Бенни очнулся первым. И чувствовал себя в полном порядке, разве что донимала жара: рубашка прилипла к мокрой от пота и далеко не могучей груди. Он подполз к Норри, тряхнул за плечо. Она открыла глаза, посмотрела на него, ничего не соображая. Пряди волос облепляли влажные от пота щеки.
– Что случилось? – спросила она. – Я, должно быть, заснула. Мне что-то снилось, только не могу вспомнить, что именно. Но плохое. Я точно знаю.
Джо Макклэтчи перекатился на живот, поднялся на колени.
– Джо-Джо? – обратился к нему Бенни. Так он не называл друга уже с четвертого класса. – Ты как?
– Нормально. Горели тыквы.
– Какие тыквы?
Джо покачал головой. Не мог вспомнить. Знал только одно: ему хотелось уйти в тень и допить «снэппл». Потом он подумал о счетчике Гейгера. Вытащил его из канавы и с облегчением увидел, что прибор по-прежнему работает: в двадцатом столетии все, похоже, делали на совесть.
Он показал шкалу Бенни – все те же +200, хотел показать Норри, но та смотрела вверх по склону на яблоневый сад на вершине Блэк-Ридж.
– Это что? – указала она рукой.
Сначала Джо ничего не увидел. Потом полыхнула яркая пурпурная вспышка. Такая яркая, что слепила глаза. Через какое-то время полыхнула вновь. Он посмотрел на часы, чтобы засечь время между вспышками, но они остановились в 16.02.
– Я думаю, это то, что мы искали. – Джо встал. Ожидал, что ноги стали ватными и не удержат его, но ошибся. Если не считать жары, чувствовал он себя прекрасно. – Выметаемся отсюда, пока эта хреновина нас не стерилизовала или что-то в таком роде.
– Чувак, да кому нужны дети? Они могут вырасти такими же, как я. – Тем не менее Бенни оседлал велосипед.
Возвращались они тем же путем и не остановились, чтобы отдохнуть и перекусить, пока не миновали мост и не добрались до шоссе номер 119.
Женщины-патрульные, которые стояли у «хаммера» Большого Джима, всё разговаривали – теперь Джекки нервно курила, – но замолчали, когда Джулия прошествовала мимо них.
– Джулия? – нерешительно позвала Линда. – Что…
Джулия не повернула головы. Она вся кипела, и меньше всего ей хотелось говорить с представителями того закона, который теперь установился в Честерс-Милле. Она отшагала половину пути до «Демократа», прежде чем поняла, что, хотя ее и разбирает злость, доминировало совсем другое чувство. Она остановилась под навесом книжного магазина (в витрине висело написанное от руки объявление «ЗАКРЫТО ДО ПОСЛЕДУЮЩЕГО УВЕДОМЛЕНИЯ») отчасти для того, чтобы чуть успокоить сердцебиение, и в основном – чтобы заглянуть себе в душу. Много времени на это не ушло.
– Я прежде всего напугана. – Она вздрогнула от собственного голоса. Не собиралась произносить эти слова вслух.
Ее догнал Пит Фримен:
– Ты в порядке?
– Все отлично. – Джулия солгала, но вроде бы голос звучал убедительно. Разумеется, она не могла знать, о чем говорит ее лицо. Джулия попыталась пригладить волосы на затылке. Они улеглись… потом снова встали торчком. Еще и прическа как после постели, подумала она.
– Я думал, Ренни прикажет новому начальнику полиции арестовать тебя. – Глаза Пита округлились, и выглядел он куда моложе своих тридцати с лишним лет.
– Я на это надеялась. – Джулия руками обвела рамкой невидимый заголовок: – «ПОСАЖЕННЫЙ В КАМЕРУ РЕПОРТЕР „ДЕМОКРАТА“ БЕРЕТ ИНТЕРВЬЮ У ОБВИНЕННОГО В УБИЙСТВЕ».
– Джулия, что происходит? Я не про Купол. Ты видела этих парней, заполняющих бланки? Страшно, однако.
– Я видела и собираюсь об этом написать. Собираюсь обо всем написать. И на собрании, которое состоится в четверг, думаю, серьезные вопросы к Джеймсу Ренни возникнут не только у меня. – Она коснулась руки Пита. – Я собираюсь выяснить все, что смогу, о тех убийствах, а потом напишу об этом. Плюс передовица, резкая и решительная, только что без призывов к самосуду. – Она невесело рассмеялась. – Если дойдет до самосуда, у Джима Ренни преимущество своего поля.
– Я не понимаю, о чем ты…
– Ладно, займемся делом. Мне нужны две минуты, чтобы взять себя в руки. Потом надо определиться, с кем переговорить в первую очередь. Времени у нас немного, если мы хотим напечатать газету сегодня.
– Ксерокопировать.
– Что?
– Хотим ксерокопировать газету сегодня.
Джулия нервно ему улыбнулась, взмахом руки отправила в путь. У двери редакции он обернулся. Джулия вновь взмахнула рукой, показывая, что все у нее хорошо, затем уставилась в пыльную витрину книжного магазина. Кинотеатр в центре города уже лет пять как закрылся, автокинотеатр вне города приказал долго жить еще раньше (там, где большой экран когда-то возвышался над шоссе номер 119, теперь располагалась дополнительная автостоянка салона Ренни), но Рею Таулу каким-то образом удавалось поддерживать на плаву этот маленький магазинчик. Половину витрины заполняли различные самоучители. На второй половине лежали книги карманного формата, обложки которых украшали старинные, окутанные туманом особняки, попавшие в беду женщины и красавцы здоровяки с голой грудью, как твердо стоящие на земле, так и скачущие верхом. Некоторые из вышеуказанных здоровяков, одетых лишь в исподнее, размахивали мечами. Над этими книгами в витрине висел транспарант с надписью: «ПРИСТРАСТИСЬ К ТАЙНЫМ ЗАГОВОРАМ».
Вот уж действительно тайные заговоры.
Мало нам одного Купола, объявился еще и член городского управления из ада.
Она осознала, что больше всего ее тревожит – чего там, больше всего пугает, – темпы, с которыми происходили перемены. Ренни и раньше был самым большим, самым злобным петухом на птичьем дворе, и Джулия ожидала, что он обязательно попытается укрепить свою власть в городе… скажем, через неделю или месяц после того, как их отрезало от остального мира. Но прошло всего три дня, и уже такие изменения. Допустим, Кокс и его ученые этим вечером пробьют Купол? Допустим, тот исчезнет сам? Большой Джим немедленно сожмется до прежних размеров, только на этот раз ему придется держать ответ.
– Какой ответ? – спросила она себя, по-прежнему глядя на «ТАЙНЫЕ ЗАГОВОРЫ». – Он просто скажет, что действовал во благо города, с учетом обстоятельств. И ему поверят.
Вероятно, так и думает Ренни. Но все это не объясняет, почему он проявил такую поспешность.
Видимо, что-то пошло не так и ему пришлось действовать быстро. К тому же…
– К тому же я думаю, что у него не все в порядке с головой, – сказала она книгам в обложке. – И это не возникло только теперь. – Даже если и тут она не ошиблась, как объяснить, что люди, у которых в домах кладовые ломились от продуктов, разграбили местный супермаркет? Это же не имело никакого смысла, если только… – Если только Ренни сам все не подстроил.
Нелепо, блюдо дня на синей тарелке[13] в кафе «Паранойя»? Или нет? Джулия поняла, что должна опросить людей, которые участвовали в погроме «Мира еды», выяснить, что они видели, да только убийства представлялись более важными. Она оставалась единственным настоящим репортером, которым располагала газета, и…
– Джулия? Миз Шамуэй?
Джулия так глубоко ушла в свои мысли, что вздрогнула от неожиданности. Резко развернулась и упала бы, не поддержи ее Джекки Уэттингтон. Рядом с ней стояла Линда Эверетт, это она позвала Джулию. Обе выглядели испуганными.
– Можем мы с тобой поговорить? – спросила Джекки.
– Разумеется. Именно этим я и занимаюсь: слушаю, что говорят люди. Побочный эффект – я публикую все, что они говорят. Вы это знаете, не так ли?
– Но вы не должны упоминать наши имена, – указала Линда. – Если не согласитесь на это, забудьте о нашем разговоре.
– Для меня достаточно, что вы – источник, близкий к расследованию. – Джулия улыбнулась. – Это вас устроит?
– Если вы пообещаете ответить на наши вопросы, – уточнила Джекки. – Ответите?
– Хорошо.
– Вы были в супермаркете, так? – спросила Линда.
Все страньше и страньше, как говорила Алиса в Стране чудес.
– Да. Как и вы двое. Давайте поговорим. Обменяемся впечатлениями.
– Не здесь, – покачала головой Линда. – Не на улице. Слишком уж на виду. И не в редакции газеты.
– Расслабься, Лин. – Джекки положила руку ей на плечо.
– Это ты можешь расслабиться. У тебя нет мужа, который думает, что ты помогла отправить за решетку невинного человека.
– У меня нет мужа, – кивнула Джекки (И это правильно, подумала Джулия, благоразумно, мужья слишком часто только осложняют жизнь). – Но я знаю место, куда мы можем пойти. Уединенное место и без замка на двери… – Она запнулась. – По крайней мере до появления Купола замка там не было.
Джулия, которая недавно размышляла, с кого ей начать опрос, не собиралась упускать эту парочку.
– Пошли. Только будем идти по разным сторонам улицы, пока не минуем полицейский участок, хорошо?
Тут Линда выдавила улыбку:
– Дельная мысль.
Пайпер Либби осторожно преклонила колени перед алтарем Первой Конгрегациональной церкви, поморщилась от боли, пусть и подложила подушечку со скамьи под поцарапанные и опухшие колени. Помогала себе правой рукой, левая, недавно вывихнутая, осталась прижатой к боку. Вроде бы хлопот она не доставляла – и не болела, в отличие от колен, – но Пайпер старалась не напрягать ее без необходимости. Чтобы вывихнуть плечо вновь, прилагать особых усилий не требовалось; так ей сказали (и очень строго) после первой травмы, полученной на футбольном поле. Пайпер сложила руки перед собой и закрыла глаза. Мгновенно ее язык сместился к дырке, на месте которой еще вчера был зуб. Но в ее жизни появилась дыра куда страшнее этой.
– Привет, Которого-нет, – начала она. – Это снова я, вернулась, чтобы Ты вновь помог любовью и милосердием. – Слеза появилась из-под опухшего века и потекла по опухшей (не говоря уж про изменение цвета) щеке. – Мой пес где-то рядом? Я спрашиваю только потому, что мне его очень недостает. Если рядом, надеюсь, Ты дашь ему духовный эквивалент сахарной косточки. Он заслуживает. – Еще слезы, медленные, и горячие, и щиплющие. – Но большинство основных религий соглашается в том, что собаки на Небеса не попадают, хотя отдельные секты – и, если не ошибаюсь, «Ридерс дайджест» – с этим не согласны.
Разумеется, если не было никаких Небес, обсуждаемый вопрос терял всякий смысл, и идея этого безнебесного существования, этой безнебесной космологии все больше чувствовала себя как дома в том месте, где ранее жила ее вера. Может, всех ждало забвение, может, что-то и похуже. Скажем, бескрайняя, без единого следа, равнина под белесым небом, место, где время – никогда, пункт назначения – никуда, а спутники – никто. Другими словами, одно большое древнее Нигде: для плохих копов, для женщин-священников, подростков, которые случайно подстреливают себя, и немецких овчарок, которые гибнут, пытаясь защитить своих хозяек. Никакого Высшего Существа, отделяющего зерна от плевел. Было что-то фиглярское в молитве подобной идее (если не сказать, богохульное), но иногда такая молитва помогала.
– Но Небеса сейчас не главное, – подвела она итог. – Главное сейчас – понять, сколь многое из того, что произошло с Кловером, моя вина. Я знаю, вина лежит и на мне – вспыльчивость взяла верх над благоразумием. Опять. Моя религия учит, что Ты заложил в меня короткий фитиль, и это моя забота – не дать вспыхнуть пороху, но я ненавижу такой расклад. Я не могу полностью отвергнуть его, но ненавижу. Мне это напоминает ситуацию в автомастерской. Если пригоняешь туда автомобиль, тебе обязательно скажут, что в поломке виновата именно ты. Или слишком много ездишь, или слишком мало ездишь, или забыла снять машину с ручника, или забыла поднять стекла и дождь попортил проводку. И знаешь, что хуже всего? Если Ты – Которого-нет, я не могу переложить на Тебя даже часть вины. И что тогда остается? Гребаная генетика? – Она вздохнула. – Сожалею о нехороших словах; почему бы Тебе не притвориться, что Ты их не слышал? Так обычно поступала моя мать. А тем временем у меня другой вопрос: что мне делать? Этот город в ужасной беде, и я бы хотела что-нибудь сделать, чтобы помочь, только не могу решить что. Я ощущаю себя глупой, и слабой, и сбитой с толку. Полагаю, будь я отшельницей из Ветхого Завета, я бы сказала, что мне нужен знак. В данный момент сгодятся даже «УСТУПИ ДОРОГУ» или «ЗОНА ОГРАНИЧЕНИЯ СКОРОСТИ У ШКОЛЫ».
Едва она произнесла эти слова, открылась входная дверь, потом с грохотом захлопнулась. Пайпер оглянулась, ожидая увидеть ангела с крыльями и в сияющем белом одеянии. Если он хочет со мной бороться, сначала ему придется излечить мне руку, подумала она.
Но в церкви появился не ангел, а Ромми Берпи. Подол рубашки наполовину вылез из брюк и болтался у середины бедра; выглядел Ромми таким же подавленным, как и она. Он двинулся по центральному проходу, увидел ее, остановился, удивленный не меньше, чем Пайпер.
– Ух ты! – В голосе явно слышался льюистонский выговор. – Извините, не знал, что вы здесь. Я зайду позже.
– Нет. – Она поднялась, вновь опираясь только на правую руку. – Я все равно уже закончила.
– Вообще-то я католик, – пояснил Берпи (Один хрен, подумала Пайпер), – но католического храма в Милле нет… о чем вы, будучи священником, конечно, знаете… и вы знаете, что говорится о тихой гавани во время шторма. Я решил зайти сюда, чтобы помолиться за упокой души Бренды. Всегда любил эту женщину. – Он потер щеку. Шуршание его ладони о щетину в церковной тишине прозвучало очень уж громко. Его кок Элвиса теперь рассыпался по ушам. – Любил ее, никогда не говорил, но, думаю, она знала.
Пайпер смотрела на него с нарастающим ужасом. Она не выходила из дома весь день и, хотя знала о случившемся в «Мире еды» – ей позвонили несколько прихожан, – о смерти Бренды услышала впервые.
– Бренда? Что с ней случилось?
– Ее убили. Других тоже. Говорят, это сделал тот парень, Барби. Он арестован.
Пайпер закрыла рот рукой, пошатнулась. Ромми подскочил к ней, обнял за талию. Так они и стояли перед алтарем, словно мужчина и женщина, готовые пожениться, когда вновь открылась дверь и в церковь вошла Джекки, а за ней Линда и Джулия.
– Может, это не такое уж хорошее место, – усомнилась Джекки в своем же решении.
Церковь отличала отменная акустика, а потому, пусть она говорила негромко, Пайпер и Берпи ее услышали.
– Не уходите! Не уходите, если пришли поговорить о том, что произошло. Я не могу поверить, что мистер Барбара… Я уверена, он на такое не способен. Он вправил мне плечо после вывиха. Сделал все так нежно и осторожно… – Пайпер задумалась. – Нежно и осторожно, насколько позволяли обстоятельства. Пройдите сюда. Пожалуйста, пройдите сюда.
– Человек может вправить вывих плеча и одновременно быть убийцей, – произнесла Линда, но при этом кусала губу и вертела на пальце обручальное кольцо.
Джекки сжала ей запястье:
– Мы хотели не высовываться, Лин, помнишь?
– Слишком поздно, – ответила Линда. – Если Джулия напишет статью, а эти двое скажут, что видели нас с ней, мы окажемся во всем виноватыми.
Пайпер не очень-то понимала, о чем именно речь, но суть уловила правильно. Подняла правую руку, обвела зал:
– Вы в моей церкви, миссис Эверетт, и все, что будет здесь сказано, здесь и останется.
– Вы обещаете?
– Да. Так почему бы нам не поговорить по душам? Я молилась о знаке, и вот вы здесь.
– Я в это не верю, – покачала головой Джекки.
– Если на то пошло, я тоже. – И Пайпер рассмеялась.
– Мне это не нравится, – повернулась Джекки к Джулии. – Что бы она ни говорила, здесь слишком много людей. Потерять работу, как Марти, это одно. Я это переживу, жалованье все равно жалкое. А вот разозлить Джима Ренни… – Она покачала головой. – Идея не из лучших.
– Не так уж нас и много, – возразила Пайпер. – Столько, сколько нужно. Мистер Берпи, вы можете хранить секреты?
Ромми Берпи, который провернул немало сомнительных сделок, кивнул и поднес палец к губам: «Буду нем как рыба».
– Пойдемте ко мне, – предложила Пайпер, когда увидела, что Джекки все еще сомневается, протянула к ней левую руку… очень осторожно: – Пойдемте, вместе все и обсудим. Может, за капелькой виски?
Последнее таки убедило Джекки.
Трое мужчин, втиснутые в кабину грохочущего грузовика департамента общественных работ, с изумлением смотрели на это загадочное послание. Написано оно было краской на стене складского здания, построенного позади студии ХНВ, черным на красном, такими большими буквами, что заняло едва ли не всю стену.
Круглоголовый Роджер Кильян, фермер, выращивающий кур, повернулся к Стюарту Боуи, который вел грузовик:
– Что это означает, Стюи?
Ответил ему Ферн Боуи:
– Это означает, что чертов Фил Буши стал еще безумнее, вот что это означает. – Он открыл бардачок, вытащил пару запачканных маслом рукавиц, потом достал револьвер тридцать восьмого калибра. Проверил, во всех ли гнездах патроны, легким круговым движением руки вернул барабан на место и засунул револьвер за брючный ремень.
– Знаешь, Ферни, это самый лучший способ отстрелить детородные органы, – заметил Стюарт.
– Обо мне не волнуйся, волнуйся о нем. – Ферн указал на студию. Оттуда до них доносилась церковная музыка. – Большую часть года Фил ловит кайф от продукта собственного производства, и теперь по надежности он – чистый нитроглицерин.
– Нынче Филу нравится, чтобы его называли Шеф, – вставил Роджер Кильян.
Сначала они остановились около студии, и Стюарт нажал на клаксон – не один раз; Фил Буши не показывался. То ли прятался в студии, то ли бродил по лесам, среди которых построили радиостанцию. Стюарт полагал, что Буши мог находиться и в лаборатории. Параноик. Опасный. И тем не менее без оружия лучше. Он наклонился, вытащил револьвер из-за ремня Ферна, положил под водительское сиденье.
– Эй! – недовольно воскликнул Ферн.
– Здесь стрелять нельзя. Ты можешь отправить нас всех на луну. – Стюарт посмотрел на Роджера: – Когда ты в последний раз видел этого тощего козла?
Роджер задумался.
– Недели четыре назад как минимум, когда из города ушла последняя большая партия. Когда прилетал вертолет «чинук». – Название вертолета он произнес, как «шин-ууук». Ромми Берпи его бы понял.
Стюарт задумался. Если Буши бродил по лесу, это хорошо. Если чертов параноик, принявший их как-то за федералов, прятался в студии, наверное, тоже не страшно… если, конечно, он не начнет стрелять.
А вот если Буши затаился на складе, тогда… да, могли возникнуть проблемы.
Стюарт повернулся к брату:
– В кузове лежат деревянные бруски. Если Фил появится и начнет бузить, угомони его.
– А если он вооружен? – задал Роджер вполне логичный вопрос.
– Нет, – ответил Стюарт, хотя наверняка знать этого не мог. Он получил приказ: взять два контейнера с пропаном и спешно доставить их в больницу. «И остальные мы должны вывезти оттуда как можно быстрее, – пояснил Большой Джим. – С производством мета мы закончили».
Это радовало. После того как город избавится от Купола, Стюарт собирался выйти и из похоронного бизнеса. Переехать в какое-нибудь теплое местечко. На Ямайку или Барбадос. Не хотел больше видеть ни одного трупа. Не хотел и говорить Шефу Буши, что они закрыли лавочку, о чем прямо заявил Большому Джиму.
«Шефа оставь мне», – ответил Большой Джим.
Стюарт на большом оранжевом грузовике объехал склад и задним ходом подогнал его к воротам. Глушить двигатель не стал, чтобы обеспечить работу подъемника и лебедки. Все вылезли из кабины.
– Вы только посмотрите! – В голосе Роджера Кильяна слышалось восхищение. Смотрел он на запад, где солнце опускалось вызывающим тревогу красным мазком. Скоро светилу предстояло скользнуть под верхнюю границу черного пятна, оставленного лесным пожаром, и изменить цвет и форму. – Видали когда-нибудь такую хрень?
– Хватит пялиться! – одернул его Стюарт. – Я хочу покончить с этим и уехать. Ферни, бери брусок. И поувесистее.
Ферн перелез через лебедку и выбрал дубинку длиной с бейсбольную биту. Ухватился за нее обеими руками, махнул в одну сторону, в другую.
– Пойдет.
– «Баскин Роббинс», – мечтательно произнес Роджер Кильян, он прикрывал глаза и, щурясь, смотрел на запад. Прищуривание его не красило. Он более всего напоминал сказочного тролля.
Стюарт прервал свое занятие: он открывал ворота склада, для чего требовалось отомкнуть два замка и снять металлическую планку.
– О чем ты?
– Тридцать один вкус. – Роджер улыбнулся, открыв гнилые зубы, которые никогда не видел ни Джо Боксер, ни, возможно, какой-либо другой дантист.
Стюарт понятия не имел, о чем говорил Роджер, а его брат все понял.
– Не думаю, что на стене нарисовали рекламу мороженого, – возразил Ферн. – Если только про «Баскин Роббинс» не написано в Книге Откровений.
– Заткнитесь оба! – приказал Стюарт. – Ферни, стой наготове. – Он открыл ворота, заглянул внутрь: – Фил!
– Зови его Шеф, – посоветовал Роджер. – Как повара-ниггера из «Саут-Парка». Ему так нравится.
– Шеф! – позвал Стюарт. – Ты здесь, Шеф?
Ответа не последовало. Стюарт шагнул в сумрак, ожидая, что его в любой момент схватят за руку, повернул выключатель. Вспыхнул свет, открыв помещение, занимающее три четверти складского здания. Отделку стен не закончили, между рейками торчала розовая изоляция. Помещение заполняли контейнеры и баллоны с пропаном самых разных форм и размеров. Стюарт не знал, сколько их здесь, но, если б его попросили ответить навскидку, сказал бы, что от четырехсот до шестисот.
Он медленно шел по центральному проходу, всматриваясь в надписи на контейнерах. Большой Джим дал ему четкие указания, предупредил, что нужные контейнеры находятся в глубине, и, слава Богу, там они и оказались. Стюарт остановился около пяти контейнеров «муниципального размера» с надписью «БОЛЬНИЦА КР». Они стояли между другими, позаимствованными, судя по надписям, из почтового отделения и средней школы Милла.
– Нам велено взять два. – Он повернулся к Роджеру. – Принеси цепь, и начнем. Ферни, иди к дальней стене и проверь дверь в лабораторию. Если она не заперта, запри ее. – И он бросил Ферну кольцо с ключами.
Ферн с удовольствием обошелся бы без этого поручения, но он всегда слушался старшего брата. Пошел к двери. Контейнеры и баллоны громоздились по обе стороны центрального прохода. Лишь последние десять футов до двери оставались пустыми. Сердце Ферна упало, когда он увидел, что дверь приоткрыта. За спиной слышалось звяканье цепи, потом визг лебедки и шуршание: первый контейнер уже тащили к грузовику. Но звуки эти раздавались, казалось, в каком-то далеком далеке, особенно когда он представил себе Шефа, затаившегося по другую сторону двери, с красными глазами и безумного, обкуренного и вооруженного пистолетом-пулеметом «ТЕК-9».
– Шеф! – позвал он. – Ты здесь, дружище?
Ответа не последовало. И хотя соваться туда ему не следовало – только безумец мог пойти на такое, – любопытство взяло верх, и своей дубинкой он полностью распахнул дверь.
В лаборатории горели флуоресцентные лампы, но и эта часть складского здания при радиостанции «Христос наш Владыка» пустовала. Двадцать больших горелок, каждая со своей вытяжкой и баллоном пропана, не работали. Кастрюли, мерные стаканы, дорогие колбы стояли на полках. В лаборатории воняло (Всегда воняло, всегда будет вонять, подумал Ферн), но пол чисто подметен и везде царит порядок. На стене висел календарь «Салона подержанных автомобилей Джима Ренни», открытый на августе. Вероятно, в том месяце этот козел потерял контакт с реальностью, подумал Ферн. Просто уплыл в свой мир. Он продвинулся чуть дальше. Мет их всех озолотил, но ему это дело никогда не нравилось. И здешний запах очень уж напоминал тот, что встречал его в подвальной комнате похоронного бюро, где готовились тела к отправлению в последний путь.
В одном углу часть стены занимала толстая стальная панель с дверцей посередине. Там – Ферн это знал – хранился произведенный Шефом продукт, прозрачные кристаллы мета, расфасованные не в багги объемом с галлон, а в большие мусорные мешки «Хефти». Никакой мелочевки. Не те крохи, которых хватило бы наркоману, рыщущему по улицам Нью-Йорка или Лос-Анджелеса в поисках дозы мета. Когда хранилище заполнялось, мета хватало для того, чтобы обеспечить потребности всех Соединенных Штатов на несколько месяцев, может, и на год.
Почему Большой Джим позволял ему изготовлять так много мета? – спросил себя Ферн. Почему мы ему помогали? О чем мы думали? И не смог найти другого ответа, кроме самого очевидного: потому что имели такую возможность. Сочетание мастерства Буши и дешевизны ингредиентов китайского производства подкупило их. Опять же на эти деньги субсидировалась «ХНВ корпорейшн», творящая добрые дела во имя Господа на всем Восточном побережье. И если кто-то спрашивал, Большой Джим всегда на это указывал. И цитировал Писание: «Ибо трудящийся достоин награды за труды свои» (Евангелие от Луки) и «…не заграждай рта у вола молотящего» (Первое послание к Тимофею).
Ферн так и не понял, как толковать цитату о волах.
– Шеф! – Он еще чуть продвинулся в лабораторию. – Дружище?!
Ответа не получил. Поднял голову, оглядел деревянные галереи, что тянулись вдоль двух стен. Они использовались для хранения ингредиентов, и содержимое коробок, которые там стояли, очень заинтересовало бы ФБР, Администрацию по контролю за продуктами питания и лекарствами, а также Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия. Наверху тоже никого не было, но появилось нечто новенькое: белый шнур тянулся вдоль поручней обеих галерей, прикрепленный к дереву скобками. Электрический провод? И куда он тянулся? Этот псих поставил горелки и наверху? Провод выглядел слишком толстым, чтобы подводить ток к простому устройству, вроде телевизора или радио…
– Ферн! – От крика Стюарта он вздрогнул. – Если Буши там нет, иди сюда и помоги нам. Я хочу побыстрее убраться отсюда. В шесть вечера по телевизору будут показывать информационный выпуск. Я хочу узнать, что они теперь думают.
В Честерс-Милле под «они» теперь подразумевали всех, кто находился за пределами города.
Ферн вышел, не посмотрев на стену над дверью и не увидев, куда тянулись новые электрические провода: к большому кому белого вещества, внешне похожему на глину, который лежал на маленькой полке. К взрывчатке.
Изготовленной Шефом по собственному рецепту.