Степан Витальевич Кирнос
Восхождение к власти: падение «ангелов»
– Вы, мой новый Парламент… Истинный парламент! Экклесию28 соберём потом, а сейчас мы должны постановить, принять акт, согласно которому теперь, от Фессалии до Аргоса, от Эпира до Афин, мы становимся свободной стороной, – Фемистокл обратился за спину, и секундой позже в его руках уже была книга. – Я хочу вам представить Декорацию о великом суверенитете Греции, и мы отправим её Канцлеру на подпись, когда заявим о своей свободе! Никто не посмеет от момента сего больше покуситься на неё.
Мастер-защитник обернулся и дуговым движением указал на двух человек, продолжая с упоением говорить:
– А вы мой Исполнительный диархат29. Верховный жрец возглавит все гражданские ведомства, а Верховный стратег – силовые. Вам я вручаю судьбу всей свободной и гордой Греции!
Окончив, Мастер-стратег дождался, пока толпа утихнет и с упоением продолжил:
– Но это ещё не всё. С нами ордена, с нами народ и вы, великие и могущественные союзники, – на губы Фемистокла налезла жуткая и страшная ухмылка. – С нами да прибудет сила развитой системы управления, опора демократии севера и стабильности востока!
После того, как пространство сотрясли эти слова, из среды толпы выделились три человека. Первый мужчина облачен в кремовый костюм, а на правой руке и лбу у него кожаные ремешки, держащие кожаные коробочки; второй обряжен в золотисто-пёстрый, расшитый растительным орнаментом кафтан, прикрывающий свободные штаны и остроносые ботинки: и на последнем красуется джинсовый костюм.
– Хочу вам представить, господа и дамы, тех, кто вложился в наше дело – Шайа Лэйбаф, Мухаммед Аль-Бакри и Сенека Джонсон. Братья и сестры, с нами сила Великого Израиля, Аравийских Эмиратов и Либеральной Капиталистической Республики.
После этих слов, шаг вперёд сделал Сенека и сахарно улыбаясь, заговорил:
– Уважаемые, говорю от имени всех союзником. Мы, как сторонники свободного мироустройства приветствуем ваше стремление к либерализму и окажем вам любую поддержку. Техника и деньги, пехота и оружие. С нашей стороны вы получите столько боеприпасов, что можете взорвать Рим десять раз! Всё для вашей свободы!
Андронник даже знать не хочет, что им пообещал Фемистокл, что он отдал им, хотя видит, как тут, прямо в зале сыну Аравии он передаёт маленьую вещь – флэш-карту и киборг смекает, что там содержалось много чего интересного, чего Канцлер не должен был бы увидеть, их зачистка Крита была использована Мастер-защитником по полной. Но Андронник концентрируется на миссии, понимая, что сам факт якшанья с врагом уже страшная мерзость и за это он понесёт кару.
– Ещё немного информации о приятном, – в глазах главного заговорщика вспыхнуло странное пламя, словно безумием заплясала его душа. – Так как часть градоначальников назначена из среды нам лояльных людей, то спешу вам объявить радостную весть – Коринф, Малый и Великий, Новая Спарта, Афины и ещё больше десятка городов уже отчистились от имперской полиции и только ждут приказа, чтобы вывесить флаги Греческого Союза. Сёла и маленькие селения нас поддерживают, власти в «Автономии» заинтересованы в мятеже, а поэтому можете не сомневаться в поддержке наших братьев и сестёр! – Фемистокл взял томительную паузу и все смотрят на него внимательно и всё внимание на нём, а он как заправский заводила толпы готовит её к шокирующей развязке. – Господа и дамы, как только мы закончим это заседание, я дам приказ о мобилизации. Мы сокрушим кости Рейха, сметём его жалкий народец. И всё да будет во имя великой цели!
Зал взревел, но эти слова стали для Андронника спусковым крючком. Киберарий глубоко вдохнул и ощутил, как его лёгкие охладил сырой воздух. Сердце лишь совсем на немного усилило свой ритм, и он обратился к футляру, прикреплённому у ноги. Секунду и в его руках раскрылся телескопический ствол, прицела не нужно, ибо глаза его лучше любой оптики.
Тонкое дуло уставилось прямо в сторону груди Фемистокла. Задержка дыхания и палец утопил спусковой крючок, а оружие слегка «ахнуло» отпуская в полёт иглоподобную пулю, длинной в два указательных пальца.
Андронник чувствовал, что всё не так просто, но проверять времени не было. Пуля за миг преодолела путь и готова была вонзиться в Фемистокла, но её полёт оборвал посох жреца, который он за мгновение чуть опустил. Её траектория накренилась, а от палки отлетел салют щепок. Вместо Мастер-защитника на сцену упал, словно подкошенный сноп сена, стратег и стал держаться за грудь.
В амфитеатре раздались визги, вопли и крики отчаяния, а Фемистокл поспешил скрыться в тени строения, и не становясь жертвой снайперского огня. Охранники, проследив возможную траекторию пули, уже рванули в сторону агента Империи.
Андронника, остатки его души, охватило эхо гнева, и он решил выпустить на волю вторую пулю. Как только он подался к оружию, моментально надавил на крючок, и винтовка «выдохнула» снова. На этот раз сцену испортил жрец, который в отчаянии держался за шею и хватался носом и ртом за клочки воздуха.
Киберарию больше нечего тут делать, и он быстрым движением винтовку превратил в пистолет и двинулся вперёд к единственному пути спасения, но враг уже напирает. Бежать на верхние этажи нет смысла, ибо там роятся сотни дворцовых стражников, и он выбирает бежать глубже, в штольни и подземные тоннели, где должен быть выход в один из колодцев.
Андронник подался в тёмный тоннель, но там вечный мрак развеяли фонари вражеских солдат, и раздался первый залп – автоматные очереди неумело ударили в сторону Киберария. Андронник мгновенно лёг и его пистолет выдал три скоротечных тихих залпа.
Враг упал под звуки смена обоймы.
«Какую безумную цель преследуют эти глупцы? Ради каких амбиций можно предать свою родину, народ и стабильность?» – в холодном потоке сознания пронеслись эти мысли. Андронник ныряет в ответвление и понимает, что выхода из этих шахт нет, и он может здесь хорониться до тех пор, пока всё не уляжется, но вот снова они.
– За Грецию и её богов! – прокричали вовсю пять человек – местная охрана в грубой одежде и лёгких бронежилетах.
Киберарий решился остаться безмолвным и лишь выставил впереди оружие и поочерёдно сжал курок. Его модифицированное зрение лучшей фонарей, и он видит каждого. Пистолеты-пулемёты пытались залаять в его сторону, но их хозяева оказались на земле ещё до того, как заметили агента Империи.
Выхода тут не оказалось, лишь ещё пара ответвлений, которые, скорее всего, ведут прямиком в склады инструментов, но у Андронника нет выбора, и он побежал вправо и вскоре наткнулся на тяжёлую дверь с электронным замком, который был моментально взломан.
Внутри оказалось множество ящиков и полок, на которых покоятся шахтёрские принадлежности. Киберарий позволил себе успокоиться и всё осмыслить. До него доносятся далёкие крики и команды поисковых отрядов, но он закрыл дверь и сюда враг зайдёт в последний раз. Но нельзя пренебрегать защитой, и он держит пальцы у кнопки активирования маскировочного поля, садясь на какой-то большой пластиковый куб. Его одежда испачкана, а осколки души в смятении. Он продумывает возможности дальнейших действий, и как будет выбираться отсюда.
Но больше всего его грызёт вопрос. Как пять лет тому назад они не смогли заметить яд в речах Фемистокла, как не смогли ощутить чумное присутствие предательства в жилах имперского механизма. Неужели Канцлер действительно стал настолько доверчивым, что позволил «Автономии» так разойтись в полномочиях, и это только усластило гиен и шакалов политической игры, что ради грёз они пошли на бунт. Неужто свобода столь великая цель, если она стоит крови, слёз, овеяна дымом и огнём, а ей в жертву приносятся жизни и стабильность?
Андронник оставил эти разрешения на потом и единственное, что он может сейчас попытаться сделать, так это передать сообщение:
– База, нас предали.
Глава 11. Восход предателей
Боль предательства
Следующий день. Шесть часов тридцать пять минут.
Город на семи холмах, славный и величественный град, где нашли смерть первоверховные апостолы, ныне воздаёт им хвалу и медленно могущественной столицей не менее сильной страны. Он пытается примерить на себя все одежды прежних, усопших, стран – величественный пурпур римских императоров с их мощью, завоеваниями и тиару папы римского с его облачением, дабы продолжить нести святую миссию проповеди. Рим, медленно, но верно становился тем, что в будущем станут величать «городом железной воли».
В северной части столицы, обновлённой и красивой, где новые дома растут с устрашающей скоростью, превращая Рим в каменные джунгли, увешанные имперскими флагами, где поются гимны славе Канцлера, раскинулись просторы Великого военного форума. От одного края до другого края прямоугольной площади целых пять сотен метров в длину и двести в ширину выложенных каменными плитами, окружённых невысокими строениями и растительными изгородями, и изваяниями. В северной части виднеется торжественная трибуна, украшенная золотом, серебром и драгоценными камнями. Сейчас она окружена воинами в чёрной броне, а на самой её вершине речь говорит сам повелитель страны и слова его пламенной волной разносятся на весь Форум.
Где-то в центре огромного столпотворения стоят два человека, в тёмно-серой офицерской форме – выглаженный пиджак, рубака и брюки, слегка прикрывающие начищенные до блеска туфли.
– Ну, как тебе? – толкнул локтём мужчина рядом стоящего. – Ещё немного и блестяшки будут вручать.
– Яго, брат, – слегка улыбнулся второй мужчина и шёпотом на ухо продолжил. – Ты же сам сказал, что эти «подачки» тебе не нужны.
– Это так… но всё равно приятно.
– Как вы съездили в Россию?
– Давай поговорим после вручения. Мы вроде первые, как раз сразу и отпустят.
Данте утёр пот с лица. Над Римом сейчас торжествует солнце, а хлад боковых кондиционеров до них практически не доходит, отчего становится немного уморительно. Он отсюда слышит чётко, о чём говорит Канцлер, да слова его подхватываются и разносятся многочисленными аудиоколонками, и смысл его слов очевиден – долг, патриотизм, честь и вера. Ещё Валерон, с расстояния в двести пятьдесят метров видит, что нам нём покоится чёрная длинная одежда и по-видимому это любимое его пальто.
– И как его в этом пальто тепловой удар не хватил? – шепчет себе под нос Данте, одновременно предаваясь сладостным мечтаниям.
Вернувшись из города святого Петра в России, он и Сериль уже строили планы на будущее и думали, чем займётся Данте после увольнения. Сам он хотел пойти работать куда-нибудь в полицию или охрану, но Сериль, выплакавшая все глаза и съевшая не одну пачку успокоительных и слушать не хотела, чтобы её муж вновь совался туда, где пахнет ароматом пороха. Валерон конечно хотел показать упорство и ненужное упрямство, но всё же этого делать не стал. Ему и впрямь более не охота подвергать свою любимую жену тревоге и не желает, чтобы красивое лицо его жены марали слёзы, он не выдержит ещё одного взгляда её светло-голубых очей, в которых полыхала квинтэссенция неукротимого гнева и глубинной печали.
Сейчас он думает, как вернётся с награждения в часть, подаст последний рапорт, купит билет до Афин и махнут на самолёте домой. А там его ждёт любимая жена и дочь, родной кров и любимые. Что ещё нужно в этом истерзанном мире, который стоит на пороге последних времён? Данте воображает себе, как устроится на нормальную работу, как утонет в объятиях жены, как больше не будет подставлять грудь под пули и что сможет видеть Сериль и Марту едва ли не каждый день; и грёзы уносят всё дальше его от реальности, пока Яго снова его пихнул.
– Что-то не так, – брат указал на Канцлера и Данте увидел, что тот прекратил речь, а возле него роятся три человека и что-то лихорадочно объясняют. Динамики колонок вырублены и ничего не слышно. Тут не только воины орденов, ибо с ними плечом к плечу стоят и обычные пехотинцы, и танкисты, и лётчики и много других служивых, но совершенно всех объяло недоумение.
Канцлер, когда от него отступили, сделал неуверенный шаг вперёд и снова звук полился в уши:
– Господа и дамы, я вынужден сейчас же прекратить церемонию… награждения. Возвращайтесь в свои части и ждите дальнейших распоряжений.
Глава государства моментально скрылся с трибуны и воины, тяжело выдохнув и под ореол пересудов, стали медленно разбредаться по торжественным казарменным строениям, которые внутри напоминают скромные гостиницы и предназначены для жилья тех, кто приехал на праздничные церемонии.
– Что происходит? – растерянно спросил Данте, но Яго лишь развёл руками и стал искать в толпе народа своих.
– Ребят, что за фигня тут творится? – раздался недовольный вопрос Яго к двум десяткам мужчин из своего ордена, пока они медленно покидали площадь в строю, но никто ничего не может понять.
– Мы сами не понимаем, – послышался ответ. – Нужно узнать у командира.
Солдаты продолжили медленно уходить с Форума, а лёгкое пение, пущенное по колонкам, немного заглушало говор и вселяло лёгкое ощущение успокоения. Но вот у Данте почему-то не всё в порядке и тяжёлый камень волнений повис у него на груди, он будто бы предчувствует страшную беду и кошки скребутся у него на душе.
Отряд воинов ордена «Палачи» вышел за пределы большой площади и двинулся в сторону казарм в сопровождении большого количества солдат армии Рейха, но вот слышится громкий командный голос:
– «Палачи», на месте стой!
Они от неожиданности несколько опешили, отчего и остановились. Какой-то неизвестный отдал приказ голосом крепким и поставленным.
– Я – старший инквизитор Андрагаст Карамазов, – сказал высокий мужчина, облачённый в чёрные длинные тканевые одежды, со странной нашивкой на плече – крест по бокам которого оливковая ветвь и клинок. – Требую, чтобы вы прошли со мной.
– На каком основании?
Сухие тонкие губы Карамазова слабо дёрнулись, и непонятно было, то ли это проявление нервного тика или ухмылка, в его глазах, синих как сапфир, сверкнуло нечто зловещее, и послышался нечуткий глас:
– Я – инквизитор. Мне не нужны нормативные основания, но ныне они есть. Такова воля Императора и вашего Консула, – инквизитор протянул бумагу, на которой Данте разглядел печать их повелителя. – А теперь прошу – за мной. Наши дела не требуют отлагательств.
Спустя пару минут они уже были в штабной командной машине, которая больше похожа на огромный грузовик, с длинным кузовом. Да, людям он кажется обычной грузовой машиной, но за листами белой стальной брони кроется самый настоящий пункт управления и наблюдения. Данте, оказавшись внутри, был крайне удивлён видами – всюду по бокам компьютеры и процессоры, вентиляторы и прочие новшества электроники, которыми управляют люди в классических чёрных костюмах.
– Зачем вы нас сюда позвали? – раздаётся удивлённый вопрос от одного из воинов.
– Меня прислал ваш Консул. Он потребовал вам обрисовать ситуацию и показать, что происходит. После этого он приказал вас сопроводить на базу для подготовки.
– Подготовки к чему?
Карамазов безмолвно ткнул на кнопку и видео, поставленное на паузу, запустилось, и, взглянув на мельтешащие картинки, у Данте едва не остановилось сердце. Там, на экране тончайшего монитора он узнал улицы Коринфа, Афин и Новой Спарты, но отказывался понимать, что там происходит. Его взору открылись картины боестолкновений, как народ с простейшими автоматами и пистолетами заваливает массой пуль огневые точки, как немногочисленная полиция Рейха, каким-то чудом оставшаяся, держит удар превосходящих сил войск врага.
– Чт-что-что это? – дрожащими губами вымолвил Данте, чувствуя, как странный огонь разъедает его душу и грудь вот-вот полыхнёт ярким племенем ярости. – Какого… там происходит! – особо гневное слово прошло мимо ушей Карамазова и он, словно механизм без эмоций, включил следующее видео, тихо проговаривая:
– Сегодня мы получили эту передачу от одного из гарнизонов «Балканской автономии», в которой семьдесят процентов солдат – выходцы с Балкан.
Стук по клавиатуре стал предтечей изображения, где солдат в зелёно-чёрной форме, чьё лицо закрыто под маской и на фоне бежевого флага с молнией гневно вещает:
– Всем, кто услышит мою передачу – мы выходим из-под имперского командования! Если мы станем сражаться, то будем сражаться только за Союз. Можете считать нас предателями, мне всё равно, мы тут подыхать не собираемся! Ещё – мы испепелим любого священника, которые посмеет нам что-то ляпнуть о мире, любви и повиновении! Языческие секты хоть что-то предлагают взамен не нужного нам смирения и целомудрия! Всё, бывайте имперские слабаки!
Внутри командира роты «Тени» всё сжалось, и он ощутил, странную боль, что холодным тёрном обвивает его душу. Его ударила сильнейшая слабость и все мысли спутались, перед глазами потемнело, и он дрожащими руками касается подбородка, чтобы проверить себя – не потерял ни он координацию. Спустя мгновение его захлестнула волна гнева и злобы, которую он не может подавить, и она выбила из его глаз пару слёз.
– Скажи нам, садист инквизиторский, – с неприязнью начал Яго. – А почему всё это случилось? Вот не думается мне, что это дел ручонок только сторонников отделения.
На это Карамазов сдержанно ответил:
– Эта информация уже носит иной уровень секретности.
В ответ Яго всего лишь прорычал и выкинул из головы инквизитора, как человека, который не на что не способен, как ненужного.
– Я, по просьбе Консула вас проинформировал и если вы об этом кому-нибудь растреплете, я лично подвергну вас «процедуре очищения», то есть пыткам с летальным исходом.
– И что же дальше?
– Я должен вас сопроводить на точку сбора «Альфа-П», где вы объединитесь в первым флотом внутренней обороны и нанесёте контрудар.
Данте сейчас потерял связь с реальностью и слова инквизитора потонули в собственных мыслях. Его сердце рвётся от одной мысли того, что могло стать с Сериль и Мартой, а подсознание начинает рисовать страшные и жуткие картины возможного и лишь слова и рука брата, легшая на плечо, немного успокоила его:
– Держись брат, я уверен, с ней всё в порядке.
Но парень не услышал голоса брата, вместо этого его разум наполнился леденящим ужасом, столь знакомым и неприятным который обрёл речь:
«– Вот ты и подвёл их! Слабак, предатель своей жены!»
Валерон аж вздрогнул, когда услышал, как некоторое страшное существо раздирает его разум. А затем его глаза выцепили призрачную тень, обрётшею прозрачные мглистые очертания, в которых Данте узнал себя.
«– Уйди прочь!» – мысленно пытается подавить капитан шквал нечестивого страха и вины, которые на него обрушились, но голос никуда не уходит и снова душу терзает речь альтер-эго-обвинителя:
«– Ты подвёл их… Сериль и Марту. Теперь они в смертельной опасности, из которой не выберутся и в том, что случится, будешь виноват ты. Ну, вот что тебе стоило на пару часов взять с собой жену? Чего? Жалкое существо, недостойное любви».
Каждое слово находит отражение в сознании, каждая буква подобна молотку тяжкой вины, который бьёт его. Но парень прилагает максимум психический усилий и через мысленный крик буквально взмолился:
«– Уйди! Господи помилуй!».
Существо поспешило раствориться, а глас отступить, вместо него он видит, как все смотрят на него бледного и полного испуга. Сам Данте не может понять, что с ним случилось и единственное, что теперь он желает – поскорее оказаться в Коринфе.
Тем временем в Великом Коринфе.
Улицы города окатило пламя, и шторм пуль разорвал пространство, сквозь которое идут закованные в алую броню воины. На их шлемах слабо треплются гребни, а в руках тяжёлое оружие, которое несёт смерть разрывными залпами каждому, кто подвернётся.
Средь зданий, которые образуют узкую улочку, движется отряд в двадцать человек, а им безуспешно пытается противостоять целая рота, наспех сформированная приспешниками старого режима. Используя лавки и фонарные столбы, кучи мусора, как укрытия, полицейские и некоторые охранники, в лёгких бронежилетах пытаются противостать разрушительной мощи сепаратистов, но падают один за другим, орошая местность кровью.
– Венецианцы, подавить сопротивление! – вновь приказывает их командир, который идёт впереди всей команды и щедро одаривает противника громоподобными залпами из своего тяжёлого карабина.
Доуху Рэ, герой Рейха, ныне выполняет грязную работу для новой власти Союза – зачищает улицы от лоялистов Империи. Он уже уничтожил имперское управление спутниковой связи, лишая Рейх возможности иметь тут «очи», а теперь он стал просто «палачом». Если бы на его лице не было маски, все увидели насколько сильно отвращение его к этой миссии. Его послали словно мясника, забойщика – убить всех несогласных, пока ордена и новоиспечённая армия Греческого или Балканского Союза готовится встретить Рейх.
Герцог присел, и несколько пуль пронеслись свистом у него над головой. Тяжёлый карабин вздрогнул и у человека впереди бронежилет получил измятину, порвался и окрасился в алый, а сам противник упал на спину и отдал душу Богу.
Вновь Доуху жмёт на крючок и снаряды его орудия и его воинов разрывают воздух, ужасающей дробью напоминая, чем покупается память об умершем сыне и возмездие за него. Доуху пытается наполнить чашу гнева и мести, но она бездонна. Он чувствует это и чем дальше он заходит в дебри предательства, тем сильнее его душу распирает от боли, тем сильнее жажда чего-то ужасающего захлёстывает его.
Венецианцы перешли в наступление и выгнали лоялистов с улочки на какую-то площадь, где красно-малиновых бойцов встретил залп тяжёлого пулемёта. Звенящая очередь рассекла пространство и концентрированный залп пробил щиток одного из гвардейцев, оторвав правую ногу, и воин покачнувшись, завалился на спину, истошно разоравшись на весь эфир.
– Уничтожьте огневую точку! Вмажьте их в землю! – рычит Доуху и сам удивляется, откуда в нём проснулся звериный гнев.
Гвардия ответила слаженным точечным огнём. Укрываясь за стенами, они смогли подстрелить пулемётчика и тех, кто стоял рядом, усеяв орудие телами и оросив кровью. Любой, кто снова пытался подойти к орудию, получал пулю.
– База, нам нужны санитары! У нас раненный! – доложил герцог и, не дожидаясь ответа, ринулся вперёд.
Он знает, что с воином всё будет в порядке, да ему практически всё равно. За время этой утомительной, беспрестанной войны за Жака его дух истощился, и важность многих вещей отошла на второй план.
Карабин загромыхал, неся смерть немногим, укрывшимся за лавочками и каменными короткими изгородями. В него стреляют из пистолетов и пистолет-пулемётов, но пули либо летят мимо, либо не наносят ущерба со звоном отскакивая от брони, усиленной силовым полем.
Доуху не считает убитых, только карабин в его руке вздрагивает и когда он лязгнул, огонь прекратился. Нужно сменить магазин. Этот момент сторонники Рейха восприняли как передышку и со всех ног стали бежать, растекаясь по улочкам города, где, скорее всего их добьёт народ Балкан, доведённый до безумия революционным огнём.
– Граждане свободных Балкан! – раздался громогласный голос и пара электронных стендов ожили, а по ним стало крутиться видео; где раньше вещали дикторы Рейха, сейчас же это крупный мужчина, за спиной которого меняются картинки – подстатье тексту. – Раньше мы были слабы, раньше нас гнобили имперские надзиратели. – И тут же за спиной появилось изображение, как полиция Рейха избивает народ. – Но теперь пришёл наш час ответить, пришёл момент нашей славы, нашей свободы. Подниметесь братья, поднимитесь на войну! Идите вперёд и отвоюйте свободу, вырвете её из зубов Рейха!
Короткое сообщение завершилось и экраны стухли. Доуху присел, глубоко задумавшись и потирая шлем, желая коснуться головы, которая «опухла» от войны и агитационных роликов. Весь день крутят эту гадость с одной целью – поджечь народ, чтобы он стал активнее записываться в ряды армии, чтобы он шёл на бой со своими соседями, не разделяющими идеалы новой власти.
И как в подтверждение своих мыслей герцог услышал крики и вопли откуда-то слева. Он поднял карабин и направился туда, где площадь кончается зелёной изгородью и есть небольшая зелёная лужайка, ныне почерневшая от пепла и золы.
– Поймали! Поймали! – раздаются безумные крики и когда венецианцы ступили через кусты, им открылась мерзости – два мужика, плюгавые, среднего роста, в обносках и чумазые, пытаются скрутить высокую светловолосую девушку, в какой-то кожаной куртке и платье.
– Оставьте! – прокричал Доуху.
– Эта тварь не хотела признавать новую власть! Мы ей вопрос – ты поддерживаешь нас? А она сказала – что не видит в этом смысла. Представьте, какая наглость!
– Оставьте, иначе я вас прямо здесь положу! – стал угрожать герцог и слегка подался вперёд.
– Нет. Мы здесь власть! – утёр нос и шмыгнул мужчина. – И мы сейчас это, совершим революционное правосудие! Для нас приятное…
– Как ты меня достал, – тихо прорычал Доуху и его кулак, утянутый перчаткой, сокрушил челюсть повстанца, обрушившись на него с такой силой, что тот не выдержал и упал на землю, сплюнув пару зубов.
– Хочешь повторить судьбу своего друга? – на этот раз герцог направил ствол прямо в лицо.
Вместо ответа двое мужчин быстро ретировались и бежали, куда глаза глядят, а глава венецианцев поднял заплаканную девушку и тихо сказал ей:
– Спрячься где-нибудь и не высовывайся.
Отпустив её, Доуху вдруг ощутил, как острые когти безразличия и безумия его отпустили и ему вдруг стало не всё равно на бойца, которого подстрелили, и он задаёт тихий вопрос:
– Как там наш раненный?
– Его транспортировали в санчасть, господин герцог.
– Это хорошо, – Доуху сделал шаг назад и снял шлем, тут же втянув воздух лёгкими, надеясь ощутить свежесть, но вместо этого почувствовал аромат пожарищ, как нос и горло начинает першить от золы. Он услышал далёкие звуки разрыва гранат и звон очередей, крики и стоны людей доносит жалобное завывание слабого ветра.
Усталые глаза смотрят вдаль, на север, там, где проходит длиннющий канал, рассекающий город на две части. Отсюда открывается прекрасный вид на то, как над домами в северной части клубится дым, как небольшие огоньки пожаров становятся маяками для всех сепаратистов, желающих попробовать себя в битве с лоялистами. Там, в северной части города всё ещё держит оборону прежняя власть, возле нового дворца, остатки армии и полиции, верной Рейху, сформировали крохи обороны, которые вот-вот «Балканы» раздавят.
Доуху задумался о тех, кто встанет на этот скользкий путь. Армия Греческой Амфиктионии – новые вооружённые силы, наспех сколоченные из ополченцев, милицейских подразделений «Балканской автономии», и тех военных, что предали Рейх ради грёз о свободе и власти. При поддержке военных из трёх стран она справиться с небольшим сопротивлением сторонников «Автономии». Да и генерал-губернатор, который готовится принять царский титул, неплохо справляется со своими обязанностями по руководству новым правительством. Когда жрец и стратег почили, встал вопрос о новом составе правительства и его Фемистокл позволил собрать новому Царю. И ныне есть целый Совет двадцати министров, собранный представителями из всех регионов-предателей.
– Ах… Буле, – готов был сплюнуть Доуху от негодования. Новый парламент наспех собрали из всех представителей оппозиционных движений и партий. Не менее трёх десятков организаций выдвинули кандидатуры на двести пятьдесят мест и в течении двух часов орган законодательной власти приступил к тяжёлой работе по штамповке законов о независимости.
Доуху не хотел вспоминать десятка новых Союзных законов, о новых органах власти, армии и национальном достоинстве, которые сводились к полному унижению тех, кто имел не-балканские корни происхождения или хладно относился к делам рук фемистокловых.
Всё потонуло в мятежах и финт Мастер-стратега удался. За пять лет ласки и обольщения, пыли в глаза и мелких проволочек он смог вывести большую часть Армии Рейха с территории своего любимого полуострова, собрать подчинённую себе «Милицию Автономии», которая занималась бы охраной правопорядка, и за последние месяцы оторвал от поставок те немногие гарнизоны Империи, что ещё оставались. Рейх мог бы надеяться на ордена и Легион, тут присутствующие, но и они в руках у коварного Фемистокла. И тем, кто ещё придерживается стороны Империи, остаётся только молиться, чтобы пережить бурный восход предателей.
Доуху бросил взгляд вправо и увидел, как к нему приближается несколько десятков воинов без души, которую заменила программа. Это двухметровые машины, с тонкими ногами и руками, с «иссушенными» торсами и вытянутыми чешкоподобными головами.
– О, а вот и Легион пожаловал!
В глазах герцога – это не более чем куски металла, и он искренне удивлён, почему владыка Рейха вообще дал им право существовать. Да, несмотря на то, что Канцлер с ненавистью относится к механизмам, он понимал, что Балканы такой регион, который может оказаться под ударом сразу шести стран, и ему нужна была мощнейшая оборона. И с его санкции была создана сила в пятьдесят тысяч роботов, которая стала бы мощным подспорьем защитникам Балкан, однако сейчас, благодаря системным техникам Фемистокла, они стала злейшими врагами Империи, ибо их ведёт программа, которой не ведомы выгоды или голод, идеология или жажда.
– Мы прибыли для зачистки кварталов, доложил оператор, управляющий откуда-то из штаба роботом-контролёром.
Как только Доуху захотел его поприветствовать, как раздались свисты и затем последовали взрывы, разметавшие с перезвоном куски металла легионеров, объяв их огнём и асфальтовой пылью. Герцог только успел нацепить шлем, как только его самого накрыл рядом взрыв, и кусками земли испачкало доспех.
– Миномёты!
Герцог поднялся и взглянул налево, там, где возвышаются кварталы десятиэтажных зданий. Оттуда, из тени первых этажей, вышли устрашающие воители – облачённые в чёрные прилегающие доспехи и несущие длинноствольные тонкие орудия. Шлемы их похожи чем-то на защиту рыцарей средневековья, только сделаны из современного материала и забрало представлено высокотехнологичной защитной панелью.
– Кто это!? – раздался истошный вопрос от одного из венецианцев, как его горло рассекла огненная линия.
– «Гвардия Рейха»!
Венецианцы вступили в бой и ответом им стали одиночные, но смертоносно точные и убойные залпы винтовок ордена, который не предал Канцлера. Двадцать человек, при поддержке артиллерии жестко контратаковали, и медленно продвигаясь, скоротечно скашивают легионеров. Металлические солдаты, роняя короткоствольные орудия, падают один за другим с дырами в корпусах и с головами, разлетающимися в салюте металла и взрыва.
– Венецианцы! – собирался отдать приказ Доуху, как его внезапно ослепил свет, линзы шлема успели затенить картинку перед глазами и заглушить звуки, но действие светозвуковой гранаты всё равно ощущается.
