Станислав Аристов
Равенсбрюк. Жизнь вопреки
Глава 2
Женский концентрационный лагерь Равенсбрюк в системе нацистских концентрационных лагерей
2.1. Равенсбрюк как лагерный комплекс по эксплуатации и уничтожению заключенных
Равенсбрюк как лагерный комплекс, состоявший из мужского и женского отделений, молодежного лагеря Укермарк, а также разветвленной сети филиалов, выполнял две основные функции – уничтожения и эксплуатации заключенных.
Эксплуатация узниц осуществлялась нацистами в трех направлениях: при повседневном обслуживании лагеря, на эсэсовских предприятиях и в частных фирмах. С целью повышения эффективности использования труда заключенных нацистами создавались филиалы основного лагеря.
Непосредственно на территории Равенсбрюка трудилось большое количество бригад, различавшихся как по численности, так и по виду деятельности (например, слесарная, кухонная, строительная бригады). Характер выполняемой заключенными работы определял условия их существования в лагере, а значит, и возможности выживания. Узницы, контактировавшие с представителями администрации, размещались в «привилегированных» блоках, имели дополнительное питание, сменные комплекты униформы, ежедневно принимали душ[236]. Заключенные, строившие дороги, выполняли тяжелую физическую работу, зачастую непосильную для женского организма: они должны были не только копать землю, переносить песок, но и передвигать большой каменный каток[237]. Длительная принадлежность заключенных к категории, у которой отсутствовало постоянное место труда, также было опасно для жизни. Несмотря на то что к данной группе относились все вновь поступившие в Равенсбрюк женщины, основная их масса вскоре распределялась по рабочим местам. Те же, кто оставался без определенной деятельности несколько месяцев, направлялись на самое тяжелое производство. Помимо прочего, заключенные без постоянного места работы не имели товарищеских связей, которые появлялись у женщин в процессе совместной деятельности. Как следствие, эти узницы не обладали необходимой для спасения поддержкой со стороны окружавших их заключенных[238].
Главенствующее место в процессе эксплуатации узниц среди нескольких эсэсовских предприятий, разместивших свои цехи на территории Равенсбрюка, занимала фирма «Текслед»[239]. Она демонстрировала наиболее высокий уровень производительности по сравнению с другими эсэсовскими предприятиями, что было связано как с хорошим менеджментом, так и с качеством использовавшегося оборудования. Новейшая техника адаптировалась под конвейерное производство, то есть выполнение однообразных, несложных для узниц действий[240]. В связи с небольшими ежедневными финансовыми расходами на рабочую силу предприятие могло поддерживать низкие цены на производимые товары, успешно конкурируя на рынке с частными фирмами. При этом эсэсовцы абсолютно не уделяли внимания условиям, в которых работали женщины. Рабочий день узниц в первые годы существования «Текслед» составлял восемь часов. Начиная с 1942 г., после провала плана «молниеносной войны», и, как следствие, переориентации системы концентрационных лагерей на выполнение экономической функции, усилилась эксплуатация заключенных. Теперь узницы вынуждены были работать на предприятиях «Текслед» в две смены по одиннадцать часов[241]. Одновременно с ужесточением условий, в которых работали женщины, происходил и рост числа занятых на эсэсовском предприятии заключенных. Если в ноябре 1940 г. там работала 141 женщина, то в дальнейшем это число многократно возросло и составило в 1942 г. около 50–60 % от общего числа узниц[242]. К 1943 г. эсэсовской фирме принадлежали мастерская по плетению обуви из соломы, ткацкий цех, ферма для разведения ангорских кроликов[243]. Производившаяся продукция предназначалась для заключенных и частей вермахта.
Лагерный комплекс в Равенсбрюке
Затягивавшиеся боевые действия на Восточном фронте определили возрастание потребности в рабочей силе заключенных со стороны военной промышленности. Это приводило к борьбе за их эксплуатацию и, соответственно, к конфликтам между высшими чинами Третьего рейха. Но, несмотря на противоречия в руководстве нацистской Германии, военные предприятия с каждым годом поглощали все большее количество узников[244].
Среди частных концернов, ориентированных на производство вооружения и использовавших принудительный труд узниц Равенсбрюка, наиболее известным было предприятие «Сименс-Хальске». Именно оно в середине 1942 г. открыло в непосредственной близости от женского лагеря свою фабрику, на которой производились реле для телефонных аппаратов, выключатели, радио для субмарин, детали ракет V-2[245]. Вплоть до 1945 г. на фабрике «Сименс-Хальске» было занято около 2400 узниц[246].
Женщины-заключенные, перед тем как попасть на работу в «Сименс», где условия труда были лучше по сравнению с эсэсовскими фирмами, проходили специальную проверку. Отбирались здоровые и молодые узницы, особое внимание обращалось на их руки, которые должны были подходить для работы с мелкими деталями[247]. По этой же причине концерн использовал на своих предприятиях детский труд[248]. В каждом цехе, где работали узницы, находились один мастер и двое-трое его помощников. Все они являлись гражданскими лицами и отвечали за качество выпускаемой продукции. Охрана и непосредственные наказания были в ведении надзирательниц, направлявшихся из Равенсбрюка. «В апреле 1943 г. часть из нас отобрали на фабрику «Сименс» […] Меня посадили за аппарат, на котором я наматывала тонкий провод. Если получался брак, ауфзеерка била меня по лицу и рукам. Работе нас обучали гражданские мастера. Фамилии и имена их мы не знали, так как для них мы были заключенные. Обращались с нами, как со скотом. Даже в туалет водили нас по часам. Многие не выдерживали и падали в обморок»[249].
До конца 1944 г. заключенные, трудившиеся на предприятии «Сименс», возвращались по окончании рабочего дня в Равенсбрюк. Лишь в декабре 1944 г. рядом с производственными бараками появилось несколько жилых блоков[250]. Одной из главных причин их возникновения стало желание руководства скрыть от узниц, ежедневно проходивших на работу вне стен лагеря, появление газовой камеры и массовые расстрелы[251]. Пригодность для проживания созданных помещений, по сравнению с бараками в женском лагере, оценивалась заключенными по-разному. Одни считали их более просторными и чистыми, хотя бы в первое время, другие «более примитивными»[252]. Очевидно лишь то, что уже в начале 1945 г. положение женщин в лагере при «Сименс» стало таким же тяжелым, как и в самом Равенсбрюке, что привело к распространению различных инфекционных заболеваний, а значит, и к эсэсовским селекциям. В апреле 1945 г., незадолго до освобождения Равенсбрюка советскими войсками, все заключенные были возвращены в главный лагерь[253].
Важной составляющей лагерного комплекса Равенсбрюк, в котором эксплуатировался труд заключенных, были филиалы, появившиеся в декабре 1942 г.[254]. Причиной их создания стала нехватка рабочей силы в экономике Третьего рейха, которая подлежала переориентации на продолжительные боевые действия в связи с провалом плана «молниеносной войны» на Восточном фронте. С 1943 г. начался стремительный рост числа филиалов, приведший к тому, что каждая вторая узница, попадавшая в женский концентрационный лагерь, распределялась на работу в тот или иной филиал[255].
Возраставшая с каждым годом потребность предприятий СС и вермахта, а также частных фирм в рабочей силе заставляла их обращаться к руководству Главного административно-хозяйственного управления, которое направляло эти заявки комендантам лагерей[256]. Например, в 1943 г. киностудия «Агфа» направила своего представителя в Главное административно-хозяйственное управление к начальнику отдела по распределению рабочей силы заключенных с просьбой о создании в г. Вольфене собственного филиала женского концентрационного лагеря. После переговоров, в которых были решены финансовые вопросы, а также вопросы, связанные с размещением заключенных, длительностью их рабочего дня, количеством необходимой охраны, предоставляемой женским лагерем, одежды и уходом за больными узницами, возник новый филиал Равенсбрюка[257].
В истории взаимодействия центрального женского концентрационного лагеря и его филиалов следует выделять два этапа. Первый этап – с 1942 до середины 1944 г., а второй – с середины 1944 по 1945 г. В сентябре 1944 г. Главное административно-хозяйственное управление не только решило переподчинить часть филиалов Равенсбрюка мужским лагерям, но и разрешить последним создавать собственные женские филиалы[258]. Главным при этом становилась территориальная близость филиала к основному лагерю, а не их гендерная специализация. Причиной таких структурных изменений стал рост числа филиалов. Увеличение их количества обусловливалось массовым использованием узников на военных предприятиях Третьего рейха, которые с июня 1944 г., в условиях ведения войны на два фронта, работали на пределе своих возможностей. В итоге в последние месяцы своего существования Равенсбрюку подчинялось всего 18 женских филиалов, что было меньше, чем у многих мужских лагерей.
Условия труда и проживания в филиалах Равенсбрюка, как, собственно, и количество их узников, различались. Так, обстановка в небольшом лагере при текстильной фабрике «Граль», где работало около 80 женщин, позволяла узницам выживать, в отличие от филиала в г. Нойбранденбурге, в котором имелось крайне мало шансов на спасение. Филиал под названием «Нойбранденбург», основанный в марте 1943 г. близ предприятия люфтваффе, занимался производством деталей для нацистской авиации[259]. Рабочее время составляло 12 часов за смену с небольшой паузой на обед, который проходил у узниц прямо в цехе. Как и на других предприятиях, руководство производственным процессом осуществляли мастера из числа гражданского населения, зачастую инвалиды или мужчины пожилого возраста. За дисциплину на фабрике, проверки численности и охрану заключенных отвечали надзирательницы. Отношения между мастерами и надзирательницами, которые управляли женщинами, складывались напряженно. По воспоминаниям бывших узниц, не редкими являлись случаи, когда надзирательницы избивали мастеров[260].
Третьей составляющей комплекса Равенсбрюк помимо женского лагеря и филиалов являлось мужское отделение, начавшее функционировать 8 апреля 1941 г., когда в него было депортировано около 300 узников[261]. Но лишь в августе 1941 г. нацисты разместили их в пяти постоянных жилых бараках, которые были отделены от женской части лагеря[262]. Позднее к лагерю добавили собственную столовую и больницу[263].
За первым апрельским эшелоном с заключенными последовал ряд других из Бухенвальда, Заксенхаузена, Дахау. К концу 1941 г. в мужском отделении Равенсбрюка находилось уже около 1000 человек, а к 1945 г. было зарегистрировано свыше 20 000 узников[264]. Так же как и в женской части лагеря, здесь доминировали поляки, составлявшие 32 %. Помимо них многочисленными были группы из Советского Союза, представленные 22 % мужчин, немцы и австрийцы, насчитывавшие 19 %, кроме того, в мужском отделении находилось около 12 % узников из Франции[265]. По численности в лагере преобладали заключенные по политическим мотивам, они составляли свыше 80 %[266].
Мужской лагерь, будучи во многом весьма схож с женским отделением Равенсбрюка, все-таки обладал рядом особенностей. Подчиняясь тому же лагерному руководству, он имел собственного шутцхафтлагерфюрера. Этот пост в 1941–1945 гг. занимали Вильгельм Зигман, Рудольф Беер, Хейнрих Петерс и Вильгельм Антон[267]. Более весомую роль, чем в женской части Равенсбрюка, в управлении играли заключенные, сотрудничавшие с аппаратом управления, – старосты лагеря и так называемые «капо»[268]. Эти должности находились в руках уголовников, которые, несмотря на численное превосходство узников по политическим мотивам, доминировали в лагерной иерархии. Зимой 1941–1942 гг. в Равенсбрюк из Бухенвальда были депортированы рецидивисты и так называемые асоциальные узники. В результате противостояния, сопровождавшегося убийствами представителей прежней элиты, именно бывшие заключенные Бухенвальда заняли ведущие посты в иерархии заключенных[269].
Основным видом деятельности мужчин-заключенных Равенсбрюка было участие в строительных бригадах, которых насчитывалось около 30. Они не только расширяли саму территорию Равенсбрюка, осуществляя работы, которые в силу физиологических особенностей женщины были не в состоянии выполнить, но и работали в частных фирмах. Наряду со строительными командами в лагере имелось 20 ремесленных бригад – маляров, сапожников, механиков, кровельщиков и др.[270]. Среди прочих видов деятельности заключенных особое место занимала так называемая «бригада математиков», подчинявшаяся Научному институту целевых военных исследований[271] и проводившая специальные научные исследования. С начала 1945 г. узники Равенсбрюка стали рекрутироваться эсэсовцами в так называемую армию Власова[272], а также специальную дивизию СС «Дирлевангер»[273].
Равенсбрюк являлся не только лагерным комплексом по эксплуатации узниц. Помимо этого он был экспериментальной площадкой для осуществления псевдомедицинских операций нацистских врачей, а также выполнял функцию уничтожения заключенных. Эта функция претворялась в жизнь посредством спланированных действий по истреблению нетрудоспособных и так называемых «расово неполноценных» заключенных.
Первой систематической акцией уничтожения узниц явилась программа по эвтаназии, получившая в Инспекции концентрационных лагерей кодовое название «14 f 13»[274] и осуществлявшаяся в лагерях с весны 1941 г.[275]. Она выполняла функцию уничтожения не способных работать заключенных, а также являлась своеобразной репетицией начавшегося в 1942 г. процесса массового уничтожения евреев[276].
В рамках программы по эвтаназии в ноябре 1941 г. в Равенсбрюк прибыла комиссия во главе с доктором Фридрихом Меннеке, которая производила отбор наиболее слабых и больных женщин. Повторное появление этой комиссии относилось к январю 1942 г., когда в число узниц, подлежавших уничтожению, вошли не только нетрудоспособные заключенные, но и абсолютно здоровые женщины – асоциальные, уголовницы и еврейки[277]. В итоге около 1600–2000 узниц с февраля по март 1942 г. были отправлены из Равенсбрюка в газовую камеру Бернбурга[278]. При этом Ф. Меннеке с холодной отстраненностью и неизменным энтузиазмом до мельчайших подробностей описывал свою деятельность в письмах жене, которые в итоге были помимо прочих доказательств использованы против него на судебном процессе после войны. Так, в одном из писем из Равенсбрюка он писал: «Результат моей сегодняшней работы – 95 бланков. […] работа так и кипит, потому что бланки отпечатаны и я только вписываю диагноз, основные симптомы и т. д. О составе пациентов не хочу писать в письме, позже расскажу устно. Д-р Зоннтаг сидит рядом и дает мне сведения о поведении в лагере, шарфюрер приводит пациентов – все идет без малейшей осечки. Я сижу в лагере; сегодня на обед в офицерском клубе давали чечевичную похлебку с салом, на десерт – омлет…»[279]
Несмотря на то что на территории Германии в 1942 г. программа по эвтаназии официально была прекращена, в концентрационных лагерях она тем не менее продолжалась[280]. Бывшая узница Ж. Тиллион отмечала, что в период с начала 1943 по ноябрь 1944 г. около 60 составов с заключенными было направлено в Хартхейм[281].
Уничтожение женщин осуществлялось не только в рамках программы «14 f 13», но и посредством депортации в газовые камеры других концентрационных лагерей, в первую очередь Аушвица. Анализируя сохранившиеся лагерные документы, немецкая исследовательница Б. Шиндлер-Зефков отмечала, что в период с августа 1942 по июнь 1943 г. в Аушвиц было доставлено как минимум 1198 узниц Равенсбрюка[282].
Однако взаимодействие этих двух лагерей не ограничивалось совместными акциями по уничтожению узниц. С марта по июль 1942 г. женское отделение Аушвица находилось в непосредственном подчинении коменданту Равенсбрюка[283]. Лишь распоряжение Главного управления имперской безопасности от 10 июля 1942 г. оговаривало, что с этого момента все вопросы, связанные с руководством лагерем, решались комендантом Аушвица[284]. 26 марта 1942 г. для организации управления созданным лагерем из Равенсбрюка прибыли 999 узниц, а также несколько надзирательниц во главе с Й. Лангефельд[285]. Комендант Аушвица Р. Хёссписал о них в своих мемуарах: «Уголовницы – это особая статья. Я думаю, что из Равенсбрюка отобрали для Освенцима наихудший элемент. По сравнению с мужчинами-уголовниками они были еще подлее, никчемнее, хамоватее. В большинстве своем это были проститутки, имевшие по нескольку судимостей, многие из них вызывали отвращение. Можно было предполагать, что такие бестии будут мучить находящихся под их властью узниц, однако невозможно было этого избежать. Во время посещения Освенцима в 1942 году рейхсфюрер СС выразил мнение, что именно такими должны быть надзирательницы над еврейками. Не многие из них умерли, исключая случаи, когда причиной смерти была заразная болезнь; душевные муки были им незнакомы»[286]. В октябре 1942 г. вместе с новой старшей надзирательницей Марией Мандль в Аушвице оказалось еще 9 надзирательниц[287]. Эти женщины также получили от Р. Хёсса отрицательную характеристику, в которой значилось, что они «были не лучшие представительницы администрации лагеря»[288].
Помимо физического уничтожения не способных работать или «расово неполноценных» заключенных руководство Третьего рейха ставило перед концентрационными лагерями и другие задачи. Одной из них было проведение различных медицинских опытов на узниках, и Равенсбрюк в этом плане не являлся исключением[289]. В нем проводились как эксперименты под руководством профессора Карла Гебхардта[290] по применению сульфонамидов для лечения газовой гангрены и операции на костях, нервах, мускулах, так и различные опыты, осуществлявшиеся по инициативе лагерных врачей.
Непосредственным поводом для начала экспериментов стала смерть главы Главного управления имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха. После покушения 27 мая 1942 г. врачи во главе с К. Гебхардтом в течение нескольких дней боролись за его жизнь, однако сделать ничего не удалось – он умер от газовой гангрены. Руководитель эсэсовского госпиталя в Хоэнлихене был подвергнут критике за то, что применял при лечении традиционные методы, такие как ампутация, а не химиотерапия[291]. К. Гебхардт, решив доказать несостоятельность лечения сульфонамидами, начал эксперименты на узницах концентрационного лагеря Равенсбрюк, располагавшегося неподалеку от госпиталя, которым он руководил[292]. В этих псевдонаучных исследованиях ему помогали доктор Фишер, а также лагерные врачи Шидлауски, Розенталь, Оберхойзер.
Кроме того, в мае 1942 г. А. Гитлер заявил о возможности проведения в условиях войны экспериментов над заключенными, если они идут «на благо государства»[293]. Однако главной причиной начала экспериментальных операций К. Гебхардта в июле 1942 г. можно считать высокую смертность солдат вермахта от газовой гангрены, в результате чего в их среде складывалось негативное отношение к военным врачам. Это недовольство основывалось также на том факте, что применение химиотерапии у союзников было весьма эффективным.
С июля 1942 по август 1943 г. в Равенсбрюке было проведено от 79 до 86 операций[294]. 74 из них нацисты осуществили на польках, прибывших в Равенсбрюк тремя специальными эшелонами, состоявшими из участниц Сопротивления[295]. Отобранные для операций женщины делились врачами на подгруппы, некоторым в искусственно созданные раны вводили гнойные бактерии разного рода, другим ампутировали кости ног.
После окончания операции к женщинам не разрешали приближаться другим заключенным, ухаживали за ними лишь специально подготовленные медсестры. По сведениям узниц, прооперированным не давали никаких обезболивающих средств. В то же время лагерные собаки, подвергавшиеся операциям, в течение пяти дней получали морфий[296]. Следует также отметить, что если сначала узницы, не зная, что над ними будут производиться эксперименты, не противостояли направлению на операции, то позднее женщины оказывали всевозможное сопротивление. Итогом подобного противостояния стала отправка 10 полек в бункер, где они были насильно прооперированы в примитивных условиях.
Непосредственным результатом опытов стала смерть пяти женщин, а также расстрел шести с еще не зажившими ранами[297]. Остальные, на всю жизнь оставшиеся инвалидами и называвшиеся в лагере «кроликами»[298], выжили во многом благодаря опеке со стороны других узниц, которые помогали не только едой, медикаментами, но и противостояли попыткам лагерного руководства отправить их в газовую камеру[299].
В 1943 г. профессор Гебхардт и его ассистент доктор Фишер представили результаты проведенных ими экспериментов в Медицинской академии Берлина[300]. В содержании доклада, преуменьшавшего роль сульфонамидов при лечении газовой гангрены, не упоминалось о том, что опыты проводились на женщинах концентрационного лагеря Равенсбрюк. По итогам исследований Карл Гебхардт был награжден нацистским орденом[301].
Помимо экспериментов, проводившихся под руководством одного из главных эсэсовских врачей, медицинский персонал Равенсбрюка также осуществлял различные опыты над заключенными. Например, доктор Шульце из клиники в Хоэнлихене ставил опыты на щитовидной железе женщин, доктор Трейте, будучи гинекологом, проводил урологические, гастроэнтерологические и гинекологические операции[302]. Специальные эксперименты, о которых не имеется достаточно свидетельств, проводились на психически больных женщинах[303]. Особое место в истории Равенсбрюка, как и опыты Карла Гебхардта, заняли операции по стерилизации, первые из которых были проведены под руководством доктора Трейте над пятнадцатью душевнобольными узницами[304]. Однако основная масса подобных опытов была осуществлена профессором Клаубергом[305] и доктором Шуманом[306] в начале 1945 г.[307].
Вследствие наступления войск Красной армии на Восточном фронте, а также после открытия второго фронта в июне 1944 г. начался коллапс системы нацистских концентрационных лагерей[308]. Десятки тысяч женщин, оказавшихся в этот момент в Равенсбрюке, либо распределялись по филиалам, либо уничтожались. Спецификой последнего этапа функционирования лагеря стало то, что уничтожение происходило непосредственно в самом Равенсбрюке. Для этого в концентрационном лагере были изменены функции молодежного лагеря Укермарк, а также начала работать газовая камера.
Молодежный лагерь Укермарк, располагавшийся неподалеку от Равенсбрюка, начал функционировать с июня 1942 г.[309] Именно туда, якобы «на перевоспитание», направлялись девушки, совершившие с точки зрения нацистского законодательства различные проступки. Это мог быть отказ от участия в Союзе немецких девушек, отсутствие работы, проституция, бродяжничество, связь с мужчинами-иностранцами.
Комендант Равенсбрюка являлся начальником Укермарка, но непосредственное управление лагерем осуществляла чиновница, подчинявшаяся отделу уголовной полиции Главного управления имперской безопасности. В ее ведение входило не только сообщение всех наиболее важных вопросов жизни лагеря коменданту, но и надзор, обучение как женского персонала лагеря, так и своих «питомцев»[310]. В структуре руководства имелись также должности воспитательниц, выполнявших функции, схожие с обязанностями надзирательниц Равенсбрюка.
Несмотря на то что Укермарк обозначался нацистами как центр по перевоспитанию, он, по мнению известного немецкого исследователя национал-социализма В. Бенца, приближался по своей сути к концентрационному лагерю для молодежи[311]. Повседневная жизнь в нем была строго регламентирована и направлена якобы на привитие девушкам таких качеств, как дисциплина, порядок, усердие. Для достижения поставленных целей применялись избиения, лишение пищи, запрет на общение, направление в бункер Равенсбрюка[312]. Помимо жестокого обращения одним из главных средств по перевоспитанию заключенных являлась принудительная многочасовая трудовая деятельность на различных предприятиях, сотрудничавших с Равенсбрюком, а также в сельском хозяйстве.
Общее число девушек, находившихся в Укермарке с июня 1942 по конец 1944 г., составляло около 1100 человек[313]. Они размещались в 15 бараках, каждый из которых был огорожен колючей проволокой. Начиная с 1944 г. распределение заключенных по баракам осуществлялось в соответствии с трехступенчатой системой, ориентированной на исследования, проходившие в лагере под руководством Криминально-биологического института Роберта Риттера[314]. Это означало, что узницы делились нацистами на три группы и размещались в различных бараках. К первой группе относились женщины, подлежавшие с точки зрения нацистов так называемому «перевоспитанию» с возможностью последующего возвращения в «народное сообщество». Они получали маркировку «E»[315]. Заключенных второй группы – «D»[316] – нацисты считали потенциально опасными, а посему направляли их в дальнейшем из Укермарка в концентрационные лагеря. И наконец, существовала еще одна категория узниц, обозначавшаяся литерой «F»[317], судьба которой не была определена. Нацисты могли как освободить представительниц этой группы, так и депортировать в концентрационный лагерь[318]. Условия существования в бараках существенно различались и зависели от маркировки. Итогом этих исследований Р. Риттера стало то, что в конце 1944 г. 58 девушек были отпущены для ведения домашнего хозяйства, 80 отправлены к их родителям, 22 в учреждения опеки и лечебницы, 71 в концентрационный лагерь[319].
С декабря 1944 г. молодежный лагерь стал центром по уничтожению заключенных, а также местом временного размещения узниц перед отправкой в газовую камеру[320]. Из женского концентрационного лагеря в Укермарк была перевезена основная часть больных и пожилых заключенных, тем самым освобождались бараки для женщин, прибывавших в огромном количестве из эвакуировавшихся лагерей Венгрии, Польши, Словакии. Основными причинами смертности непосредственно в самом молодежном лагере являлись плохие условия жизни и применение нацистами ядов в виде уколов и порошков[321]. Массовое убийство женщин осуществлялось и в газовой камере.
Появление газовой камеры в Равенсбрюке Ж. Тиллион связывала с циркуляром Г. Гиммлера, в котором говорилось о необходимости увеличить смертность в лагере до 2000 женщин в месяц[322]. Именно для организации работы газовой камеры в женский лагерь из Аушвица направлялись Отто Моль[323] и Йоханн Шварцхубер. Последний, являясь обвиняемым на судебном процессе, заявил, что был «счастлив, покидая Освенцим, и не хотел бы начинать подобное (организацию газаций. – А.С.) второй раз»[324].
На судебных процессах в отношении руководства Равенсбрюка[325] комендант лагеря Ф. Зурен и его заместитель Й. Шварцхубер показали, что в январе 1945 г. деревянный барак, находившийся в нескольких метрах от крематория и лагерной стены, перестроили и он начал функционировать как газовая камера[326]. Однако обнаруженные в ходе данного исследования фотографии названного барака, сделанные сразу после освобождения лагеря, не позволяют однозначно подтвердить свидетельства руководителей Равенсбрюка[327]. В этой связи следует иметь в виду и другие упоминания, например о передвижной газовой камере. О ней свидетельствовали Ванда Кидержинска, указывавшая на машину «Грюне Мина»[328], а также некоторые бывшие заключенные, вспоминавшие о железнодорожном вагоне, который находился либо неподалеку от лагеря «Сименс», либо у Укермарка[329].
В связи с тем, что большая часть документов лагерной администрации была уничтожена нацистами, однозначно определить время функционирования газовой камеры не представляется возможным. В соответствии с имеющимися данными момент начала ее работы относится к концу января 1945 г.[330], а завершение деятельности – к апрелю 1945 г.[331]
В январе 1945 г. бараки № 27–32 были отделены от остального лагеря колючей проволокой. Именно туда направлялись больные и слабые женщины, получившие от врачей «розовые карточки», означавшие освобождение от работы. Позднее они были перевезены в молодежный лагерь Укермарк, а оттуда на машинах отправлены в газовую камеру. Существовали и другие пути, по которым узницы попадали в газовую камеру, – непосредственно из лагерной больницы и палатки, из филиалов[332].
После газации лагерные врачи подтверждали наступление смерти у заключенных, а затем специальная группа мужчин-узников – «зондеркоманда»[333], состоявшая из одиннадцати человек, – переносила трупы в находившийся неподалеку крематорий, в котором они сжигались[334]. Однако в последние месяцы существования Равенсбрюка крематорий работал на пределе своих возможностей, что обуславливалось высокой смертностью узниц. О сложившейся критической ситуации свидетельствует характеристика, которую от лагерной администрации получил начальник крематория Вальтер Шенк: «С начала декабря 1944 г. крематорий совершенно перегружен. Налицо имелись все признаки того, что он остановится и если этого не случилось, то надо это приписать только тому факту, что унтершарфюрер Шенк не пользовался ни воскресеньями, ни праздниками и, невзирая ни на что, работал»[335]. Именно В. Шенк показал после войны на судебном процессе, что трупы загазованных заключенных уничтожались только ночью и только специально прибывшей для этого из Аушвица командой[336].
Что же касается общего числа заключенных, погибших в газовой камере, то его точное определение также весьма затруднительно. Например, в акте, составленном советскими узницами – медицинскими работниками после освобождения лагеря, отмечалось, что с 3 по 30 марта 1945 г., «по статистическим данным бюро», было уничтожено 3311 узниц, из них 431 русская[337]. Другие группы бывших советских заключенных Равенсбрюка приводили сведения, что «только за апрель погибло 4000–5000 человек»[338], а за март газами было отравлено 6000 узниц[339]. Шутцхафтлагерфюрер Й. Шварцхубер в своих показаниях определял общее число загазованных в 2300–2400[340]. Наиболее обоснованными представляются данные, приводившиеся Анис Постель-Виней – бывшей узницей, проводившей исследование по данному вопросу. Она отмечала, что с января по апрель 1945 г. было уничтожено около 6000 заключенных[341]. Схожие данные предлагала и польская исследовательница Ванда Кидержинска, обозначая в своей монографии цифру в 5500 женщин[342].
