Сулари Джентилл
Женщина в библиотеке

Полная версия

Глава пятая

Вечером мы оказываемся у меня в квартире, едим заказанную пиццу и просто хорошо проводим время. Уит ковыряется на кухне, сооружает огромный банановый сплит на десерт и подает его в салатнице с четырьмя ложками. Удивительно, как комфортно я себя чувствую с людьми, которые совсем недавно были незнакомцами. Без стеснения я рассказываю им о сумасшедших родственниках и бывших, о личных унижениях и ужасах, которые планировала навсегда оставить при себе. Возможно, дело в вине – хотя никто из нас не выпил так уж много. Но достаточно. В нашем взаимном, пускай и не сильном, пьянстве демонстрируется доверие друг к другу и зарождающаяся дружба.

Мэриголд рассказывает, как двенадцать лет занималась классическим балетом, и пытается продемонстрировать, что еще может стоять «en pointe»^[2]. Оказывается, уже не может – по крайней мере, в данный момент. Она обсуждает любимый танец и ненавистную дисциплину. Сквозь эти истории просвечивается консервативное детство и завышенные ожидания родителей. Я вижу молодую женщину, изменяющую себя. Мэриголд показывает свою первую татуировку: балерину, нарисованную у нее на спине.

Первым реагирует Уит:

– Черт! Она мертвая?

Я давлюсь вином. Каин замирает, ожидая крика.

Но Мэриголд лишь смеется:

– Она должна была отдыхать, но может быть, и умерла. Может, это был знак.

– Это Микки-Маус? – спрашиваю я, глядя на изображение, частично скрытое под рубашкой.

– Да, – говорит она и снимает рубашку, чтобы мы могли лучше рассмотреть татуировки, полностью покрывающие ее торс от ключиц до пояса. Она упирает руки в бока и медленно поворачивается, демонстрируя рисунки на коже.

Я понимаю, что она голая, но татуировки завораживают меня настолько, что я забываю смутиться. Каин громко вдыхает, а Уит наливает себе еще вина.

– Дональд тоже есть, над бедром.

– Господи, надеюсь, ты про утку, – бормочет Уит.

Ее небольшие груди покрыты цветами. Татуировки разнообразные, эклектичные, но ни одна не выбивается из сложной общей картины. Мы спрашиваем про заинтересовавшие нас дизайны, и Мэриголд рассказывает об обстоятельствах, которые вдохновили ее на них.

Каин расспрашивает ее про иглы и уровни боли, связанные с каждой татуировкой.

– У ребер больнее всего. – Она трогает пальцами место, о котором говорит. – Я кричала, будто меня… короче, сильно кричала.

– Где следующую хочешь набить? – спрашивает Уит, обходя ее в поисках свободного места.

– Ниже пояса я чиста. – Мэриголд подворачивает штанину джинсов и показывает нетронутую кожу. – Но не думаю, что буду бить еще.

– Почему? – спрашиваю я, потому что мне интересны ее причины, а не потому, что я считаю, будто ей нужно больше татуировок на теле.

– Выдуманная граница… Значит, что у меня всегда будет место для идеальной татуировки, если я такую найду. Значит, что я не закончена… Не хочу быть законченной. Пока не хочу. – Она надевает рубашку. – А у вас совсем нет татуировок? – Она смотрит на меня: – Разве австралийцы их не любят?

– О да, любят. У многих есть татуировки. А у многих нет. У меня нет.

Уит падает на диван.

– Меня допрашивала полиция.

Несколько секунд мы просто смотрим на него. Мэриголд говорит первая… или кричит:

– Какого черта ты ничего не сказал?

– Сейчас говорю.

– Было бы странно, если бы они решили тебя не трогать, – добавляет Каин. – Наверняка опрашивают всех, кто знал Кэролайн Полфри.

– Теперь, наверное, захотят поговорить с вами тремя, – извиняющимся тоном говорит Уит.

Мэриголд смотрит на него с подозрением:

– Почему?

– Чтобы подтвердить, что я был в зале Бэйтса, когда она умерла.

– О господи! Они хотят твое алиби!

– Просто хотят узнать, где я был.

– Ты в порядке, Уит? – мягко спрашиваю я. Он выглядит слегка потерянным.

– Ага. Все хорошо. – Он морщится. – Я видел фото ее тела.

– Они показывали тебе фотографию трупа?

– Нет… Я заметил его на доске, когда шел в комнату для допросов.

– Оно сильно жуткое? – спрашивает Мэриголд.

– Не особо. Ее, наверное, ударили по голове… была кровь в волосах… но в остальном она выглядела даже мирно. Будто спала.

– Они не сказали, почему ее так долго не могли найти? – Мэриголд доливает ему вина в бокал.

Я удивляюсь, когда Уит отвечает.

– Да, оказывается, галерею готовили к предстоящему мероприятию. Она была под фуршетным столом, закрытая скатертью, розочками и прочей дребеденью. Ее нашли только потому, что уборщик приподнял скатерть, чтобы пропылесосить.

– Боже мой! Ты что же теперь, получается, участвуешь в расследовании? – спрашиваю я, удивляясь, как он столько узнал.

Он фыркает:

– Нет, но семейство мое – да. Полфри несколько лет были клиентами «Меттерс и Путнам».

– Это они тебе рассказали?

– Не напрямую – это было бы непрофессионально. А семейные фирмы ужасно щепетильны. Я подслушал, когда заходил. – Он выдыхает. – Полагаю, что мой допрос был несколько неловким. Не зная их, можно подумать, что это конфликт интересов.

Я не могу придумать, что ответить, но Мэриголд, которая, возможно, выпила больше нас, обнимает его.

Уит удивляется:

– Зачем это?

– Подумала, что тебя нужно обнять.

– Все хорошо, Мэриголд. Меня допрашивали, а не пытали.

Каин возвращает тему разговора к Кэролайн Полфри:

– Получается, убийца смог спрятать тело Кэролайн под столом и остаться при этом незамеченным? И все до того, как появилась охрана?

– Теория такая, да.

– Возможно, убийца переоделся в представителя кейтеринговой^[3] компании, – предполагаю я. – Охранники бы бровью не повели, особенно учитывая, что тело нашли не сразу.

– Ты права, – отвечает Каин. – Или ему даже не нужно было переодеваться. Может, ее убил представитель компании.

– Ты надо мной смеешься?

– Вовсе нет. Убийца – это не профессия, Фредди. Обычно это занятие на стороне. – Он открывает очередную бутылку вина. – Может, кто-то из компании знал Кэролайн. Может, у него была причина, по которой он захотел ее убить.

– Или она, – отмечает Мэриголд. – Убийцей могла быть женщина.

– Или она, – соглашается Каин, передавая ей бокал вина.

– Не понимаю, как можно не заметить лужу крови или другие признаки убийства. – Я все еще нахожу странным, что тело так долго не могли найти. – Если ее не убили прямо под столом, охранники должны были что-то заметить.

– Ее вполне могли убить прямо под столом, – говорит Уит.

– Почему?

– Возможно, она искала выпавшую сережку. Или уединения. – Уит пожимает плечами. – А может, пряталась. Однажды я хотел скрыться от бывшей и забежал в женский туалет.

– Мне кажется, разумнее было бы убежать в мужской, – бормочет Каин.

– О да! – восклицает Уит. – В следующий раз так и сделаю.

– Что вы делаете со своими бывшими, что вам приходится от них прятаться? – Мэриголд толкает его в плечо.

Он улыбается и поднимает брови:

– Ты что, Мэриголд, просишь джентльмена распускать сплетни?

– Ты не джентльмен, – говорит она.

Уже давно за полночь, и мои гости слишком напились, чтобы возвращаться домой. Да им и не хочется. Так что я достаю из шкафа запасные подушки и одеяла и сооружаю в гостиной спальные места для Каина и Уита. Они бросают монетку за место на диване. Каин проигрывает и ложится на полу.

Я приношу ему еще подушек со своей кровати:

– Тебе нормально будет?

– Не забывай, я жил на улице.

Уит фыркает:

– Целых две недели! – Он раздевается до нижнего белья без намека на стыдливость.

– Ты не против, что мы ночуем? – спрашивает Каин. – Тебе наверняка хочется скорее вернуться к работе над романом.

Я бросаю взгляд на Уита, который уже растянулся на диване. Он, очевидно, никуда уже не пойдет.

– Все в порядке, – отвечаю я. – Вы все – ходячий материал для книги.

Мэриголд спит со мной. Кровать большая, так что места хватает обеим. Девушка заваривает нам чай и закрывает дверь, чтобы наш разговор не подслушивали.

– Он тебе нравится? – спрашивает она.

– Кто?

– Каин.

– Нам что, двенадцать лет?

Она хихикает:

– Мы с Уитом вас застукали с поличным.

Я отпиваю чай. Похоже, у нас теперь девичник.

– Мэриголд, мы с Каином разговаривали о книгах. Подумали, что у вас с Уитом есть дела получше, чем слушать, как мы распинаемся о темах и сюжетах или о том, справедливо ли клевещут на наречия.

Мэриголд обдумывает мои слова:

– У нас нет дел получше.

– Разве вы не учитесь?

Мэриголд морщит нос:

– Да, но это больше фоновый шум, чем настоящие дела.

Я смеюсь:

– Мы познакомились всего пару дней назад. Как все остальное может быть фоновым шумом?

– Не все… только пары. – Она пожимает плечами. – А на них можно не ходить. Уит хочет, чтобы его отчислили, а я что-то вроде гения.

Она улыбается при этих словах, но я ни на секунду не сомневаюсь в их правдивости.

Мэриголд обвивает ноги руками и кладет подбородок на колени:

– Но разве тебе не кажется, что в нашей четверке есть что-то особенное? Мне кажется, будто я вас давно знаю.

Возможно, я выпила больше, чем думала, но я понимаю, о чем она говорит. Поставив чашку на тумбочку у кровати, я падаю на подушку.

– Вы с Уитом знали друг друга до того дня в библиотеке?

– Нет. Я видела его пару раз, но мы никогда не разговаривали. – Она залезает под одеяло. – Интересно, заговорили бы мы друг с другом, если бы не услышали крик Кэролайн?

Я раздумываю над ее словами. Сейчас кажется немыслимым, что мы могли разойтись по своим делам и никогда не познакомиться.

Голос у Мэриголд низкий и мелодичный. Я уже засыпаю, а она все болтает – что-то об Уите и саботаже.

* * *

Дорогая Ханна!

Кажется, я влюбился в Мэриголд! В реальности она действовала бы мне на нервы, но на страницах книги она сияет. Все внимание на ней. Остальные тоже неплохи, но Мэриголд!..

Не стоит ли дать читателю информацию о том, как выглядит Уинифред? Она описала для нас Красавчика, Героического Подбородка и Девушку с Фрейдом, но как выглядит она сама – мы не представляем. И мне интересно, почему Каин заинтересовался Фредди, а не Мэриголд? Да, они оба писатели, но все должно быть сложнее. Конечно, дело не всегда во внешности, но, когда ты создаешь такого привлекательного персонажа, как Мэриголд, читатель непременно задастся вопросом, почему мужчина выбрал ее подругу. Или все-таки он не выбрал Фредди?.. (Вставить драматичную музыку.)

Увидел в новостях, что в Австралии опять пожары. Должно быть, сильные, раз даже нам о них рассказывают. Об Австралии редко что слышно. Наверное, задам глупый вопрос, демонстрирующий мое ужасающее отсутствие знаний о географии твоего континента, но – ты в безопасности? Все представляю, как ты торопишься дописать последний абзац, пока пламя пожирает входную дверь. Сегодня в Бостоне пошел снег… не сильный, но намекающий на будущие снегопады. Большие снежинки, как на рождественских открытках – их еще принято рассылать? Наверное, странно описывать похождения персонажей зимой в Бостоне, обитая при этом на другом конце мира во время аномальной жары.

Что же, пока ты там паришься, я обдумал парочку вещей, с которыми может столкнуться Фредди. Похоже, жара в вашем полушарии компенсируется ледниковым периодом в нашем.

В квартирах на площади Кэррингтон хорошее отопление, так что каждый раз, когда Фредди приходит или уходит, ей придется снимать или надевать верхнюю одежду. Рано утром нужно остерегаться льда на тротуарах – на нем весело кататься, когда ты ребенок, но становится не так весело, когда ломаешь ноги. Шарф и перчатки – идея хорошая, но здравомыслящие люди наденут шапку. Помни только, что мы не используем термин «бини»! У Фредди нет автомобиля, так что ей нет смысла убирать снег… но возможно, есть у Каина. Или Лео. Потому что, давай признаем, такой харизматичный персонаж заслуживает более значимой роли.

От Александры Гейнсборо пока нет новостей, но, наверное, ожидать ответа – или даже надеяться на него – еще рано. Конечно, в моих мечтах рукопись так ее очаровывает, что она читает ее за один присест, забыв про все остальные обязанности, и тут же звонит гениальному автору с предложением подписать контракт, пока его не увели другие издательства. Как я сказал, мечты.

Что же, лучше мне попрощаться и вернуться к своим делам, стараясь не думать о том, как Алекс читает мой опус.

Твой в вечной и упрямой надежде

Лео

Глава шестая

Подарочную корзину доставили прямо в фойе. Спустившись ее забрать, я вижу миссис Вайнбаум и ее золовку миссис Джексон – они, должно быть, видели, как приехала посылка, и теперь обсуждают ее. Обе женщины одеты в элегантные пальто и щегольские шляпы. Будь мы в Сиднее, я бы предположила, что они направляются на ипподром, но здесь в таком виде ходят в магазины. Женщины меня не замечают.

– Йогурт? Какой мужчина дарит йогурт… и яйца? – Миссис Вайнбаум цыкает языком и хмурится.

– Может, она заболела? – Миссис Джексон внимательно разглядывает содержимое корзинки, стоящей на стойке ресепшен. – Тут и кофе есть. Даже сыр.

– Доброе утро, – говорю я.

Несмотря на то что я застукала их за разглядыванием чужой посылки, они не показывают ни грамма смущения.

– Для вас пришло, – говорит миссис Джексон.

– Как мило. – Я достаю открытку из букета цветов.

«Потому что вчера мы забыли зайти за продуктами, а Уит доел последнее. Возвращайся к работе. Не хочу, чтобы ответственность за задержку твоего шедевра лежала на мне. Каин»

Должно быть, при встрече с ним я упомянула, что мне нужно забежать в магазин, или Каин сам заметил, что на кухне было мало еды. Утром Уит пожарил и съел последние продукты: яйца, картошку, хлеб. Потом Каин всех выгнал, чтобы я могла вернуться к роману.

Я улыбаюсь. Последние три часа мне ужасно хотелось есть, но я боялась отпроситься у музы для похода в магазин. Она дама ветреная и очень обидчивая, дуется каждый раз, когда я не уделяю ей сто процентов своего внимания. Может, поэтому писатели умирают с голоду на чердаках – потому что музы у них садистки и тиранши. Миссис Вайнбаум и миссис Джексон удовлетворенно хихикают, видя что-то располагающее в моей улыбке. Я ненадолго остаюсь поболтать и убеждаю их, что я не больна, несмотря на йогурт.

– Он полезен, когда живот болит, – не слушая меня, говорит миссис Вайнбаум.

Швейцар заносит посылку в квартиру – сама я не могу, корзина большая и тяжелая – и оставляет ее на кухонном столе, а я принимаюсь разбирать содержимое. Молоко, хлопья, яйца, кофе, помидоры, яблоки, сушеные фрукты, сыр, миндаль, шоколад, три разных вида печенья, хлеб, арахисовое масло, джем, йогурт и букет желтых тепличных роз. Разложив все по местам, делаю себе бутерброд с сыром и арахисовым маслом на ржаном хлебе и наслаждаюсь как его вкусом, так и добрым жестом Каина. Звоню ему, чтобы поблагодарить, но его телефон выключен. Наверное, тоже работает. Оставляю голосовое сообщение и, положив трубку, тут же переживаю, не вышло ли оно слишком сентиментальным.

Просматриваю остальную почту, прибывшую одновременно с корзиной. Пара писем насчет стипендии и рождественская открытка от бабушки. Дешевая, из тех, что продаются в супермаркетах в упаковках по пятьдесят штук по цене меньше, чем стоит отправка. Серебряная снежинка на красном фоне. Ноябрь едва начался, но бабуля любит, когда ее карточки приходят первыми. Святки для нее – это гонка, демонстрация эффективности, которой она так гордится. От мыслей о доме на мгновение становится грустно. Бабуля наверняка уже нарядила елку и украсила дом пластиковыми Санта-Клаусами и гирляндами с оленями. На газоне стоит огромный надувной снеговик, помятый после многих солнечных лет, нарисованное лицо выцвело от жары. Рождество в Австралии порой больше похоже на упражнение в иронии.

Возвращаюсь к ноутбуку с кружкой кофе и печеньем. Девушка с Фрейдом – главное действующее лицо, ее поглотил крик, а теперь еще и странные воспоминания об убитой балерине. Ее терзают никак не связанные между собой обрывки тревожных мыслей. Я пишу ее ужас с осторожностью, позволяя невысказанному вести повествование, понимая, что открытые эмоции легко превратят историю в мелодраму. Я не уверена, что значат ее воспоминания. Пока я просто играюсь с ними, изучаю их. Может, Девушка с Фрейдом – свидетельница чего-то пугающего, выжившая жертва или даже убийца?

Последний вариант я не рассматриваю всерьез. На данном этапе мне не хочется этого знать, не хочется, чтобы ответ проскользнул на страницы слишком рано и испортил загадку. Так что я еду на своем автобусе, не заботясь о том, куда он идет, а фокусируясь на ритме, скорости и том, кто заходит и где решает сесть, что делает во время поездки: разговаривает с соседом, читает книгу или просто смотрит в окно. Водитель – лишь тень, необходимость. Пока я полностью его игнорирую.

Благодаря посылке от Каина нужда похода в магазин отпала, и я не выхожу из квартиры еще два дня. Смутно понимаю, что Каин не перезвонил, но, полагаю, странно ожидать, что он позвонит сказать мне спасибо за то, что я позвонила ему и сказала спасибо. Так звонки никогда не закончатся. И все же я переживаю, насколько сентиментальным было мое сообщение… Вдруг он решил, что я все не так поняла? Господи, как же стыдно! Почему я не сказала что-нибудь смешное или нейтральное?

Довольно поздно я принимаю видеозвонок на ноутбуке, ожидая, что увижу кого-нибудь из дома. Когда на экране появляется лицо Каина, я охаю от неожиданности и отпрыгиваю в сторону. Он улыбается:

– Фредди?

Голос у него слегка неуверенный.

Я бросаю взгляд на окошко в углу экрана, где показывается то, что видит Каин. Прическа у меня как у сумасшедшей, к тому же я одета в пижаму, которую давно стоило пустить на тряпки.

– Прости. – Я пытаюсь пригладить непослушные кудри рукой. – Подумала, что ты моя бабушка…

Его правая бровь взлетает вверх, но вопросов он не задает.

– Я хотел убедиться, что ты получила корзинку.

– О да. – Я снова его благодарю и отмечаю, что оставила ему сообщение два дня назад.

– Похоже, я потерял свой телефон, – отвечает он морщась. – Честно говоря, я надеялся, что ты нашла его у себя.

– Нет… у меня его не может быть. Я бы услышала, как он звонит.

Он раздраженно вздыхает:

– Видимо, придется стиснуть зубы и купить новый.

Мы немного болтаем о том, где он мог забыть телефон. Каин спрашивает меня о романе, и я рассказываю, что в историю пробралась балерина Мэриголд. Он сидит, откинувшись на спинку вращающегося кресла. Я вижу комнату позади. Стена покрыта стикерами разных цветов и фотографиями. Их соединяют длинные нити. Его паутина.

Каин замечает, что я щурюсь в экран, и оборачивается.

– Это твой сюжет? – спрашиваю я. – Господи, ты будто в полицейском участке сидишь!

Он смеется и поднимает ноутбук, чтобы я могла увидеть, как нити убегают аж под потолок, связывая между собой множество записок на доске. Линии протягиваются по всей комнате.

– Так, – говорит Каин, – выглядит прокрастинация.

– Что же, впечатляет. – Я очарована. Это словно заглянуть в его мысли. – А помогает?

– Иногда. – Он пожимает плечами. – Иногда мне кажется, что я падаю, тогда я пишу здесь и история меня ловит.

– Сетка под канатом. – Мне знакомо это чувство падения. В каком-то смысле я так и работаю. Только у меня нет страховочной сетки.

– Я не знаю, как ты делаешь то, что ты делаешь, – говорит он, ставя ноутбук на место.

В голосе его звучит восхищение, и мне приятно это осознавать.

– Я бы запуталась в сетке, – отвечаю я. Паутина Каина, конечно, красивая, но мне в ней было бы тесно. Я рассказываю ему о текущем путешествии на автобусе.

Он внимательно слушает:

– Твой способ писать очень смелый, Фредди. Не уверен, что во мне есть такая смелость.

– Мы пишем книги, Каин, – говорю я улыбаясь. – Это не хирургия мозга. Никто не умрет, если автобус уедет в никуда.

– Ты, очевидно, не читала «Мизери».

Мы разговариваем о Стивене Кинге, о его книгах и их киноадаптациях, о том, каково быть настоящей иконой книжного мира. Каин спрашивает, не хочу ли я на неделе сходить на фильм по Кингу. Я соглашаюсь. Почему-то никто из нас не вспоминает Уита и Мэриголд.

Когда я наконец закрываю ноутбук, во мне бурлит радость – отчего мне немного стыдно, но все же радость. И хотя сегодня я ни с кем не встречаюсь, я привожу себя в порядок: убираю волосы в хвост, переодеваюсь в пижаму поновее. Когда жарю яичницу, звонит телефон. Наверное, Каин нашел свой. Слава богу! Не уверена, что смогу жить в условиях, когда в любой момент нужно ожидать видеозвонка.

Беру трубку:

– Снова здравствуй…

Меня прерывает крик, но не мужчины. Он женский, испуганный и знакомый. Крик Кэролайн Полфри.

* * *

Дорогая Ханна!

Божечки! Вот это концовка!

Но прежде всего: пожары у Сиднея! Репортажи выглядят просто ужасающе. Но я рад слышать, что ты, по крайней мере, не стоишь на крыше дома со шлангом, защищая свой участок от пламени. Видел, что некоторым австралийцам приходится так делать. Давненько я не проводил лето в Австралии, но помню, как сухо становилось в жару. Даже воздух казался горючим. Здесь лето более дружелюбное. Хотя, наверное, австралийцы привыкли.

Я бы соврал, если бы сказал, что не расстроился, когда ты сообщила о переносе исследовательской поездки в Штаты, но, учитывая, что твоя страна буквально сгорает дотла, я, конечно, понимаю. Но причин убирать рукопись в стол нет. Я готов продолжать и помогать, чем смогу. Ассистируя тебе, я узнаю гораздо больше, чем на любом писательском курсе. И вдвоем мы сможем сделать так, что твой роман будет правдоподобным даже несмотря на то, что ты не можешь посетить эти места лично.

 

Итак, теперь о рукописи. Должен сказать, что все еще не понимаю, как выглядит Фредди… помимо взъерошенных волос. Знаешь, без должного описания я представляю твое лицо. Так что ты предупреждена!

Сейчас Каин выглядит очень подозрительно… Ты так и задумывала? В этой главе «американских» ошибок я не заметил. Может, только отсутствие чаевых швейцару за то, что донес корзинку Каина в квартиру. За такое дают чаевые.

Я пришлю список компаний, которые доставляют корзинки с продуктами в Бостоне. Хороший штрих… Получить такую корзинку приятно, но отправитель может показаться навязчивым или снисходительным.

Был у меня знакомый, который продумывал свои романы как Каин. Работал в полиции – возможно, это повлияло. Любил держать все под контролем, порой чрезмерно… планировал каждую мелочь, ничего не оставлял на волю случая. Звали его Уил Сондерс. Ты о нем не слышала – он так и не издал свой роман.

А этот крик… Не хочу опережать события или казаться педантичным, но мне интересно, можно ли узнать чей-то крик. Кроме очевидной разницы в гендере, они ведь все одинаковые? Почему Фредди уверена, что это Кэролайн Полфри?

Что же, я пойду, чтобы ты смогла поработать. Мне не терпится узнать, что будет дальше. Посылать корзину с продуктами не стану, но очень хочу, чтобы ты продолжала писать!

Затаив дыхание,

Лео