Светлана Ивановна Небыкова
Стихи мои, откуда вы берётесь?
Ты любила, страдала, жила,
и поэтому ты навечно.
О тебе напишу я повесть,
чтобы больно до простоты.
Я живу, потому что ты
в моём сердце, Любовь и Совесть.
***
Юность куда-то девалась,
молодость быстро прошла,
киллером старость подкралась,
выбила из седла.
От крови в ручье умоюсь,
ссадины залечу,
тёмным платком покроюсь.
по мосту перейду Учу.
В церковь войду неслышно,
молча за всех помолюсь.
Только здесь я не лишняя,
только здесь признаётся грусть.
Грусть о жизни потерянной,
о невоплощённой мечте,
о судьбах ветром развеянных,
о гибнущих в суете.
И как весть о спасении,
тонкий надежды луч –
в душах детей посеянный
к добру и познанью ключ.
Осенний свет
Поэма
1
Вечерний свет на облетевших листьях,
осенний тихий свет.
Трава желтеет наяву и в мыслях,
и кажется, на всё найду ответ.
Зачем я в этом осеннем мире.
Зачем даны предчувствия и сны.
Зачем смотрю на жизнь всё шире.
За что дерутся русские паны.
О чём задумался берёзовый листочек.
Кто развернул крыло из облаков.
Что прячу я между прозрачных строчек
и правда ли, что нет на мне оков.
За что себя я иногда жалею,
а иногда себя мне не понять
и хочется в тенистую аллею
уйти – и всё забыть и потерять.
Но копи мужества неистощимы.
Мы горем и войной закалены.
Всё, что ударило или промчалась мимо
Вошло в сознание и в наши сны.
2
И нас касаются крылами херувимы,
как будто звёздный свет
о нас подумал, пролетая мимо,
и будет помнить миллионы лет.
И кто-то на другой планете
по нам соскучится и загрустит.
Ему приснится: звёздный ветер
земную пыль взвихрит.
Услышит он волны паденье
и чаек резкий крик.
Судеб людских пересеченье
на век, на час, на миг.
Поймёт ли он, каким напевом
какая тронута струна
и в звездопаде жёлто-белом
какая музыка слышна?
Как будет грустно и высоко
в мерцании ночных светил
тому, кто сердцем одиноким
Вселенной ритмы ощутил.
3
Нам на планете синеокой
дышать труднее с каждым днём,
и мы в смятенье одиноком
ужасный замысел поймём.
Склонивши голову в печали,
закрыв ладонями лицо,
мы пожалеем, что узнали,
где замыкается кольцо.
Где линия меж тьмой и светом,
граница смерти – сна,
грань между магом и поэтом,
как отделить добро от зла.
Развилка пройдена, и камень
напрасно надписью грозит.
Рассвет ли божий, адский ль пламень
заря последняя сулит?
Но мы пока ещё в дороге.
Крута, извилиста тропа.
Никто не встретит на пороге,
и память прошлых лет горька.
4
Глядят глаза, ступают ноги,
и светел дым костра.
Листвой засыпаны дороги,
река внизу быстра.
Плечами чувствуя берёзу,
ногами – землю и траву,
гляжу, удерживая слёзы,
в безоблачную синеву.
Как четки тонкие узоры
осенних веток в небесах!
Как просты наши разговоры
и как легко читать в глазах.
Я вижу грусть и вижу радость.
А ты что видишь, друг?
Пока мы вместе, жизнь нам в сладость,
Забыт, забыт испуг.
Мы снова всем ветрам открыты,
туманам, солнцу и дождям.
Мы дарим песенные ритмы
стрекозам, рощам и полям.
5
Мы на обочине забыты.
Страна летит вперёд.
Политики лишь знамениты,
и каждый что- то врёт.
Кто врёт с честнейшими глазами,
а кто глаза скосит.
Все всеми помыслами с нами,
а врозь лишь реквизит.
Не понимают, иль не знают,
что есть над ними высший суд,
что ямой выгребной воняют
те деньги, что они гребут.
Нам жаль шутов, дерущих жадно
семь шкур с родной земли.
И жаль себя. О, как нескладно
сложились дни мои!
Когда – нибудь господь рассудит.
Деянья имя обретут,
и царство мёртвых душ не будет
наш в пропасть свёртывать маршрут.
6
Отделит нелюдей от людей
господь когда – нибудь.
Пока же средь неправых судей
не исказить бы путь.
Пройти единственной тропою,
минуя зыбкий мох.
Остаться бы самим собою,
не дать застать врасплох.
Охотники по наши души
ошибок наших ждут.
Господней воли не нарушим,
с смиреньем примем божий суд.
И мы из бурного тумана,
среди кикимор злых,
среди болотного дурмана,
спасая, выведем других.
Ведь каждый, как ни странно, знает,
кто и куда его ведёт,
какие бездны прикрывает
приобретённый скользкий лёд.
7
Где он находит, где теряет,
Известно каждому, но что ж?
Нам тайный голос повторяет:
возьми, твоё, иль, пропадёшь!
Тебя ведь с детства обделили,
ты роскоши, дружок, не знал.
Тебе соломку не стелили,
ты прозевал свой карнавал!
Толкни, ведь он тебя обидел!
Не вмешивайся, обойди!
Хватай, пока никто не видел!
Проси! Не верь! Не веруй! Бди!
Устав от страхов и сомнений,
мы на мерцающий экран,
тупея смотрим. Сотни серий
мелькают, нас вводя в обман.
Но на колени стать пред Богом
успеет ли хоть кто- нибудь?
Перед заоблачной дорогой
постигнем ли мы жизни суть?
8
Успеем ли перед дорогой
мы на колени стать?
С какой печалью смотрит строго
с иконы Божья Мать!
Она предвидит и провидит,
и рада бы нас защитить –
руки протянутой не видим,
из чаши не хотим отпить.
Меня учил отец: «Дай сдачи!
И в школе первым будь!»
Решались трудные задачи
и выбирался путь.
Но не учил никто уменью
другую щёку подставлять.
И мы не ведаем смиренья,
науки умирать.
Умела это только мама,
Смиренья светлого полна.
Проста была её программа,
а жизнь трагична и трудна.
9
С глазами серны или ламы,
смотрящими в ружьё,
от рака уходила мама
на вечное житьё.
Она так долго уходила,
но вовсе не смогла уйти.
Все сны со мною разделила,
со мной проходит все пути.
Я чувствую её тревоги,
я слышу, как она зовёт
меня с Земли подняться к Богу,
войти в невиданный полёт.
Чудесный дом мне обещает,
свиданье с теми, кто любим,
и говорит, что Бог прощает,
мою торопит встречу с ним.
Но я ответствую упрямо:
«Дай мне ещё пожить!
Плыву неровно и не прямо,
но велено мне плыть».
10
Я не имею права, мама,
с Земли, с войны бежать.
Что мёртвые не ищут срама –
ну, это как сказать!
Случалось, пули настигали
спасавших бегством свой живот.
Бывало, слабые вбивали
свинец себе же в лоб.
Мы сами выбираем время,
когда прийти, когда уйти.
Нам Бог даёт по силам бремя
и по плечу пути.
Мои пути так одиноки,
порой так мало сил,
сны так странны и так глубоки,
что мне Господь судил?
Мне светит ли лампады пламя?
Я верною иду тропой?
Что избрала я – путь познанья
иль след копыт на водопой?
11
Святое ль надо мною знамя?
Кто предо мной раскрыл
глухие бездны Мирозданья
шуршанье грозных крыл?
Кто властен над моей судьбою?
Кто ведает садами снов?
Под путеводною звездою
на чей стремлюсь я зов?
Случайно ли я одинока,
наказана ли Богом я?
Таков ли жребий мой высокий –
проникнуть в тайны бытия?
Пройду свой путь одна, без друга
с душой высокой и простой.
И я из замкнутого круга
взбунтуясь вырвусь на простор.
Останусь я сама собою
в ночи без звёзд и без луны,
когда забыто всё святое,
в чести дельцы да колдуны.
12
Свой путь связал с моей судьбою
один лишь ветер за окном.
Он набирает силу, воет,
в корабль мой, превращая дом.
Свой компас не умею сверить,
не знаю звёздных я имён,
не ведая, какие двери
открыть, чтоб видеть гребни волн.
Мне не дозваться капитана,
не прочитать на карте путь,
не различить из-за тумана,
куда мне судно повернуть.
А брызги пенные солёны,
почти не виден луч звезды.
Забыл меня в меня влюблённый
и где-то рядом знак беды.
Осенний свет в излишне чётких мыслях,
прозрачен облетевший лес.
Уж снег прилёг на потемневших листьях,
но светел край небес.
Стихи о войне глазами ребёнка
Пацифист
До сих пор тот крик во мне звучит:
«Не хочу войну! Хочу на дачу!»
И малыш надрывно, горько плачет,
а толпа под радио молчит.
Люди разойдутся по домам,
не заснут до самого рассвета.
Так закончилось в июне лето
и на плечи нам легла война.
***
Мало о чём жалела мама -
о швейной машинке «Зингер»,
ещё она вспоминала книги
и пластинку любимую помнила мама.
Я же плакала совсем о немногом -
о бедном плюшевом Мишке
и об одной единственной книжке.
В ней слов и картинок было так много!
Если бы я их где потеряла,
если бы я их кому подарила!
Но их вместе с домом моим разбомбило.
Я вместе с домом их потеряла.
Коричневого плюшевого Мишку
и светло – жёлтую книжку
я всегда их под окна сажала,
чтобы взрывной волной
не выбило Мишке глазки,
чтобы осколками стёкол
не ранило Светлые Сказки.
***
Ребёнок принимает жизнь как есть,
и если мессеры несутся стаей,
мальчишка шестилетний понимает,
что не ему готовят смерть.
Вот юнкерсы – тогда сожмись,
уйди из тела,
чтоб бомба мимо пролетела,
твою не ощутивши жизнь.
В его глазах ты не прочтёшь вопрос:
“За что? Какой виной виновен?»
Вопрос тот задавал лишь воин,
чей сын под бомбами возрос.
Сегодня нам по сорок шесть.
Ракет крылатых наготове стаи.
Всего страшней они – уж мы то знаем
для тех, кому вначале будет шесть.
И в чьих глазах ты не прочтёшь вопрос -
«За что? Какой виной виновен?»
Отчизну защищая, воин
припомни, как под мирным небом рос.
***
Расскажу тебе старую сказку -
может, притчу, а может, быль.
Вылез Месяц в железной каске -
он тогда ещё маленький был.
Он в войну поиграть задумал
с целым миром маленьких звёзд.
Чёрный ветер ночной, бездушный
с тихим цоком его понёс.
Доскакали до самой близкой,
до кровавого моря огня.
После тысячи страшных выстрелов
Месяц – мальчик упал с коня.
Мы в лицо его мёртвое смотрим,
называем его Луной.
Чёрный ветер ночной, дремотный
приласкался к коре земной.
Вы заметили? В лунной ночи
Чёрный Ветер бежит с Земли.
И следят за ним мёртвые очи,
тихий цокот смолкает вдали.
Встреча в электричке
Я стояла в тамбуре,
стесняясь зайти в вагон.
На остановке в тамбур вошёл солдат,
он был русоволосый, ладно сложенный,
в выцветшей гимнастёрке.
В руках у него была табуретка.
Он поставил её в центре тамбура,
полюбовался ею и сказал:
«Вот купил на базаре.
Правда, хороша?
Завтра у меня свадьба.
Это будет наш единственный предмет мебели».
Он весело рассмеялся.
Табуретка и впрямь была хороша.
С сиденьем из цельной доски,
она была отполирована до блеска
и пахла сосновыми стружками.
«Вы кто?” – спросила я
и вся съёжилась от собственной глупости.
«Я танкист. Андрей».
«Страшно было на войне?» -
спросила я ещё глупее.
