Скорбачевская
Imago: флерная порно-сказка
Березка, или
Пусть краснеют сосны
Они зашли уже так глубоко в сосновый лес, что не видно начала и не видно конца. Они сейчас наедине и на одном дыхании, на одной ступени. Их разделяет только ма-а-аленький нюанс…
– Трахни меня в позе березки, – настаивает Нина, резко оборачиваясь и смотря ему прямо в глаза.
– О чем ты? – он недоумевает и легонько посмеивается. На лице проступает юношеский румянец.
Девушка придвигается к его лицу и гипнотизирует, прорываясь в его смущенный зрачок огромной сексуальной волной. Тот облизывает губы, двигаясь дальше в сосны, и трет шею.
Они заходят вглубь, теряя ориентиры. Нина встает спиной перед мужчиной в своей божественной позе и понемногу спускает лямки летнего платья.
«Взаимоотношения, складывающиеся между сосной и березой, давно привлекают внимание лесоводов и научных работников».
– Почему в сосновом лесу так много берез? И только их? – спрашивает девушка, хотя сама знает ответ. Она просто обожает, когда он объясняет ей то, в чем так блестяще разбирается.
– Ты не обманешь меня, – отрезает он, но не двигается с места. Воздух разряжен, буквально пульсирует. Его глаза приклеились к ее гибкой спине.
«Участие березы в сосновых культурах уменьшает их пожароопасность».
Платье струей падает, огибая пышные бедра, к ногам, куда и он уже готов упасть и валяться у ее стоп среди иголок и песка. Нежное солнце ласкает голую кожу, облизывает и уповает – а богиня дышит так раскаленно, так отчаянно желая прикосновений. Мужчина облизывает губы, готовый обсмоктать эту сладкую карамель, но он чересчур восхищен.
– Ты огнеопасна, и я этого боюсь, – признается тот, не в силах отлепить взгляда от своей нимфы, залитой солнечным медом.
Она поворачивается, его бархатная пума, и требует благоговения. Он пасует.
«По мнению других авторов, береза угнетает сосну3».
Мужчина ласкает ее, делает это так, как девушка хочет. Нина снизошла: Она совершает широчайший акт любви и позволяет ему касаться себя в его хотении. Бильярдист наслаждается ею по каплям:
Глоток – они в песке, среди шишек.
Другой – он пьянствует в ней.
Оба ложатся на спину и поднимают ноги вверх. Теперь каждый в легендарной позе «Березка», вот только один из них уже нетрезво двигает тазом. Он обезумел, перенасытился, но он доволен как черт.
– Я боюсь, ты мертвецки пьян… – задыхаясь, произносит Нина. Она дрожит в березке, но пульсация исходит из грудины, откуда-то изнутри, где в одну секунду тревога спит, а в следующую уже снимает с твоего клитора скальп.
Березка останавливается. Он опускает ноги и, переводя дыхание, ползет к ней на локтях по песку. Мужчина в изнеможении, вдохнувший ударную дозу кислорода. Она не в состоянии унять панику, в глазах танцуют слезы от страшного предзнаменования.
– Я боюсь, ты испепелишься, – очумело шепчет девушка, грудь которой вздымается и перекатывается смертоносными волнами. Будто она сейчас – это шторм, за которым стоит неминуемая смерть.
Он дышит, целует ее сосок и, облизнув губы, говорит:
– Не бойся. Я достаточно силен для тебя.
Нина недоверчиво смотрит ему в глаза, ощущая на губах песчинки вперемешку со слюной.
– Неужели ты сильнее меня?.. Я не верю в это… Я не верю…
Мужчина приобнимает ее, и они вместе смотрят вверх, на сосны. На некоторых стволах появляются надрезы в коре, из которых медленно сочится сосновая живица.
– Ты плачешь? – удивляется Нина, ошарашенно заглядывая в его лицо.
– Да, – смело отвечает он. – Я плачу перед своей богиней, потому что она человек.
Агата и ее медузы
Вечерний прилив. Море – синяя струящаяся органза. Босые бронзовые ступни размазывают влажный песок в тонкую цепочку следов. Она устала…
– Может, поплаваем?
Она улыбается.
Он, из бильярдной, берет за руку, чуть пониже локтя. Становится тепло. В груди и там, внизу.
Такая южная, расслабленная энергия – просто молниями по телу. Взгляд.
«Он смотрит на меня, как на человека… Как на женщину».
А что за волосы… Так и хочется вцепиться! Яростно, но нежно. Бесстыдно. Что-то рвется на волю, невозможно просто так стоять на месте. Дрожь как ранней весной, после отключения отопления. Надо двигаться, иначе ему все станет понятно.
«Слишком глупо, неловко и прямолинейно! Нет, на меня не могут смотреть так по-настоящему, всерьез, без стеснения и оправданий… Уймись же!»
К кому она обращается? К нему? Или к себе?
«Чтобы удержать, надо пить мелкими глотками. Но сейчас хочется всего и сразу!»
Она нужна ему, а он нужен ей. Парочка горячих южных людей. Кофе не все любят разбавлять молоком. Иногда эспрессо – то, что нужно. Сочетание на клеточном уровне… Госпожа Фортуна знала все еще до сотворения миров.
Она знает, чего хочет, но все равно продолжает вести себя как маленькая девочка.
Вода вся в медузах. Целлофановые мешочки с голубым светом внутри. Почему она постоянно боится их? Они не дают ей спокойно плыть. Не позволяют быть гибкой. Иррациональный страх перед древними, такими красивыми, но опасными существами, делает ее тело буквально деревянным. Она мечтает быть резвящейся нимфой, но трясется от мысли о прикосновении чужеродных щупалец. На них же яд!.. Ей сделают больно, она не выживет…
Но возникает справедливая мысль: «Тебя ни разу не ужалили за всю твою жизнь. Это страдания из воздуха! Почему ты до сих пор трясешься в конвульсиях?» Спокойствие и уверенность в действиях – вот идеальный рецепт.
«Моя единственная проблема – это я сама».
Успокойся. Не плачь сейчас. Твое тело – это то, какой ты себя видишь внутренне. Обертка для конфетки. Прямая трансляция души. Просто посмотри в глаза человеку, который смотрит на тебя прямо в этот момент. Это не шутка, не ребячество, не вынужденные обстоятельства. Он хочет тебя. Вот так вот просто. Просто тебя. Не куклу Барби. Не все любят с ними играть, знаешь.
Шаг, еще шаг. Погружение. Медузы все еще рядом, но почему-то не трогают ее. Мгновение, взгляд затуманивается. Она смотрит на них и вдруг вспоминает шары для бильярда.
Столь мелкие в одиночестве, но ужасающие в количестве:
я не знаю, что мне делать, и как правильно делать
я не могу расслабиться
я смешная и нелепая
первый раз – это ужасно
я и врожденная сексуальность? вы о чем?!
а как же моя неприкосновенность?..
Кажется, Мать-Природа вопит в своем молчании: «Родись уже, дура!» Прикосновение чьих-то щупалец вдруг обжигает бедро.
Она чувствует чужой горячий воздух на шее. Кожа, не успев намокнуть, уже высыхает. Коже нужна вода. Коже необходимо дышать.
– Агата…
– Но я не… Я же совсем не…
– Мне нравится твоя маленькая грудь.
Две медузы, сплетенные в морской воде. Пальцы – волосы. Есть, за что держаться. И это хорошо. Она не утонет, нет.
Вокруг медузы, медузы, медузы… Щупальца переплетаются, резко, но совсем не смертельно, а как-то бодряще. Синее пламя горящей промежности пылает сначала тихим робким огоньком, потом разгорается все сильнее… Электрический ток. Она делает все правильно. Он делает все правильно. Они делают все правильно. Правильно. Так, как должно быть. Так, как хочется.
Морская гладь залита мягким свечением. На каждом свободном сантиметре – любовники, подталкиваемые шепчущимися волнами.
Она выходит на берег обновленная. Другая. Настоящая. Та, которой всегда была внутри.
