Станислав Владимирович Далецкий
Ильин день. Сборник
Илья Николаевич, ничего не ответив, прошел в свою комнату и прикрыл дверь, которая мгновения спустя, открылась усилиями жены Галины.
– Я старалась, ехала сюда, чтобы поздравить мужа с именинами, а ты, не сказав доброго слова, запираешься в своей комнате, словно отшельник. Хотя бы для приличия сказал пару слов своей жене, с которой прожил сорок лет – так ты даже и на это неспособен. Как же я ошиблась, когда выходила за тебя замуж – думала, что ты станешь верным мужем и добьешься успехов в карьере, но ты как был ни кем, так им и остался.
Единственно чему научился, так потихоньку изменять своей жене с такими же, как сам, ничтожными женщинами. Небось, и сегодня договорился с какой-нибудь потаскушкой отметить вместе свои именины, – закончила Галина обличительную речь и внимательно осмотрела комнату мужа ища взглядом следы присутствия здесь женщины, но даже её великолепное зрение таких следов не обнаружило, и, сделав обиженное лицо, Галина вышла из комнаты мужа и начала с остервенением перемывать посуду на кухне, громко приговаривая так, чтобы слышал муж:
– Всё покрылось грязью, словно посуда никогда не мылась. Наверное, ест как собака и плошки за собой не моет. Хоть заставил бы своих потаскух убираться в квартире, но они, наверное, такие же никчемные грязнули, как и он. Послал мне бог муженька: ни к чему не годен и ни к чему не стремится.
Илья Николаевич слушал восклицания жены, доносившиеся из кухни, не стараясь возразить или оправдаться, зная, что этим лишь вновь распалит Галину на ссору.
У его жены были две постоянные темы для разговоров: никчемность Ильи Николаевича, который, не сделав карьеры, так и остался на всю жизнь простым инженером и подозрения в его изменах в её отсутствие на даче.
Как и всякая женщина, утратившая с возрастом свою привлекательность и пережившая период увядания, она считала искренне, что муж только и занимается тем, что ищет себе падших женщин и развлекается с ними при любом удобном случае, хотя и знала, что такие развлечения требуют денег, которых у её мужа никогда не было в достатке, что тоже всегда вызывало приступы раздражения у Галины.
Но знать и осознавать для неё были не связанные между собой понятия и потому, жена постоянно пыталась уличить мужа в прелюбодеянии, чтобы окончательно убедить себя в его непригодности для семейной жизни.
Вот и сейчас, занимаясь на кухне мытьем посуды, Галина громко обвиняла мужа, перечисляя его недостатки:
– Другие мужчины при смене власти обогатились и семьи свои обеспечили достатком, а ты продолжал работать на своем гребаном заводе простым инженеришкой со смешной зарплатой, в то время, как другие набивали себе карманы деньгами шальными. Сосед наш по подъезду, армянин со второго этажа, открыл торговую палатку, потом другую, купил квартиру, машину и дочь обеспечил, а наша дочка мыкается в комнатушке одна и никакой помощи от отца ей нет и не будет.
Илья Николаевич хотел возразить жене, что он помог дочери купить комнату, продав родительскую квартиру, доставшуюся ему по наследству, когда дочь профукала свою квартиру за долги, что оказались у неё из-за воровства компаньона, с которым она занималась туристическим бизнесом.
И сосед-армянин, как только разбогател, то сразу бросил свою пожилую жену и женился на молоденькой хищнице, которая переехала с этим армянином на новую квартиру, а старая жена осталась в старой квартире и сейчас спивается от одиночества, ибо ни дочь, ни бывший муж-армянин не желают знаться с этой опустившейся женщиной.
Всё это Илья Николаевич хотел прокричать своей жене, не вставая со своего дивана, но вовремя опомнился, зная по опыту, что ещё ни единого раза ему не удавалось убедить жену в чем-либо, а осознание ею своей неправоты лишь вызывало у неё новый взрыв обвинений в адрес мужа и дополнительное раздражение.
Закончив мытье посуды, и убедившись, что холодильник почти пуст, Галина вновь вошла в комнату мужа и предложила ему сходить в магазин и прикупить хотя бы торт для чаепития по случаю именин.
– Не собираюсь я отмечать свои именины, – возразил Илья Николаевич, – если ты хочешь, то сама и сходи в магазин.
– Может мне совсем уйти из дома и уехать на дачу, чтобы ты смог привести сюда гулящую девку и поразвлечься с ней: я же старая для тебя, чтобы заниматься любовными делами, – вновь вскипела жена на отказ Ильи Николаевича сходить в магазин.
– Вон сосед Василий, хоть и с больными ногами, но женой своей не брезгует, ублажает иногда – она сама мне об этом говорила, а ведь Василий одного с тобой возраста и жена его, Мария, мне ровесница.
– Вот и иди к Василию за мужскою ласкою: он за бутылку водки приласкает тебе причинное место, а я возражать не буду – не удержался Илья Николаевич на упреки жены. – Или найми какого-нибудь чурека: он за тысячу рублей и траву на даче скосит и тебя ублажит. Им, азиатам, всё равно, что женщина, что коза. Как говорили у нас в цеху; «оприходовать девчонку – это может каждый шкет, а ты попробуй старушонку от шестидесяти лет».
От таких предложений, жена Галина взорвалась злобой: – Я всегда знала, что ты спишь и видишь, как бы избавиться от меня, но чтобы предложить мне сожительство с соседом или узбеком каким – такого я не ожидала. Зря я приехала отмечать твои именины – ты здесь совсем умом тронулся в одиночестве, коль предложил жене завести любовника. Я с тобой свою молодость загубила и прожила в нищете всю жизнь, чтобы на старости лет услышать эти твои пожелания насчет связи с узбеками. Хорош муженек, нечего сказать! Так и знала, что мой приезд сюда закончится перебранкой.
– Если знала, то зачем ехала? – удивился Илья Николаевич. – Могла бы по телефону позвонить и поздравить меня с именинами, а не мотаться по электричкам. В твоем возрасте о встрече с богом, к которому ты ходишь на поклоны в церковь, думать надо, а ты о греховодстве думаешь и меня же в этом упрекаешь. Тебе скандал был нужен – вот ты за этим скандалом сюда и приехала без предупреждения и нарочно ключи не взяла, чтобы не застав меня дома, потом обвинить меня в том, что день провела в ожидании, пока я, по твоим словам, шастаю по девицам.
– Всё, нет больше моего терпения слушать оскорбления в свой адрес от бывшего мужа, и я уезжаю назад на дачу, – вскинулась Галина. Там котенок приблудился: его покормишь, погладишь и он отзывается, а тебя сколько ни корми, ответной ласки никогда не дождешься, – закончила жена свои поздравления имениннику и, подхватив свою сумку, вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.
Илья Николаевич после ухода жены встал, прошел на кухню, открыл шкафчик с лекарствами, накапал в чашку по 30 капель валерьянки, пустырника и корвалола, добавил воды и выпил эту успокоительную смесь, чтобы снять напряжение от этого визита, и снова прилег на диван, постепенно расслабляясь.
– Галина назвала меня бывшим мужем, что соответствует действительности, но продолжает устраивать скандалы, словно в далекой молодости. Какую же глупость я совершил, женившись на этой женщине без любви и взаимности, а лишь по необходимости узаконить рождение дочери в браке, – размышлял он, вспоминая обстоятельства прошлого времени, что связали его с этой грузной, неряшливой и сварливой женщиной, в которую незаметно, но быстро превратилась бойкая и сметливая девчонка, каковой она была во времена их знакомства.
Познакомился он с Галиной на шестом году проживания в столице, возвращаясь летом от родителей из отпуска. Был месяц август, возможно Ильин день, – точную дату знакомства Илья Николаевич не помнил, да и не заслуживал этот день такой точности.
Он сел вечером в проходящий поезд, простившись с родителями и своими дворовыми друзьями, с которыми выпил несколько бутылок портвейна в ближайшем сквере, чтобы не огорчать родителей, которые весьма гордились своим сыном, работавшим в Москве и, главное, закончившим уже пятый курс института, пусть и вечернего.
Галина впустила Илью в вагон, где она служила проводником. Будучи под хмельком, Илья сказал несколько любезных слов проводнице, которые она восприняла с улыбчивой доброжелательностью.
В купе он достал припасенную в дорогу бутылку хорошего вина и коробку конфет, что хотел передать комендантше общежития, как многолетний жилец за снисходительное её отношение к вечерним посещениям девушек в его комнату. Сосед по комнате – Филипп, который два года назад сменил прежнего Александра, частенько уходил пожить к очередной своей пассии, сохраняя, однако, место в общежитии за собой, чтобы в случае разлада в отношениях вернуться назад в общагу и пожить там, пока не подвернется следующая подружка.
Сейчас Филипп уже с полгода жил у женщины с ребенком в её отдельной двухкомнатной квартире, где-то на Юго-западе столицы, оставив комнату Илье в полное распоряжение.
Вернувшись из отпуска, Илья тоже надеялся подыскать себе девушку не строгих правил, чтобы соглашалась посещать общежитие и задерживаться там до утра, для чего и требовалось ублажить комендантшу.
Разбитная проводница понравилась Илье, и он с бутылкой вина и коробкой конфет заглянул к проводнице в служебное купе и был там принят гостем. Пассажиры вскоре угомонились на ночь, а молодые люди весело болтали до поздней ночи, попивая вино и закусывая конфетами, которые проводница Галя, как оказалось, очень любит.
Часа через два выяснилось, что Галя любит не только конфеты, но и мужские объятия и едва минула полночь, как Илья овладел девушкой на её служебном месте. За годы жизни в Москве он утратил провинциальную стеснительность, обрел решительность, что так нравится шальным девицам, непременно сообщая им, что учится в институте. Учеба в институте как бы ставила на Илье знак качества и делала девиц более уступчивыми его мужским домогательствам.
Вот и в тот раз, выпив вина и разговорившись, Илья упомянул, что учится в институте, работает на заводе, живет в общежитии, но если женится, то ему в полгода дадут комнату от завода, а по рождению ребенка и квартиры ждать недолго. И вообще, ему уже давно предлагают перейти работать технологом, но он пока не решил, зачем ему это надо: зарплата хорошая, забот и ответственности у станка стоять нет никаких, и комната в общежитии почти всегда в полном его распоряжении.
Откровения захмелевшего Ильи были услышаны проводницей купейного вагона поезда Минск-Москва, что и побудило её, как оказалось много позднее, уступить домогательствам молодого человека с тайным прицелом превратить случайную интрижку в прочные любовные отношения.
За час до прибытия поезда в Москву, Илья выскочил из служебного купе, взял свои вещи и перенес их к проводнице Гале, оставшись вместе с ней и после высадки пассажиров, когда поезд был отправлен на стоянку в резерв.
Дождавшись, когда Галя сдала вагон следующей смене проводников, молодые люди вместе поехали к Илье в общежитие: было утро пятницы, Галине заступать на смену только в воскресенье по возвращению поезда из Минска и впереди было два свободных дня, которые Илья и Галя намеревались провести вместе к взаимному удовольствию.
Илья привел новую знакомую к себе в общежитие, вахтерша, получив свою коробку конфет, пропустила их, не отметив в журнале посещений постороннюю женщину, и они благополучно добрались до постели Ильи, где и провели, почти безвылазно, эти два дня и две ночи.
Галя оказалась умелой и отзывчивой любовницей, чутко отзывалась на ласки юноши, не выказывая претензий и часто, впоследствии, называла эти два дня их медовым месяцем.
Илья выходил пару раз за продуктами и вином, до которого Галя оказалась охочей, а вечером, в субботу они сходили вместе в вечернее кафе, где хорошо поужинали, потанцевали под оркестр и довольные вернулись в комнату Ильи, где продолжили познание интимных чувств друг с другом.
В комнате у Ильи уже были: собственный холодильник, телевизор, магнитофон, так что скучать и голодать молодым людям не пришлось. Илья проводил Галю на товарный двор, где она приняла свой вагон и, уговорившись о новой встрече, они расстались вполне довольные собой и теми отношениями, что завязались между ними.
С того времени, возвратившись из рейса, Галя спешила в общежитие к Илье, если был рабочий день, там она готовила, убиралась и к возвращению Ильи с завода в комнате был накрыт стол, на котором женской умелой рукой были расставлены блюда и закуски, вино и фрукты, сладости и молодые люди дружески поужинав, переходили к постельным процедурам, интерес к которым не угасал, а лишь разгорался стараниями девушки Гали.
Она ездила проводником уже три года и давно поняла, что кроме случайных любовных связей эта работа ничего не обещает ей в будущем. Пора было остепениться, и тут подвернулся Галине молодой и перспективный парень Илья, которого она посчитала надежным спутником для дальнейшей жизни.
Галина была родом из Белоруссии, росла без отца, мать попивала потихоньку, и рассчитывать Галине приходилось лишь на себя и счастливый случай, которым она и посчитала встречу с Ильей.
Так или иначе, но через месяц регулярный встреч Галина объявила Илье, что ждет ребенка от него и надеется на его мужскую совесть.
Илья воспринял это известие без воодушевления, но и без отвержения, согласившись оформить их любовные отношения брачными узами и начать хлопотать на заводе о выделении ему комнаты: на заводе как раз сдавался очередной жилой дом, и можно было надеяться на получение комнаты в освобождающихся квартирах старой постройки.
Они подали заявление в ЗАГС и через месяц должны были стать мужем и женой, о чем Илья написал своим родителям, что женится и скоро его родители станут дедушкой и бабушкой.
Недели через две, когда Илья приехал на Белорусский вокзал встречать Галю и прошел вдоль путей в резерв поездов дальнего следования, ожидая у какой-то будки появления своей невесты, он случайно услышал разговор двух парней, которые сидели на путях, ожидая ещё одного товарища и не замечая Ильи.
Вдали показалась Галина, которая легкой походкой направлялась к месту встречи с Ильей, заметив его издали и помахав приветливо рукой.
– Смотри, Пашка, твоя Галька из резерва идет, – сказал один парень другому. – У тебя, что с ней покончено, или временно разошлись?
– Хватит, два года с ней покувыркался, и завязал, узнав, что она изменила мне с пассажиром, о чем донесли мне другие проводницы, – ответил Пашка.
– Теперь со слов подруг, её трёт какой-то москвич и даже берёт замуж. Как говорится, возьми боже, что мне негоже! Я теперь Лидкой занимаюсь и эта Галька мне без надобности.
– Привет Галка, как поживаешь? – спросил этот Павел невесту Ильи, когда она подошла ближе. Галина, не ответив парню, прошла мимо и, свернув за будку, прижалась к Илье и поцеловала его на виду у парней, а потом, подхватив Илью под руку, потянула его к перрону, что виднелся вдали за поворотом путей.
От услышанного, Илья остолбенел и не сопротивлялся Галине, уводившей его прочь от парней, один из которых был её давним любовным другом.
Опомнившись, Илья тут же и сказал Галине об услышанном разговоре парней. Она смутилась, покраснела, но отрицать услышанное не стала, сказав только:
– Да, у меня были отношения с этим парнем, но я сама его бросила из-за измены с какой-то Лидкой и рада, что так получилось, иначе я бы не встретила тебя, мой любимый Илюша, – и девушка прижалась к Илье на глазах окружающих и сама поцеловала его, заставив смутиться и успокоить ревность.
В общежитии она сама уложила Илью в постель и изнуряла его ласками до тех пор, пока Илья не обессилил вовсе и не забыл, на время, обидные для него слова другого мужчины о своей будущей жене.
Утром следующего дня он вспомнил услышанное, ревность вновь овладела Ильей и, глядя как Галина спит беззаботно, прижавшись к его плечу, он решал, что же делать дальше: расстаться с Галей или же вступить с ней в брак, постоянно помня этого рыжеватого парня, которого видел так близко и который владел его Галиной целых два года.
Но тут он вспомнил о будущем ребенке, о котором уже сообщил родителям: они решат, что их сын подлец и бросил беременную от него женщину, если он расстанется с Галиной. И то и другое было плохим выбором и подумав ещё, он решил остаться с Галей: из-за ребенка, а не ради неё самой и не ради себя самого.
Илья надеялся, что со временем всё стерпится – слюбится, но слюбиться так и не получилось.
Это решение и было его величайшей ошибкой в жизни, что почти привело Илью Николаевича к полному отчуждению от жены и от дочери: жертвуя собой ради будущего ребенка, он лишился приязненных отношений к Галине и ребенку и тем самым обрек себя на одиночество на склоне лет, в котором и пребывал все последние годы жизни.
И даже сегодня, в день именин, он оставался одиноким, а посещение бывшей жены и последующая бытовая ссора с ней лишь добавили ему новых разочарований в осознании никчемности и неустроенности его нынешней жизни.
Как-то однажды, при очередной семейной ссоре с женой, когда уединиться не было возможности, он, в сердцах, бросил Галине следующие слова упрека:
– Узнав о твоих прежних любовных связях до меня, я надеялся, что ты любовью, прощением и уважением ко мне заставишь меня забыть о твоих грехах, и мы будем жить мирно и счастливо без подлых воспоминаний, но ты с рождением дочери почувствовала себя безгрешной, а меня напротив стала обвинять во всех грехах и недостатках, унижая моё мужское достоинство.
От твоего вздорного характера и неумения или нежелания подстроиться под мои чувства, я начал презирать себя за то, что назвал тебя своей женой ради дочери. Рождение дочери и её воспитание не сблизили нас и не изменили твоего наплевательского отношения к моим чувствам, мыслям и поступкам.
А если мужчина сам себя презирает, то он никогда не добьется успехов в жизни: ни по работе, ни в семейных отношениях, что и случилось со мною. Тридцать лет своей жизни я, презирая себя, жил с тобою, слушая постоянные упреки от тебя в свой адрес.
Да, я не выбился в люди в твоем понимании: не стал начальником, не стал проходимцем, когда власть в стране захватили предатели и воры, которые обогащались любыми способами и за чужой счет таких работяг, каким был я всю свою жизнь.
Потом, десять последних лет, я стал ненавидеть тебя вместо презрения к себе. И именно в эти годы, освободив свою душу от самоедства и упреков к себе, я начал жить свободно, не отвечая на твои злобно-унизительные нападки климаксующей старой женщины.
Надо бы разъехаться по разным квартирам, но при новой власти отдельную квартиру инженеру не получить, а купить, не позволяла мизерная зарплата. Вот и приходится нам жить под одной крышей – так давай не будем трепать себе нервы воспоминаниями о несбывшихся мечтах и планах из прошлой совместной жизни и станем проживать добрыми соседями в коммунальной квартире – как чужие люди.
Ненависти к тебе, за напрасно прожитые года, я больше не испытываю: остались только грусть и сожаление о былом, которого не вернуть. Если ты не можешь избавиться от злобы, мы можем и официально развестись и разъехаться по разным квартирам: я могу перебраться в комнату к дочери нашей непутевой, а она переедет сюда, и будете жить вместе, хотя вряд ли уживётесь с вашими характерами.
На эту длинную и разумную речь жена Галина ответила бурным и злобным негодованием:
– Загубил мою жизнь, а теперь, на старости лет, хочешь уйти, чтобы жить одному и завести себе любовницу? Не бывать такому! Хватит и того, что ты летом, когда я живу на даче, водишь сюда продажных девок! Недаром про мужиков говорят, что «седина в бороду, а бес в ребро». Вот и ты, старый кобелюга, надумал избавиться от жены, чтобы заняться развратом на свободе.
Жаль, что сейчас не советская власть, а то написала бы я в профсоюз, что ты распутничаешь, и вмиг тебя вышибли бы из инженеров за аморальное поведение! Но теперь у власти такие же распутники, что и ты, и некому сейчас пожаловаться больной женщине на распутство мужа.
Жаль тогда, двадцать пять лет назад, когда ты завел себе любовницу Аньку, я не сообщила об этом в партком, а управилась собственными силами. Глядишь, выперли бы тебя с завода за аморальное поведение, уехал бы ты к своим родителям в свой городишко, а я осталась бы здесь в квартире и может, нашла бы себе достойного мужчину, а не такого рохлю никчемного, как ты. Зря пожалела я тебя тогда.
– Бог с тобой, Галина! О каких девках ты сейчас говоришь, что я привожу сюда в твоё отсутствие на даче? Тебе же соседка Машка докладывает о всех, кто по случаю или нечаянно заходит в нашу квартиру и нет среди них никаких девок. Это в тебе кипит злоба старой женщины и сушит тебе мозги, совсем лишая соображения.
Поэтому я и предлагаю жить добрыми соседями, а не злобными супругами, но тогда тебе некого будет ревновать своими глупыми подозрениями и донимать меня напрасными обвинениями в супружеской неверности, хотя супругами мы не являемся уже много лет и потому от нашего брака остались лишь штампы в наших паспортах.
Погоду в доме делает женщина, но ты с самого начала нашей совместной жизни устроила в нашем доме зимнюю невзгоду вместо теплой солнечной и спокойной обстановки летнего дня, на которую я рассчитывал, предлагая тебе руку, но которой так и не дождался за долгие годы совместной жизни.
Да и в постели, когда прошли первые страсти, от тебя всегда тянуло холодком, я ещё удивлялся: вроде на ощупь снаружи теплая женщина, но изнутри, от души, нет от тебя тепла, а холодное душевное равнодушие, – закончил он тогда длинную свою речь, на что Галина немедленно возразила:
– Положим и ты мне, как мужчина, всегда был невпечатлителен и я терпела тебя из необходимости как-то устроить свою жизнь в Москве – не ездить же, в самом деле, всю жизнь проводницей в поездах дальнего следования.
Илья Николаевич, помнится, хотел тогда выразить своё отношение к Галине в более резкой форме, но вовремя вспомнил слова отца, который мелкие бытовые раздоры с матерью Ильи быстро прекращал словами: – спорить с женщиной всё равно, что плевать против ветра – сам себя измочишь и ничего не докажешь.
С той поры Илья Николаевич замкнулся в себе и почти не разговаривал с женой, чем вызывал в ней ещё большее раздражение и подозрительность в несуществующей любовной связи на стороне, в чем она, как и любая стареющая женщина, была уверена, полагая, что мужчины до последнего момента жизни, даже в возрасте, ищут и находят любовные утехи на стороне, брезгуя своею состарившеюся женой.
Сегодня жена появилась, и вновь исчезла на даче, и Илья Николаевич вспомнил тот давний разговор лишь по случаю её появления здесь: – Приехала поздравить меня с именинами, но не удержалась, устроила очередную свару на пустом месте, расстроила меня и уехала на дачу победительницей, испортив мне настроение, как имениннику.
Хотя в отношении давней любовной моей связи с женщиной Анной, она была права и мстительно припомнила единственную, близкую мне духовно, женщину в моей жизни, с которой я мог бы прожить достойную и счастливую жизнь, встреться она мне раньше до заключения злополучного брака с Галиной. Правду говорится, что хорошее дело браком не назовут. Я, как инженер, знаю, что браком называется испорченная деталь или изделие в процессе изготовления или использования.
Воспоминания об Анне были сладко-мучительны, как почесывания заживающей ранки от пореза ножом на руке, и Илья Николаевич вновь углубился мысленно в своё прошлое.
VI
С Аней он познакомился, будучи летом в отпуске в Крыму: завод дал ему бесплатную путевку в свой пансионат близ Феодосии.
В тот год, когда власть в стране под названием СССР перешла в руки Горбачева – молодого руководителя партии коммунистов, Илья достиг возраста Христа, был вполне доволен своей работой и зарплатой и лишь семейные дрязги с женой Галиной иногда портили настроение не меняя, в целом, удовлетворение жизнью.
Дочь была десятилетней девочкой и не переняла ещё характер и привычки от матери, была двухкомнатная квартира, полученная от завода бесплатно с рождением дочери, работа не особенно обременяла, отношения с коллегами были ровные, потому, что Илья не вел борьбы за начальствующие должности, окружающие люди были спокойны и доброжелательны – что еще нужно для благополучной жизни мужчине, которому едва перевалило за тридцать?
Конечно, любимой женщины, коль жена не приносила семейного счастья будучи всегда раздражена и недовольная и мужем и дочерью и своею устроенной жизнью. Такое всегда случается, если женщина выходит замуж не по влечению чувств, а по личному расчету, желая устроиться поудобнее.
Бесплатная путевка в пансионат на три недели обещала хороший отдых у моря в разгар летнего сезона и, прикупив билеты на самолет до Симферополя, Илья с дорожной сумкой вещей и ста рублями денег в кармане на непредвиденные расходы, попрощался с дочкой и под ворчание жены, что не захотел купить путевку и ей, чтобы отдыхать вместе, уехал в аэропорт Внуково, откуда вылетел самолетом в Крым.
Самолет Ил-86 взяв на борт 300 пассажиров, разбежался, грузно оторвался от полосы и полетел на юг в солнечный край, унося пассажиров из пасмурной Москвы, где всё утро моросил мелкий холодный дождь.
Соседкой в самолете оказалась женщина лет тридцати, довольно миловидная, с открытым взглядом серых глаз и ровным характером, который проявлялся в каждом её движении и в спокойной доброжелательной манере общения, разительно отличавшегося от поведения Галины, что и привлекло внимание Ильи, вырвавшегося в отпуск из-под гнёта сварливой жены.
За недолгое время полета Илья разговорился со своей соседкой, которую звали Анной, и она летела в отпуск тоже по путевке и тоже в Феодосию.
Анна работала в каком-то научно-исследовательском институте, которых было бесчисленное множество в Москве и её окрестностях и этот институт, как и положено крупному учреждению, тоже имел собственный пансионат на Южном берегу Крыма.
Илья рассказывал Анне какие-то случаи из своей жизни, давал оценку событиям в стране, а Аня внимательно и с интересом слушала мужчину, не перебивая и не возражая, что довольно редко встречалось среди советских женщин, привыкших к равноправию и ставящих свое мнение выше других, особенно, мужских мнений.
Из самолета Илья и Анна вышли почти друзьями, вместе сели в автобус до Феодосии, продолжали общение, а выйдя из автобуса, заказали такси, на котором добрались до своих пансионатов, оказавшихся почти рядом. Илья, который выходил первым, расплатился с таксистом за всю поездку и предложил Анне встретиться завтра на городском пляже в полдень у входа, что Анна приняла охотно и без всяких условий.
Добравшись до пансионата, Илья разместился в двухместном номере, которым оказалась комната на двоих с отгороженным местом общего пользования, включающим раковину и унитаз – никакой ванной или душа там не было, однако в конце коридора была душевая комната, где при желании можно было принять вечером горячий душ, когда подавалась горячая вода.
Сам пансионат представлял из себя трехэтажное здание общежитейского вида, рядом с которым располагалась столовая, где по талонам можно было завтракать, обедать и ужинать, а талоны эти выдавались отдыхающим утром на текущий день. Такой порядок был введен, чтобы посторонние не могли зайти в столовую, где не было вахтера на входе, чтобы покушать за бесплатно, чем иногда пользовались дикие отдыхающие.
Кроме того, нельзя было повторно покушать, если кому-то не хватало порции. Впрочем, оказалось, что питание вполне сносное, неиспользованные талоны можно было обменять в буфете при столовой на шоколад или другие сладости, чем многие и пользовались, не желая идти с пляжа на обед в столовую. Море от пансионата было далеко, с каменистым берегом, и администрация советовала пользоваться городским пляжем, до которого было двадцать минут ходьбы.
Соседом по номеру у Ильи оказался шустрый мужик лет сорока по имени Виктор, не имеющий никакого отношения к заводу, работающий учителем в средней школе и получивший путевку по профсоюзной квоте, для предприятий района не имеющих собственных пансионатов или профилакториев на юге – так обеспечивалась социальная справедливость для работников мелких учреждений быта, образования, медицины и культуры за счет крупных и богатых предприятий.
Дело шло к вечеру и, приняв ужин, Илья с соседом решили никуда не ходить, чтобы отдохнуть с дороги и следующим утром, после завтрака, отправиться на пляж к морю, из-за которого они и приехали сюда отдыхать в неблагоустроенных номерах пансионата.
Ужин состоял из омлета, каши рисовой на молоке, стакана какао и бутерброда с маслом и сыром, что стоило, если верить надписи на талоне, 60 копеек. Столько же стоил завтрак, а обед стоил 80 копеек и всего отдыхающих здесь кормили на два рубля в день.
Ночь прошла спокойно, сосед не храпел, Илья хорошо выспался и после завтрака вместе с Виктором они направились на городской пляж купаться, загорать и флиртовать с женщинами, а если повезет, то и завести курортный роман, что советской моралью того времени не осуждалось и даже приветствовалось негласно: можно было приводить девушек в гости безнадзорно и в любое время, кроме поздней ночи.
Повалявшись на песке и искупавшись несколько раз в прозрачной соленой воде, Илья в полдень пошел к входу на пляж, где встретил Анну, которая пришла с незнакомой женщиной несколько старше Анны по возрасту – как оказалось такой же соседкой по номеру, что и Виктор с Ильей. Женщина по имени Лида, оказалась хохотушкой, заряженной на поиск мужчины для совместного отдыха и вскоре все четверо казались со стороны единой компанией старых друзей, а Виктор старательно ухаживал за Лидой, рассчитывая, и не без оснований, на взаимность.
Они пообедали здесь же шашлыками, не пожелав возвращаться на обед в свои пансионаты и проведя весь день вместе, пошли к себе, чтобы обмыться после купаний, поужинать, привести себя в порядок и снова встретиться вечером.
Виктор, возбужденный новым знакомством, предложил Илье пригласить девушек к ним в номер, выпить портвейна ради знакомства и, если девушки согласятся, то Илья останется с Анной в их номере, а он, Виктор, вместе с Лидией уйдет на ночь в номер девушек.
– Я согласен, – ответил Илья, – но где ты достанешь портвейна? После того, как Горбачев ввел почти сухой закон, здесь не достать вина никакого: в продаже нет в магазинах, а домашнее вино надо было покупать раньше, но и тех продавцов милиция гоняет.
Дураком оказался этот Горбачев, что начал своё правление с борьбы против спиртного. Если и дальше он будет руководить страной такими же методами, то боюсь быть большой заварухе в нашей стране.
Царь Николай Второй перед самой Первой мировой войной ввёл сухой закон и получил через три года революцию в ответ. Как бы и в нашей стране Горбач не довел народ до волнений и не разрушил нашу спокойную, сытую и налаженную жизнь, которая дает нам возможность отдыхать здесь на юге и заниматься с хорошими и отзывчивыми девушками.
