Стейс Крамер
Обломки нерушимого
Фрэнси схватила холст и вылетела с ним из комнаты, чуть ли не рыдая от страха.
Рэми так и стояла неподвижно у пустого мольберта. Медленно опустила голову, посмотрела на свои руки. Пальцы были в красной краске, что практически ничем не отличалась от настоящей крови.
– Не помогло… Я все равно боюсь.
Глава 4
Никки, увы, совсем не помнила свои последние зимние каникулы. Но я была рядом с ней, напрасно надеясь, что когда-нибудь она почувствует незримое присутствие моего духа, так что мне не составит труда рассказать вам о том, что ей довелось пережить во время отдыха.
Итак, почему же в архиве памяти Никки не осталось ни малейшей заметочки о том, как она провела каникулы? Да все просто. Беззаботные дни ее были лишены трезвости. Элай увез ее с собой в Тайс, приморский городок, где в арендованном на берегу у подножия скалы домике, что приютил кроме него и Никки еще пять друзей Арлица, на несколько долгих дней воцарилась атмосфера коллективного безумия. Это был грязный, умопомрачительный наркоотрыв. Порошки, таблетки, инъекции, травка в перерывах – вот и весь рацион этой компании… Исчезло время, испарились мысли, забылись переживания, утратился человеческий облик. Тело было способно только смеяться, громко кричать, падать и танцевать, целоваться, еле-еле справлять нужду, нюхать, пить и спать.
Никки казалось, что ей хорошо… Ее душу можно было сравнить с полем, изуродованным минными воронками и усыпанным бесчисленным количеством полусгнивших трупов, на котором теперь, благодаря волшебным веществам, выросли потрясающей красоты цветы… Цветы заполнили воронки и спрятали трупы. Их аромат перекрыл гниль, а насыщенная пыльца покрыла разбросанные кости, обглоданные падальщиками. Так и не скажешь, что совсем недавно на этом самом поле произошла кровопролитная битва. Все хорошо…
Иногда у Никки и Элая включалось сознание на несколько минут – и в мертвой зоне появлялся слабенький сигнал для связи с внешним миром. И тогда ребята вели вялотекущие философские беседы. По крайней мере им казалось, что они были философскими.
– Я… не боюсь смерти. Я боюсь страшного финала жизни, – сказал однажды Элай, растягивая каждое слово.
– Страшного финала? – спросила Никки. Она лежала на полу, лицом к стене, нежно гладя шероховатые обои. Элай разлегся рядом, устремив немигающий взгляд в потолок.
– Да… У тебя может быть красивая жизнь. Тебя могут любить, завидовать тебе. Ты можешь быть успешным, даже войти в историю… И вдруг твое сердце решает остановиться, когда ты сидишь на толчке. И на веки вечные тебя запомнят как обосранного мертвеца… Твои достижения, ум, харизма и обаяние больше никого не волнуют… Не так важна сама жизнь, как ее конец.
– Это… когда смотришь фильм… и понимаешь, что ничего лучше в жизни не видел… но тут все портит глупый финал.
– Да-да… я про то же.
– А мне все равно. У меня паршивая жизнь, и будет паршивый конец… Думаю, обо мне никто и не вспомнит после моей смерти.
– Не поняла… – рядом с ребятами сидела подруга Элая, Лунет – невзрачное, вечно пьяное творение Бога с узким лбом и мышлением. – Про какой фильм вы говорите? И что за конец?..
– Моя маленькая, тупая прелесть, ты лучше помалкивай, ладно? – обратился к ней Элай.
Никки медленно легла на спину, закрыла глаза, положила руки на обнаженную грудь.
– А если я умру прямо сейчас… вот такая… это будет считаться достойным финалом? – спросила она.
Элай посмотрел на нее брезгливо – Никки была похожа на полудохлого мальчика-переростка, – ухмыльнулся и ответил:
– Вряд ли.
– …Ну и хорошо. Все обрадуются…
А потом «сигнал» вновь пропал, и в истерзанной душе Никки распустились новые цветы…
* * *
– И помни, каникулы – не резиновые! Ты должен успеть!
– Как же ты мне надоела… Я понял тебя. Позвоню, когда все сделаю.
Лишь беспощадная настойчивость Рэми, с которой она обращалась к брату всякий раз, когда звонила, мгновенно отрезвляла Элая. Требовательный голос сестры действовал как мощное противоядие, наркотические чары тут же теряли свою силу.
Элай стоял один в полутемной комнате, опершись вытянутыми руками о стену и опустив голову, тяжело дышал, слушал биение свихнувшегося из-за паники сердца, точно готовился к прыжку в пропасть. Никки, смеясь, вошла в комнату, в которой был Элай, и, совершенно не замечая его мрачного настроения, промолвила веселым голоском:
– Я уговорила Гаса и Хораса устроить голый заплыв.
– Отлично. Я позже присоединюсь, – ответил Элай, повернувшись лицом к Никки.
– Лунет увести или ты хочешь с ней оттянуться, пока нас нет?
– Уведи.
– А что мне еще для тебя сделать, мой повелитель? – Никки положила руки на плечи Элая и приблизилась к его суровому лицу, блаженно улыбаясь.
– Чем же я обязан за такое изящное лебезение?
– Ты рядом… И ты сделал так, что я оказалась далеко-далеко от всех своих проблем. Ну, как ты хочешь, чтобы я тебя порадовала? Любое твое желание будет исполнено.
Элай никак не мог поддаться игривому настрою девушки, он сохранял все то же невозмутимое выражение лица, словно между ними была каменная стена.
– Оставь меня хотя бы на полчаса, и я буду тебе премного благодарен.
Никки тотчас отстранилась от него, надула губки и обиженно воззрилась пьяными глазенками:
– Ты мерзкий типок, Элай Арлиц! Неужели я хуже Лунет? Она тупее мокрицы! – высказав все свое недовольство, Никки, шатаясь, пошаркала к выходу.
Элай снова повернулся к стене, уткнулся в нее лбом, зажмурил глаза, и в наступившей кромешной тьме вдруг вспыхнул образ Рэми. Она как-то странно улыбалась, будто ей была известна какая-то жуткая тайна… Хотя почему будто? Элай весь взмок от страха. Сердце громко колотилось. Элаю казалось, что кто-то стоит позади и водит ножом по его спине, щекочет лезвием покрытую мурашками и липким холодным потом кожу. Предчувствие страшной боли и неизбежного трагического финала заставило Элая дрожать.
Элай подумал, что ему срочно нужна свежая доза – так он и объяснил самому себе свое странное состояние.
Но поскольку мне открыты все его тайны, вся его жизнь, я могу со стопроцентной уверенностью заявить, что тут дело было вовсе не в его зависимости… Мучило Элая страшнейшее событие из его прошлого, оставившее после себя глубокий отпечаток.
* * *
Элай уже и не помнил, зачем решил заглянуть в комнату Рэми. Он застал сестру сидящей спиной к нему на кровати. Она не заметила вторжения брата и продолжала что-то увлеченно рассматривать. Элай обошел Рэми, чтобы увидеть ее лицо и… остолбенел от ужаса.
– Рэми! – крикнул он, продолжая стоять и смотреть, как его младшая сестренка сидит с лезвием в одной руке, а второй расковыривает свежую рану на внутренней стороне бедра. Образовался такой глубокий кровавый кармашек…
– Что ты здесь делаешь? – спокойно спросила Рэми, решив наконец отвлечься от своего кошмарного занятия.
– У меня к тебе такой же вопрос… – Элаю стало дурно. Состояние было непредсказуемое, он не знал, что произойдет с ним в следующую секунду: то ли будет фонтанировать рвотой от омерзения, то ли упадет в обморок от страха, а может, и все вместе взятое.
– Не говори ничего маме.
– Зачем ты это сделала, Рэми?
– Не скажу… Ты не поверишь.
– Я всегда тебе верил.
Элай принудил себя держаться мужественно, не смотреть на кровоточащую рану, не замечать обращенное к нему, заплаканное, изможденное лицо с хмурой улыбкой и лихорадочным блеском в глазах, глядящих сквозь него.
– Ты любишь Циннию?
– Да какого хрена, а? – вспыхнул Элай. – При чем здесь она?
– Ответь: любишь или нет? – потребовала Рэми.
Элай вздохнул. «Она невменяемая, – сообразил он. – Отсюда и вопросы такие странные. Нужно постараться аккуратно вести диалог… иначе будет только хуже».
– Мы с ней просто встречаемся. Она… нормальная.
– Я ничего тебе не скажу, – последовал безапелляционный ответ.
– Тогда я все расскажу маме!
– И ты станешь моим врагом!
– Рэми, тебе нужна помощь…
– Я всего лишь хотела, чтобы мне полегчало… Хотела отвлечься, – бросив в сторону лезвие, сказала Рэми. Элай понял, что та медленно приходит в себя.
– А что у тебя случилось?
– Ты не поймешь меня.
– Да, не пойму. А вот мама сможет во всем разобраться. Это ее профиль! Она поговорит с тобой, утешит. Да и в конце концов вылечит!
– Я не больна!
– Нормальные люди не режут себя!
– Я просто попробовала!
– Рэми, я люблю тебя и не допущу, чтобы ты снова навредила себе.
Рэми сползла с кровати на пол, встала на колени и прошептала:
– Умоляю, не выдавай меня. Если мама все узнает, я порежу вены. Моя смерть будет на твоей совести. Ты слышишь меня? Я сделаю это, Элай! И буду до конца твоих дней являться тебе в кошмарах и обвинять, обвинять, обвинять!!! Это ты, ты меня убил!!!
Элай мигом подлетел к сестре. Рухнув рядом с ней на колени, он крепко прижал ее к себе, почувствовал, как она дрожит – или это его так трясло? – и заплакал. Элай был напуган, беспомощен. Рэми, казалось, тоже не уступает ему… Но так только казалось.
– Все, хватит, прошу тебя!!! Я не выдам тебя, не выдам! Только… скажи, – все еще тихо плача, говорил Элай, – причем здесь Цинния?
– …Она довела меня. Я больше не могу!
– Что она сделала?
– Она издевается надо мной.
– Цинния? Издевается?!
– Конечно, в это невозможно поверить. Она ведь с тобой такая милая… Но ты даже не представляешь, на что она способна. Цинния ревнует тебя ко мне.
– Ты же моя сестра! Что за бред?
– Ей не нравится то, что ты любишь кого-то больше, чем ее. Она унижает меня, настраивает всех моих друзей против меня, подставляет всячески, портит мои вещи. Каждый день в «ХолиПрайд» похож на ад!
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Потому что… по-моему, ты впервые по-настоящему счастлив. Я не хотела рушить твое счастье. И не могла пожаловаться кому-то, ведь мне бы никто не поверил. Даже ты сомневаешься сейчас. А это… – Рэми посмотрела на свой порез, – это помогает. На несколько мгновений я перестаю чувствовать, как болит моя душа. Ради этих мгновений я готова изрезать все свое тело…
Ни одному живому существу не понять того, что происходило в душе Элая после этого разговора. Он пережил страшную бурю, что погубила все человеческое в нем…
Цинния Каран была на год старше Рэми, они учились вместе в частной школе «Холи-Прайд» при монастыре, отлично ладили… До того момента, как Цинния приглянулась Элаю. Если бы Элай знал, что скрывается за ее миловидной внешностью, ангельским смехом и ласковым характером… Элай так и не понял бы, что его сестра столкнулась с чудовищной травлей, которую устроила для нее его благоверная, если бы не застал тогда Рэми, вооруженную окровавленным лезвием.
Элай был зол. А когда Элай зол, то он начинает творить ужасные вещи!
На одной из вечеринок он накачал Циннию наркотиками, затем предложил своим дружкам необычное развлечение – отыметь его девушку самыми извращенными способами и заснять все это на камеру. Предварительно Элай купил мультяшные маски, чтобы сохранить конфиденциальность «актеров». Последние, не раздумывая, согласились. Это были четыре похотливых ушлепка – Гас, Хорас, Келсей и Обри. Они чуть ли не поклонялись Элаю, считая его почему-то особенным, и каждая его девушка для них была богиней. Ну а отыметь богиню, да еще и с позволения вожака, – их сокровенная мечта!
Видео с изнасилованием Циннии Элай анонимно выложил в сеть. Какой же разгорелся скандал! И никто – никто! – не обвинял тех четырех подонков, что обесчестили бедную девушку. Волна гнева и общественного порицания обрушилась только на Циннию. Ученица школы при монастыре вытворяет такое! Порочная дрянь! Позор! Цинния совершила неудачную попытку самоубийства, выпила большое количество болеутоляющего, но, к сожалению или к счастью, ее вовремя обнаружила мать.
– Не сдохла она, что ли? – спросил Элай у сестры.
– Откачали… Ее скоро переведут в стационар для душевнобольных. Говорят, она… не в себе, – с трудом ответила Рэми. Элай ничего не утаил от сестры, он с особой гордостью посвятил ее в свои планы. Рэми, может быть, и заставила бы его отказаться от этой затеи, если бы поверила ему. Она до конца надеялась, что брат просто бросит Циннию, и этим ограничится его месть. Но после того как видео с Циннией попало в сеть, Рэми надолго лишилась сна. Она предчувствовала, что у этой истории будет мрачный финал. Так и вышло…
– Я старался.
Рэми вздрогнула, взглянув на Элая, точно рядом был дьявол с усмешкой на бескровных устах.
– Элай, я не хотела, чтобы так… А если бы она умерла? Боже… как теперь жить с этим?
– Мне с этим жить, а не тебе. Это во-первых. А во-вторых, я ни о чем не жалею. Я все сделал правильно. Никогда не забуду то, что ты натворила с собой из-за нее. Да я готов был тогда убить ее голыми руками! Так что она отделалась легким испугом.
Тогда Рэми была так напугана, что еще не понимала, какую власть имеет над своим старшим братом. Она повелевала самим дьяволом. И я не преувеличиваю, ведь если Элай, одурманенный сумасшедшей любовью к сестре, почувствует, что той угрожает опасность или ее кто-то сильно обидел, то все святое вмиг покинет его душу, здравый рассудок потеряет свое руководство, и на арену выйдет истинное, черное зло. Потом, когда уже было совсем поздно, он, сам того не понимая, страдал из-за внезапных, очень коротких, но жутко болезненных приступов раскаяния, и вот как после вышеописанного телефонного разговора с Рэми, едва с ума не сходил из-за обезоруживающего страха – это были попытки сонной совести достучаться до своего черствого обладателя.
Рэми перевелась в «Греджерс», желая с помощью смены обстановки и коллектива поскорее забыть всю эту ситуацию с Циннией Каран. Могу сказать, что ей это блестяще удалось. А еще у нее получилось наконец понять, что Элай легко ей подчиняется. Она быстро вжилась в роль кукловода. И если Рэми пусть и недолго, но все же терзала вина за то, что она сделала с Циннией, то, тот кошмар, что должен был произойти с Никки, ее вообще никак не волновал. Вернее, она пребывала в приятном возбуждении, так как сознавала, что они с Элаем теперь уж точно поступают справедливо. Никки заслужила все это.
Если высшие, светлые силы не способны наказать ее в полной мере, значит, придется призвать на помощь самого дьявола.
* * *
– Вы словно близнецы. Не замечали? – сказала как-то Лунет, пристально разглядывая худосочных, белобрысых, с одинаковыми короткими стрижками и нахальными физиономиями Никки и Элая.
– Да, действительно. У нас есть внешнее сходство, – расплылась в улыбке Никки.
– И внутреннее тоже, – добавил Элай.
– Разве?
– Мы – двуличные мерзавцы. Нас все ненавидят, и нам на это наплевать.
– …Не могу не согласиться. Хотя мое самолюбие уязвлено.
– Нет у тебя никакого самолюбия, иначе ты бы не зависала со мной здесь, – буркнул Элай.
– Эй, близнецы, говорите помедленнее. А то я опять вас не понимаю…
– Лунет, иди к Обри и Келсей, развлеки их, – мягко приказал Элай.
– Чего это ты постоянно гоняешь меня туда-сюда, а? У тебя что, появились от меня секреты, а?
– Пошла вон, а! И рот свой в следующий раз откроешь только тогда, когда я разрешу! Пошла!
Лунет изо всех сил постаралась заставить стремительнее двигаться свое вялое, качающееся на волнах эйфории тело, и вскоре покинула ребят.
– Если ты позволишь себе хоть раз обойтись со мной так же, я придушу тебя, – пригрозила Никки.
– Ну, ты чуть умнее мокрицы… Так что с тобой я буду вежлив.
– Благодушный ты ублюдок, Элай Арлиц.
– Что будешь делать после каникул?
– Все, что ты предложишь, – не замедлила с ответом Никки.
– То есть домой возвращаться ты не собираешься?
– Нет, не собираюсь. А что, я тебе уже надоела?
– Ты трусиха, Никки.
– Вот как?
– Ты сбежала от друзей, семьи. Прячешься здесь. Боишься лишний раз подать голос.
– Ты рехнулся? Это же ты предложил мне уехать. Я никого не боюсь! Я просто отдыхаю.
– И сколько еще будет продолжаться твой отдых? – не унимался Элай.
– Слушай, Элай, если я тебе надоела, так и скажи без обиняков!
– Я лишь хочу разобраться кое в чем. Моя сестра очень зла на тебя. И Элеттра тоже. Полагаю, твои подруги с ними солидарны. Ты столько всего натворила, Никки. Неужели не раскаиваешься ни в чем?
– Твоя сестра, Элеттра и мои подруги – идиотки. Маленькие идиотки! Я всего-то чуть-чуть напакостила. И то, у меня была веская причина. Я была в отчаянии! Мне разбили сердце, от него ничего не осталось! Я – хороший человек, я всегда всем помогала. И я бы никогда не пошла на такое… Но мне сделали больно, и я решила ответить взаимностью! Диана и Калли должны были простить, принять и поддержать меня. Так поступают настоящие друзья! А они выставили меня последним ничтожеством! Диана вообще чуть не убила меня. Отлично, правда? И это мне должно быть стыдно?! Элеттра… Эта паскуда получила заслуженное наказание. Я нисколечко не раскаиваюсь. А Рэмисенте я вообще ничего плохого не сделала. Она не имеет права вякать в мою сторону! Они мне противны… Я никого не хочу видеть. И мамашу свою тоже. Ненавижу эту суку! И сестер! Если я тебе надоела, то я уеду. Одна! Куда угодно! Но в Глэнстоун я не вернусь. – Закончив длинную отповедь, Никки почувствовала, что у нее совсем нет сил даже для того, чтобы просто стоять. Она села на пол, обняв колени, и со страхом начала ждать ответной реакции от Элая. Столько всего глотать, нюхать и пить… И все это для того, чтобы получить кратковременное блаженство, а после вновь погрузиться в глухое отчаяние! Когда сознание Никки чуть-чуть прояснялось, она тут же принималась пичкать себя «веселым» ядом, что превращал ее кровь в отравленную жижу и усыплял мозг, кишащий неприятными воспоминаниями.
Никки тогда и не подозревала, что Элай устроил ей проверку. Это был заключительный экзамен, который решил ее судьбу. Элай убедился в правоте Рэми. Никки в самом деле заслужила наказание. Невозможно смириться с ее хамским поведением и забыть то, как она запальчиво винит всех в своих несчастьях.
– Можешь остаться здесь, – после продолжительного молчания сказал Элай.
Никки тут же воспрянула духом.
– Мой повелитель, ты мне разрешаешь? – с наигранной учтивостью спросила она.
– Только я уеду на несколько дней, надо решить проблемы с колледжем.
– Ты учишься в колледже?
– Я художник! Пытаюсь профессионально освоить искусство. Разве я тебе не говорил?
– Мы нюхаем и блюем от зари до зари. Нам некогда разговаривать.
– Да, верно.
Никки поднялась с пола, подошла к Элаю, прижалась к нему, как кошечка, запустила пальцы в его белоснежную шевелюру и прошептала:
– И все-таки спасибо тебе за то, что ты рядом. Когда-нибудь я отблагодарю тебя, хочешь ты этого или нет.
Далее Никки поцеловала парня в щечку. Этот невинный поцелуй обжег его кожу. «Она доверяет мне. И, возможно, даже любит. Все как пожелала Рэми. Значит, больше тянуть нельзя. Пора действовать».
* * *
Элай закатил вечеринку в честь своего грядущего отъезда. Да, вечеринки в Тайсе он организовывал ежедневно, но теперь появился хоть какой-то повод. К тому же тусовка включала в себя еще одно долгожданное развлечение, о котором Никки не подозревала. Лунет уже лежала в углу, не помня, где она и кто она, а Никки все не сдавалась, так что Элаю долго пришлось различными уловками заставлять ее употребить очередную дозу.
– Ты отстаешь, – заявил Элай.
– Издеваешься, что ли?..
– Давай, давай! – Он положил ладонь ей на затылок и с силой наклонил к дорожке.
– Ну не… много мне, – из последних сил сопротивлялась Никки.
– Никки, ради меня!
Когда Никки наконец дошла до такого же угашенного состояния, как Лунет, Элай отправился к парням, что в одной из комнат подготавливали место для съемок. Приглушенный свет, пластмассовые маски с героями мультфильмов и комиксов, которые будут надеты на лица «актеров» во время процесса, разнообразные атрибуты для сексуальных утех, защита. Подготовка была весьма ответственной, как вы могли заметить. Парни так долго ждали этого дня, и вот Элай снова дал им возможность получить удовольствие таким зверским путем. Без своего лидера они боялись действовать подобным образом, поскольку не были уверены в том, что им удастся остаться незамеченными. Элай же четко контролировал своих ублюдков, они были убеждены, что он не допустит прокола, а значит, ничто не помешает им спокойно воплотить свои мерзкие фантазии. Никто из них совершенно точно не понесет за это наказания.
– Веди ее, Элай, – скомандовал Гас.
Никки еле-еле переставляла ноги, даже дышала с трудом. «Я иду… Иду… с Элаем… Да, рядом Элай… Сейчас темно… Почему темно?.. Я, наверное, моргнула… Или я сплю?.. Нет, не сплю… А, может, я умерла?.. Я дышу или нет?.. Дышу… Мы идем… Зачем мы идем?»
– Зачем… Зачем мы идем, – вслух сказала она. – Я хочу лежать…
– Мы сейчас ляжем вместе, – донесся до нее сладкий голос Элая.
– Вместе?..
– А ты разве не этого добивалась? Или я ошибаюсь?
– Элай… – на ее лице появилось слабое подобие улыбки.
«Хочу лежать с Элаем… Хочу Элая… Просто хочу… Хочу что-то…»
– Заходи.
Элай открыл дверь той самой комнаты, где Гас, Хорас, Обри и Келсей с нетерпением ждали свою жертву. К удивлению парней, Никки тут же всех узнала.
– Ребят, а вы что тут… – Никки обернулась. Элай так и не переступил порог. – Элай, выгони их… Элай? – В следующую секунду Элай захлопнул дверь.
Те же чувства, что обрушились на Никки, испытала бы несчастная, больная антилопа, на которую набросились изголодавшиеся львы. Страх, неведомый доселе страх помогал Никки хоть немного соображать и даже давать отпор.
На самом деле ей казалось, что она сопротивляется, ведь даже для того, чтобы только приподнять веки, открыть рот и пошевелить языком, она прилагала титанические усилия. Наркотики отлично справились со своей задачей, превратив ее в полубездыханное, стонущее нечто.
– Не надо… – говорила Никки, когда ее раздевали. – Я не с тобой хотела… – сказала она пристраивающемуся к ней Обри. – Где Элай?.. – почти кричала она.
Никки часто отключалась, но потом снова приходила в себя, когда ее кто-то переворачивал, раздвигал ее ноги, пытался открыть ее рот, брал за волосы с животной страстью.
– Ре-е-бята, ну хватит…
– Келсей, ударь ее посильнее, чтоб закричала, а то она совсем вялая какая-то. Еще! Пусть кричит! Еще!!! Хорас, ты тоже подключайся! Обри, жестче! Так, чтобы у нее глаза из орбит вылетели! Давай! – Эти приказы отдавал Гас, что взял на себя роли оператора и режиссера. Ему часто приходилось ставить съемку на паузу, чтобы скорректировать действия «актеров».
Когда к Никки возвращалось сознание, она чувствовала внутри, где-то внизу, глубоко-глубоко какую-то странную боль. Будто в нее что-то вколачивают. Никогда ей еще не было так больно. Парни смеялись, чередовались, били ее, даже кусали, сражались друг с другом за ее отверстия…
– Я… не могу… больше…
Изуверство над телом Никки продолжалось несколько часов. Элай все это время сидел на берегу, много курил. Когда он соизволил вернуться, «актеры» и Гас уже спокойно храпели в своих комнатах, а Никки так и осталась лежать на том месте, где над ней надругались.
Голая, посапывающая в позе эмбриона Никки вдруг показалась Элаю маленьким, милым, непорочным существом. «Когда-то ты и была такой, бултыхаясь в уютном, теплом чреве своей матери. И ты даже не догадывалась, что с тобой будет через много лет…» – думал Элай, ласково гладя головку Никки.
– Мама… – не открывая глаз, тоненьким, жалобным голоском сказала Никки. Что-то сверкнуло на ее лице. Элай пригляделся – это слеза стекала по ее щеке. – Я хочу к маме… хочу к маме…
