Мне не важно, кто стелет тебе постель,
чьё дыхание возле твоей щеки…
Долететь бы снежинкой сквозь чувств метель
и растаять, коснувшись тепла руки,
ярким солнечным зайчиком в твой рассвет
заглянуть, растревожив покой ресниц…
Улыбнёшься, быть может, и мне ответ
донесёт первой звонкою трелью птиц.
Мне б послать лёгким ветром разлуки вздох.
Звоном блАговеста ручьёв весне
вместо сотен избитых, фальшивых слов
рассказать о том, как ты дорог мне…
Снова ночь. Ты опять не спишь.
Бродит март по карнизам крыш.
Ломко, льдисто по кромкам луж
захрустит. Не пугаясь стуж
мне в весну распахнет окно…
Станет прошлое зимним сном.
Город вышел из зимней комы.
В свежевымытые витрины
улыбаюсь я, как знакомым,
хмурым лицам, спешащим мимо.
В двадцати минутах от марта
через оспинки тротуара
перепрыгнув, сбегу до завтра
от тропинки, ведущей в старость…
Вдоль набережной, варежкой колючей
со щёк озябших влагу промокнУв,
взлетаю, взяв разбег с ближайшей кручи,
свободно крыльями души своей взмахнув!
Ненужный хлам из мусорного бака
вчерашней памяти разворошив до дна,
твоим "прости!" латать сердечный клапан
спешу, пока не поздно. Пусть одна!
Пусть вечер мой уныло бесконечен,
но город по-весеннему красив!
И речка Мста бежит себе беспечно
транслируя журчащих струй мотив…
Солнечных зайцев купают лужицы,
время ведёт от любви отсчёт,
в мартовском вальсе весь город кружится,
а у меня годовой отчёт!
Кот оскоплённый на крышу просится,
с бодрым журчаньем ручей течёт,
лёд на реке, как чумной, торосится,
а у меня годовой отчёт!
Почки на липах трещат неистово,
всяк антипод антипода влечёт,
парк обнажённо дорожки выставил,
лишь у меня годовой отчёт!
Дождь весенний щекочет лужи
и от смеха рябится гладь.
Город мой сезонно простужен,
автовыхлопами натужно
на прохожих устал чихать.
Хмур и сер. Дожидаясь лета,
он промокших дорог следы
укрывает туманным пледом,
обжигающе-терпким ветром
промокнУв улыбки воды…
На паутинке солнечной вверх-вниз
октябрь качает лист календаря.
Присел рассвет снежинкой на карниз,
серебряной от света фонаря.
Журчит река, за дальний поворот
уносит предпоследний жёлтый лист
и город, затаив дыханье, ждёт
на зимний макияж ноябрь-стилист.
Утром в город заглянул мороз
мимоходом, на одну минутку.
Гроздь рябины ущипнул до слёз,
льдинку бросил к колесу маршрутки.
Расшалившись, дёрнул ветерком
за помпон на шапочке девчушки.
Озорно припорошил снежком
воротник пальтишка у старушки…
С первым снегом город так красив,
до мельчайшей чёрточки знакомый,
где спешат по улицам такси
и девчушка в шапочке с помпоном…
Стыло небо надо мной стало,
было боли мне одной мало.
Грусть на сердце ледяном груз ли?
С уст рябина с коньяком – вкусно!
Проклят зимний день теплом. Впрок ли?
С Богом! – бьют колокола в лоб мне…
Двадцать пять минут октября.
Ночь, а будто конец света.
Двести десять дней без тебя,
было ль, не было – сгинь в лету.
Ветер словно плетей свист,
кровь заката в глаза брызжет,
обреченно сухой лист
ржавым слоем сползёт с крыши…
Предновогодье. Вдыхает декабрь
дух мандаринов и ёлок.
Тихо грустит в кабинете бухгалтер -
труд его сер и нелёгок.
Пальцы по кнопкам на ритм новогодний
цифры положат сухие,
и калькулятор сияет довольно,
и сочиняю стихи я.
Двадцать четырнадцать кончится скоро,
кнопки твердят "С Новым годом!"
двадцать пятнадцать торопится в город
ярким звенящим аккордом!
Жизневорот
Мосты пусты. Привычной жизни ритм
застыл медовой каплей фонаря
на краешке обугленном зари.
И город погружается в себя.
Гуляет ночь, насупив небосвод,
играет ветер шевелюрой тучи,
по мостовой – дождей свинцовых взвод.
торжественному маршу не обучен,
шагает чуть расхлябанно, не в лад.
Дневную пыль, как пепел с сигареты,
небрежно с листьев сбрасывает сад.
На цыпочках июль приходит в лето…
Под утро город, с крыш стряхнув озноб,
закроет зонт и след медовой капли
с припухших горизонта губ слизнёт…
Замкнётся круг. Всё повторится завтра…