Стас Колокольников
Последняя страница осени
– Ага, пошагали уже, командир.
Ключик лежал перед трамвайными путями, под оберткой от мороженого. Обертка отлетела в сторону при приближении Толи. Наклонившись за ключиком, он почувствовал, как за ним следит не одна пара глаз.
Ключик перебрался в карман, и Толя стремительным шагом, убегая от ощущения, что он длинноносый любитель приключений, не поладивший с хозяином кукольного театра, вдоль рельс направился в сторону Калитниковского кладбища. Толя знал это место хорошо, пару раз ходил туда выпивать с коллегами.
Обжигая лицо и руки, подул холодный ветер. Листьев уже не осталось, ветер догрызал их скелеты. Толя и сам бы обратился в листок, отдался ветру, если был бы уверен, что тогда его оставят в покое.
Голова лихорадочно работала, он негромко спрашивал себя:
– Зачем они подсовывают этот ключ? Что хотят найти с помощью меня? Наверняка я всего лишь приманка. Когда же этому наступит конец? Боже мой, кажется, я теряю последний разум.. Нет-нет, я не доживу до конца этой истории.
За воротами кладбища он сбавил шаг. Обстановка вокруг внушала печальное настроение и неспешность. И вдруг она, как смычок по струнам, прошлась по напряженным нервам, и Толя услышал вступление одной из сонат Паганини. Пронзительное звучание скрипки было как осознание того, что с самого начала осени под ногами была только одна дорога – сюда.
Бесцельно Толя бродил среди могил, стоял у надгробных камней, где рядом были похоронены Скворцовы и Журавлевы. А что если многие птицы не улетают на юг, думал он, а их просто закапывают стаями в землю под птичьими фамилиями? В подтверждение, Толя увидел валявшиеся поблизости выдранные перья.
Мимо прошли три девушки. Две шли с детскими колясками, а третья впереди с бутылкой вина. Она несла её немного странно, как жезл, позволяющий пройти через долину мертвых. Игривый щебет подружек, не замечавших унылого настроения осени, будто цеплялся за оградки как потерянный легкий палантин.
Перейдя на другую дорожку, ведущую в сторону часовни, Толя вдруг почувствовал, как за спиной что-то происходит. Обернувшись, он ничего не увидел, но продолжал ощущать, как из глубины аллеи на него медленно движется сгусток энергии. Вскоре уже было видно, как пространство впереди искривилось, будто в него как в воду бросили булыжник.
За последние дни Толя попривык к необычным вещам, и испуг наполнился терпеливым ожиданием. На мгновение он увидел прямо перед собой женщину, губами она придерживала маленькую стрелу. Женщина была так близко, что Толя шагнул назад, чтобы не столкнуться. Но её зыбкое тело все равно коснулось его и прошло насквозь. Парализованный он не мог пошевелиться, но чувствовал, как женщина уходит, оставив в нем свою частицу, колючую как наконечник стрелы.
Поняв, что может двигаться, Толя рванул прочь с кладбища. На бегу он вспомнил, что видел женщину на картинке в окружении смеющихся болотных тварей, которыми проиллюстрировал игру «Царевна-Лягушка».
На выходе кладбища стоял Сфинкс. Он выглядел очень уставшим, было видно, что он и рад бы не задавать вопросы, но ничего поделать не может.
– Ты узнал её? – спросил Сфинкс.
– Кажется, да, – не выходя за ограду, ответил Толя. – Она была на фото, которое я взял для игры, чтобы обозначить царевну-лягушку.
– Помнишь, где взял фотографию?
– В соцсетях или на каком-то сайте, кажется, для взрослых…
– Знаешь кто она?
Толя пожал плечами.
– Она проработала в корпорации КСИ всего неделю, стала любовницей Воронцова и пропала вместе с ним.
– Странно, – сказал Толя.
– Она и тот человек в сером плаще, безусловно, как-то связаны, – продолжал Сфинкс, – но вот как? Есть предположение, что она и он вообще один и тот же человек. Понимаешь?
– Никак нет, – четко ответил Толя.
Это «никак нет» Сфинксу, кажется, понравилось, и он улыбнулся.
«А разве так бывает?», – хотел спросить Толя, но, понимая, что вопросы здесь задает Сфинкс, промолчал.
– Бывает, бывает, все бывает, – сказал Сфинкс. – Сам-то что думаешь?
– Возможно, за этим стоят большие деньги, политические аферы и новые методы управления сознанием, – сразу изложил Толя своё предположение.
– Возможно, – уклончиво проговорил Сфинкс, как показалось Толе, с долей иронии.
– А ключик вы зачем мне дали?
– Мы нашли его в столе Воронцова, он лежал в конверте с надписью «Для Анатолия Дремалина».
– Не может быть!
– Может.
– И что мне с ним теперь делать?
– На крайней слева аллее есть старый склеп, тебе туда.
– Зачем?
Сфинкс посмотрел так, что Толя молча нащупал ключик и пошел к склепу. Глядя на могилы, он без особого удивления понял, что видит людей, чьи кости там лежали. Вернее не самих людей, а то, какими они были при жизни, и как встретили смерть.
Вот Лидия Скворцова. Она училась в МГУ на историка, мечтала работать стюардессой, была влюблена в капитана милиции. Он был старше её на десять лет. Лидия умерла в возрасте двадцати семи лет от заражения крови, смерть увидела как серебристое облако, накрывшее одноместную больничную палату, куда её положили по знакомству. А вот Журавлев Василий Петрович. Он работал авиаконструктором, имел ордена Славы и Труда, дожил да семидесяти одного года, всю жизнь любил одну женщину, свою жену, работавшую акушером, воспитал трех дочерей. Журавлев был примерным семьянином, умер дома от кровоизлияния в мозг, смерть увидел как ослепительный луч, отделивший его голову от тела.
У склепа, обвитого высохшим плющом, Толя задержался. В сгущавшихся сумерках кладбище стало походить на черное колесо, которое наматывало мир, раскинувшийся за его пределами. Скорость была столь велика – до головокружения, что Толя поспешил отпереть знакомый замок и шагнул в темноту.
Он не сразу понял, что попал в комнату с балконом и цветником. Это был дом на Остоженке. Человек в сером плаще стоял у окна.
– Ну вот ты и дома, – сказал он, не оборачиваясь.
Толя решился подойти чуть ближе и замер за спиной человека, наблюдая вместе с ним, как на улице еле заметно, отблескивая в свете фонаря, кружили снежинки.
– Случайность это или нет, уже неважно, – заговорил человек в сером плаще, – но в своем сценарии «Царевна-лягушка» ты вручил верховной жабе её стрелу, когда-то недолго принадлежавшую шумерскому царю Таммузу. По преданию он украл стрелу у божества бездны и воды Энки, когда был приглашен на званый обед на небо. Позже он получил от Энки послание, что если удержит эту стрелу в себе и не умрёт, то исполнится любое его желание. Таммуз, испугавшись, решил избавиться от стрелы и запустил ее в болото. Стрелу в тростниках поймала жаба, служившая Энки. И тогда Энки превратил жабу в прекрасную женщину и отправил её во дворец к Таммузу. Царь влюбился в незнакомку. Но насладиться своим чувством ему не удалось, вместе со стрелой жаба прошла сквозь него. Таммуз умер, и Энки установил смерть неизбежным уделом для не знающего цену своим желаниям человека, а жаба стала символом всего недостижимого. Позже был еще китайский вождь Хоу. Он за благочестивую жизнь получил в дар от небесных покровителей эликсир бессмертия. Но его жена, тоже возжелав вечной жизни, украла эликсир, за что была превращена в жабу. Вот так. На самом же деле между человеком и бессмертием стоит знак равенства.
