– Вы тоже посланник Энки? – вырвалось у Толи.
– Почему это? – удивился человек в сером плаще.
– Вы столько об этом знаете и так просто рассуждаете о бессмертии.
– Бессмертие естественно как воздух. Именно поэтому человек большую часть жизни твердо уверен, что никогда не умрёт. Человеку изначально дано познать вечную жизнь, но он своим отношением к ней сам выбрал смерть. Но вернемся к тому, что касается тебя. Ты удержал стрелу.
Человек в сером плаще замолчал. Толя подождал продолжения и спросил:
– Что же мне делать теперь?
– Ложись спать, утром с моря прилетит жена с ребенком.
– Чья жена?
– Твоя. Это же твой дом.
– Как это?
– Ты ведь хотел так жить? – человек кивнул на роскошное жилище.
– Да.
– Получай. Твое желание исполнилось.
– Это что другой мир?
– Тот же, это ты другой. Ты у самой границы везде и всегда.
– А если я хочу оставаться здесь и сейчас?
– Ты можешь оставаться, где захочешь. Земное бессмертие это и есть здесь и сейчас, а дальше везде и всегда.
– А что с Воронцовым? – вдруг вспомнил Толя.
– Он не смог удержать стрелу, как и Таммуз.
– А как это можно её удержать или не удержать? И причем здесь этот Воронцов?
– Открыв твой сценарий «Царевна-лягушка», он вызвал своими желаниями верховную жабу. А её стрела, это стрела чистоты и ожидания. Тот, кто в своих желаниях потерял чистоту и не умеет ждать, её не удержит. Хватит спрашивать. Все ответы на свои вопросы ты получишь в этом доме. Пойдем, проводишь меня до двери.
Толя спустился в холл следом за человеком в сером плаще, так и не разглядев его лица. Пока они спускались, Толя обратил внимание, что ремонт в доме уже закончен. В обжитых комнатах валялись кое-какие его вещи, на одной из стен в прихожей был прикреплен большой парусный корабль из сувенирного магазина на Чистых прудах, а на другой стене от пола до потолка была выложена мозаикой египетская богиня Хекет с головой лягушки. Она стояла на одном колене, подняв руку. В руке стрела. Её вид почему-то окончательно убедил Толю, что он может здесь поселиться.
Ничего больше не сказав, человек в сером плаще шагнул за дверь, миновал двор и исчез за углом дома.
Толя вышел за ним на Остоженку, но никого не увидел. Только показалось, что по освещенному фонарями пустому коридору улицы улепетывает его одиночество.
Он стоял и думал о том, что не понимает, сколько в нем осталось его самого. Он чувствовал, как покалывает в груди и будет покалывать впредь, напоминая, что свой земной костюм он будет донашивать вместе со своими желаниями. И от этого не было тесно или неуютно, также как не было особого комфорта или радости. Было ощущение божественного космоса внутри, в котором он все больше терялся, а точнее множился, как в зеркалах, заглядывая в новые свои отражения. Он стоял на Остоженке, он неподвижно висел вниз головой, он на свои нужды наматывал на себя вселенную, и он же распускался как веретено, отдаваясь жизни на бесконечные узоры.
Запрокинув голову, он ловил губами снежинки. Последняя страница осени перевернулась, и снег накидывал чистый лист.