Я замечаю Каина в кафе «Ньюсфид» в корпусе Джонсона, где мы договорились встретиться, и машу ему рукой. При виде меня он улыбается, и я в очередной раз отмечаю, насколько же он красив. Каин покупает кофе и отчаянно сигнализирует в попытке узнать, хочу ли и я чашечку. Я киваю и, добравшись до него, получаю макиато.
– Без сахара, верно?
Впечатлена, что он запомнил.
Мы находим столик, где можно попить наш кофе, и ждем Уита с Мэриголд. И конечно же, обсуждаем обнаруженное вчера тело.
– Где, думаешь, ее нашли? – спрашиваю я. Библиотеку я знаю плохо – бывала здесь всего пару раз.
– Этого я и не могу понять, – отвечает Каин. – Мы слышали крик, значит, она была недалеко от зала Бэйтса… но все соседние комнаты сразу обыскали.
– Возможно, крик вовсе не имеет отношения к телу.
Он хмурится.
– Справедливо. Крик мог быть, как говорят в детективах… – Он делает театральную паузу. – Ложным следом.
Я улыбаюсь.
– И все же, ничего себе совпадение.
– Пускай в литературных сюжетах совпадения не приветствуются, они иногда случаются в реальности.
Каин замечает газету на соседнем столе, извиняется и встает. Возвращается уже с «Бостон глоуб» и садится рядом, разложив газету между нами. На всю первую полосу напечатана статья о трупе в библиотеке. Мы читаем ее, сидя плечом к плечу и попивая кофе.
Оказывается, тело обнаружили в галерее Шаванна, где происходили приготовления к запланированному на следующий день мероприятию. Женщину звали Кэролайн Полфри. Для меня, австралийки, имя ничего не значит, но вот Каин бормочет:
– Брахман.
– В смысле корова? – спрашиваю я, слегка смутившись.
– В смысле социальный класс.
Каин объясняет, что семейство Полфри происходит из рода брахманов, который входит в бостонские традиционные элиты.
– Они богатые?
– Дело не только в богатстве, – говорит Каин. – Брахманы играли ключевую роль в истеблишменте Восточного побережья. Они – культура сами по себе. Наверняка в Австралии есть свой эквивалент: старые семьи, которые престижны только потому, что сами так утверждают?
Я улыбаюсь. На ум приходит Маргарет Уинслоу из совета директоров стипендии Синклера, которая ужасно гордилась тем, что была австралийкой в шестом колене. В стране, где обитает одна из старейших мировых цивилизаций, с шестью десятками тысяч лет истории коренных народов, шесть поколений – это бледный повод для бахвальства. И тем не менее Маргарет многого добилась, произнося патетические речи о своем прапрапрадедушке и о земле недалеко от Уогга-Уогга, которую он в девятнадцатом веке облагородил и возделал. Земле, которая принадлежала Вираджури.
– Возможно, – отвечаю я. – Но я в таких кругах не вращаюсь.
– Думаю, что в этом и смысл.
– Они не пишут, что за мероприятие было запланировано в галерее Шаванна? – спрашиваю я, пробегая глазами по статье.
– Почти ничего. – Он указывает на нужное предложение: – Ее нашел уборщик, так что галерея к тому моменту уже была пуста.
– Интересно, знали ли ее Уит и Мэриголд.
– Легки на помине, – кивает Каин в сторону входа в кафе, куда подошли наши товарищи. Он машет им рукой.
Мэриголд замечает нас, хватает Уита и тащит его к нашему столику. Ее глаза горят, на щеках пламенеет лихорадочный румянец. Она бросает взгляд на газету:
– Видели уже?
– Да, вы знали?..
– Я – нет. А Уит знал.
– Ну, не совсем, – протестует Уит. – Она работала в «Рэг».
– Это что такое?
– Местная газетенка. – Уит пожимает плечами. – В основном новости искусства, иногда какая-нибудь статейка. На первом курсе я для них однажды писал… и тогда пересекся с Кэролайн.
– Ты пишешь? – спрашиваю я, про себя удивляясь, почему он не упоминал об этом раньше.
– Я много чего пробовал за студенческие годы… а статья была о футболе. Я бы не стал называть это литературой.
Эта связь, пускай и поверхностная, делает ситуацию, в которой мы оказались, чуть более реальной. Я смотрю на Уита: кажется, он менее равнодушен к происходящему, чем пытается показать.
– Ничего интересного не слышал?
Он вновь пожимает плечами.
– Слухи о бывших. Один парень никак не мог отпустить ее.
– Кто? – спрашивает Мэриголд. – Имя знаешь? Он студент? Где…
– Выдохни, Шерлок, – останавливает Уит поток вопросов. – Ты за кого меня принимаешь?
– Ну, я подумала…
– Что я пойду допрашивать людей на панихиде, чтобы ты потом ворвалась и осуществила гражданский арест?
Я смеюсь. Мэриголд закатывает глаза.
Уит и Мэриголд решают не брать себе кофе. Каин и я допиваем свои напитки, и мы вчетвером направляемся в библиотеку, где узнаем, что зал Бэйтса – как и весь второй этаж – закрыт. Лестницу караулит охранник. Комната карт полна народу: там крутятся изгнанники из зала Бэйтса, журналисты и даже парочка полицейских. В любом случае кофе мы уже попили.
– Неужели нашли еще один труп? – Уит неуверенно шагает в сторону лестницы. Охранник недвусмысленно предлагает проходить дальше.
– Кажется, сегодня мимо, – вздыхаю я.
– Но мы же хотели обсудить наши книги! – протестует Мэриголд.
Я встречаюсь взглядом с Каином. Разве?
– Вы же с Уитом книги не пишете, – напоминает он ей.
– Вы нас вдохновили, – улыбается Мэриголд.
Я не могу не улыбнуться в ответ. Уит не выглядит особо воодушевленным.
Есть что-то очень американское в улыбке Мэриголд – она широкая, быстрая, оптимистичная. Так и представляется на фоне развевающийся звездный флаг, слышится запах яблочного пирога. Улыбка Уита похожая. А у Каина другая. Медленная, с каплей иронии, почти не размыкая губ. Тем не менее во время разговора все трое улыбаются – вот оно, наше отличие, думаю я. Австралийцы не умеют улыбаться и говорить одновременно – конечно, если не пытаются лгать. Тогда улыбка появляется невольно – это признак лжи.
– О чем размышляешь? – спрашивает Каин, разглядывая меня с любопытством.
Я рассказываю.
– Ух ты! Откуда взялась такая мысль? – Мэриголд явно не понимает, обижаться ей или нет.
– Извини… это писательское.
– Интересно. – Продолжая изучать меня, Каин наклоняет голову, и я тут же улыбаюсь. – А как ты понимаешь, когда врет американец?
– Не знаю. Может, вы не умеете врать?
Теперь охранник смотрит на нас со злобой. Очевидно, ему не нравится наше праздношатание, и, возможно, он услышал наш разговор. Одновременно мы одариваем его улыбками.
– Можем зайти в какую-нибудь бургерную у площади, – предлагает Уит. – Научим Фредди нормально улыбаться на случай, если ей придется устраиваться в «Макдоналдс».
– Я писатель, – отвечаю. – Так что вероятность не маленькая.
В это время дня в Бостонской бургерной на Бойлстон-стрит тихо. Заведение открылось всего пару минут назад, а время обеда, сулящее толпы, еще не пришло. Мы занимаем стол и заказываем луковые кольца с начос.
Мэриголд тут же интересуется, как поживает Девушка с Фрейдом.
– Придумала для нее любовный интерес? Нужен кто-нибудь жутко сексуальный. Она не станет довольствоваться обычным мужчиной… У него должны быть перспективы и портфель акций.
– Серьезно? – Удивительно, что Мэриголд – девушка с татуировками и пирсингом – выставляет такие традиционные, даже финансовые требования.
Она пожимает плечами:
– Сердцу не прикажешь.
Я бросаю взгляд на Уита с Каином. Никто из них не комментирует происходящее.
После еще нескольких вопросов от Мэриголд я рассказываю о романе, который начала писать. Обычно на этом этапе я не делюсь своей работой, но эта история начинается с группы людей, объединенных криком, так что в данном случае поделиться кажется правильным, даже необходимым делом. И мною овладевает вдохновение. Мне хочется разговаривать о книге, обсуждать возможные сюжетные повороты. Уит и Мэриголд тут же делятся своими мыслями. Мэриголд болтает с энтузиазмом, Уит вставляет шуточки. Комментируя историю, они подбрасывают мне идеи для диалогов. Каин говорит медленно, с определенной целью: спрашивает о повествовании, времени, сюжетных арках. Его вопросы придают форму облаку слов, возникшему у меня в голове. Его интригует мой метод – тот факт, что я не продумываю сюжет заранее, но в его голосе нет осуждения, и я пытаюсь объяснить свой метафорический автобус и не выглядеть при этом сумасшедшей.
Каин показывает свой сюжет – сложную блок-схему, которую он составил на ноутбуке, – и объясняет лейтмотивы и побочные линии, идущие от завязки. В блок-схеме есть что-то прекрасное. Она словно паутина, свитая, чтобы поймать историю. Я очарована ею, и мне несколько жаль, что моя работа не начинается с таких прекрасных узоров.
Книга Каина рассказывает о бездомном мужчине по имени Айзек Хармон, который обитает у Бостонской публичной библиотеки. Из человечного сердца романа вырастают ниточки предыстории, самопознания, комментарии о состоянии нашего общества. Его план описывает узлы, места, где одна ниточка встречается с другой, где они сплетаются воедино или вновь разрываются. Я спрашиваю о первоисточнике его истории, где он нашел Айзека Хармона, вокруг которого и вьется паутина.
– В пятнадцать лет я убежал из дома. Оказался в Бостоне и пару недель жил на улице.
– Ты убежал? Почему? – спрашиваю я.
– Обычная подростковая мелодрама, – отвечает он. – Я продержался всего две недели. И то благодаря тому, что встретил Айзека. Он уберег меня от настоящих неприятностей и помогал с едой, чтобы я не погиб от голода до того, как решу вернуться домой.
– Родители, наверное, жутко волновались.
Он смеется:
– Нет, они думали, что я поехал отдыхать с другом. Злились, но не волновались. Так что мой «большой поступок» не оказал нужного эффекта. Но зато я встретил Айзека.
– Вы еще общаетесь? – спрашивает Мэриголд.
Глаза Каина на мгновение темнеют. Какое-то время он думает, затем отвечает:
– Он звонил мне иногда. Мы встречались, я угощал его бургерами. Мы разговаривали. Пять лет назад он погиб.
– Мне жаль. – Я инстинктивно понимаю, что речь не о случайной смерти.
– Как он погиб? – тут же спрашивает Уит, будто интересуясь, где Каин купил свои ботинки.
– Его закололи ножом.
– Ох, черт! – вырывается у Уита.
– Его убили? – Мэриголд скорее заинтригована, чем шокирована.
Каин кивает:
– Полиция, похоже, верит, что это была междоусобица. Я знаю только потому, что у Айзека в кармане нашли бумажку с моим номером и адресом. Полицейские решили, что я его родственник.
Уит качает головой:
– Сурово, дружище.
– Получается, книга об Айзеке? – осторожно спрашиваю я, не уверенная, что Каин хочет об этом говорить. Да, он об этом пишет, но слова записывают в одиночестве. Это личное. И у тебя есть время подготовиться к тому моменту, когда читатели узнают твои мысли.
– В каком-то смысле да. – Он кладет ложку фасоли и сыра на слишком маленький чипс. – Часть про него, часть про меня, а часть я просто выдумал.
– Волшебная формула, – говорю я.
Каин улыбается мне, и я вновь отмечаю, какой же он красивый.
– Его нашли? Человека, который убил твоего друга? – Мэриголд все любопытно.
– Нет.
– Как грустно. – Мэриголд смотрит на него пристально. – Тебя это беспокоит?
Каин задумывается над вопросом.
– Наверное. Но больше меня беспокоит, что он умирал мучительно, один, в холоде. – Он скрещивает руки на груди. – Айзек бывал… грозным. Его убийца мог испугаться, а может, был под кайфом или просто зол. На улицах полно испуганных, больных и злых людей.
Мне становится интересно, что же он успел увидеть за те две недели. Но я не спрашиваю. О таком человек должен рассказывать, когда захочет сам.
– В домах тоже полно испуганных, больных и злых, – отмечает Уит.
Каин бросает на него быстрый взгляд.
Уит морщится:
– Прости, дружище, я не то имел…
– Нет, ты прав. – Он печатает что-то на ноутбуке. – Хорошая фраза. Не против, если я ее использую?
Я смеюсь.
Каин тыкает в меня пальцем поверх экрана:
– Не притворяйся, что так не делаешь. Я, по крайней мере, спрашиваю разрешения.
Мэриголд ставит локти на стол и подпирает подбородок руками.
– Так что мы будем делать с Кэролайн Полфри?
– В смысле – что будем делать? – удивляется Уит.
– Ну, мы же не можем притворяться, что ничего не произошло. В нескольких футах от нас убили человека. Это все меняет.
Уит осторожно берет луковое кольцо, покрытое сыром и сладким соусом барбекю.
– Если что-то и заставит нас раскрыть свои супергеройские персоны, это оно.
– Мэриголд, в тот день в зале Бэйтса было много людей, – мягко добавляет Каин.
– Мне просто кажется неправильным ничего не делать. Мы ведь слышали, как она умирала. – Мэриголд отвечает совершенно искренне.
– Не понимаю, что мы можем сделать, – признается Каин.
– Что, если убийцу Кэролайн никогда не найдут? – Голос Мэриголд дрожит. – Мы слышали, как она кричит. Кричат о помощи, и мы слышали, как она кричит.
Дорогая Ханна!
Читается хорошо. Мне кажется, я узнал персонажей достаточно, чтобы заинтересоваться историями их жизней. Думаю, ты добилась идеального баланса. В них проглядывает нечто большее, чем было изначально. И мне вновь понравилась последняя строка. Она запоминается и пугает – особенно если раньше слышал, как люди кричат.
Небольшая проблема с терминологией. Американцы обычно не говорят «спать на улице». Это понимают из контекста, но такое странно слышать от персонажа-американца. Хотя термин неплохой: не такой печальный, как «быть бездомным». Подразумевающий возможность перемен.
Относительно твоего вопроса о расстоянии между Гарвардом и Бостонской публичной библиотекой: да, его можно пройти пешком. Если ты немец. Все остальные сядут в такси, «Убер» или автобус. Если автобус, то под номером 57 или 86. Если метро, то по Зеленой линии до Парк-стрит (это остановка через дорогу от библиотеки на перекрестке Бойлстон и Дартмут), с пересадкой на Красную линию до Гарвардской площади. Возможно, пишу слишком подробно, но лучше я сообщу слишком много, чем слишком мало.
Значит ли это, что площадь Копли станет центром действия твоего романа? Мне нравится, что ты отвела персонажей в бургерную на Бойлстон, хотя рядом есть множество других забегаловок. Прикрепляю список не особо дорогих. Также знай, что на площади есть две церкви – Троицы и Старая Южная. Могу предположить, что панихиды по Кэролайн могли проходить в любой из них или сразу в обеих. Прикрепляю несколько фотографий. Дай знать, если нужно сфотографировать интерьеры.
В зависимости от времени года твоя четверка может встречаться у фонтана на площади или в отеле «Фейрмонт», но обеды там очень дорогие.
Мне любопытно, как ты будешь двигать историю. Пока у персонажей нет особых причин заниматься расследованием. Когда я прочитал, что Кэролайн Полфри работала в газете, я на секунду подумал, что Каин мог ее знать или, может быть, она брала у него интервью, но ты, кажется, решила не двигаться в этом направлении. Или все же решила? Извини, не хотел сомневаться в твоей истории. Прими это за комплимент: я уже вовлечен в повествование.
Нет ли новостей о том, приедешь ли ты в США? Мне очень приятно и даже весело быть твоим человеком в Бостоне, но встретиться с известным автором лицом к лицу невероятно поможет моей репутации!
Теперь к моим новостям: оказывается, моя старая университетская подруга играет в теннис с Александрой Гейнсборо, литературным агентом. Диана пригласила нас обоих на ужин. Возможно, я смогу убедить мисс Гейнсборо взглянуть на свой опус. Признаюсь, я немного нервничаю. Вполне вероятно, что бедной девушке до смерти надоели отчаявшиеся писатели, которые кидаются на нее во время еды. Как можно провернуть подобное и не потерять лицо, особенно когда я готов на коленях умолять ее дать шанс моему роману? Не беспокойся, я не стану падать на колени… если не придется. Иными словами, скрести за меня пальцы.
С осторожным оптимизмомЛео
Мы с музой сидели в квартире три дня. Единственным человеком, с которым я виделась за это время, был Лео, да и то недолго – его отпугнул мой рассеянный взгляд.
– Пишешь? – Он оглядывает меня с ног до головы. Похоже, по мне заметно.
– Да. Зайдешь на чашечку чего-нибудь?
– Ты спрашиваешь просто из вежливости?
– Да, – признаюсь я.
Он улыбается:
– Тогда давай отложим.
Чувствую, как расслабляется лицо.
– Спасибо, Лео. Прости, уже второй раз я так…
– Не переживай ты, Фредди. – Он снимает очки и щурится куда-то в сторону квартиры. – На твоем месте я бы даже дверь не открыл. Надеюсь, муза не сбежала.
– Я сломала ей ноги… Не уйдет.
Он замирает, слегка испуганный.
Я широко улыбаюсь:
– Шучу, шучу. Я соблазнила ее шоколадным печеньем.
Лео качает головой:
– У вас, австралийцев, есть темная сторона.
– Чушь какая. Мы дружелюбные алкоголики, любим сквернословить и есть шашлык.
Он уходит:
– Удачи твоей музе!
Этот разговор произошел два дня назад. Моя книга пишется споро, идеи, словно волны, ударяются о страницы быстрее, чем я могу печатать. У Красавчика, Героического Подбородка и Девушки с Фрейдом все еще нет настоящих имен, но мне все равно. Возможно, потому, что я пока не готова отделить их от реальных прототипов, остановить поток открытий, воодушевление от новой дружбы, которая формирует саму историю. Повествование странное – такого я раньше не писала. Библиотека обретает сознание, она наблюдает, выжидает, угрожает. Крик становится мотивом, эхом молчаливого зова каждого из персонажей: о родстве и дружбе, о помощи.
Девушка с Фрейдом – душа истории, она не прячет свое сердце, как не прячет свои татуировки. Честная, яркая, романтичная, она верит в справедливость и верность, в ее глазах мелькает детская невинность. Но есть в ней что-то, что нарочно отпугивает людей, скрывает естественную теплоту за уличной свирепостью. Какое-то время я раздумываю, что же заставляет ее бояться незнакомцев: тяжелое детство, отсутствие стабильности, некая трагедия? Может, это просто дело вкуса. Мне кажется, что татуировки и пирсинг Мэриголд просто нравятся, но Девушка с Фрейдом должна быть сложнее.
Героический Подбородок почти по-австралийски спокоен, его неповиновение пассивно, но эффективно. Молодой парень, который пытается доказать, что недостоин амбиций родителей. Возможно, его влюбленность в Девушку с Фрейдом зародилась похожим образом – из желания разрушать чужие ожидания.
По какой-то причине, несмотря на то что Девушка с Фрейдом стоит в центре истории, героем я делаю Красавчика. Я прекрасно осознаю, что описываю его с трепетом, идеализируя. Смеюсь над собой, но что-то меня к нему непреодолимо влечет.
Я ловлю себя на мыслях о тех неделях, что Каин провел на улицах, задаюсь вопросом: есть ли нечто большее в его побеге, нежели подростковый бунт. Каин не кажется человеком, который принимает важные решения не подумав, но, конечно, я знаю его всего пару дней, и он мог измениться, вырасти.
Листаю страницы, которые написала за эти дни. Рукопись слегка беспорядочна – боюсь, автобус несется слишком быстро, теряет управление. На мгновение проскальзывает грусть об отсутствии персонажа, который занял бы мое место. Чувствую себя забытой, хотя это решение я приняла сама.
Звонит телефон, несколько хаотичных секунд я пытаюсь отыскать его среди кучи книг и тарелок из-под тостов. Едва успеваю ответить до того, как звонок уйдет на голосовую почту.
Это Каин:
– Не хочешь сделать перерыв?
Я мешкаю с ответом. Не потому, что хочу продолжать работу, а потому, что даже не одета.
– Прямо сейчас?
– Ой, прости, я тебя отвлек? Я не хотел…
Я говорю правду, потому что ничего другого придумать не могу:
– Я в пижаме… даже в душ не ходила еще.
Он смеется:
– Сколько тебе нужно времени?
– Как минимум час. Работа предстоит капитальная.
– Хорошо, сделай, что можешь, и приходи на площадь Копли в час.
Смотрю на время. Полтора часа.
– Результат не гарантирую.
– Постараюсь занизить свои ожидания, – отвечает он. Я слышу улыбку в его голосе и словно вижу ее наяву. – Буду ждать у фонтана, хорошо?
Я уже иду в ванную. Кажется, я засиделась в квартире: мысль о том, что мне предстоит выйти на улицу и встретиться с Каином, наполняет меня радостью. В глубине души я понимаю, что дело в Каине, но все же достоинство нужно сохранять даже в разговорах с самой собой. Три дня в четырех стенах любого сведут с ума, и мне нужно с кем-нибудь поговорить, убедиться, что моя история остается правдоподобной. К тому же у меня заканчивается еда – нужно будет забежать за продуктами.
Я принимаю душ и одеваюсь. Наконец-то мне выпал шанс закутаться в вязаный шарф и надеть перчатки. Несколько мгновений я по-детски радуюсь новым вещам. Шарф с перчатками я купила на прошлой неделе, как раз в начале осени. Дома для подобных аксессуаров слишком тепло, так что для меня они в новинку. Я машу отражению рукой в ярко-желтой перчатке и чувствую, что потихоньку приживаюсь в Бостоне. Все-таки ничто так не выдает заезжего австралийца, как постоянная дрожь.
До площади Копли от моего дома всего пара шагов. Я беру с собой ноутбук. Мне не нравится, когда его нет под рукой, – даже если я не собираюсь писать. В старости у меня наверняка одно плечо будет ниже другого – после стольких-то лет таскания ноутбуков, будто они переносная система жизнеобеспечения.
Фонтан на площади похож на римские акведуки: арки, каналы, выливающие воду в пруд. И тем не менее он не кажется старым, особенно в сравнении с другими зданиями в этом историческом месте. Да и великолепным его не назовешь, хотя местечко приятное и день тоже: яркий, броский, смягчаемый теплым светом американской осени. Каин замечает меня издалека и шагает навстречу.
– Я опоздала? – спрашиваю я, внезапно заволновавшись, что слишком долго возилась с нарядом.
– Вовсе нет. Я тебя отвлек?
Я качаю головой:
– Нет… ты спас меня от самой себя. Хорошо, что появился повод прогуляться, если честно.
Он заметно расслабляется:
– Тогда давай пройдемся, пока не найдем, где можно перекусить? Или ты уже находилась?
Вовсе нет.
Когда я приехала в Бостон, я посетила несколько экскурсий по городу, но гулять с Каином – это совершенно другое дело. Он не рассказывает старые истории об известных местах, наоборот, он ищет новые места и новые детали, которые можно вплести в книгу об Айзеке Хармоне. Это похоже на игру – «а что могло бы произойти здесь?» – и вскоре я к ней присоединяюсь.
Мы подходим к двери, ведущей в антикварный магазин. Каин останавливается, в молчании глядя на нее. Я спрашиваю, что случилось. Может быть, он заметил в окне безделушку, которая связана с жизнью его героя.
Каин морщится:
– Здесь я хотел переночевать. В первую ночь, когда приехал из Шарлотт.
– О… понимаю…
Дверной проем широкий, укрытый крышей, но пахнет рядом с ним неприятно, а улица даже днем кажется холодной и темной.
– Что же произошло?
– Пришел наркоман, который здесь обычно спал, и избил меня.
– О господи!
– Айзек спал вон там. – Каин указывает на щель между двумя зданиями на противоположной стороне улицы. – Подошел, успокоил мужика, дал ему пару сигарет и забрал меня.
– Ты, должно быть, перепугался.
– Да, но недостаточно. Айзек пытался уговорить меня вернуться домой или хотя бы найти ночлежку. Я отказался, и он разрешил таскаться за ним. – Каин бросает на меня взгляд. – Похоже, ты шокирована.
– Шокирована, что ты выдержал аж две недели. – Я смотрю ему в глаза. Они темные, почти черные. – Дома было так плохо?
– Мой отчим был… – Он качает головой. – Мы не ладили.
– А когда ты вернулся?
– Он надолго не задержался.
– А мама?
– Мама о нем забыла. Сейчас живет в Миннесоте.
Я вновь смотрю на дверь:
– Напишешь об этом в книге?
– Не знаю… Я не могу вписать себя, но то, что Айзек сделал… мне кажется, это важно. Он не был святым, Фредди. Он помогал не каждому, совершал прямо-таки жестокие поступки, но он решил спасти мне жизнь. Этот поступок важен. Я не могу его опустить.
– Так не опускай. Просто поменяй, кого он спас… Девочку, может. Или собаку…
– Собаку? – Он стонет. – Ты хочешь, чтобы мою роль играла собака?
– Сделай ее хорошей собакой. Без блох и бешенства.
Каин смотрит на часы:
– Тут за углом есть крутое вегетарианское местечко. Подойдет для обеда?
– Да… конечно.
Он заметил, что я вегетарианка. Я удивлена. Мы, конечно, пару раз обедали вместе, но я не помню, чтобы я сообщала этот факт о себе – просто не заказывала мясо.
На углу небольшая толпа наблюдает за уличным артистом, и Каин берет меня за руку, чтобы мы не потеряли друг друга, пробираясь сквозь людскую массу. Ресторанчик, куда мы идем, называется «Карма». Он явно популярный – людей много, но тем не менее мы находим столик у окна.
– Ты точно не против здесь пообедать? – спрашиваю я, пока мы изучаем меню. – Я могу поесть в обычном ресторане – вегетарианские блюда есть везде.
– Как же я могу отказаться от всего этого… тофу? – Он корчит рожицу.
Гримаса, похоже, призывает официанта, и мы заказываем чечевичные бургеры с фруктовыми смузи. Разговор продолжается: мы обсуждаем наши книги, Бостон и в конце концов Кэролайн Полфри.
– Я все думаю об этом крике, – говорит мне Каин. – Мы все его слышали, но тело обнаружили не сразу. Интересно, почему?
Я киваю:
– Это почти как загадка запертой комнаты наоборот.
Он смотрит на меня с любопытством.
– Прости, я забываю, что ты не пишешь детективы. – Я пытаюсь объяснить. – Загадка запертой комнаты – это когда жертву находят в комнате, запертой изнутри. Загадка состоит в том, как убийца пробрался внутрь и как сбежал.
Он хмурится:
– И когда ты говоришь «загадка запертой комнаты наоборот»…
– Я сказала «почти как», – поправляю я. – Но да, мы слышали, как Кэролайн кричала… как сказала Мэриголд, мы слышали, как она умирала. Но когда охранники начали поиск, ее тело не обнаружили. А через пару часов легко нашли. Загадка в том, где ее тело находилось во временной промежуток между криком и тем, когда ее нашли.
– Может, кричала не Кэролайн.
– Ах да, теория о совпадении.
– А какие еще варианты?
– Ну, можно проверить охранников, которые обыскивали близлежащие комнаты. – Идеи приходят в голову прямо во время разговора. – Может, Кэролайн была там все это время. Может, у кого-то была причина, по которой он не сообщил о трупе в галерее Шаванна.
Мы вздрагиваем от стука по окну, рядом с которым сидим. Поднимаем глаза и видим Уита с Мэриголд. После нескольких секунд активного жестикулирования они заходят внутрь и подсаживаются к нам.
– Мы разве собирались вместе пообедать? – спрашивает Мэриголд. – Тогда прошу прощения…
– Нет… не собирались. – Мне несколько неловко. – Мы с Каином решили обсудить наши книги.
– А… – Мэриголд выглядит расстроенной, и на меня наваливается чувство вины.
– У меня работа не шла, – говорит Каин. – Нужно было взглянуть на парочку мест, и я подумал, что Фредди захочет присоединиться – все-таки она не местная. А теперь видела самые грязные закоулки Бостона.
– Какое облегчение! – врывается Уит. – Я было подумал, что забыл передать сообщение.
– А вы двое чем заняты? – спрашивает Каин.
– Я шла в библиотеку, – говорит Мэриголд. – Увидела Уита на другой стороне улицы, перебежала поздороваться.
Уит широко улыбается:
– А я шел за пончиками, заметил вас в окне… а затем ко мне подбежала визжащая Мэриголд.
– Я не визжала! – Мэриголд пихает его в бок.
Каин улыбается мне:
– Назовем это совпадением.
Дорогая Ханна!
Ужин был замечательный. Диана выложилась на все сто: подала лобстера, усадила меня рядом с Алекс и сама подняла тему моей рукописи, потому что я до самого десерта так и не набрался смелости его упомянуть. Десерт, кстати, тебе бы понравился: невероятное шоколадное творение.
Я специально подготовился и придумал, как элегантно описать свой опус парой простых предложений… та самая «презентация для лифта». Добавил в речь несколько многозначительных пауз и мычаний, чтобы она казалась придуманной на ходу.
Диана, благослови ее Господь, задавала вопросы, чтобы разговор не перепрыгнул на другую тему и я смог «неохотно» поведать о своей работе.
Короче говоря, Алекс дала мне свою визитку и попросила прислать рукопись.
Так что я на седьмом – нет, семнадцатом – небе от счастья!
Помню, ты говорила, что первый раз, когда тебе говорят «да», ни с чем не сравним. Подтвердить твои слова не могу, но даже одно «может быть» неслабо кружит голову. Виню свой экстаз в том, что у меня нет комментариев по твоей последней главе. Мне так радостно, что я не могу сосредоточиться. Перечитаю завтра – уверен, что к тому моменту уже успокоюсь, – и напишу, если появятся комментарии или предложения.
Пойду еще раз перепроверю свой опус на случай опечаток и т. п. перед отправкой.
Болей за меня!
С надеждойЛео