Шахназ Сайн
Предначертанная. Часть первая
Надежда, теплящаяся в груди, способна исцелять.
«ПРЕДНАЧЕРТАННАЯ» | ГЛАВА 7
Глава 7
Я не чувствую боли, я чувствую надежду
Ежедневно в половину девятого утра у подъезда Миру поджидала чёрная машина.
Соседка, часто выходившая ранним утром посидеть на скамейке, осуждающим взглядом провожала проходящую мимо Миру, которая затем скрывалась в чёрной машине. Непроизнесённые слова кричали девушке вслед: «Вот вернётся твой отец! Вот расскажу ему всё!»
Это раздражало, но нисколько не удивляло. Соседи по натуре своей – народ любопытный, и личная жизнь других их интересует куда сильнее, нежели их собственная. А что принято думать о своей жизни? Правильно, она идеальна и неприкосновенна. Зато в делах других людей можно вдоволь покопаться.
Вечером на этой же скамейке встретятся три подружки-старушки и в ярких красках обсудят всё и вся. Особенно тех, кому, к большому несчастью, довелось попасть в поле их зоркого зрения.
Проходя мимо Василисы Николаевны, сидевший у подъезда с невозмутимым видом, Мира поздоровалась и под её прищуренный взгляд села в так называемую «бандитскую машину», про которую старушка обязательно расскажет соседке этажом выше.
После того как Иван доставлял Миру в коттедж, он сразу же отвозил Ибрагима Асадовича в офис.
Мире понадобилось не так много времени, чтобы разобраться: Махира – женщина образованная и начитанная, к своим годам повидавшая мир с его бесконечными сложностями и бедами. С ней было интересно, спокойно и тепло. Она никоим образом не пыталась дать понять, что времяпрепровождения в их доме являлось частью работы.
В то утро, когда Иван привёз Миру знакомиться с Махирой, он был прав по поводу неё: хозяйка дома действительно оказалась удивительным человеком, с которым, к сожалению, случилось много плохого.
Рак груди сжирал все силы, не оставляя шансов на улучшение самочувствия. Время безвозвратно утекало сквозь пальцы. При этом Махира не пугалась, не забивалась в угол, не уходила в себя и не тряслась от страха. Эта природная стойкость наряду с непоколебимым спокойствием невольно восхищала окружающих: смерть подходила к порогу, а она открывала ей дверь.
Первая неделя в доме Ибрагима Асадовича и Махиры пролетела незаметно.
Нина всячески пыталась окружить Миру заботой. Поначалу девушка как можно мягче старалась донести до Нины с вечно красными щеками и добрейшими глазами, что не привыкла к столу, ломящемуся от различных блюд, и такими темпами лишний вес скоро радостно скажет: «Привет!». Но обижать милейшую женщину совсем не хотелось. Её тёплое отношение, добрая улыбка и нежная искренность делали попытки накормить гостью досыта терпимыми. Забота прекрасна в любом проявлении.
К сожалению, силы Махиры иссякали быстро.
Бо́льшую часть времени она проводила в постели. Мало ела и с трудом вставала на ноги, чтобы посидеть в гостиной или на кухне, попивая любимый фруктовый чай в окружении Нины и Миры. Но несмотря на это, Ибрагим Асадович заметил, что за дни присутствия Миры в их доме ей удалось положительно повлиять на моральное состояние жены, она стала чаще улыбаться. И если раньше вызвать мимолётную улыбку могла лишь внучка, то теперь в доме появился ещё один человек, которому это было под силу.
С Сюзанной они пересекались редко, и та демонстративно показывала своё пренебрежение – Миры для неё не существовало. Эта открытая неприязнь вводила в состояние полного недоумения. В сторону Сюзанны не было сказано ни единого плохого слова, никакого намёка даже на злость, но откровенный негатив сплошным потоком лился из неё.
К вечеру возвращался Ибрагим Асадович, и они собирались в гостиной за ужином.
Сюзанна ни разу не присоединилась к общей трапезе, а Дженк всё ещё не вернулся из поездки.
Если в первый день во время ужина за одним столом беседа казалась скованной и осторожной, а паузы напрягающими, то в последующие вечерние посиделки беседы становились более оживлёнными и интересными.
То, что Махира желала выходить на ужин и сидела в окружении близких, насколько это позволяли силы, грело сердце её мужа. Он чувствовал мельчайшие перемены не только в жене, но и в застоявшейся атмосфере, царившей в доме. И это разжигало давно забытые угольки радости.
Ратмир за неделю ни разу не привёз Аишу к бабушке с дедушкой.
Ибрагиму Асадовичу это не пришлось по душе, но он не стал давить на зятя, посчитав, что тому требовалось время свыкнуться с мыслью о присутствии в доме нового человека. Тем более, когда этот человек как две капли воды похож на его погибшую жену.
Но долго ждать не пришлось, встреча с маленькой Аишей состоялась в начале второй недели пребывания Миры в доме. Иван, ведя девочку за руку, вошёл в гостиную. Мира и Махира, сидели перед большим плазменным телевизором и смотрели обзор кругосветного путешествия. Впервые за долгое время кто-то вообще включил телевизор.
Махира, укутанная в тёплую овечью шаль с тёмно-синей косынкой на голове, расплылась в улыбке, стоило ей боковым зрением заметить внучку.
– Моя девочка пришла, – произнесла она. – Иди ко мне.
Иван отпустил пухлую ручку, и малышка подошла к Махире и села рядом. Её глазки, напоминавшие притаившиеся звёздочки, устремились на Миру. Аиша инстинктивно сжалась в комок, как жвачка, прилипнув к бабушке. Присутствие незнакомого человека отразилось на её состоянии, она мгновенно замкнулась в себе. Махира нежно приобняла внучку и поцеловала в макушку.
Невероятно длинные ресницы и вьющиеся волосы светло-каштанового цвета придавали схожесть с живой куклой, которой не хватало лишь большого атласного банта в пышных волосах. Розовая юбочка, белая водолазка и любимый рюкзачок с розовым единорогом на плечиках – так выглядела девочка, которую днём собрала няня, посчитав, что холодной Эльзы слишком много в крошечной жизни девочки.
Серо-зелёные глазки не улыбались.
В голове у Миры проскользнула мысль, что, возможно, улыбка Аиши неописуемо красива, а детский звонкий смех растопил бы любое каменное сердце. Но смеялась ли она вообще – большой вопрос. Как-то ей довелось услышать от Махиры про проблемы единственной внучки, с которыми им до сих пор не удалось справиться. Малышка походила на испуганного притаившегося зверька.
Недоверчиво глядя из-под ресниц на Миру, Аиша вспомнила настенную фотографию в спальне отца. Та девушка с маленьким свёртком в руках – её мать Лейла, которая живёт на мягких облачках. Но почему тогда эта девушка настолько похожа на маму?
Мира протянула девочке руку, сжатую в кулак, и выжидающе посмотрела на неё. Как только удалось поймать молчаливый детский взгляд, она медленно разжала пальцы. На ладони лежала конфета. И тогда Мира с лёгкой улыбкой произнесла:
– Привет.
Аиша посмотрела на конфету, а затем прижалась к бабушке ещё сильнее, уткнувшись носиком в мягкий бок.
– Моё солнышко, – она поцеловала внучку в макушку. – Это Мира, наш друг, – и погладила девочку по спине. – У меня прекрасная идея! Может, покажешь самые красивые рисунки? Я уверена, они ей понравятся!
Мира тихонько ахнула, как будто услышала это впервые, хотя не раз видела рисунки, что лежали на маленьком розовом столе в комнате Махиры.
– Ты рисуешь?
Ответа не последовало.
– А я всегда хотела научиться рисовать, но так этим и не занялась. Поэтому, как и ты, рисую только для себя. Может, – произнесла Мира интригующим тоном, – порисуем вместе?
Аиша похлопала длинными ресничками и, на удивление Махиры, в знак согласия неуверенно кивнула.
Мира уловила искорку в глазах девочки. Приподняв личико, Аиша посмотрела на бабушку, и между ними произошёл молчаливый диалог, понятный только им двоим. Хоть губы малышки и не шевелились, глаза что-то сказали, на что бабушка ответила:
– Бусинка, почему бы и нет? Беги за карандашами и фломастерами, а ты, Мира, – обратилась она к девушке, которая с любопытством смотрела на них, – захвати чистые листы.
Малышка встала и направилась в сторону комнаты. Мира последовала за ней.
Очень скоро они сидели у большого окна за прямоугольным столом, и солнечные блики играли на их сосредоточенных лицах. Аиша старательно рисовала, изредка поглядывая на Миру. Обе увлеклись цветами.
Махира, сидя на диване, молча наблюдала за ними. Необычно было видеть внучку рядом с человеком, который напоминал её покойную мать. Если бы Лейла осталась жива, они, скорее всего, так же сидели бы бок о бок, увлечённо рисуя цветными карандашами. Может, состояние девочки улучшилось бы, и она не замыкалась бы в себе настолько сильно. Как бы Ратмир ни старался, он не в силах был заменить маленькой дочери мать, в которой та нуждалась и нуждается по сей день.
Да, Махира часто рассказывала внучке о Лейле. Женщине было важно, чтобы Аиша знала, какой была её мать. Как без остатка она делилась добром, наполнявшим её светлую душу, как всячески пыталась помочь нуждающимся. Как любила животных и не редко работала волонтёром в приютах. Она всегда покоряла людей детской искренностью и за годы юности сумела сделать много добрых дел.
Но почему-то жизнь оказалась жестока в ответ.
Очень жестока.
Хоть тело и изнывало от усталости, да и обезболивающее переставало действовать, Махира не хотела уходить. Сердце женщины впервые чувствовало успокоение.
Поведение маленькой Аиши подарило призрачную надежду на то, что, возможно, когда-нибудь всё наладится, встанет на свои места. Раз Аиша приняла присутствие незнакомого человека, и даже спокойно сидела рядом с ним, и рисовала, значит, со временем и к другим людям может возникнуть доверие. И девочка перестанет убегать и прятаться.
Пятилетняя Аиша, как всегда, не проронила ни слова. Под вечер Иван вначале отвёз домой девочку, а потом подбросил и Миру.
* * *
Шла третья неделя в доме Ибрагима Асадовича и Махиры.
За всё это время сны, к удивлению Миры, ни разу не побеспокоили её. Спала она тихо, без кошмаров, чаще всего наблюдая «один сплошной чёрный экран». И если говорить откровенно, это не могло не радовать: отсутствие сновидений предвещало спокойные дни без внутренних противоречий.
Мира потихоньку осваивалась и разбиралась, как был устроен дом. На втором этаже располагались комнаты Сюзанны и Дженка, а напротив находилась гостевая, в которой изредка останавливался Ратмир с Аишей, когда приходилось оставаться ночевать в доме. Комната на третьем этаже, к которой прилегал балкон, всегда была заперта на ключ – это была комната Лейлы. Ещё одна дверь вела в небольшую библиотеку Ибрагима Асадовича, которую украшал дубовый стол и кресло в мягкой обивке, где по вечерам закрывался мужчина.
Просторная светлая кухня с овальным массивным столом, мраморным полом и не менее впечатляющей кухонной мебелью цвета капучино, возвышавшейся до самого потолка, была самым оживлённым местом в доме. Каждый вечер там собирались Нина, Мира и Махира, которую приводил Ибрагим Асадович, крепко поддерживая за плечи.
За ужином происходила непринуждённая беседа. Махира чаще всего молчала, с интересом слушая то мужа, рассказывающего очередные незначительные новости, связанные с работой, знакомыми и друзьями, то Миру, что понемногу делилась историями о себе. Изо дня в день короткие рассказы девушки становились менее скромными, а взгляд Ибрагима Асадовича не таким уж и сдержанным.
За эти две недели Сюзанна не удосужилась заглянуть к Махире, чтобы проведать мать и поинтересоваться её здоровьем. Она вела себя предельно отстранённо и холодно, будто их не связывали родственные узы, они напоминали абсолютно чужих людей, которым довелось жить под одной крышей. Но поразительным было даже не это, а то, что, когда речь заходила о Сюзанне, Махира говорила о ней с теплотой и любовью, отчего Мира теряла дар речи.
Разве такое возможно? Сложно было понять столь странные семейные отношения. Но осмелиться, и поднять эту тему, и спросить об этом прямо не удавалось, хоть интерес разгорался с каждым днём.
Однажды Мира встретила в доме незнакомого мужчину преклонных лет, который ранним утром приезжал проведать Махиру. Они столкнулись прямо у входной двери, когда он уже уходил. Мира не сразу поняла, что две тонированные машины у ворот с довольно серьёзными и грозными на вид людьми в чёрных одеждах были частью его многочисленной охраны.
Статный пожилой человек лет семидесяти в тёмно-синем костюме, с белоснежно-седыми коротко стриженными волосами и в очках в тонкой золотой оправе выглядел бойко, хотя спина его заметно сутулилась. В правой руке он держал трость со стальной ручкой.
Странным было то, что он приехал проведать больную чуть ли не в семь утра. Со слов Нины стало ясно, что этот мужчина был давним другом Махиры и Ибрагима Асадовича, чьи дети дружат по сей день.
Пожилой мужчина посмотрел на неё пристальным тяжёлым взглядом. Мира почувствовала, что воздух между ними накалился так же быстро, как стремительно они прошли мимо друг друга, не сказав ни слова.
Мира поймала себя на мысли, что начинала привыкать не только к небольшим странностям этого дома, но и к тому, что её внешность могла пробудить в людях любое душевное состояние, кроме спокойствия.
Однажды состояние Махиры ухудшилось, и она полдня пролежала в постели. Мира не отходила от женщины ни на шаг. Сидя в мягком кресле бежевого цвета в метре от кровати, она рассказывала о детях, с которыми ей доводилось заниматься.
Сквозь плотные шторы с надрезом посередине упрямо пробивался дневной свет и падал на задумчивое лицо Миры. Она слегка щурила карие глаза – свет в комнате не был включён, Махира быстро уставала от него.
Книга, что лежала рядом с женщиной, за день ни разу не раскрылась. Махира была полностью лишена сил, поэтому бо́льшую часть дня она проспала под действием обезболивающих, а к обеду не могла даже ненадолго привстать на ноги. Поднос с едой стоял нетронутым.
Мира щебетала про непоседу Вову, что без умолку разговаривал на занятиях, а затем про Надю, которую одноклассники прозвали «Булочкой», так как она вечно прятала в рюкзаке горячие пирожки. Девушка настолько увлеклась рассказами, что познакомила женщину со всеми маленькими озорниками из своей группы. Звонкий смех и эмоциональные взмахи руками сделали своё дело. Изредка на бледном лице Махиры проскальзывала тень улыбки. Слушать собеседницу с нежным голосом, видеть, как она искренне смеялась и пыталась облегчить столь тяжёлое состояние больной, – это трогало до глубины души.
Мира неосознанно потянула мочку уха, и этим привлекла внимание Махиры. Она сразу поменялась в лице, будто её окунули в ледяную воду. Странное, стесняющее грудь чувство кольнуло в области сердца. Мира сразу приметила резкую перемену на осунувшемся лице и, запнувшись, слегка выпрямилась в кресле.
– Что-то не так? – уточнила она.
Махира тихим, виноватым голосом промолвила:
– Нет, всё хорошо. Просто этот жест… – последовал тихий вздох. – Лейла так частенько делала.
Повисла неловкая пауза. Мира удивилась тому, что такая на первый взгляд редкая привычка могла оказаться и у Лейлы. Хоть девушка и не подала виду, но ей стало не по себе.
– Скажите честно, вам сложно смотреть на меня? – слова неожиданно сорвались с губ, как будто нетерпеливо ожидали своего часа. Девушка виновато опустила взгляд. Сожаление повисло в воздухе тяжёлым облаком.
Но Махира задумалась над вопросом, а затем слабым голосом ответила:
– Необычно на протяжении нескольких недель видеть улыбку, которую я любила больше жизни, – призналась она. – Будь спокойна, мне не тяжело смотреть на тебя. Не стоит об этом переживать, – бледной рукой, усыпанной многочисленными родинками, Махира попыталась поправить косынку, хотя та и не сползала.
Мира собралась с духом и впервые прямо спросила о Лейле.
О покойной дочери родители не говорили, хотя ни секунды не переставали думать о ней. И, хочешь не хочешь, присутствие Миры не могло не заставить их сердца с волнением сжиматься от осознания, что, не случись пожара, их девочка была бы жива и, как Мира, она крутилась бы возле них.
Прекрасно понимая их горе, Мира следила за тем, чтобы её любопытство не оказалось чрезмерным и чтобы не было сказано ничего лишнего. Но сейчас что-то подтолкнуло её выпрямиться, слегка придвинуться вперёд, опершись на подлокотник мягкого бархатного кресла, и спокойным тоном спросить:
– Расскажите, пожалуйста, какой она была?
Махира посмотрела на Миру, и опущенный уголок рта женщины дёрнулся. Её плечи поникли, перед глазами вспыхнули лицо, улыбка и звонкий смех дочери. Лейла с детства любила подбегать и обнимать мать со спины, нежно целуя в плечо. Это воспоминание каждый раз заставляло разбитую душу ощущать нестерпимую тоску. Пелена слёз застилала глаза, в носу начинало щипать.
Махира отвернулась, и слезы, скатываясь по лицу, закапали на подушку.
Вопрос остался без ответа.
Мира пересела на кровать и коснулась бледной руки Махиры, что бессильно лежала вдоль тела.
Тихий голос нарушил повисшее молчание:
– Я выросла без матери. Мне было десять, когда отец одним холодным вечером сообщил убитым голосом, что мама не вернётся домой. Я не хотела верить в это и просидела у двери всю ночь, ожидая её, – взгляд девушки остекленел, – но она не вернулась. Я знаю, какой след оставляет потеря близкого человека. Вот тут, – рукой она коснулась своей груди, – дыра. И знаете, за пятнадцать лет эта дыра не затянулась. Ни на сантиметр. Да и не затянется. Пока мы помним человека – он жив, а вместе с ним и все воспоминания. Как можно забыть ту радость, что он дарил? Тепло, которым окружал? Сердце, которым любил? Никогда. Эти мгновения всегда будут живы. Я не посмею забыть самого дорогого мне человека только потому, что его нет рядом.
Махира медленно повернула голову в сторону Миры, и её покрасневшие от слёз глаза встретили понимающий взгляд девушки. На впалом лице отпечатались многолетние страдания. Каждая ночь проходила в мольбах ко Всевышнему, чтобы он вернул любимое дитя. Она не успела насладиться ни её смехом, ни тёплом.
– Я знаю, что, глядя на меня, вы видите Лейлу и это неосознанно причиняет вам боль. Мне жаль, что моё присутствие в доме…
– Нет-нет, не говори так, – хрипло предостерегла женщина, слёзы продолжали скатываться по исхудавшим скулам лица и шее. – Не думай об этом, отгоняй нехорошие мысли.
– За эти дни вы ни разу не заговорили о ней, хотя я чувствовала, что каждый раз, называя меня по имени, вы ожидали, что отзовётся не Мира, а Лейла, – вздохнув, девушка виновато притихла.
Махира сжала её тонкие пальцы в знак поддержки.
– Ты не причиняешь боли, не думай об этом. Хвала Всевышнему, он сжалился над моим бедным сердцем и позволил перед смертью встретить тебя. Это удивительно и прекрасно, моя девочка. Но… – она сделала акцент, – не больно. Ты спрашиваешь, какой она была? Чуткой, нежной, ранимой. Слишком хорошей для этого жестокого мира. Ибрагим был прав, когда сказал, что вы разные. Но сердце, что я чувствую в тебе, так же прекрасно, как и сердечко Лейлы. Если бы только я знала, что Всевышний готовит встречу с тобой, я бы терпеливо ждала тебя, моя девочка, а не плакала ночи напролёт, истязая душу и тело.
Это откровение вызвало бурю чувств в сердце Миры, и, не удержавшись, она потянулась обнять Махиру. Пожилая женщина, закрыв глаза, ощутила давно забытое чувство дочерней нежности.
Стальной голос прорезал тишину настолько неожиданно, что они обе резко обернулись к двери, откуда и донёсся этот внезапный звук.
На пороге стоял Ратмир. Расставив ноги на ширину плеч, он был мрачнее тучи и как ястреб наблюдал за происходящим. Эта картина явно не пришлась ему по душе.
– Не стоит запудривать голову тёте Махире дешёвым спектаклем! – прогремел он, испепеляя Миру взглядом.
Как долго он наблюдал, сказать было сложно, но ни Мира, ни Махира его не заметили, и этот жёсткий голос, раскатившийся по комнате, предвещал беду.
– У денег есть плохая черта: притягивать людей с улицы, – он сделал шаг и вошёл в комнату.
Брови Миры взметнулись вверх, губы неосознанно приоткрылись от жёсткости услышанных слов.
Позади Ратмира появилась молчаливая Аиша, прижимающая к груди любимого розового единорога.
Ратмир был в чёрных брюках и рубашке, и это мрачное одеяние в полной мере отражало его внутреннее состояние. Две верхние пуговицы на рубашке были расстёгнуты, что открывало взору его сильную шею. Вздутые вены на ней сразу бросались в глаза. Мира, сглотнув ком в горле, выпрямилась.
В трёх метрах от неё стоял разъярённый человек, готовый одним движением вышвырнуть её из дома. Влажные взъерошенные волосы выглядели небрежно, придавая в целом строгому виду некоторую несобранность.
Глаза цвета ночи смотрели на девушку в упор, пригвоздив Миру к месту. Картина, возникшая перед ним, настолько вывела его из равновесия, что дьявольский рык вырывался из груди.
Мира почувствовала образовавшийся в животе тугой узел, внутреннее напряжение заставило её поморщиться. Вторая встреча с этим человеком выдалась копией первой: он только увидел её и уже готов был растерзать.
Ратмир прошёлся по комнате. Мускулы на его лице двигались от неприязни. Нет, он не готов был видеть чужого человека в доме и тем более позволять ему играть с сердцем доверчивой Махиры. Сдержать эмоции не удавалось, да он особо и не пытался.
– Иди сюда, моё солнце, – позвала Махира притаившуюся Аишу, стараясь игнорировать Ратмира.
Малышка выглянула из-за ноги отца и подошла к бабушке, позволив себя обнять. Из-под длинных опущенных ресниц девочка посмотрела на Миру. Она мягко улыбнулась в ответ, хотя улыбаться в сложившейся ситуации было сложно. Особенно дочери человека, который не отрывал от Миры убийственного взгляда.
Махира поцеловала руку внучки, вдохнув любимейший аромат.
– Иди к Нине, тебя ждёт маленький сюрприз, – загадочно прошептала она на ушко малышке, погладив её по спине.
Аиша вновь с любопытством посмотрела в сторону Миры, чья внешность напоминала ей маму, их взгляды на секунду пересеклись. Неописуемо красивые глазки-бусинки восхитили Миру, она по-дружески протянула девочке руку со словами:
– Может, вместе пойдём к Нине?
– Аиша, – предостерёг отец грозным тоном, – держись подальше от неё.
Этого оказалось достаточно, чтобы девочка не стала протягивать руку в ответ.
Суровый взгляд Ратмира метнулся к Мире, но слова по-прежнему были обращены к дочери:
– Приеду через пару часов, не утомляй бабушку.
– Я не причиню ей зла, – спокойным тоном сказала Мира, встав с кровати.
Ратмир нахмурил тёмные брови.
– Если посмеешь хотя бы подумать об этом, я лично сверну тебе шею. Знай своё место, человек с улицы, и не смей переходить границы.
– Сынок!.. – испуганно воскликнула Махира, переводя взгляд с него на Миру.
Девушка побледнела, но попыталась не подать виду, хотя слова лезвием прошлись по нутру.
– Тётя Махира, – произнёс Ратмир ледяным тоном, – эта безумная идея Ибрагима Асадовича привести в нашу семью эту…
– Меня зовут Мира, – перебила она. Гнев моментально вспыхнул в голосе девушки. – Я не человек с улицы. У вас нет права меня оскорблять, – отчеканила она каждое слово, – и никогда не будет. Знайте своё место.
– Знай своё место! – прорычал он ещё раз, сделав шаг в сторону Миры.
– Ратмир! – воскликнула Махира. – Держи себя в руках! Не подобает так себя вести с гостем!
Ратмир зловеще сверкнул глазами.
– Да с каким гостем, тётя Махира?! – продолжал рычать парень. – Она получит деньги за каждую минуту, проведённую в этом доме! Её хорошее отношение и проявление так называемой доброты – всего лишь часть хорошо оплачиваемой работы!
Махира потерянно покачала головой, страх надвигающейся беды прошёлся холодком по спине. Она растерялась, не ожидая, что сдержанный Ратмир мог позволить себе всплеск агрессии. Махира посмотрела на побледневшую Миру, в глазах которой вместо робости бушевала буря.
Но её гнев моментально рассеялся, как только внимание к себе привлекла Аиша, испуганно схватившись за край длинной чёрной трикотажной кофты Миры. Она заботливо погладила девочку по голове.
На Ратмира этот жест подействовал крайне специфично. Как с цепи сорвавшись, он стремительно преодолел небольшое расстояние между ними и, оказавшись рядом с Мирой, бесцеремонно схватил её за тонкое запястье, а затем с таким же непоколебимым видом потащил за собой. Ему хотелось как можно скорее вышвырнуть её из спальни Махиры, а в лучшем случае и из дома.
– Ратмир! – закричала Махира в полном ужасе, пытаясь привстать с кровати, но затем вдруг застыла на месте.
В комнате раздался резкий звук пощёчины. Рука Миры пылала огнём, грудь взволнованно то вздымалась, то опускалась, взгляд, полный решимости, обрушился на Ратмира.
Его щека горела.
Махира, затаив дыхание, испуганно прижала руки к груди, осознав произошедшее.
Тягостную тишину разбавляло глубокое дыхание Миры, в ушах которой бешено пульсировала кровь, и дикий хрип, вырывающийся из горла Ратмира.
Его глаза медленно налились кровью, дыхание становилось громче и свирепее.
Карие глаза Миры резко раскрылись то ли от ужаса произошедшего, то ли от собственной смелости. Однако она не полностью осознавала масштаб проблемы, которую себе создала.
– Не смейте касаться меня! – прорычала она тихим грудным голосом. – Вы этого недостойны, – она вздёрнула подбородок, пытаясь не позволить решительному голосу задрожать. Страх, повисший в комнате, пронзил её насквозь. Сглотнув, она осипшим голосом повторила. – Недостойны.
В этот момент что-то изменилось во взгляде Ратмира. Что-то промелькнуло, а затем быстро угасло, оставив после себя привычный холод, пустоту и… сожаление?
Ратмир шумно выдохнул, с трудом сдержавшись, чтобы не зарычать от злости, развернулся и вышел из комнаты.
