видел, как она исчезла. Девчонка крутилась подле автобуса, а затем ее куда-то унесли черти. Опомнились, когда распахнулась дверь на крыльце ротонды, и недовольный детский голосок сообщил:
– Эй, вы там зимовать собрались? А в доме, между прочим, тепло и никого нет.
Вадим поражался сочетанию в этой девочке пугливости и бесшабашной отваги. Кроме того, этот ребенок в суждениях и взглядах на жизнь мог заткнуть за пояс любого взрослого. Очевидно, последние в этой жизни крупно досадили Валюше, раз она взяла себе за правило обороняться от них всеми доступными ей методами.
В доме действительно было сравнительно тепло. Еще удивительнее было наличие электроэнергии, что наводило на мысль о дизель-генераторе, припрятанном где-то неподалеку. Нажатием выключателя активировались две маломощные лампочки – одна над дверью, другая слева – у деревянной лестницы. Дом не выглядел жилым. Если в нем и протекала жизнь, то довольно скрытая. Пахло плесенью и пылью. Облупленные стены напоминали тюремные. Холл представлял собой урезанный сектор окружности. Слева по дуге – окно с видом на беседку, в конце дуги – обшарпанная лестница. Справа от входа – стена с дверью, она заканчивалась уходящим направо коридором. В конце коридора имелась еще одна лестница, с нее неплохо обозревалась предыдущая, поскольку обе находились на одной линии. Второй коридор, перпендикулярный первому, насквозь просматривался от входной двери. Он завершался мутным, непробиваемым стеклом. Коридор отделял два глухих простенка, за каждым – помещения. Двери последних выходили в холл; одна практически у спуска со ступеней, другая напротив – на повороте к правой лестнице.
Протяжно скрипнув, двери отворились. Особых тайн убранство помещений не открывало. То, что слева, предполагало, видимо, кухню. Под решеткой с вентиляцией имелась допотопная плита со съехавшими к центру конфорками. При повороте рукоятки плита включилась, но нагревалась вечность. В шкафах и холодильниках – пустота («Мышь повесилась», – презрительно поджав губы, сказал Борька), лишь в одном из шкафов громоздилась пустая посуда, ржавые ложки, вилки, окаменевшая соль, да на подоконнике – пепельница в виде оскаленного черепа, набитая окурками двадцатилетней давности. Проржавевший кран с трудом провернулся – воды не было. Соседнее помещение когда-то служило столовой – здесь тоже не функционировал рукомойник, имелись три стола с толстым слоем пыли, разбросанные стулья. Пожелтевший календарь 83-го года – с целомудренной девицей в сарафане, обернутой вокруг березки. Последнее помещение на этом этаже вообще непонятно для чего предназначалось. Начиналось оно туалетом с неработающим унитазом (для чего комнатка, впрочем, понятно), а завершалось небольшим залом, вместившим в себя две ободранные тахты, кресло и трухлявый длинный шкаф с пустыми полками. «Комната охраны», – предположил Макс Журбинцев, на что осталось лишь пожать плечами – охранять-то вроде нечего.
На втором этаже дела обстояли проще. Лестницы уходили дальше – на третий этаж. А между ними, в передней части здания, раскинулся обширный холл – пустой и гулкий. За лестницами и вместительным санузлом с загородкой для душа по хорде окружности тянулись четыре комнаты – абсолютно одинаковые сегменты круга с мутными окнами на задний двор, скрипучими половицами и остатками обоев на стенах. Дверные ручки кто-то свинтил, но проблем с открытием не было – трухлявое дерево давно перестало представлять гладкую поверхность. В каждой комнате имелось по четыре кровати. Вариант почти армейский – типовые четвероногие лежаки со стальными дужками. Ни белья, ни матрасов – только ржавые пружинные сетки, издающие при контакте с телом душераздирающий стон. В изголовье кроватей – стандартные тумбочки (внутри ничего, кроме пыли), под кроватями – догнивающие половики. У дверей встроенные шкафы – сплошная затхлость, на потолке крючья от люстр, вполне пригодные, чтобы повеситься. Никаких лампочек, светильников, лишь черные от грязи выключатели образца семидесятых (сейчас такие и не делают).
– У меня дежавю… – простонала Лариса Рухляда, грузно оседая на кровать. Сетка затрещала. – У меня такое ощущение, что я была в этой комнате… – ее глаза опять наполнились слезами, подбородок дрожал. Жанна опустилась напротив, закусив губу, уперлась взглядом в окно. Она тоже что-то вспомнила. И упорно гнала воспоминания.
– Третий этаж на замке, – уныло бухнула Валюша, появляясь в комнате, где собрались почти все «пострадавшие». – Там две двери и обе железные.
– Вот именно, – за спиной девочки возник Борька Уралов, – эти двери можно только динамитом. Интересно, там что? Или кто?
Лариса опустила голову и съежилась. Комната страха – самое место для соплей.
– Влипли, – ругнулся красавчик Мостовой, – да еще и заплатили.
– Самое время подумать о деньгах, – согласился Макс Журбинцев. – А если присовокупить сюда билет на поезд, автобус до вокзала… или такси – это уж кто как добирался…
– Мы заплатили давно, – не обращая внимания на его иронию, проговорила Лариса. – Мы заплатили много лет назад и платим по сей день и будем платить, пока нас не сведут с ума одного за другим…
– Бредит, – вздохнул Гароцкий.
– Послушай, Кассандра ты наша, – разозлился Мостовой, – хватит капать на мозги, без тебя на душе тоскливо. Ну, давай разляжемся и начнем стонать, пока нас тут действительно не замочат. Выбираться надо, пока нет никого – подкоп рыть, напряжение отключать… Неужели нет никого, знакомого с электричеством? Не поверю. Я бы и сам попробовал, но я больше по радиоделу…
Он выдохся, замолчал и как был, в гневе, растрепанный, со сверкающим взором, раздувшимися ноздрями, так и замер, уставясь почему-то на Вадима.
«Видимо, считает, что я электрик», – подумал Кольцов.
Видок у Мостового в неистовстве был вполне эффектный. Даже Жанна, прикусив губу, вперилась в него с каким-то девчачьим интересом.
– Знойный мужчина, мечта поэтессы, – констатировал очкарик Коля.
Мостовой вздрогнул и посмотрел на Колю, как на ничтожество. Сырко стоически выдержал взгляд. Он тоже сидел на койке, набычась, сжав рот, и его очки в полутьме загадочно поблескивали.
«И этот непрост, – подумал Вадим. – Первый страх проходит, люди начинают демонстрировать свои качества».
– Ладно, горожане, не надо рыпаться, – объявил Уралов. – Все мы, как я погляжу, горазды на подколки и втайне верим в свою исключительность. Займемся из интереса чем-нибудь общественно-полезным. Идея номер один. Но сразу предупреждаю – бездарная. Пойдемте на улицу.
Голова у Вадима разболелась со страшной силой. Череп давило со всех сторон – до физической боли. В висках стучали молоточки. Кольцов знал – если бездействовать, голова превратится в огненный шар, поплывут круги перед глазами, и ему останется только соболезновать… Он машинально оттянул молнию на боковом кармашке сумки, бросил в рот горсть таблеток. Дикая боль настигала всегда внезапно – в среднем раз в месяц. Переносить ее на ногах – лучший вариант. А если рядом кровать, и нет воли сохранять вертикальное положение, то начинаются галлюцинации – его уносит в воспоминания, истинные и ложные, раздутые до крайностей, и тогда он запросто может лишиться сознания…
Вадим спустился во двор последним, когда Борька Уралов уже ковырялся в кабине автобуса, а остальные неприкаянно болтались без дела.
– У него получится, – вещал коренастый Макс, – Этот парень от скуки на все руки, не то что автобус – подбитый танк заведет.
– Готово! – выпалил из кабины Борька. Ему удалось, видимо, сцепить в раскуроченной панели нужные проводки: движок глуховато зарычал, заработал с перестуком, наращивая рев. Не давая ему заглохнуть, Борька щедро давил на акселератор.
«Бесполезно, – продираясь через частоколы боли, подумал Вадим, – мы не одни в этом лесу… И на этой территории не одни… За нами будут наблюдать, пока мы без толку копошимся. А попробуем сбежать, они выйдут из тени…»
– А ну, расходись, честной народ! – гаркнул Борька, являя в окно улыбающееся лицо, – этюд со смертельным исходом, алле-оп!
– Ну уж хренушки, выходи, – Журбинцев распахнул дверцу. – Ты, мавр, свое дело сделал, так ступай к едрене фене. Доверься специалисту.
Борька вредничать не стал. Вылез из кабины и на вопрошающие взгляды «блокадников» охотно пояснил:
– Этот парень – каскадер… Не-е, ребята, правда, он сам в автобусе рассказывал. Помните мыло «Горячие денечки»? Как эфэсбэшник из самолета в море ахнул? У него там какие-то проблемы с главарем мафии образовались, ну, он и решил не дожидаться. Семьдесят метров – и с концами в воду. Это Максик наш трудился – по семьсот рэ за трюк.
«Бесполезно… – будто кто-то сверлом дырявил мозг. – Бесполезно, бесполезно… Не пробьет автобус стальные врата – он не танк. Ему и разогнаться-то негде…»
Но хотеть-то не запретишь. Максим медленно повел машину, давя шиповник, протиснулся между беседкой и домом, какое-то время ворочался в «зеленке» за беседкой. Наконец грузно развернулся. Еще не миновал беседку, как двигатель взревел: словно всадник пришпорил коня – первая передача, вторая… Он выжал из машины все, что мог. Зрелище впечатляющее – наращивая скорость, автобус помчался к воротам. Удар был беспощаден, при таком не выживают, но за секунду до столкновения сжатое в пружину тело вырвалось из кабины и, кувыркаясь, полетело под забор – в заросли полыни.
Шлепок был смачный. Кабину расплющило, как пластилиновую, оставшуюся часть словно присоской прилепило к воротам. Последние устояли. Более того – всей своей на три четверти распотрошенной массой автобус перегородил ворота, создав желающим выехать дополнительные непреодолимые трудности.
Толпа издала возглас разочарования. Уралов помог подняться копошащемуся в кустах Журбинцеву.
– Давай уж руку, вредитель… Ладно, не расстраивайся, лучше тебя все равно никто бы не сделал. Я говорил – бездарная идея.
Головная боль окончательно озверела. От таблеток толк появится не скоро, через четверть часа, не раньше – если вообще появится. Народ принялся разбредаться, а Вадим уже не мог сохранять нейтральный вид. Как он оказался в помещении, нареченном Максом комнатой охраны? Машинально кинулся туда, где имелось ближайшее койко-место? Он растирал виски, но не помогало, Кольцов стиснул зубы и уткнулся в вонючий валик тахты. Когда за его исцеление взялась кудесница, он был уже почти никакой… Она заставила его повернуться на спину, взяла голову обеими руками, сжала какие-то точки за висками… И когда боль из пульсирующей стала тупой и ровной, принялась равномерно водить ладонями в прямой близости, посылая под корку импульсы «противоядия». Вадим открыл глаза, увидел свою блондинку – Катю Василенко. Она еще не завершила процедуру. Личико было бледное, сосредоточенное, руки работали, совершая над макушкой больного загадочные пассы. Из-за плеча блондинки выглядывала любознательная мордашка Валюши.
– Вам легче? – озабоченно спросила Екатерина, не прерывая манипуляций.
Вадим разлепил губы:
– У вас попугай на плече, вы знаете?
– Знаю.
– Сам ты попугай, – оскорбилась девчонка.
– У меня на месте головы – паровозная топка. Но сейчас уже лучше, Катюша, спасибо. Вы врач? У вас так здорово получается, просто не верится. А я всегда считал, что врачи не лечат, а зарабатывают…
– Я менеджер турфирмы «Баттерфляй», вы забыли, а ведь я вам говорила.
– Сбойчик в программе, – ехидно хихикнула Валюша, – глючит, как наркоша, и памяти осталось на два дырявых байта. Я вам тут не мешаю, ваше нежнейшее величество?
– Да черт с тобой, оставайся, – пробормотал Вадим. – Но только не в качестве семейного урода. И крыльями поменьше хлопай. – Он, сдерживая дыхание, приподнялся – боль стихала, вместе с болью угасала долбежка под черепом – словно поезд, уходя, постукивал по стыкам рельсов.
– Ужаснейшая штука, эта головная боль, – убирая со лба руку, вздохнула Катя. – У меня такие же приступы. Как по заказу – раз в два месяца. Сама себя врачую. У вас прошло?
– Бесследно, – пробормотал Вадим, вслушиваясь в последние «паровозные гудки». Удивительные дела творятся в этом доме…
«Идея номер два» по эмоциональности и накалу страстей не уступала первой.
– Я не знаю, какой там ток пропущен по проволоке, – объявил Борька. – Триста пятьдесят вольт, пятьсот или сорок тысяч, но замкнуть можно все, что угодно. Если соединить все три провода – а это либо три фазы, либо ноль и две фазы – произойдет короткое замыкание, выбьет трансформаторы, и линия, соответственно, обесточится. Не знаю, какой от этого прок, перелезть через спираль мы все равно не сможем, но попытка не пытка, верно?
– Мы попробуем взлететь? – удивился Макс.
– Попробуем, – кивнул Уралов. – Я вижу два варианта в создавшейся ситуации. Замкнуть проволоку длинным штырем или притянуть верхние провода к нижнему. Первый вариант – непроходной: во-первых, нет штыря, во-вторых, этот номер можно провернуть, только сидя на стене, свесив ножки. Для второго варианта тоже нужно найти подходящий инструмент, но это реально.
Сказано – сделано. В результате недолгих поисков из-под крыльца был извлечен обросший плесенью садовый инвентарь: две лопаты, грабли, ржавое ведро с лягушкой.
– Отлично, береза – самый подходящий материал, – сказал Борька, берясь за черенок граблей. – Пробойный предел – сорок тысяч вольт на миллиметр площади – практически безвредно. А теперь давайте подумаем, как взлететь.
Взлетал Борька довольно неуклюже. Из столовой совместными усилиями приволокли стол – массивный и прочный – и приставили к стене. Журбинцев уперся руками в стену в позе «братка», прибранного омоновцем, Вадим и Мостовой стали помогать Борьке взойти на плечи Максу, а остальные стояли в качестве благодарных зрителей.
– Хреново у вас получается, – комментировала антрепризу Жанна, – синхронности не хватает. Мостовой, ты не сачкуй – посмотрите на этого лентяя, девоньки! Ты нормально держи, за задницу. Брезгливый какой. И ногу поставь – видишь, у Макса пятка скользит…
Самое противное заключалось в том, что тоководное ограждение ниспадало «елочкой». Верхний ряд служил макушкой, последующий отступал от вертикали, третий уходил еще дальше. Вытянувшись во весь рост, Борька легко цеплял верхний ряд, но тянул его в пустоту. Для зацепа следующего требовалось подняться выше, чего он сделать из положения, в котором оказался, не мог. Несколько раз он пытался натянуть провод, но очень быстро вспотел.
– Все, не могу… – отдуваясь, Борька опустил грабли.
– Бросай… – прохрипел Макс. – Ты не баба, держать тебя часами… Мне и бабу-то держать невелика охота…
– Слезай, Борис, – поддержал Вадим, – мартышкин труд. Ну, замкнешь ты эту проволоку – все равно не перелезем. Надо переправу из фуфаек мостить, а где мы их возьмем? А у нас женщины…
Не успел он договорить – Уралов уже сполз. Грабли полетели в одну сторону, сам в другую. Свалился он не очень изящно, но неплохо – Вадим успел поддержать, и Борькин затылок не пострадал. Мостовой даже пальцем о палец не ударил, чтобы помочь, – стоял и злобно фыркал, выражая недовольство видением дел. «При чем тут бабы, – красноречиво говорила его физиономия, – самим спасаться надо, не до баб…»
Идея номер три в интерпретации Борьки звучала следующим образом: не гнать коней по бездорожью, а сесть за стол и обсудить положение вещей. Тарарам с автобусом не произвел впечатления на скрытых злодеев. Дом молчал. И лес помалкивал. По истечении получаса, когда стало очевидно, что явление хозяев откладывается и дальше, «гости» собрались в столовой. У кого имелись съестные припасы, выкладывали в центр стола. Горка получалась приличной, но какой-то бесполезной. Лимонад в пластиковой бутылке, остатки пива «Крюгер», несколько пачек печенья; Вадим выставил термос с кофе, Лариса – пирожки с печенкой, Мостовой, помявшись, присовокупил к «общаку» аккуратно нарезанные бутерброды с салом, а Коля с Катей, словно сговорившись, – по полпалки одинакового сервелата производства одного и того же мясокомбината.
– Не густо, – посетовала брюнетка Жанна, завершая натюрморт сыром «Хохланд» и крохотной упаковкой персикового нектара.
– Не густо, – согласился Макс, – зато имеем возможность подвести первые итоги.
– А что тут подводить? – всколыхнулся Мостовой, весьма остро отреагировавший на потерю сала. – Жратвы нет, воды нет, тепла нет, освещение только в холле, выйти нельзя, сотовой связи нет, и вообще я не понимаю, где я…
– А через пару часов стемнеет, – добавил очкарик, вороша спутанную шевелюру.
– Сотовая связь действительно не работает, – невозмутимо подтвердил Борька, – по крайней мере, у меня и Мостового. Остальные проверили? Сомнительно, согласен, лично мой роуминг распространяется только на Томск, глухомань вообще не в счет…
Все молчали. Имеющие мобильники давно убедились в отсутствии связи. Да и кому звонить? Родным? – «Ах, родные, мы тут влипли в историю…» Или в томскую милицию? – «Приезжайте скорее, господа омоновцы, мы не знаем из-за чего, не знаем почему вдруг пали жертвой дурного розыгрыша, вам случайно не известен лесной массив между Славянском и Любимовкой – всего-то верст сто, если поперек. Ехать мимо елочек, спросить у дятла…» Бред. Ни один службист в Российском государстве, будь он даже трижды порядочный, не пойдет на это сомнительное предприятие. А что говорить о непорядочных, которых большинство?
– Понятно, – расценил молчание Борька, – можете выбросить свои железки и забыть о техническом прогрессе.
– И все же здесь кто-то есть, – опять стал гнуть свою линию бородатый Гароцкий. – Повторяю для тех, кто расслабился: водитель не отправился пешком в обратную дорогу. Он что, скороход? Как открылись ворота? Тот же самый водила – воспользовался пультом при подъезде к объекту? Чушь собачья – не было у него никакого пульта. И самое интересное – кто поднял шлагбаум в лесу? Автоматика? Система распознавания «свой-чужой»? Извините, но здесь не Форт-Нокс…
– Послушайте, накормите, в конце концов, ребенка, – не выдержала Жанна. – Она проест глазами все наши припасы, а потом возьмется за нас.
– Да-да, – кивнула Валюша.
– Перебьется, – нахмурился Вадим, – наберись терпения, Валентина. Прошло совсем немного времени с тех пор, как мы сели в автобус. Будешь есть вместе со всеми. Правильно я говорю, Катя?
Блондинка зарделась. Она совсем забыла, как родила и взлелеяла в автобусе это беспутное чадо.
– Ну, я не знаю, Вадим…
– Бедное создание, – покачала головой Жанна, – с такими приемными родителями долго не протянешь. Лично я бы сбежала уже к обеду.
– А куда тут сбежишь? – хмыкнул Борька.
– Послушай, Кольцов, – оголодавший ребенок желал заполучить свое, – а почему ты не спросишь, когда я ела последний раз ДО ТОГО, как села в автобус?
Вадим невольно стушевался. Ему совершенно невдомек было, где и сколько бродяжил этот несносный ребенок. Он с резонным городским простодушием считал, что опрятная ухоженная девочка должна быть сытой.
– На, ешь, – подпихнул Вадим к краю стола пачку печенюшек-розочек, – до лимонада сама дотянешься. Пиво не тронь. И не чавкай.
– Боже, – вздохнула Жанна, – какие штампы. Своих детей, конечно, не имеется, Вадим?
– Пронесло, – он перехватил настороженный взгляд блондинки. – Не родили как-то на скорую руку.
Чего нервничаем? Ах, уже не нервничаем.
– Вот и не заводи.
– Мы отвлеклись, – пропыхтел разогнавшийся Гароцкий (Вадим уж начал подозревать в этом потном еврее классического зануду). – По всем приметам, за нами наблюдают. При этом третий этаж заперт, подвал не поймешь где, а суженность пространства в районе левой лестницы – надеюсь, вы заметили? – явно противоречит внешним параметрам стены. Можно допустить так – из подвала на третий этаж ведет потайная лестница. А из «овощехранилища» на улице – проход в подвал. Это не противоречит образу закрытого объекта, напротив, способствует. Вспомните, спецслужбы любят подобные штучки. Таким образом, сохраняется теоретическая возможность слежки за нами. Предлагаю до поры до времени опустить вопрос, кому понадобилось за нами следить…
– А еще лучше это делать, находясь среди нас, – брякнул Вадим.