– От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! От-кры-ВАЙ! – Толпа трясет кулаками в теплом воздухе. Еще испуганная, но уже и возбужденная, входящая в раж. Окажись тут Шеф, он сразу признал бы в них компанию наркоманов, только начавших приобщаться к метамфетамину, и указал бы, что для полноты картины не хватает только музыки «Грейтфул дэд».
Братья Кильян и Сэм Вердро продираются сквозь толпу. Тоже скандируют – не потому, что не хотят выделяться, просто захватывает настрой готовой к бунту толпы, – но не трясут кулаками, они же на работе. Никто не обращает на них особого внимания. Потом их вспомнят лишь несколько человек.
Медсестра Джинни Томлинсон тоже пробирается сквозь толпу. Ей нужно сказать девушкам, что они нужны в «Кэтрин Рассел». Там новые пациенты, одна женщина в тяжелом состоянии. Это Ванда Крамли из Истчестера. Крамли живут рядом с Эвансами, у самой административной границы с Моттоном. Этим утром Ванда пошла к соседям, чтобы проведать Джека, и обнаружила его мертвым в двадцати футах от того места, где Купол отрезал руку Майре Эванс. Джек лежал на земле, бутылка – рядом с ним, и тут же на траве подсыхали его мозги. Ванда побежала к своему дому, выкрикивая имя мужа, и упала в его объятия с инфарктом. Уэнделлу Крамли еще повезло, что он не разбил свой маленький универсал «субару» по пути в больницу: большую часть пути проехал на скорости восемьдесят миль в час. Сейчас больной занимался Расти, но Джинни не думала, что Ванда – пятидесятилетняя, грузная, смолящая сигарету за сигаретой – выживет.
– Девочки, – говорит им она, – вы нужны нам в больнице.
– Это они, миссис Томлинсон! – кричит Джина. Ей приходится кричать, чтобы перекрыть шум скандирующей толпы. Она указывает на копов и начинает плакать – отчасти от страха и усталости, по большей части от ярости. – Это они изнасиловали ее!
На этот раз Джинни отрывает взгляд от белых униформ и осознает, что Джина права. Джинни не обладает легендарной вспыльчивостью Пайпер Либби, но она и не холодная лягушка, и есть повышающий градус фактор: в отличие от преподобной она видела Сэмми без штанов. Ее распухшее и порванное влагалище, огромные синяки на бедрах, которые открылись глазам Джинни после того, как она смыла кровь. Так много крови.
Джинни забывает о том, что девушки нужны в больнице. Забывает о том, чтобы увести их из этого взрывоопасного места. Она даже забывает о Ванде Крамли, которую привезли в больницу с инфарктом. Большими шагами идет вперед, по пути кого-то отталкивает (Брюса Ярдли, кассира-упаковщика, который трясет кулаком, как и остальные). Она направляется к Мелу и Френку. Те не видят ее приближения, смотрят на становящуюся все более враждебной толпу.
Джинни поднимает обе руки и на мгновение напоминает плохиша, сдающегося шерифу. Потом ее руки вновь приходят в движение, и она одновременно отвешивает молодым людям по оплеухе.
– Мерзавцы! – кричит она. – Как вы могли? Как вы могли вести себя так позорно? Так мерзко! За это вы сядете в тюрьму, вы…
Мел не думает, просто реагирует. Бьет Джинни в лицо, разбивает очки и нос. Она отшатывается, залитая кровью, кричит. Старомодная медсестринская шапочка, выскочив из шпилек, которые удерживали ее, падает с головы. Брюс Ярдли, молодой кассир, пытается поймать шапочку, но промахивается. Джинни ударяется о ряд тележек для покупок, вставленных друг в друга. Они откатываются, как маленький поезд. Джинни падает на руки и колени, крича от боли и шока. Яркие капли крови из ее носа (не сломанного, но заметно изменившего форму) капают на большие желтые буквы надписи на асфальте «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА».
Толпа временно замолкает, Джина и Гарриет бегут к упавшей Джинни.
И тут тишину прорезает голос Лиссы Джеймисон, чистое, идеальное сопрано:
– Ублюдочные свиньи!
Именно тогда и полетели камни. Первого камнеметателя так и не определили. Возможно, только это правонарушение Сэма Вердро по прозвищу Бухло осталось безнаказанным.
Младший подвез его до центра города, и Сэм, перед мысленным взором которого плясали бутылки виски, зашагал по левому берегу Престил-Стрим, подыскивая подходящий камень. Большой, но не очень, иначе он не смог бы бросить его с надлежащей точностью, хотя в свое время – иногда казалось, лет сто назад – выходил на поле питчером в стартовом составе «Диких котов» в первой игре чемпионата штата Мэн. Наконец камень он нашел, неподалеку от моста Мира: весом в фунт, может, в полтора, гладкий, как утиное яйцо.
«И вот что еще», – сказал Младший, высаживая Сэма Бухло из автомобиля. Идея принадлежала не Младшему, но он не стал говорить Сэму, от кого она исходила, точно так же, как и чиф Рэндолф не сказал Уэттингтон и Моррисону, кто приказал оставить их у «Бензина и бакалеи». Это аполитично.
«Целься в девку, – вот что напоследок сказал Младший Сэму Бухло перед тем, как уехать. – Она того заслуживает, так что не промахнись».
И когда Джина и Гарриет, обе в белой униформе, падают на колени рядом с рыдающей, окровавленной, сертифицированной медсестрой, которая тоже стоит на коленях, упираясь руками в землю (внимание остальных сосредоточено на них), Сэм размахивается, совсем как в тот давно ушедший день 1970 года, камень летит… и вот он, первый страйк за более чем сорок лет.
Страйк не только в одном смысле этого слова. Кусок гранита с блестками кварца попадает Джорджии Ру точно в рот, ломает челюсть в пяти местах и выбивает все, кроме четырех, зубы. Ее отбрасывает к витрине, челюсть отвисает чуть ли не до груди, из раззявленного рта хлещет кровь.
Мгновением позже летят еще два камня, один – от Рики Кильяна, второй – от Рэндолла. Камень Рики попадает в затылок Билла Оллната и укладывает уборщика на землю, неподалеку от Джинни Томлинсон. Дерьмо! – досадует Рики. Мне же следовало попасть в гребаного копа! И дело не только в полученном приказе. Ему самому всегда хотелось того же.
У Рэндолла с прицелом получше. Его камень попадает Мелу Сирлсу в лоб. Тот валится как подкошенный.
Короткая пауза – все словно набирают в грудь воздух. Представьте себе автомобиль, катящийся на двух колесах и будто решающий, перевернуться ему или нет. Посмотрите на Роуз Твитчел, оглядывающуюся, недоумевающую, не очень-то понимающую, что происходит, не знающую, как поступить. Посмотрите на Энсона, обнимающего ее за талию. Послушайте крики Джорджии Ру, которые вырываются из ее раскуроченного рта; странным образом крики эти напоминают звуки, которые издает ветер, играющий на лосиной дудке – консервной банке без донышек, внутри которой натянута вощеная веревка. И пока она кричит, кровь льется из рассеченного языка.
Посмотрите на подкрепления. Первыми прибывают Тоби Уилен и Руперт Либби (он двоюродный брат Пайпер, но она не гордится таким родством). Они оглядывают толпу… и пятятся назад, не предпринимая попытки занять позицию между ней и супермаркетом. Следом появляется Линда Эверетт. Она патрулировала улицы на ногах в паре с Марти Арсено, который, как и Линда, служил неполный рабочий день. Марти пыхтит, отставая на шаг-другой. Когда Линда пытается вклиниться в толпу, Марти – этим утром он даже не надел форму, поднялся с постели и натянул старые джинсы – хватает ее за плечо. Линда почти что вырывается, потом вспоминает о дочерях. Стыдясь собственной трусости, позволяет Марти отвести ее к тому месту, где Руп и Уилен наблюдают за развитием событий. Из этой четверки оружие сейчас только у Рупа, но будет ли он стрелять? Конечно же, нет. Он видит в толпе жену, которая держит за руку мать (тещу бы Руп пристрелил).
Посмотрите на Джулию, которая едва не догнала Линду и Марти. Она тяжело дышит, но уже хватается за фотоаппарат. Даже роняет крышку, которую сняла с объектива, так торопится начать съемку. Посмотрите на Френка Дилессепса, который опускается на колено рядом с Мелом и благодаря этому уворачивается от еще одного камня, который пролетает у него над головой и пробивает дыру в одной из двустворчатых дверей супермаркета.
Потом…
Потом кто-то кричит. Кто именно, выяснить так и не удалось. Даже с полом кричащего не определились, хотя большинство склонялось к тому, что кричала женщина, а Роуз потом скажет Энсону, что, по ее убеждению, кричала Лисса Джеймисон.
– Бей их!
Кто-то еще кричит: «Продукты!» – и толпа подается вперед.
Фредди Дентон стреляет один раз, в воздух. Потом опускает пистолет и в охватившей его панике едва не разряжает в толпу. Но прежде чем успевает это сделать, кто-то вырывает пистолет из его руки. Фредди падает, крича от боли, а потом мысок большого старого фермерского сапога – Олдена Динсмора – ударяет ему в висок. Полностью патрульный Дентон не отключается, но свет меркнет у него перед глазами, и к тому времени, когда он окончательно приходит в себя, Великий продовольственный бунт уже завершен.
Кровь проступает сквозь повязку на плече Картера Тибодо, и красные розочки расцветают на его синей рубашке, но он – во всяком случае, какое-то время – боли не чувствует. Картер не пытается бежать. Широко расставляет ноги и укладывает на землю первого, кто оказывается в непосредственной близости от него. Это Чарльз Норман по прозвищу Коротышка, которому принадлежит антикварный магазин на шоссе номер 117, расположенный у самой административной границы города. Коротышка падает, зажимая руками рот, из которого льется кровь.
– Назад, говнюки! – кричит Картер. – Назад, сучьи дети! Никакого грабежа! Назад!
Марта Эдмундс, которая сидит с дочерьми Расти и Линды, наклоняется, пытаясь помочь Коротышке, и за свои старания получает удар кулаком по скуле от Френка Дилессепса. Она отшатывается, держась за скулу, в изумлении смотрит на молодого парня, который только что ударил ее… а потом оказывается на Коротышке: ее сбивает с ног нахлынувшая волна несостоявшихся покупателей.
Картер и Френк пускают в ход кулаки, но успевают нанести только три удара на двоих, прежде чем их отвлекает жуткий, завывающий крик. Рвется он из груди городского библиотекаря, волосы развеваются вокруг ее обычно спокойного лица. Она толкает перед собой вставленные друг в друга тележки для покупок и скорее всего кричит: «Банзай!» Френк успевает отпрыгнуть, и тележки врезаются в Картера, отбрасывая его в сторону. Он машет руками, пытаясь сохранить равновесие, и, наверное, ему бы это удалось, если б не ноги Джорджии. Споткнувшись о них, Картер падает на спину, и его топчут. Он переворачивается на живот, закрывает голову руками и ждет, когда все закончится.
Джулия Шамуэй снимает, снимает, снимает. Возможно, на фотографиях проявятся лица, которые она знает, но в видоискателе Джулия видит только незнакомцев. Толпу.
Руп Либби достает пистолет и четырежды стреляет в небо. Выстрелы раскатываются по теплому воздуху, шумные и помпезные, череда звуковых восклицательных знаков. Тоби Уилен ныряет в патрульный автомобиль, ударяется головой, фуражка сваливается (с надписью желтыми буквами «ПАТРУЛЬНЫЙ ЧЕСТЕРС-МИЛЛА» над козырьком). Он хватает с заднего сиденья мегафон, подносит ко рту и кричит:
– ПРЕКРАТИТЕ ЭТО ДЕЛАТЬ! ОТОЙДИТЕ! ПОЛИЦИЯ! ПРЕКРАТИТЕ, ЭТО ПРИКАЗ!
Джулия фотографирует его.
Толпа не обращает внимания ни на выстрелы, ни на усиленный мегафоном голос. Не обращает она внимания и на Эрни Кэлверта, выбегающего из-за угла здания. Он по-прежнему в зеленом фартуке, который обтягивает то одно, то другое колено.
– Идите к служебному входу! – кричит Эрни. – Вам нет нужды это делать! Я открыл служебный вход!
Толпа намерена сломать все преграды и войти. Люди бьются о двери с надписями «ВХОД», «ВЫХОД», «КАЖДЫЙ ДЕНЬ НИЗКИЕ ЦЕНЫ». Двери поначалу не поддаются, потом замки не выдерживают напора толпы. Первые – их вдавливают в двери – получают тяжелые травмы: у двоих сломаны ребра, у одного растяжение мышц шеи, еще двое отделываются переломом руки.
Тоби Уилен вновь собирается поднести мегафон к губам, потом очень осторожно кладет его на капот автомобиля, на котором они с Рупом приехали. Поднимает фуражку с надписью «ПАТРУЛЬНЫЙ», отряхивает от пыли, надевает. Он и Руп направляются к магазину, останавливаются, понимая, что ничего не смогут сделать. К ним присоединяются Линда и Марти Арсено. Линда видит Марту и подводит ее к горстке копов.
– Что случилось? – спрашивает Марта. Она еще не пришла в себя. – Кто-то меня ударил? Половина лица горит. Кто с Джуди и Джанель?
– Сегодня утром их взяла твоя сестра. – Линда обнимает ее. – Не волнуйся.
– Кора?
– Уэнди.
Кора, старшая сестра Марты, давно уже живет в Сиэтле. Линда задается вопросом: а не получила ли Марта сотрясения мозга? Она думает, что хорошо бы показать ее доктору Хаскелу, потом вспоминает, что тот или в морге больницы, или в «Похоронном бюро Боуи». Расти теперь все должен делать сам, и сегодня он будет очень занят.
Картер буквально тащит на себе Джорджию к патрульному автомобилю номер Два. Она по-прежнему издает эти жуткие лосинодудочные крики. Мел Сирлс очнулся, но еще ничего не соображает. Френки ведет его к Линде, Марти, Тоби и другим полицейским. Из рваной раны на лбу льется кровь, рубашка мокрая.
Толпа вливается в супермаркет. Люди разбегаются по проходам, толкая перед собой тележки или хватая корзины, которые стоят рядом со стендом, где выложены брикеты древесного угля (рекламный слоган: «УСТРОЙ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК»). Мануэль Ортега, наемный рабочий Динсмора, и его близкий друг Дейв Дуглас прямиком бегут к кассовым аппаратам и начинают нажимать кнопки «НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ», хватают деньги, рассовывают по карманам, хохочут, как безумные. Супермаркет набит людьми, это день распродажи. В отделе замороженных продуктов две женщины дерутся из-за последнего лимонного торта «Пепперидж фарм». В отделе деликатесов какой-то мужчина легонько стукает другого батоном колбасы и говорит, что надо бы оставить немного нарезки другим. Покупатель нарезки поворачивается и отвешивает тумака любителю колбасы. Скоро они катаются по полу, мутузя друг друга.
Вспыхивают еще драки. Рэнс Конрой, владелец и единственный сотрудник «Конройс Уэстерн Мэн электрик сервис энд сэпплейс» («Улыбки – наша специальность»), бьет кулаком Брендана Эллерби, вышедшего на пенсию преподавателя физики Университета Мэна, когда тот первым успевает схватить последний десятифунтовый пакет сахара от компании «Домино». Эллерби падает, но не выпускает из рук добычу, а когда Конрой наклоняется, чтобы вырвать пакет, Эллерби шипит: «Хрен тебе!» – и ударяет Рэнса этим пакетом в лицо. Упаковка разрывается, и сахар белым облаком окутывает Рэнса Конроя. Электрика отбрасывает на стеллажи, лицо у него белое, он кричит, что ничего не видит, что ослеп. Карла Вензиано – ребенок сидит у нее на спине в сумке-кенгуру и таращит глаза над плечом матери – отталкивает Генриетту Клавар от стеллажа с рисом «Тексмати». Крошка Стивен любит рис, он также любит играть с пустыми пластиковыми контейнерами, и Клара намерена позаботиться о том, чтобы ему хватило и риса, и контейнеров. Генриетта, ей в январе исполнилось восемьдесят четыре года, плюхается на костлявый, с годами совсем высохший зад. Лисса Джеймисон толкает Уилла Фримена, которому принадлежит местный салон «Тойоты», чтобы добраться до последней курицы в прилавке-холодильнике. Но прежде чем успевает схватить ее, это делает девушка-подросток в футболке с надписью «ЯРОСТЬ ПАНКОВ», показывает ей проколотый язык и убегает с победным воплем.
За звоном разбитого стекла следуют радостные крики. По большей части (но не все) голоса мужские. Многие покупатели, возможно, планировавшие «УСТРОИТЬ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК», перемещаются в том направлении. Только вместо «от-кры-ВАЙ» скандируется: «Пиво! Пиво! Пиво!»
Другие спускаются в подвал и возвращаются. Некоторые тащат вино бутылями и коробками. Встречаются и такие, кто поставил картонный ящик с бутылками на голову. Они напоминают носильщиков-туземцев из старого фильма о джунглях.
Джулия – под ее туфлями хрустят осколки стекла – фотографирует, фотографирует, фотографирует.
К супермаркету подъезжают остальные городские копы, включая Джекки Уэттингтон и Генри Моррисона, которые по взаимному согласию оставили свой пост у «Бензина и бакалеи». Они присоединяются к группе полицейских, которые стоят в стороне и наблюдают. Джекки видит огорченное лицо Линды Эверетт и обнимает ее. Эрни Кэлверт присоединяется к ним.
– В этом же не было необходимости! В этом не было никакой необходимости, – без конца повторяет он, и по его пухлым щекам текут слезы.
– Что нам теперь делать? – спрашивает Линда, прижимаясь щекой к плечу Джекки. Марта стоит рядом с ними, смотрит на супермаркет, прижимая руку к быстро растущему синяку на щеке. Из «Мира еды» доносятся радостные вопли, смех, иногда крики боли. Внутри летают какие-то предметы. Линда видит, как взмывает в воздух и разматывается рулон туалетной бумаги, образуя арку над проходом отдела «Товары для дома».
– Дорогая, я просто ума не приложу, – отвечает ей Джекки.
Энсон выхватил из руки Роуз список покупок и вбежал в супермаркет, прежде чем женщина успела его остановить. Она задержалась у маленького ресторанного автофургона, сжимая и разжимая кулаки. Гадала: идти следом за ним или нет. Решила не ходить, когда чья-то рука обняла ее за плечи. Она вздрогнула, обернулась и увидела Барби. От безмерного облегчения у нее буквально подогнулись колени. Роуз схватилась за его руку, отчасти чтобы окончательно успокоиться, но в основном чтобы не упасть.
Барби улыбнулся, но как-то невесело:
– Хороша забава, не так ли?
– Я не знаю, что делать. Энсон там… все там… а копы просто стоят.
– Вероятно, не хотят, чтобы им еще больше накостыляли. И я их не виню. Это прекрасно спланированная и идеально исполненная провокация.
– Что ты такое говоришь?
– Не важно. Хочешь остановить это безобразие, прежде чем станет еще хуже?
– Как? – Барби взял мегафон с капота патрульного автомобиля, куда его положил Тоби Уилен. Когда попытался отдать Роуз, та отпрянула, прижала руки к груди. – Сделай это сам, Барби.
– Нет. Ты кормила их долгие годы, они знают тебя, именно тебя они и послушают.
Роуз нерешительно взяла мегафон.
– Я не знаю, что сказать. Не могу придумать ничего такого, что их остановит. Уилен пытался. Они не обратили внимания.
– Тоби пытался приказывать. А отдавать приказы толпе все равно что муравейнику.
– Но я не знаю…
– Я тебе скажу. – Говорил Барби спокойно, и это вселило в нее уверенность. Он подозвал Линду Эверетт. Та подошла вместе с Джекки. Они обнимали друг друга за талию. – Вы можете связаться с вашим мужем? – спросил Барби Линду.
– Если включен его мобильник.
– Скажите, пусть едет сюда. Если возможно, на «скорой». Если он не ответит, садитесь в патрульную машину и поезжайте в больницу.
– У него пациенты…
– У него пациенты и здесь, только он этого не знает. – Барби указал на Джинни Томлинсон, которая теперь сидела, привалившись спиной к сложенной из шлакоблоков стене супермаркета и закрыв руками окровавленное лицо. Джина и Гарриет Бигелоу присели на корточки по обе стороны от нее. Джина носовым платком пыталась остановить кровотечение из заметно изменившего форму носа Джинни. Та вскрикивала от боли и отворачивала голову. – Начиная, если я не ошибаюсь, с одной из двух оставшихся у него профессиональных медсестер.
– А что собираетесь делать вы? – спросила Линда, снимая с ремня мобильник.
– Мы с Роуз попытаемся остановить толпу. Так ведь, Роуз?
Роуз переступила порог супермаркета и остановилась, потрясенная царившим перед ней хаосом. В воздухе стоял жгущий глаза запах уксуса, смешанный с запахами рассола и пива. В проходе номер три линолеум, словно блевотиной, замаран кетчупом и горчицей. Облако сахара и муки стояло над проходом номер пять. Люди толкали сквозь него нагруженные тележки. Многие кашляли и чихали. Некоторые тележки то и дело заносило в сторону, когда они катились по сухой фасоли.
– Постой секундочку, – попросил Барби, хотя Роуз и так стояла как вкопанная, прижав мегафон к груди. – Барби нашел Джулию, когда та фотографировала взломанные кассовые аппараты. – Заканчивай с этим и пойдем со мной.
– Нет, я должна снимать, больше некому. Я не знаю, где Пит Фримен, а Тони…
– Все это ты должна не фотографировать, а остановить. Прежде чем случится что-то похуже. – Он указал на Ферна Боуи, который прошел мимо с полной корзинкой в одной руке и банкой пива в другой. Кровь из разбитой брови капала с лица, но выглядел Ферн страшно довольным.
– Как?
Он отвел ее к Роуз.
– Готова, Роуз? Начинаем!
– Я… ну…
– Помни, спокойствие. Не пытайся остановить их. Постарайся только понизить напряжение.
Роуз глубоко вдохнула, потом поднесла мегафон ко рту:
– ПРИВЕТ ВСЕМ. ЭТО РОУЗ ТВИТЧЕЛ ИЗ «ЭГЛАНТЕРИИ».
И голос, за что ей надо поклониться в ноги, звучал спокойно. Люди оглядывались, слыша ее голос – не потому, что в нем слышалась тревога, но потому, что ее в нем не слышалось. Барби видел такое в Такрите, Фаллудже, Багдаде. Главным образом после взрывов в самых оживленных местах, когда подъезжали полицейские и военные.
– ПОЖАЛУЙСТА, ЗАКАНЧИВАЙТЕ С ПОКУПКАМИ КАК МОЖНО СКОРЕЕ И СПОКОЙНЕЕ.
Несколько человек рассмеялись, потом огляделись, будто приходя в себя. В проходе номер семь Карла Вензиано, покрасневшая от стыда, помогла подняться Генриетте Клавар. «Тексмати» хватит нам обеим, подумала Карла. Что на меня нашло?
Барби кивком предложил Роуз продолжить, беззвучно произнес: «Кофе». Услышал еще далекую, но уже приближающуюся сирену «скорой».
– КОГДА ЗАКОНЧИТЕ, ПРИХОДИТЕ В «ЭГЛАНТЕРИЮ» ВЫПИТЬ КОФЕ. БЕСПЛАТНО, ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ.
Несколько человек захлопали. Кто-то с луженой глоткой прокричал:
– Кому нужен кофе? У нас есть пиво!
Джулия дернула Барби за рукав. Ее лицо пылало, по ее мнению, республиканским негодованием.
– Они не покупают, они крадут.
– Ты хочешь писать передовицу или выпроводить их отсюда до того, как кого-то убьют из-за банки кофе?
Джулия подумала и кивнула, негодование ушло, уступив место улыбке-загадке, которую он успел полюбить.
– Очко в твою пользу, полковник.
Барби повернулся к Роуз, энергично махнул рукой, и та заговорила вновь, повторяя уже сказанное. Вместе с двумя женщинами Барби принялся ходить взад-вперед по проходам, начав с наиболее пострадавших отделов, деликатесов и молочных продуктов, выискивая тех, кто настолько спятил, что мог продолжать начатое. Но таковых не нашлось. Роуз обретала уверенность, торговый зал затихал. Люди уходили. Многие катили перед собой тележки с награбленным, но Барби все равно видел в этом добрый знак: чем скорее они уйдут, тем лучше, сколь много ни уносили бы с собой. А самое главное, люди услышали, что к ним обращаются как к покупателям. А не грабителям. Верните мужчинам и женщинам самоуважение, и в большинстве случаев – не во всех, но в большинстве – к ним вернется способность более-менее ясно мыслить.
К Роуз подошел Энсон с наполненной продуктами тележкой. На лице читался стыд, из пореза на руке, повыше запястья, текла кровь.
– Кто-то бросил в меня стеклянную банку с оливками, – пояснил он. – Теперь я пахну, как итальянский сандвич.
Роуз передала мегафон Джулии, и она стала озвучивать все ту же мысль приятным для слуха голосом: заканчивайте с покупками и побыстрее расходитесь.
– Мы не можем это взять. – Роуз указала на тележку Энсона.
– Но нам это нужно, Роузи. – Несмотря на извиняющиеся нотки, голос звучал твердо. – Действительно нужно.
– Мы оставим деньги, – решила она. – Если кто-нибудь не украл мою сумочку из кабины.
– Гм… я думаю, это не выход, – покачал головой Энсон. – Некоторые крадут деньги из кассовых автоматов. – Он знал, кто именно, но не хотел говорить. Тем более рядом находилась издательница местной газеты.
Роуз пришла в ужас:
– Да что здесь такое происходит?! Во имя Господа, что происходит?!
– Не знаю, – честно ответил Энсон.
К супермаркету подкатила «скорая», сирена смолкла. Через минуту или две, когда Барби, Роуз и Джулия еще ходили по проходам (народу в супермаркете становилось все меньше), за их спинами раздался голос:
– Достаточно. Отдайте его мне.
Барби не удивился, увидев чифа Рэндолфа в парадной форме. Он появился, когда поезд уже ушел. Как и задумывалось.
Роуз все еще звала присутствующих насладиться бесплатным кофе в «Эглантерии», когда Рэндолф вырвал у нее мегафон и принялся отдавать приказы и угрожать:
– УХОДИТЕ НЕМЕДЛЕННО! Я, НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ ПИТЕР РЭНДОЛФ, ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ УЙТИ НЕМЕДЛЕННО! ОСТАВЬТЕ ТО, ЧТО ВЗЯЛИ, И УХОДИТЕ! ЕСЛИ ВЫ ОСТАВИТЕ ТО, ЧТО ВЗЯЛИ, ВАМ НЕ БУДЕТ ПРЕДЪЯВЛЕНО НИКАКИХ ОБВИНЕНИЙ!
Роуз в ужасе посмотрела на Барби. Тот пожал плечами: слова Рэндолфа теперь не имели значения – толпу уже лишили воинственного духа.
Копы, которым не требовалась медицинская помощь – даже Картер Тибодо, пошатывающийся, но на ногах, – начали выпроваживать людей из торгового зала. Если «покупатели» не хотели расставаться со своими приобретениями, копы пускали в ход кулаки, нескольких сбили на пол. Френк Дилессепс, с побледневшим, злобным лицом, перевернул нагруженную тележку.
– Ты не собираешься попридержать своих? – спросила Джулия Рэндолфа.
– Нет, миз Шамуэй, не собираюсь. Эти люди – грабители, и к ним относятся соответственно.
– А чья в этом вина? Кто приказал закрыть супермаркет?
– Отстань от меня. Я работаю.
– Жаль, что вас не было здесь, когда люди ворвались в супермаркет, – вставил Барби.
Рэндолф посмотрел на него. Враждебность во взгляде смешивалась с удовлетворенностью. Барби вздохнул. Где-то тикали часы. Он это знал, и Рэндолф тоже. И скоро прозвенит будильник. Не будь Купола, Барби смог бы сбежать. Но не будь Купола, ничего этого не случилось бы.
У дверей Мел Сирлс пытался отнять полную корзинку у Эла Тиммонса. Эл корзинку не отдавал. Мел вырвал ее… а потом тычком уложил старика на пол. Эл закричал от боли, стыда и ярости. Чиф Рэндолф рассмеялся. Коротко, отрывисто, невесело: «Ха! Ха! Ха!» – и Барби подумал, что этот жутковатый смех будет все чаще звучать в Честерс-Милле, если Купол не исчезнет.
– Пойдемте, дамы, – предложил он. – Здесь нам делать больше нечего.