Степан Витальевич Кирнос
Судьбы Грааля
– Ну и как же мы будет пробиваться? – спросил Этьено, из оружия удерживающий лишь короткий тёмно-зеленоватый кинжал грубой работы из орихалка, оплетённый кожаными лентами.
– Вновь и вновь я к вам взываю, – продолжал бурчать Гастон, остановившийся в дверях. – Присоединяетесь к нам!
Хельга глубоко вздохнула, наполнив лёгкие свежим морозным воздухом севера, её губы украсила улыбка, а в глазах отразился игривый задор. Она всего лишь проникновенно взглянула на служителя Канцелярии и томно прошептала:
– Этьено, подлови меня.
Сквайр ордена Меченосцев обратилась к самым хтоническим и колоссальным ветрам магии, вошла в самые бурные потоки невозможных морей эфирного плана, вобрала и пропустила через тело такое количество чистой энергии, что на её коже синюшными лентами проступили вены, из глаз и носа обильным хлынула кровь, а руки и ноги объял дикий шипящий огонь. Под ногами снег превращался в кипящую и испаряющуюся лужу воды, а пламя становилось всё сильнее и больше, озаряя деревеньку светом огромного костра.
Твари пятились, ожидая чего-то страшного и сверхразрушительного, но всё кончилось тем, что Хельга опустила руки и взглянув на Этьено, стала падать. Девушка спустя секунду оказалась на руках налоговика, что трепетно прижал её к себе, словно пытаясь закрыть и защитить от даэдрической скверны. На мгновение сохранялась тишина, ожидание ужасного, но ничего не происходило, оставляло страшно изводившую тишину.
– И это всё? – прохрипел Гастон. – Во истину, сила Периайта нас ограждает!
Свет пал на Л’Денекор посреди буйной ночи, озарив всё местечко, казалось, что мутно-зеленоватом небе взошло второе солнце… нет, это было не солнце! В гранатово-злобных очах кланфиров и скампов отразился хтонический шар огня и на глубоком инстинктивном уровне они почувствовали опасность. Свист и гром накрыли местность за пару секунд до момента, когда заклятье было приведено в исполнение во всей красе и смертоносности.
Взрыв и бушующее пламя затопило всю площадь, грохот… нестерпимый дикий грохот и сумасшедший гром ударил по ушам в миг падения самого настоящего метеора. Объятая пламенем звезда пала посреди даэдрических рядов, оставив огненный след на небе, подняв коричнево-белый шторм из снега и обломков обледеневшей земли. Дреморы разлетелись кусками опалённой и охваченной пожаром плоти, визжащие скампы и кланфиры рассыпанным роем бросились в сторону домиков, растеклись по улочкам в желании спасти шкуры. Нестерпимо яркое пламя слепило дремор, огонь сжигал губительные растения деревни, изничтожал сотнями противных мух и выжигал гноящуюся скверну Л’Денекора. В ушах воцарился дикий писк, головокружение от огненного буйства и шума едва ли не швыряло на землю.
– Бегом! Бегом! – скомандовал Ремиил и указал мечом на образовавшуюся в рядах врага просеку, на коридорчик, объятый огнём, ведущий к вратам заветной часовни.
Меч рыцаря рассёк плотный воздух, угодив раненному чемпиону и переведя удар он подсёк ногу и повалил врага на землю, добив его лезвием в глаз. В сторону триады кинулся рой кланфиров, но на их пути встал Ремиил, обрушив неистовый шквал ударов. Кожа ящероподобных тварей лопалась и плескалась ихором, клювы беспомощно кусали крепкие латы, пытались прогрызться, но тут же получали мечом в горло или по брюху, отлетали и подыхали во всхлипах.
Этьено что было сил рванул с места по хлюпающему снежно-кровавому месиву, руки не слишком тяготил вес девушки, но он дико трясся от одной мысли, что к нему может подбежать враг, или зацепиться какой-нибудь скамп или кланфир. Кучка мелких гуманоидных тварей Обливиона рванула в его сторону, и дрогнувший паренёк уже думал подставить спину под их коготки, как впереди встал Ремиил. Могучий рыцарь парой нисходящих ударов рассеял волну мелких тварей, несколько валялась в форме разрубленных кусков плоти.
Миновав стену огня, пробираясь через море пара и протаскивая ноги в быстро стынущих лужах, Этьено добежал до оградки, оставив позади полыхающие островки дикого огня и орду разъярённых дремор. Он миновал границу благой земли и взбежал на ступеньки, добежал до врат и подождал рыцаря, который отворил высокие створчатые врата и миновал порог, скрывшись во мраке небольшой часовни, чья божественная сила не давала подойти слугам мрака к святому месту.
Враг позади и понимание этого призывали к покою, мышцы стремительно слабели. Сладкая и плотная тишина окутали троих людей, успокаивали и даровали ощущение долгожданного спокойствия. Тьма и мрак внутри развеивались слабым огоньком лампады на маленьком каменном алтаре.
– Наконец-то мы в убежище, – тихо проговорил Этьено, положив Хельгу на мягкую лежаночку и присев возле неё, тяжело выдохнув.
Семь потов сошло со служителя Канцелярии, он приложил руку к девушке, пытаясь нащупать пульс. Прикосновение к бархатно-мягкой коже Эйч’Лихо вызывал приятное отражение внутри, ему нравилось водить по её шее, гладить по запястью. Только от этого дама не приходила в себя, её глаза оставались закрытыми. Паренёк нашёл в кармане платок, которым стад бережно водить возле глаз и рта, утирая кровавые потёки.
Под пальто и бронёй всё взмокло, ему казалось, что он вот-вот вышел из моря. Теперь пришло время обсохнуть и решить, что делать дальше.
Внутри часовни казалось, что время остановилось, тут воплотился осколок иной реальности, что полнится безмятежностью и медитативным сосредоточением. Довольно небольшое помещение вмещает алтарь на котором мистически сверкает золотым отливом чаша, а возле неё потрескивает латунная лампадка, от которой падает слабый и мирный свет. Подняв глаза Этьено увидел, как свет разгоняет мрак и являет мазики – красочные камешки сложены в образы неведомых святым – мужи в багряных стихарях с нимбами за головой, а под ними ленты с чёрными готическими буквами.
– Интересно, что тут написано? – прошептал Ремиил. – Это не тамриэлек.
– Это старобретонский, – обозначил налоговик, прищурив взгляд и став медленно читать. – Святой Бенедикт Даггерфольский, «попиратель скверны», – он перевёл взгляд на второе изображение. – Мученик Жерар из Вейреста, несущий слово», – теперь взор упал на главную стену за чашей и алтарём, что красовалось великолепное изображение солнца. – «Се часовня посвящена святым Бога Единого, великие подвижники Церкви Алессианской в сих землях проповедовали слово Единого, учили праведности и делали дела славные и великие. Так, Бенедикт силой веры и молитвы по произволению Единого изгнал даэдропоклонников из сих мест, а Жирар много пострадал от язычников за слово святое. От ныне и во веки, кто бы не воззвал за помощью к Единому Богу, то получит помощь, как учит Писание».
Ремиил кивнул, его губы исказила болезненная улыбка, и чтобы развеять ужас воспоминаний, он склонился над Хельгой. Одного взгляда рыцаря хватило, чтобы дать вердикт, что с ней могло случится:
– Она измождена, слишком сильное заклятье. Будет переводить дух несколько часов. Что ж, мы остались вдвоём.
– Итак, теперь вы, милсдарь рыцарь, можете поведать, что кто такой этот Гастон и откуда вы с ним знакомы? – с упрёком швырнул служитель Канцелярии, стянув перчатку и положил ладонь девушке на руку, став её поглаживать по голове и волосам. – Если бы…
– Замолчи, парень, – рявкнул Ремиил, сжав до хруста пальцы, – если бы не я, вы бы и из залы бы не выбрались.
Рыцарь поднял взгляд на фреску с изображением солнца, где непобедимый лик ясного и яркого светила в ответ взирал на латника, словно бы общаясь с ним и говоря на мистическом языке символом, взывая к глубинным болезненно-ярким воспоминаниям о тех днях предательства, когда Гастон отвернулся от света идеалов Ордена и продал свою душу жестоким тёмным богам.
– Гастон… мой брат, – речь седого мужчины запнулась, серебро глаз отразило печаль. – Он когда-то был таким же, как и я. Вместе мы служили Ордену Магнуса, что по тайным договорённостям с самим императором ограждал мир от скверны, – он протянул пальцы к солнцу, будто пытаясь вымолить тепло от образа, вымолить само прощение за то, что он не смог предотвратить падение братьев и сестёр в бездну скверны, за то, что не смог вовремя распознать козни Люция. – Мы десять лет защищали мир от губительных сил вечного распада, от даэдрических орд и их адептов, выжигали яд даэдрической отравы по всему Тамриэлю. Нас не ждала никакая награда, кроме почёта среди братьев и сестёр, никакое золото или титул в Империи. Но в один день, прокляни его все известные боги, я узнал о подлом предательстве! – голос горел неистовым гневом. – Он совратил половину Ордена, бросил его на бой против нас, – грозди гнева вызревали в сердце, но скорбь обливала душу, травила её и не давала покоя. – Мы сражались в Цитадели, отбиваясь от даэдрических приспешников, от орд прямиком из Обливиона. Я вот этой рукой, – Ремиил словно показал солнцу длань, окровавленную дреморским ихором. – Лил кровь своих братьев и сестёр, – грустный взгляд коснулся заворожённого налоговика, флегматичная речь говорила о тяжести на душе. – Вот – кто я. Рыцарь без Ордена, тот, кто отправил в небытие тех, с кем служил десяток или более лет.
За стенами часовни пронесся звук грома, шум дождя под конец месяца Вечерней звезды смущал, но чего ещё можно ждать от краёв, поражённых даэдрической скверной? Этьено взирал на Ремиила уже не со злобой, но с сочувствием и пониманием. На его коленях как на подушке положена голова Хельги, в её волосы запущена его рука, девушка слабо постанывает и тяжело дышит.
Они пришли к практически безвыходному положению – за стенами часовни их поджидают орды даэдра во главе с поборником чумы, атмосфера Л’Денекора настолько сильно поражена скверной Периайта, что и вздохнуть трудно, она высасывает все силы. Их двое, они лишены магической или божественной защиты… это практически безвыходная ситуация и не остаётся ничего, кроме как молиться.
Этьено поднял взгляд, полный разочарования и скорби на неодолимое солнце, что сияло с фрески и одним своим видом приносило вдохновение в души. Налоговик посмотрел направо и влево, чувствуя тёплый взгляд великих святых, казалось, что свет светила дотрагивался до самой души, обогревая её и вселяя уверенность. Он ощутил необыкновенное чувство и желание, губы сами распахнулись, творя моление:
– Единый, помоги мне. Кто бы ты ни был, каким богом не являлся, помоги. Там за порогом сотни врагов Твоей святости, сотни противников, которые хотят поработить Тамриэль. Прошу Тебя, помоги нам! – по мертвенно-белой щеке парня потекла горячая слеза. – Как-нибудь и чем-нибудь помоги нам!
– Ты молишься богу, которого не знаешь? – фыркнул старый рыцарь.
– Ты видишь ещё богов? – раздасованно заявил служитель Канцелярии со скорбью посмотрев на сквайра, которая не приходила в себя, на её прекрасно-белое лицо. – Где девятеро, когда демоны вторгаются в этот мир? Где аэдрические слуги, где их сила, когда кусочек Тамриэля превращается в самый настоящий ад. Где ещё боги?
Со стороны раздался голос:
– Ибо Единый есть Бог единственный, Господин неба и земли, создавший всё и породивший мир одной мыслью и желанием своим.
Часовня может удивить и на сей раз из самого тёмного угла явилась фигура, укутанная в тёмную рясу, лицо скрыл капюшон, из-под которого проглядывалась только лишь длинная седая борода.
– Кто ты? – грозно спросил Ремиил, взявшись за меч.
– Хранитель часовни, – коротко ответил мужчина, встав возле лампады, но казалось, что свет не падал на него, и он оставался частью осязаемой явленной тени. – Вот уже несколько лет я защищаю это место и наставляю тех, кто стремится к познанию Слова, тех, кто стремится к святой жизни с Единым Богом.
– Единый? – переспросил Ремиил, губы дёрнулись в больной улыбке. – Я знаю это имя… это имя Божества, которому молились в моём Ордене во времена первой эры. Он хранил Орден до момента, когда… когда Верховный магистр постановил установить пантеон Девяти.
– Я знаю, – голос мужчины полнился силой. – Он проссиял в Тамриэле во времена святой Алессии и пророка Марука, когда народы смогли принять хоть частичку благодати Его.
Ремиил ощутил необыкновенный покой при виде хранителя. В монашеском одеянии и спокойным голосом он вызывал чувство мира и утешения. Вкупе с раскатами грома и шумом дождя за стенами это вызывало ощущение сосредоточенности, желание раскрыть душу. А как только служитель Единого распахнул уста, проникновенный глас заставил дрогнуть душу:
– Ты не виноват Ремиил, ты не виноват в том, что произошло. Какая вина в том, что их души оказались падкими на зло? Всё в порядке, ибо Единый не видит твоей вины в том, что твои братья и сёстры стали теми, кем стали. Ты защищал мир от великой скверны, от хаоса и распада. Твоя рука обагрена в крови нечестивых… тех, кто бы одной волей обрёк весь Тамриэль на смерть и погибель, на рабство и забвение. Нет вины в том, чтобы защитить тех, кто не может защититься.
Серебро глаз Ремиила сверкнуло влагой. Он не мог поверить, что всё это творится с ним, не мог и подумать, что к нему прикоснётся Неведомый Бог. Вся чехарда событий, вся фантасмагория безумия вела к этому моменту. Судьба? Воля Единого? Или же удачная чреда событий? Он не находил ответов.
– Откуда? – бросил Ремиил.
– Единый всё ведает, – словно удар молота прозвучала фраза. – К нему, если тебе нужны ответы, стоит обратиться.
Старый рыцарь не знал, что делать… единственное, что приходило на ум, так это молиться. Во всяком случае, это явно не помешает.
– Странно всё это.
– Тебе стоит только начать, – вкрадчиво произнёс хранитель.
– Попробуем, – Ремиил шагнул в сторону иконографических изображений, из уст полилась неуверенная речь. – О, Единый благослови, Единый прости и Единый наставь меня на путь истины и света, чтобы я смог сокрушить врагов света, – латные ладони сложились в молитвенном жесте, голова склонилась пред солнцем. – Я прошу Тебя – прости меня, прости и дай мне сил простить себя за содеянное. Прости за всякое отступление и помоги мне. Протяни руку помощи, направь сердце и освяти меч, чтобы им я прогнал всякую скверну даэдрическую с лика Тамриэля.
И он почувствовал ответ. Это оказался необычайный подъём в душе, казалось, что изнутри него начинает сиять невечерний и невидимый свет уверенности и благодати. Он почувствовал, что есть шанс, есть возможность на то, чтобы не только выжить, но и разогнать мрак веяния сил вечного распада. Он почувствовал твёрдость, это похоже на руку на плече сына, на рассвет после гряды пасмурных недель.
– Что нам делать? – с зарождающейся надеждой спросил Ремиил.
Хранитель указал на Грааль, что стал будто бы сиять изнутри, чаша наполнялась внутренним светом и призывала, чтобы принять её содержимое. Сияние казалось противоречиво мягким и сильным – оно освещало каждый уголок часовни, но не слепило око, мягко её лаская. Золото потира так же издавало свет, пропитавшись божественной сутью.
– Примите чашу спасения, – указал хранитель на сосуд, вершащий алтарь. – Примите кровь бытия и ядите хлеб вечности, растворённый в ней. Сам Единый преподносит её вам, дабы вкусив Его сущности и соединив с горением сердец, вы бы облеклись в броню святости и вооружились пламенем праведности. Ничто скверное не тронет вас.
Недолго они колебались – переглянувшись, приняли решение. В глазах каждого сияла уверенность.
– Хорошо, – крепко обозначил Ремиил. – Я готов.
– Да буде так, – кивнул служитель Канцелярии.
Хранитель кивнул. Длинные выбеленные пальцы сомкнулись на ножке чаши, подняли её и преподнесли воинам света. Свет осиял хранителя часовни, одеяния и плоть старца преобразились, стали потусторонне-эфемерными.
– Да не тронет вас яд даэдрических отступников и их приспешников, да станете вы истинными сынами Единого и отпустит Единый все грехи ваши и наставит на пути святости, – он опустил чашу и преподал сначала рыцарю.
Ремиил осторожно прикоснулся губами к тому, что было внутри, перед глазами всё затопило сияние, а на языке ясно расцвели вкусы сладкого вина и засахаренной розы. Трепет и торжество разлились по всему телу, казалось, будто бы его поили небесным светом. Всякое сомнение и страх отступали, уверенность и вера в святость Грааля, в бытие Единого заполняли душу. Серебристо-ясные очи налились свечением из иного бытия, в них не было более ни толики отчаяния.
Этьено испытал такие же чувства, пропустил через себя всю благодать из чаши и святость Единого. Он не знал учения Церкви Единого, не исповедовал никогда ни одного из канонов Алессианской Церкви, но сейчас он чувствовал ясное присутствие Бога, Которого не знал, чувствовал его всем своим естеством, ощущал, как каждую клеть его тела пронизывает благодать Господа, Чьё имя затерялось среди перипетий истории Тамриэля. Теперь он не просто узнал Истину, а прочувствовал её и готов выступить против всех мерзостей даэдра.
– Ступайте… ступайте и несите свет Единого, несите гнев Единого супротив отступников от Его всесвятого света! – торжественно объявил хранитель и убрал Грааль на алтарь.
– Подожди, – острый взгляд налоговика коснулся чего-то белого возле тела сквайра, пальцы подцепили прошелестевшие листы пергамента.
– О чём там? – вопросил Ремиил, сжав пальцы на рукояти меча, чьё лезвие стало сверкать ещё сильнее и ярче.
– Это бланки по форме ОР-15, – он перелистнул пару бумажек, – они не заполнены, так не должно быть. Налоговые миссии используют их, чтобы формировать отчётности и судя по всему у нашего управления это было первое поселение, – он опустил голову, впав в размышления. – После того, как пропала наша налоговая миссия, Канцелярия решила отправить меня на расследование. Но соль в другом… обычно кортежи комплектуются бочонками с маслом и жиром. Топливо всегда нужно. Если бы можно было достать бочонки и поднести к алтарю, – пальцы парня провели по подбородку. – И где же этот кортеж? Повозки…
– Да, был такой, – припомнил хранитель, – он как раз остановился возле нашей корчмы.
– А что будет с Хельгой? – с уколом боли у сердца вопросил Этьено.
– Я за ней присмотрю, – ласково произнёс хранитель.
– Итак, ты выходишь на бой? – спросил налоговик, взглянув на Ремиила и показав в сторону врат. – Отвлеки Гастона и всех дремор насколько сможешь, пока я ищу бочонки, – паренёк взглянул на окошко часовни. – Я вылезу через него, найду и как-нибудь подкачу к алтарю, подожгу и он разлететься на части, – пальцы провели по кисету, – тут у меня зелье невидимости, которое скроет мои перемещения в самом центре вражеского стана. И если всё будет хорошо, то мы даже доживём до прихода легионеров.
– Какие легионеры?
