Скарлетт Сент-Клэр
Прикосновение хаоса
Персефоне еще предстояло узнать все новости, узнать, что мир говорит о ней – богине, которая замаскировалась под смертную, но она знала, что Гермес был прав. Все, что она могла сделать – сказать правду, и это должно начаться с Сивиллы.
– Персефона, – прошептала Сивилла.
Богиня не могла понять по ее голосу и выражению ее лица. Она откажется? Казалось, она полностью потеряла интерес к этой должности после своего опыта с Аполлоном.
Сивилла взяла руки Персефоны в свои и сжала их.
– Для меня было бы честью быть твоим оракулом.
* * *
Персефона прибыла к воротам Терме, слева от нее шла Геката, справа – Гермес, и Илиас – следом за ними. Все они были одеты в белые одежды – цвета траура, сияние, которое уводит души во тьму. По крайней мере, таково было мнение живых, хотя Зофи не нуждалась в помощи в поисках подземного мира. Тем не менее Персефону страшили похоронные обряды. В некотором смысле это было похоже на то, что она снова столкнется со смертью Зофи.
Как только они появились, двое стражников, стоявших по обе стороны от ворот, опустились на колени, прислонив свои копья к груди. Их бронзовые доспехи сверкали, как огромные пылающие чаши по бокам от них. Персефона чувствовала жар огня, но все же вздрогнула, как будто холодные пальцы коснулись ее кожи.
Ее внимание привлекло движение внутри затененного входа, и из этой темноты появилась Ипполита. Она была одета в темные одежды, отделанные золотом – пояс, стягивающий талию, манжеты на запястьях и предплечьях, длинные серьги, ниспадающие каскадом ей на плечи, и корона, покоившаяся на лбу. Ее волосы были убраны в прическу, хотя несколько локонов выскользнули из своих пут, обрамляя суровое, но прекрасное лицо.
Геката, Гермес и Илиас преклонили колени, но Персефона осталась стоять. Это было странно, но именно так Геката велела ей поступить.
Королевы не преклоняют колени перед королевами, – сказала она. Тогда что мне делать? – спросила Персефона. Все то же, что сделает Ипполита, – ответила Геката.
Персефона выдержала пристальный взгляд царицы из-под тяжелых век. Ее глаза были цвета пренитового камня.
– Персефона, богиня весны, дочь Деметры, жена Аида, – сказала Ипполита, и ее голос диктовал подчинение, хотя и не был резким. – Добро пожаловать в Терме.
Затем она склонила голову, и Персефона сделала то же самое.
– Мы благодарны за твое приглашение, королева Ипполита, – сказала Персефона.
Королева-воительница слегка улыбнулась и затем отступила в сторону.
– Иди рядом со мной, царица мертвых.
Когда Персефона присоединилась к ней, Ипполита повернулась, и ворота распахнулись, открывая перед ними ее город, залитый янтарным светом факелов, горящих в ночи, так что, несмотря на темноту, внутри крепости амазонок были видны густые деревья – тут и там они росли между домами, увитыми цветущими виноградными лозами – и сады, изобилующие разнообразной флорой.
– Я не ожидала, что в вашем городе буду чувствовать себя как дома, – сказала Персефона.
Здесь даже пахло весной – сладко, но с оттенком горечи.
Ипполита улыбнулась.
– Даже воины способны ценить прекрасное, леди Персефона.
И ты способна? – хотела спросить царица мертвых. – Когда ты так высоко ценишь честь?
Но это было бы оскорблением, а она была здесь ради Зофи, которая, несмотря на то, что ее собственный народ причинил ей боль, всецело верила в необходимость искупления. Персефона не хотела разрушать это своим гневом. Кроме того, именно изгнание Зофи привело ее к Персефоне.
Также оно привело ее на порог смерти.
Персефона не могла справиться с тоской, которая расцвела у нее в груди, когда ей еще раз напомнили, что она была свидетельницей убийства Зофи. Это породило в ней тьму, нечто отличное от того, что возникло после смерти Лексы. Она боялась, что похороны заставят ее почувствовать, как смерть Зофи изменила ее.
Она спрашивала себя, узнает ли Аид эту израненную и иссохшую часть ее души, когда вернется. Покажется ли это ему знакомым, потому что он сам был свидетелем подобных ужасов.
Эта мысль сменилась болью другого рода – болью, которую она чувствовала глубоко в своей душе. Она затаила дыхание, надеясь задушить все эмоции, поднимавшиеся внутри нее, и позволила своему взгляду опуститься на ноги. Они шли по тропинке, покрытой опавшей листвой, и когда листья задевали подол ее одежды, казалось, что они становятся выше и толще.
– Ты действительно богиня весны, – сказала Ипполита.
В ее голосе послышались нотки удивления. Персефона неохотно встретилась с ней взглядом, надеясь, что ей удается достаточно контролировать свои эмоции.
– Ты сомневалась? – спросила она.
– Новые боги – редкость в наши дни, – сказала Ипполита.
Персефона должна была подумать о том, что некоторые могут скептически отнестись к ее божественности. Мир не всегда благосклонно относился к новым чистокровным богам. Так было, когда родился Дионис. Ему пришлось сражаться, чтобы быть признанным, и его битвы были кровавыми. Но Персефону не интересовало утверждение самой себя – ни для мира, ни для олимпийцев, ни для Ипполиты.
– Любопытно, что смерть выбирает жизнь в качестве невесты, – продолжила Ипполита. – Это похоже на то, как солнце влюбляется в луну.
– Одно не может существовать без другого, – ответила Персефона. – Точно так же, как честь не может существовать без стыда.
Королева амазонок криво улыбнулась, и в теле Персефоны возникло напряжение, которое, она знала, исходило от Гекаты в ответ на ее колкое замечание.
– Верно, царица Персефона, – сказала Ипполита. – Хотя я полагаю, дело не в том или ином, а в том, что находится между ними.
Они продолжали спускаться по тропинке в тишине, когда вдруг Гермес издал пронзительный крик. Их тут же окружили амазонки с обнаженным оружием. Персефона и Ипполита повернулись к богу и обнаружили, что он прижал руки к сердцу и стоит на одной ноге, высоко подняв другую.
Геката и Илиас тоже уставились на него. Казалось, Гермесу потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он натворил, и он смущенно улыбнулся.
– Там был жук, – объяснил он. – Большой жук.
Несколько амазонок хихикнули. Гермес нахмурился и посмотрел на Гекату и Илиаса.
– Скажите, что вы тоже его видели.
Они оба покачали головами в тихом изумлении. Ипполита закатила глаза.
– Мужчины, – усмехнулась она, поворачиваясь спиной к Гермесу.
Персефона подняла бровь, глядя на Гермеса, который одними губами произнес, что он был огромен, прежде чем прихлопнуть еще одного невидимого жука.
Они продолжили путь, пока не показался центр города. Посередине площади Персефона остановилась. Она увидела погребальный костер, и в каждом углу того, что должно было стать последним ложем Зофи, горели факелы, языки пламени танцевали в приглушенной темноте.
Зрелище наполнило Персефону ужасом. Многие сгорели вот так, как Зофи и Тюхе?
– Такова природа войны, леди Персефона, – сказала Ипполита.
Было странно слышать, как королева амазонок бесстрастно говорит о смерти одной из своих подданных, даже если это та, кого изгнали, хотя Персефона понимала, что величайшей честью для этого племени является умереть в сражении, умереть за правое дело.
– Я не знала, что кто-то объявил войну, – сказала Персефона.
Мысленно возвращаясь в прошлое, она поняла, что все началось в тот момент, когда умер Адонис.
– Это вина твоего мужа, – сказала Ипполита. – Он сражался с самого начала.
Персефона посмотрела ей в глаза, нахмурив брови, но королева ничего не объяснила. Вместо этого она сделала шаг вперед.
– Пойдем.
Персефона последовала за ней по извилистой тропинке к дому, увитому плющом. Розовые крокусы, фиолетовые ирисы и желтые нарциссы покрывали лужайку, ведущую к открытой двери.
Внутри дома виднелось безжизненное тело Зофи.
Ипполита вошла без колебаний, но Персефона обнаружила, что ее шаги невольно замедлились, когда она переступила порог дома смерти, где было жарко и пахло воском, вероятно, из-за масла, которым было умащено тело Зофи.
Амазонка лежала на высоком столе, одетая в белое, ее руки покоились на животе, пальцы сомкнулись на рукояти ее длинного меча. Ее темные волосы были заплетены в косу и голова увенчана венком из золотых листьев. Она была прекрасна, ее кожа блестела в свете пламени.
– Вы так глубоко скорбите, леди Персефона, – сказала королева Ипполита. – Разве вы не приветствовали Зофи в подземном мире?
– Да, – сказала Персефона, вспоминая, как впервые увидела Зофи. – Но разве обещание встретиться снова способно облегчить горе расставания?
Королева не сказала ни слова, хотя Персефона и не ожидала, что она поймет, точно так же как Аид не понимал ее страха потерять Лексу. Траур касался не только человека. Речь шла о мире, который человек создал вокруг себя, и когда человек переставал существовать, вслед за ним исчезал и этот мир.
Геката, Гермес и Илиас приблизились, каждый прощался по-своему – Геката с молитвой, Гермес поцеловал Зофи в щеку. Больше всего Персефону удивил Илиас, который не торопился, его лицо застыло в нескольких сантиметрах от Зофи, когда он прошептал слова, которые она не могла расслышать, прежде чем прижаться губами к ее губам.
Он выпрямился и встретился покрасневшими глазами с Персефоной, прежде чем отойти, освобождая ей место. Когда Персефона приблизилась, она посмотрела на безмятежное лицо Зофи, и хотя она была прекрасна, все, что Персефона видела перед собой, – то, как она выглядела в момент смерти – ошеломленная болью от раны, нанесенной Тесеем.
Она коснулась ее волос и склонилась над ней.
– Ты достойно служила, Зофи, – прошептала она и поцеловала ее в лоб.
Когда она поднялась, Ипполита стояла напротив нее, держа в руках широкий кожаный пояс.
– Бог Аид обещал вернуть Зофи, как только она оказала нам честь, – сказала Ипполита. – Взамен я согласилась одолжить ему свой пояс.
Брови Персефоны удивленно поднялись. Аид никогда не рассказывал ей, как он познакомился с Зофи, и ей было интересно, почему он попросил именно пояс. Королева амазонок протянула руки, держа пояс на ладонях.
– Это пояс Ипполиты, подарок моего отца Ареса, символ моей власти над амазонками. Любому смертному, который наденет его, будет дарована бессмертная сила.
Персефона посмотрела на пояс, потом на Ипполиту и покачала головой.
– Я не могу его принять, – сказала она.
Она не понимала, какую сделку Аид заключил с царицей, но ей казалось неправильным принимать такой предмет без него.
– Ты должна, – сказала Ипполита. – Это не подарок. Это символ обещания, которое я дала, а я не нарушаю обещаний.
Персефона не могла с этим спорить, да и не хотела. Она приняла пояс, удивленная тем, какой он легкий и мягкий. Как только обмен совершился, Ипполита заговорила:
– Пора.
Боль Персефоны снова усилилась, когда приблизились шесть амазонок. Она отступила, выходя вслед за Ипполитой из дома, Геката, Гермес и Илиас вышли за ними. Когда они оказались снаружи, она обнаружила, что вдоль тропинки, по которой они шли, с двух сторон выстроились амазонки. Некоторые несли факелы, другие были вооружены, и когда Зофи вынесли из дома, они начали напевать мрачную мелодию. Она летела за ними, когда Ипполита возглавила процессию, шествующую на площадь. Там женщины продолжали петь, стуча копьями и мечами по щитам, прижимая кулаки к груди и разрывая на себе одежду от горя.
Они пели, когда Зофи положили на погребальный костер, и амазонки, которые несли факелы, бросили их к подножию. Пели, даже когда пламя поднялось и охватило платье Зофи, а затем и ее плоть, наполнив воздух металлическим привкусом, который скопился в горле Персефоны. Ее глаза начали слезиться – она не знала, было ли это от дыма или от горя, которое тяжелым грузом давило на ее руки и ноги.
Затем Геката взяла ее за руку.
– Не останавливай своих слез, дорогая, – сказала она. – Позволь им вдохнуть жизнь.
Сначала Персефона не поняла, о чем она говорит, но потом почувствовала, как что-то коснулось подола ее платья, и когда опустила взгляд, у ее ног лежали цветы, лепестки которых были ослепительно белыми и сияли, как лунные камни.
Она улыбнулась, несмотря на свою печаль: цветущая клумба продолжала разрастаться. Ипполита заметила это и повернулась к Персефоне:
– Я полагаю, то, что ты сказала, правда. Смерть порождает жизнь. – Затем она прищурила глаза. – Что же ты породишь, Персефона?
– Ярость, – ответила она, не задумываясь.
Глава VI. Тесей
Напряжение в тронном зале было физически ощутимым, и хотя Тесей едва мог дышать, он находил это ощущение приятным. Ему нравилось, что это означало: олимпийцы были не в ладах друг с другом.
Он наблюдал за ними из тени, скрытый магией Шлема Тьмы.
– Как ты смеешь выступать против меня! – кричал Зевс. – Меня, твоего царя!
Он стоял у своего огромного трона, величественного и прекрасного. Воздух вокруг него был наэлектризован, тяжелый от угрозы, исходящей от его магии. Позади него притаился его золотой орел, глаза-бусинки смотрели настороженно, но и он не подозревал о присутствии Тесея.
Обычно спокойный, Зевс нечасто показывал свое реальное могущество. Он почти не вмешивался в дела, выходящие за рамки его интересов, а его интересы распространялись в основном на женщин, с которыми он хотел переспать. Время от времени он мог отомстить кому-нибудь, кто слишком долго смотрел на его возлюбленную, но в основном он был доволен тем, что мир и его боги поступают так, как им заблагорассудится, даже если это означало развязывание войны.
Но вот его царствование оказалось под угрозой, и внезапно он стал воином.
– Кто-то убивает богов, – сказал Гермес. – И, вместо того чтобы разобраться с этим, ты собираешься преследовать богиню, которая не причинила никакого вреда.
Бог плутовства стоял у своего трона, его обычное веселье теперь было глубоко скрыто под гневом.
– Если боги умирают, виной тому лишь их слабости, – возразил Зевс. – Я не намерен к ним присоединяться, вот почему любовница моего брата должна быть устранена.
– Ее имя Персефона, – вмешался Аполлон, который тоже стоял, скрестив руки на груди. – Или ты боишься его произносить, словно боишься ее могущества?
Глаза Зевса вспыхнули подобно удару молнии на темном горизонте.
– Я не боюсь ее, – прошипел он. – Но я не буду свергнут с трона.
– Она не пыталась свергнуть тебя, – отрезал Аполлон. – Она восстановила Фивы, а ты развязал войну против нее.
– И когда пришло время выбирать сторону, ты выступил против меня. Это одно и то же.
За словами Зевса последовало гневное молчание.
– Почему ты защищаешь ее? – спросила Артемида. Богиня была одной из немногих, кто сидел на своем троне, но она вцепилась руками в подлокотники кресла, как будто в любой момент была готова вскочить и напасть. – Что такого она сделала для тебя?
Аполлон пристально посмотрел на свою сестру и ответил:
– Она мой друг.
Артемида усмехнулась:
– Ты бог. Смертные умирают, чтобы побыть в твоем обществе. Они будут твоими друзьями.
– Это не одно и то же, – сказал он. – Но откуда тебе знать, ведь у тебя нет друзей.
Артемида сердито посмотрела на Аполлона, а затем перевела взгляд на Зевса:
– Я буду охотиться на нее, отец.
– Ты не сделаешь ничего подобного, – заговорила Афродита.
– Ты тоже будешь защищать ее, дитя мое? – спросил Зевс.
Гермесу и Аполлону он выказывал гнев, а на Афродиту смотрел с болью и обидой.
– Она приняла за Персефону копье, – усмехнулся Посейдон. – Или ты забыл, как Гефест звал ее?
Афродита пристально посмотрела на своего дядю, прежде чем ее взгляд вернулся к Зевсу.
– Опасны не Персефона и не Аид, отец, – сказала она. – А их любовь. Разлучи их, и они разорвут тебя на части.
Артемида усмехнулась и закатила глаза.
– Пророчество очень ясно показало опасность их любви, Афродита, – впервые заговорила Гера, богиня брака. – Вместе или порознь, они представляют собой постоянную угрозу.
Зевс посмотрел на свою жену с нежностью, как будто ее поддержка показывала ее любовь к нему, но Тесей знал обратное – и все остальные в комнате тоже. Гера просто боялась потерять свое положение и титул, и хотя со стороны Зевса было глупо думать, что ее слова значат что-то большее, его неспособность увидеть Геру такой, какая она есть на самом деле, сработала в пользу Тесея.
Так же как и его внимание к Аиду и Персефоне.
В этом и заключалась опасность попыток разгадать слова оракула. Не было никакого способа узнать, как сбудутся их предсказания. Действительно, союз Аида и Персефоны уже породил бога, более могущественного, чем Зевс.
Но этим богом был Тесей.
– Сколько раз мы должны разбирать пророчество, когда все мы знаем, что судьбы не избежать? – спросила Афина.
– Предполагается, что это мудрые слова? – возразила Гера.
Афина сузила глаза и гордо вздернула подбородок.
– Тебе не следует позволять даже говорить здесь, – сказал Арес. – Вы с Гестией трусливо бросили нас на поле боя!
– Не притворяйся, что ты участвовал в битве из преданности, – парировала Афина. – Ты всего лишь хотел удовлетворить свою жажду крови.
Арес оттолкнулся от трона и поднял копье, но Афродита встала перед ним, и его гнев, казалось, тут же растворился.
– Она не права, Арес? – спросила Афродита.
Челюсть Ареса напряглась, а костяшки пальцев, сжимавших копье, побелели, но он даже не пошевелился, чтобы нанести удар. Вместо этого он сделал шаг назад и вернулся на свой трон.
Зевс посмотрел на Афину, а затем на богов, которые противостояли ему.
– Я сбился со счета, сколько раз я избегал судьбы, – сказал он. – И могу заверить вас, что последнее, что поставит меня на колени, – это пара несчастных влюбленных.
– Ты продлил свою судьбу, – сказала Афина. – Есть разница. Как ты думаешь, почему тебя преследует то же самое пророчество?
– Меня преследовали вещи и похуже, дочь моя, – сказал Зевс. – Но в данный момент нет ничего, кроме твоих слов. – Последовало тяжелое молчание, пока Зевс оценивающе оглядывал богов. – Те, кто противостоял мне на поле боя, испытают на себе мой гнев. Аполлон, Гермес, Афродита – с этого момента вы лишаетесь своих сил.
– Отец… – сказала Афродита, делая шаг вперед.
Зевс поднял руку, призывая ее к молчанию.
У Гермеса отвисла челюсть, он захлопнул ее и уставился на своего отца. Только Аполлон казался невозмутимым, поскольку уже сталкивался с подобным наказанием раньше.
– В течение одного года вы узнаете, что значит быть смертными, – продолжал Зевс, словно предсказывая будущее. – Остальным я предлагаю привести ко мне богиню весны в цепях. Тот, кто приведет ее, получит мой щит. Он станет символом величайшего охотника среди нас.
Аполлон пристально посмотрел на Артемиду, которая выпрямилась на своем троне, уже ожидая этой чести.
Аура Гермеса вспыхнула гневом, вокруг него засиял золотой ореол.
– Неужели Гефест будет страдать так же? – спросила Афродита. – Он всего лишь защищал меня.
Тесей знал, почему богиня любви задала этот вопрос о своем муже. Он был кузнецом богов, ответственным за создание их мощного оружия, которое могло ей понадобиться без ее способностей.
– И тем самым продемонстрировал, в чем заключается его преданность, – сказал Зевс.
– О, оставь его в покое, брат, – усмехнулся Посейдон. – Мы все знаем, что Гефест ограничен в способах доставить удовольствие своей жене.
У Афродиты дрогнули губы, но она промолчала, ожидая, когда Зевс сделает свое заявление.
– Если Гефест останется безнаказанным, то ты должна будешь забрать у него этот год.
Афродита сглотнула, но не колебалась:
– Хорошо.
Гермес поморщился и покачал головой.
– Да будет так, – сказал Зевс серьезным тоном. – Ты проживешь два года как смертная. Наслаждайся, наблюдая, как твои товарищи-олимпийцы преследуют твою любимую подругу, в то время как ты бессильна защитить ее.
– И ты готов встретить гнев Аида? – спросил Гермес.
Уголок рта Тесея приподнялся. Вопрос Гермеса был блефом, ведь он знал, что Аид пропал и что никто не сможет защитить Персефону от того, что ее ожидает.
– Вопрос, который тебе следовало бы задать, – сказал Зевс, – заключается в том, готов ли Аид к моему гневу.
* * *
Тесей появился перед садом Геры, который был известен как сад Гесперид. Его высокие белые стены скрывались за раскидистыми деревьями. За железными воротами виднелся обширный лабиринт из подстриженных кустов, среди которых бродили разноцветные павлины. Фруктовый сад рос среди холмов.
На вершине одного холма стояло огромное дерево, величественнее любого другого. Его ствол, казалось, вырастал прямо из недр земли, а ветви раскрывались, как ладони, протянутые к небу. Каждая ветка была усыпана темно-зелеными листьями и золотыми плодами.
Вот что нужно было Тесею. Один кусочек золотого яблока избавил бы его от единственной слабости – уязвимости.
Он стиснул зубы, и волна раскаленного добела гнева всколыхнулась в его груди, напомнив ему о том, как он был ранен Дионисом и Персефоной. Он получил удар тирсом бога вина в живот и пять черных шипов в грудь от богини весны. Эти раны заживали медленно, но больше всего его злило то, что его уязвимость после этого не была секретом. Аид знал, а это означало, что Дионис сказал ему, и, прежде чем слухи распространятся, Тесей вознамерился стать непобедимым.
Он сделал шаг к воротам сада Геры, но был остановлен появлением богини.
– Неслыханная дерзость, – сказала она с суровым выражением лица. – Посягать на мое священное пространство!
– Дерзость исходит от моей божественной крови, – ответил Тесей.
– Но даже мой муж не осмелился бы ступить сюда.
– Становишься все более благосклонной к нему, Гера? – спросил он.
Она посмотрела на него, скривив губы от отвращения:
– Ты не имеешь права входить сюда только потому, что мы на одной стороне.
– Ты хочешь победить или нет? – спросил он.
– Что за нелепый вопрос, – отрезала Гера.
– Тогда позволь мне получить то, за чем я пришел, – сказал он.
– За чем именно ты пришел?
Тесей наклонил голову.
– Золотое яблоко из твоего фруктового сада.
– Ты жаждешь непобедимости?
Он не ответил. Вопрос был очевидным, но произнести ответ вслух было равносильно признанию в своей слабости.
– Это не дерево желаний, – предупредила Гера. – Оно потребует чего-то взамен.
– Как и все божественное, – согласился Тесей.
Он знал это, был готов к этому. Гера просто смотрела на него. Через мгновение она подняла руку, и в ее ладони появилось золотое яблоко.
– Съешь это яблоко, – предложила она, – и оно лишит тебя бессмертия.
– Это высокая цена, – возразил Тесей.
– Равная цена, – ответила Гера.
Он знал, что имеет бо́льшую ценность в настоящем, учитывая, как близко они были к битве. Он побеспокоится о вечной жизни позже, когда война будет выиграна и он воссядет на огромном троне как единственный и истинный бог всего мира.
– Что же ты выберешь, Тесей? – спросила она, протягивая руку.
Он взял яблоко, и, когда поднес его к губам, она продолжила:
– Ты можешь попробовать плоды этого дерева только один раз.
Это было предупреждение, что он не сможет вернуться и снова совершить обмен.
Тесей откусил кусочек. Мякоть яблока была пористой и вязкой, как будто плод переспел, и когда он проглотил ее, то почувствовал себя так же, как и раньше, только язык покрылся странной кислой пленкой.
Он посмотрел на яблоко, изучая сочную белую мякоть, а затем откусил еще, встретившись взглядом с Герой.
– Ты готова принести себя в жертву?
Она сердито приподняла бровь.
– И что это за жертва?
– Потрахаться со своим мужем ради общего блага.
Ее глаза потемнели.
– Не притворяйся, что наши жертвы одинаковы, – сказала Гера. – Ты спасаешь только себя.
Тесей ухмыльнулся:
– Ты хочешь сказать, что твой секс спасет весь мир, Гера?
Она сверкнула глазами и проговорила сквозь стиснутые зубы:
– Внеси свою лепту, Тесей, чтобы моя жертва не была напрасной. – Ее взгляд упал на яблоко. – И лучше доешь его, – сказала она. – Вряд ли тебе захочется узнать, что произойдет, если ты прольешь хоть каплю сока. А теперь уходи.
– Сию минуту, миледи, – передразнил он и исчез.
