Дым разъедал глаза, сажевая гарь оседала на коже и во рту, но я продолжала вслепую хвататься за всё, что могла, не в силах остановиться. Казалось, каждый миг тянулся бесконечно, и с каждым новым толчком отчаяние превращалось в удушающую беспомощность.
Я кричала что есть мочи, чтобы люди вызвали скорую, и чтобы ему помогли. Я молила толпу сделать хоть что-то чтобы он мог жить дальше. Я злилась на весь мир, но была в этот момент настолько ничтожной и жалкой, что не могла сделать ничего кроме как умалять, кричать, и тянуть за заклинившей кусок двери, под которым находился Рома.
Мой голос давно уже охрип, но я не могла прекратить кричать. Просто кричать от боли и бессилия. Кричать от страха, кричать от безысходности. Просто кричать и рвать эту машину, словно она сделана из картона, отбрасывая металлические осколки, как игрушечные.
Мне в спину летели какие-то неразборчивые советы диванных критиков и подбадривающие посвистывания с выкрикиваниями неразборчивых слов, но мне было на них всё равно. Мне было так же всё равно на свою руку, которую я уже и вовсе перестала чувствовать, на ногу, без ботинка, полностью изрезанную различными осколками, и лицо, вымазанное в машинном масле и чёрной саже вперемешку со слезами. Могло ли хоть что-то из всего перечисленного хоть на миг сравниться с ценностью его жизни?
Я смогла, я нащупала его руку и даже почувствовала ели заметный пульс, тогда у меня появилась надежда, надежда, что всё ещё может быть не так плохо, что ещё есть шанс увидеть его красивую улыбку и услышать бархатный, пропитывающий каждую клетку голос.
Я стала кричать в сто, а может и тысячу рас сильнее: «Он жив!» «Жив!» «Помогите!» «Звоните в скорую!» «Скорее!» «Скорее!» «Он жив!» «Вытяните его отсюда!»
Я взяла его за руку и не отпуская её разрывалась в диком крике и невероятной истерике, прижималась к ней как к последней спасательной шлюпке в открытом океане.
В глазах потемнело, голова закружилась, я больше не осознавала, стою ли я сейчас, или уже лежу. Тело будто снова было отдельно от меня, я словно парила в воздухе, но в чём я точно уверена, так это в том, что я, словно кошка, лицом прижималась к его холодной измазанной в крови и мазуте ладони.
«Он жив» «Он точно жив» «Иначе быть не может» – крутилось у меня в голове и это стало последним что я произнесла перед тем, как погрузиться во мрак.
Очнулась я в больнице. Надо мной свисала капельница, нога лежала на множестве подушек, а рука перебинтована от плеча до самых пальцев.
Сейчас я уже со свей отчётливостью чувствовала боль во всех своих конечностях. Голова тоже болела, но я подозреваю что это последствия сильного стресса и крика.
После осознания, где я и кто я, я конечно же вспомнила произошедшее с Ромой. Страх наполнил каждую клеточку моего тела, и я мысленно молилась, чтобы это был сон.
Чтобы всё это оказалось бредом вследствие перелома и шока от состояния тёти Марты. Я просто хотела, чтобы всего этого не было, чтобы всё оказалось ложью. Я просто хотела быть сумасшедшей птичкой однажды прилетевший во двор богатенького принца, а не вот это вот всё.
Я с трудом слезла с кровати, а именно с этой огромной кучи подушек, обложившей мою ногу и мой взгляд приковала мама, крепко спящая в кресле у окна. «Бедная, сколько же она здесь просидела» – пронеслось у меня в голове. Схватив, уже знакомые мне, костыли, стоящие у кровати, я вначале подошла к маме, чтобы укрыть её теплым больничным пледом, лежавшим на краю кровати, а уже потом тихо вышла из палаты.
С забинтованной туго рукой было ещё сложнее совладать с этими кусками безжизненного метала. С лёгкой ностальгией я вспомнила тот самый универ, костыли и крепкие руки Ромы, несшие меня.
Эти воспоминания придали мне сил, и я быстрей поцокала на поиски своего принца. Да, именно своего. После всего этого ада пусть только попробует не быть моим. Он от меня не отвертится. Поэтому, даже не допуская никаких плохих мыслей, боясь, что это может стать реальностью, я просто шла дальше.
Я начала бродить по пустым белым и пахнущим хлоркой больничным коридорам в поисках хоть кого-то, кто сможет мне помочь, кого-то, кто расскажет мне правду, расскажет, где мой принц и как мне его найти.
Двери лифта медленно раздвигаются, и передо мной открывается просторный холл. Повсюду мелькают люди в белых халатах – врачи и медсёстры, сновавшие туда-сюда с сосредоточенными лицами. Пациенты в больничной одежде, похожей на мою, неспешно прогуливались или сидели на скамейках, а рядом с ними находились родственники. Шум голосов и приглушённые шаги смешивались в однотонный гул, а воздух был наполнен слабым запахом антисептика и еле слышным звоном больничных приборов.
Это был главный вход больницы и по совместительству приемное отделение. Я в спешке на своих троих подбегаю к стойке регистрации и охрипшим, ели слышным, несмотря на мои старания, голосом расспрашиваю стоящую там тётеньку.
– Девочка, помедленнее я тебя не понимаю. – перекинувшись через высокую стойку говорит мне добрый голос.
– Я ищу Рому, Роман Дубровин, он здесь? – снова повторила я, придыханием.
– Что с ним случилось? – спросила женщина, и подтянула к себе свою клавиатуру. – Я попробую пробить его в системе. Может получиться что-то разузнать.
– Автокатастрофа… Он попал в аварию – мой голос задрожал и видимо тётенька заметила мои намокшие глаза, поэтому поспешила с поисками.
– Ой, бедная. Не переживай. Сейчас мы всё найдём. – торопливо сказала женщина и быстрее заклацала по клавиатуре, с прищуром уставившись на монитор.
Меня бросило в жар и по лбу потекли капли пота. Чем дольше она смотрела в монитор, тем больше тревога захватывала меня.
Я закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Но вдруг, мои уши улавливают знакомые звуки. Это был крик, женский крик. Голос был очень уж похож на мой, да и слова, доходившие до моих ушей, были мне до боли знакомы.
Я резко открываю глаза и начинаю вертеть головой в поисках источника звука. Им оказался большой телевизор, расположенный на широкой белой стене с большим количеством каких-то информационных бумаг и вывесок.
На экране телевизора шли новости, и вдруг я увидела саму себя – испачканную сажей, с дымом, клубящимся вокруг, отчаянно роящуюся в обломках и кричащую о помощи. Сцена, от которой у меня всё сжалось внутри. Никогда не думала, что появлюсь на экране вот так – беспомощная и потерянная.
– Деточка, так это ж ты, – тихо произнесла пожилая женщина, сидящая у стойки регистрации на выцветшем синем стуле, указывая на телевизор трясущимся пальцем.
В этот момент люди начали поворачиваться, взгляды, сначала недоверчивые, затем удивлённые, начали сравнивать меня с девушкой на экране. Зал наполнился приглушённым гулом – шёпоты, перешёптывания, тихие обсуждения.
Кто-то показывал пальцем, кто-то просто пристально смотрел, а я чувствовала, как по телу растекается неловкость и тяжесть. Мне хотелось исчезнуть, стать невидимой, лишь бы этот момент прошёл как можно быстрее.
– Девочка, я, кажется, нашла. – наконец-то произнесла тётечка.
– Она вышла из дверей, расположенных сбоку этой маленькой будки и аккуратно взяв меня под здоровую руку куда-то повела.
– Будь, аккуратна. Люди злые существа. Им лишь бы языки распустить. А тебе сейчас надо не о их слухах думать.
– Скажите пожалуйста, где он. Мне надо его увидеть.
– Пойдём, деточка, пойдём. – погладив меня по руке, сказала женщина.
Она подвела меня к двери одной из палат, и в этот миг в груди что-то дрогнуло и отдало лёгкой болью. Я осознала, что если мы стоим здесь, у светлой больничной двери, а не у холодного, мрачного морга, то надежда ещё есть. Настоящая, ощутимая надежда. Не просто шанс, а возможность на дальнейшую жизнь – его жизнь, а также мою без боли и сожаления. Волна облегчения нахлынула, смешиваясь с тревогой, и на глаза невольно навернулись слёзы.
Женщина медленно потянулась к ручке двери, и мне казалось, что ноги вот-вот подкосятся. Дверь открылась, и передо мной предстала картина, от которой сжалось сердце. На белоснежной постели лежал Рома, его голова была перебинтована, а вокруг него тянулись капельницы и провода, подключённые к аппаратам, издающим ритмичные, неприятные звуки.
–Жив… – прошептала я и схватилась за дверной косяк, так как почувствовала, как падаю.
– Жив, деточка. Жив, – повторила женщина с мягким голосом, похлопывая меня по плечу. В её взгляде читалась глубокая эмпатия, и, словно разделяя мою боль, её глаза наполнились слезами. Она понимала меня без слов, поддерживая в этот момент, когда эмоции переполняли и грозили захлестнуть.
– Иди к нему, ты ему сейчас, как никто, нужна, – сказала она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. Затем она, не торопясь, вышла, оставив меня наедине с Ромой. Тишина заполнила комнату, и лишь тихие звуки медицинских аппаратов напоминали о борьбе, которую он продолжал вести.
На дрожащих ногах я подошла ближе и осторожно села на край его кровати. Сердце сжималось от боли, когда мои пальцы коснулись его руки – той самой руки, к которой я в панике прижималась на дороге. Теперь она была другой: не холодной и безжизненной, а тёплой, с едва заметными следами царапин, аккуратно обработанных и перевязанных. Сажа и грязь исчезли, будто их и не было.
Я поднесла его руку к своему лицу, ощущая лёгкое тепло, и в горле застрял ком. Всё внутри разрывалось от боли и надежды одновременно. Воспоминания хлынули волной – страх, беспомощность, отчаяние. Но теперь, сидя здесь, я ощущала, как маленький лучик веры пробивается сквозь тьму.
Я посмотрела на его лицо, всё изрезанное, и с множеством гематом, но в нем я всё ещё видела того самого, красивого темноволосого принца, с красивыми чертами лица и невероятными глазами.
Моя ладонь потянулась к небольшой прядке чёрных волос на его лице, и я слегка заправила её под марлевую повязку, под которой находилось большинство его шикарных кудрей.
«Завтра. Обниму его завтра» – всплыло в моих воспоминаниях.
Завтра… Нашего завтра могло и вовсе не настать. Это завтра, превратило наши жизни в ад и могло навсегда разлучить нас, так и не дав нам быть вместе. Эти объятия, которые я так желала и которые зачем-то постоянно откладывала, могли и вовсе не состояться.
Осознав это, я тут же прильнула к его тёплой груди с множеством датчиков и слёзы сами по себе начали стекать по моим щекам на его больничную рубашку, пропитывая её насквозь.
В какой-то момент я почувствовала, как чья-то рука прикасается к моим волосам. Я открыла глаза и резко приподнялась над лежавшим парнем, сердце забилось быстрее от ожидания.
Его глаза оказались открыты, и он с лёгкой улыбкой смотрел на моё заплаканное лицо. В его взгляде я увидела столько тепла и поддержки, что все страхи и тревоги, которые давили на меня, вдруг растаяли.
– Рома… – будто не веря в происходящее шепотом произнесла я.
– Ты чего? Не плачь, птичка. – устало и хрипло сказал он.