Светлана Николаевна Куксина
Радуга над головой
– Это сюрприз? – вопрошает любимый.
– Конечно, нет, – морщусь я. – Сюрприз – это чистота в квартире и …
Громкий хохот мужа не даёт мне договорить.
– Да уж! – не может он остановиться. – Такой чистоты у нас давно не было!
Как мерзко устроена жизнь. Только избежал колдобины, так на тебе подножку в виде ямы. И ведь всё равно упадёшь! Сколько ни старайся, от судьбы не уйти.
Хорошо, что дело к ночи. Увидев мою надутую физиономию, Славка ещё более заразительно хохочет, бросается меня щекотать, а потом…
В общем, мир восстанавливается быстро и без потерь. И чёрт с ним, с этим мусорным ведром…
Как-то быстро и незаметно подкрадывается утро. Вот только что закрыла глаза, смотришь, а уже пора вставать. Зевая и потягиваясь, брожу по квартире, вспоминаю, что у меня отпуск.
На холодильнике обнаруживаю прилепленную Славкой записку: «Спасибо, вкусно позавтракал».
Ах, да, я же вчера готовила праздничный ужин, – вспоминаю я. Пригодился всё-таки.
А не поваляться ли ещё, появляется откуда-то крамольная мыслишка и настойчиво пытается остаться. Пока я решаю поваляться или нет, раздаётся звонок в дверь.
Ну вот, так всегда!
Открываю.
На пороге любимая мамуля и сынок.
– Ой, мамочка, как у дедули с бабулей на даче хорошо! Жаль, что тебя не было! – радостно выпаливает сын, и я, внутренне вздрогнув от ужаса, соглашаюсь с ним, внимательно следя за собственной мимикой, это чтоб и радость, и сожаление – всё отобразить и не переборщить при этом.
Радость мне удаётся без труда. Я искренне радуюсь сыну, маме и тому, что так счастливо избежала столкновения с дачей. Прямого, лобового столкновения, когда без жертв не обойтись.
Изобразить сожаление гораздо труднее, но я давно напрактиковалась. Представляю себя перед витриной супердорогого магазина, где висит шубка из соболя, вижу цену, и пожалуйста, – неподдельное, самое что ни на есть искреннее сожаление тут как тут.
Надоест шубка. Нет проблем. Вообразим бриллиантовую диадему или особняк в Санта Барбаре. Да мало ли что ещё можно вообразить?! Хотя бы класс отличников, которого в природе, увы, не существует.
– Мам, а в скворечнике скворцы живут! – верещал сын. – А чей-то кот хотел к ним залезть! А они ему как дали! Так он и удрал! Вот молодцы! Да, мам?! Они же защищались! А чего он лезет!
– А ещё меня муравей укусил! – без всякого перехода выпалил сын, и я сочла нужным уточнить:
– Костик, муравьи не кусаются.
– Ну да, не кусаются! – недоверчиво посмотрел на меня сынуля. – Ещё как кусаются. Знаешь, как больно было?!
– Ну ладно, вы тут разбирайтесь сами, кто кусается, а кто нет, – вклинилась в разговор моя мама. – А я уж поеду, пожалуй.
– Ты хоть чаю попей, – всполошилась я. – Не успела зайти и уже убегаешь. Куда тебе торопиться?!
– Чай я недавно пила, – отмахнулась от предложения мамуля, – а тороплюсь в магазин. Отец ждёт.
– Опять отраву покупать, – буркнула я.
– Ох, Машка! Ничего не понимаешь, а бурчишь. Если я собираюсь в магазин, значит, надо. Меры необходимо принимать своевременно, иначе совсем без урожая останешься.
Я машу руками и отпускаю мамулю восвояси. Она мчится выискивать безвредный для человека и окружающей среды яд для вредителей. Как будто такое возможно?!
Сын рванул в свою комнату. Ему уже шесть лет, и он вполне самостоятельный человек. Я не сторонник тотальной опеки. И слово «нельзя» в нашем доме не любят.
Проводив мать до двери, я направляюсь в комнату сына, но дойти не успеваю. Мой мобильник подпрыгивает на диване, истерично орёт, и я беру его в руки.
Звонит свекровь.
– Машенька, как ты смотришь на то, что мы с дедом возьмём к себе Костика на недельку?
Я выпадаю в осадок. Надо же?! Не успели одни деды вернуть мне сына, как на пороге другие. Так у меня, пожалуй, настоящий отпуск получится. Если б ещё не подружки, которых некому сплавить вместе с их проблемами.
Пожалуй, нет. Их я сплавлять никуда не хочу. Так и от скуки сдохнуть недолго.
– Что ты молчишь, Маш? – интересуется свекровь.
А я молчу?!
И в самом деле, чего это я молчу.
– Не знаю, – мямлю я. – Он только что от моих вернулся.
– А ты у него спроси, – советует свекровь. – Спроси, хочет ли он в деревню съездить.
Я послушно кричу в сторону комнаты сына:
– Костюня, ты хочешь с другой бабушкой и дедом в деревню съездить?!
– Хочу! – орёт сын и уточняет:
– В какую деревню?!
Тут и я спохватываюсь:
– В какую это деревню вы собрались? Только деревни нам и не хватало, – ворчу я в трубку, некстати вспомнив Маринку.
– У отца-то в деревне сестра двоюродная живёт, забыла, что ли, давно у них не были. Вот просит, чтоб приехали. Пора бы уж и навестить. Родню забывать негоже, – пускается в объяснения свекровь. Отцом она зовёт своего мужа, моего свёкра соответственно.
– Куда это? – уточняю я.
– В Озёрский район. Свет не близкий. Вот и думаю, загостимся невзначай, так вы уж не волнуйтесь. Озеро у них там хорошее. Прям в деревне. Ребёнок хоть загорит да в воде поплещется.
– Мам, пусти, – канючит сын, который уже стоит рядом и бессовестным образом подслушивает наш разговор, и я сдаюсь:
– Ладно, приезжайте. Сейчас вещи соберу…
Примерно через час у меня начинается суперотпуск. Я нагло валяюсь на диване с шоколадкой и детективом. У самого бока в запасе апельсин и журналы, которые я читаю без разбора (кроме гламурных, само собой). Нашлась бы минутка.
А сегодня она как раз нашлась.
Я переваливаюсь с боку на бок, как ванька-встанька, вкусно шуршу обёрткой от шоколада и наслаждаюсь жизнью.
Увы, счастье не бывает вечным.
Шоколад съеден, апельсин отправлен за ним следом, глаза устали, а в голову полезли крамольные мысли: и что это я тут валяюсь, как никому не нужная вещь, и что за радость изображать медведя в период зимней спячки, когда на улице лето и хочется активно двигаться.
В общем, ну его по боку такой супер отпуск.
И кто сказал, что человеку можно угодить?!
Я решительно встаю, выбрасываю объедки в мусорное ведро, чтоб глаза не мозолили, и думаю, а не позвонить ли подружкам, и какой именно позвонить первой.
За меня решает судьба. Телефон оживает. Я радостно хватаю его, смотрю на номер и улыбаюсь. Татьяна не дала мне зачахнуть.
– Чем занимаешься? – бодрым голосом интересуется подружка, и я так же бодренько рапортую:
– Ничем!
– Ничем не заниматься – скучно, – смеётся Танька, и я с ней соглашаюсь.
– Я вот думаю, – продолжает Татьяна, – как там у Люськи с квартирой дела? Теперь, наверное, море отменяется. Где ей вырваться?! Навалилось всё сразу: и бывший муж, и новая квартира, и работа никуда не делась.
– Так это у неё надо спросить, – протянула я, умолчав о последних событиях. – Позвоним попозже. Или сама объявится. Посмотрим. А тебе что, заняться нечем или из любопытства звонишь?
– Делать нечего, – смеётся Танька. – Мой цыганский табор к свекрови укатил, а я отдыхом наслаждаюсь.
– Надо же! – восклицаю я, удивлённая таким совпадением. – И ко мне свекровь приехала и Костика забрала, так что я тоже от одиночества волком во.., ну, в смысле, отдыхом наслаждаюсь.
Танька заливисто хохочет:
– Вот к шуму адаптировались, а?! Я аналогичным образом наслаждаюсь нежданным отдыхом. Так что уже и невтерпёж больше. Может, вдвоём отдых переживём легче?
– Спрашиваешь?! – радуюсь я. – У тебя? У меня? Или на нейтральной территории? Где?
– У себя дома я давно интерьер изучила, у тебя тем более, а вот нейтральная территория – то, что надо, – на одном дыхании выпаливает Танька. – Где – не вопрос! Город велик!
– В зоопарк рванём! – радостно вылетает из меня. Я даже подумать не успела. Автомат сработал.
– Ни за что! – молниеносно реагирует подруга, и я прямо вижу, как она ощутимо вздрагивает на другом конце провода.
– Ну да, ну да, недавно были, – иду я на попятный. В конце концов, моё желание исполнить мы успели, и настаивать на его повторном исполнении – это значит серьёзно травмировать подружку. А я никого не люблю травмировать напрасно, тем более подруг.
– Давай по магазинам пробежимся, – с азартом предлагает Танька, и мои волосы немедленно становятся дыбом.
Я ненавижу магазины. Терпеть не могу по ним шляться. Мне легче десять раз прийти в одно место в одном и том же наряде, чем тащиться в магазин, чтобы выбрать новый. Я согласна носить один костюм до дыр, только бы не налетали на меня продавщицы, словно стервятники на падаль, со словами: чем вам помочь..? а может, вот это посмотрите..? или это..? – как будто я сама не в состоянии выбрать себе одежду. Их вечное: ах, как вам это идёт! – доводит меня до судорог. Если верить продавцам, мне идет всё.
– Тань, – жалобно скулю я, – а может, не надо магазинов?! У меня от них изжога начинается вместе с судорогами. Давай лучше в парк сходим, на колесе обозрения покатаемся. Ты оттуда и налюбуешься на свои разлюбезные магазины. Чего тебе в них ходить?! Давно можешь дома магазин открыть, столько у тебя барахла. Ну куда тебе ещё, сама подумай?!
– Давай, – вздыхает Танька. – Хоть чёртово колесо, лишь бы не дома, в тишине этой оглушающей.
– А чего к свекрови не поехала? – усмехаюсь я и всё-таки задаю провокационный вопрос, хотя давным-давно знаю и причину, и ответ.
– Терпеть не могу её жалобы и замечания, – в который раз отвечает на мой вопрос Танька, причём одними и теми же словами. – Сама зазовёт и ноет: ах, дети шумят; ах, моя мигрень. Здорова, как лошадь, прости Господи, и всё ноет и жалости ждёт, а выглядит чуть ли не моложе меня. Только по косметологам да массажисткам с утра до ночи шляется.
– Где встречаемся? – бесцеремонно перебиваю я подругу, давая понять, что тема свекрови на сегодня исчерпана.
– Чтоб по городу не метаться лишнего, встретимся прямо у парка, – предлагает Танька.
– Разумно, – соглашаюсь я с подружкой. Мы живём с разных сторон от центрального парка отдыха. Какой смысл метаться друг за другом? Быстрее встретимся у входа. – Собираюсь и через двадцать минут выхожу. Может, и раньше.
Выскочила из дому я, конечно, раньше, чем планировала, но Танька меня уже ждала.
Мы быстренько купили билеты на колесо обозрения, забежали в кабинку и медленно стали подниматься.
Я крутила колесо во все стороны и смеялась, как расшалившаяся девчонка, а Танька, хохоча, рвалась мне помогать, и не всегда направление наших движений совпадало, что вызывало ещё больший всплеск смеха. Прямо до колик.
– Красота какая! – восторженно ахнула я, когда мы поднялись на достаточную высоту, и Танька поддакнула:
– Красотища!
– Ветра нет, небо ясное, день чудесный! – не унималась я. – Настроение замечательное! Здорово! Да, Тань!
– Здорово, – согласилась Танька. – Сверху обзор классный. Весь город как на ладони.
– И все магазины, – усмехнулась я.
Танька хихикнула, посмотрела кругом, потом вдруг поёжилась и задумчиво произнесла:
– А ветра нет только внизу, здесь здорово чувствуется.
– Да Бог с ним! Пусть чувствуется. Мы скоро вниз покатим, – легкомысленно отмахнулась я. – Куда потом пойдём?
Это было последнее, что я успела произнести радостным тоном.
Колесо как-то тоненько скрипнуло, жалобно всхлипнуло и стало. Мы оказались на самом верху.
Сначала мы ничего не поняли, но сердце моё уже замерло от недобрых предчувствий.
Мы завертелись как на иголках, до нас медленно стало доходить, что это не шутка. Колесо действительно замерло, когда мы оказались на самой верхотуре, точно по центру, на головокружительной высоте, и попасть отсюда на землю нет никакой возможности. У нас ведь нет крыльев. Даже парашютов и тех нет. Да мы ими и пользоваться не умеем. Вот тебе и цари природы! Беспомощны до безобразия, хоть и хорохоримся!
Всё это промелькнуло в моей голове за считанные секунды. Думаю, что и Танькины мысли бежали в таком же направлении. И ничего утешительного ей тоже в голову не пришло.
Мы посмотрели друг на друга. Лица у обеих были вытянутые и с одинаковым бессмысленным выражением. Синхронно похлопали глазами и синхронно поёжились. Словно в зеркало смотрелись.
Это внизу не было ветра, а здесь – пожалуйста, хоть сто порций. Одетые в лёгкие летние одёжки, мы мгновенно ощутили его присутствие и даже усомнились: а на самом ли деле на улице лето, может, мы просто не заметили, что оно давно кончилось. И наступила глубокая осень, а мы всё сидим, впавшие в кому, и не замечаем бега времени…
– Чудесный денёк, – скривилась Танька. – И как я забыла заклеить тебе рот пластырем?!
Я виновато вздохнуло. Частенько мои слова выходят нам боком. Ну, ей Богу, я в этом не виновата! Я же не говорю нарочно, не предсказываю. Что в голову приходит, то и выпаливаю в ту же минуту. Целые народы, что видят, то и поют. И ничего. Не вымерли. А я что ни скажу, всё сбудется с точностью до наоборот. Что за наказание?! Так и кажется, если б не было меня на этом чёртовом колесе, оно бы и не вздумало останавливаться. До сих пор я о таком, по крайней мере в нашем городе, не слышала. А тут нате вам…
Те, кто был в самом низу, благополучно выбрались, некоторые ухитрились спуститься на землю с довольно большой высоты, но ни мы с Танькой, ни наши соседи по несчастью с обеих сторон даже не рыпнулись. Вниз посмотришь – голова кружится. Какое уж тут выбраться?!
– Да-а-а, – протянула Танька, – сидеть нам тут до второго пришествия. Погуляли, называется. Уж лучше б на диване с книжкой валялись или перед теликом, хоть не обморозились бы.
– Да ладно, – вякнула я только из чувства противоречия. – Ну, замёрзнем немного… может быть.., но уж не обморозимся – это точно. Всё-таки лето на дворе. С утра было… кажется…
Я зябко поёжилась и обхватила себя руками за плечи.
– Ты уверена? – ехидно поинтересовалась Танька.
– В чём? – не поняла я.
– В том, что лето? – рявкнула подружка. – Мне бы полушубок, хоть на собачьем меху, как в той сказке!
– Сделают же что-нибудь, – промямлила я. – Должны ж какие-то спасатели или ремонтники какие-нибудь прибыть. Хоть кто-нибудь. Вон соседи наши как орут. Словно у них глотки лужёные.
– Вот соседей и снимут, раз они орут. К зиме, – обрадовала меня Танька. – А мы так и зимовать тут останемся. С нашим-то везением.
– Чтоб я ещё с тобой куда пошла! – возмущённо добавила она. – Что ни скажешь, всё – то в лоб, то по лбу! Тьфу, мать твою…
Снизу суетились мелкие фигурки, то бишь, люди, правда, разглядеть, чем они заняты и есть ли толк от этой суеты, нам было не дано, так что мы сидели, как клуши на яйцах, и не знали, что делать.
Время тянулось медленно.
Разговаривать нам скоро расхотелось совсем. Сидели и помалкивали.
Зубы начали слегка постукивать друг о друга.
– Давай хоть в ладушки играть, а то ведь и вправду замёрзнем, – предложила Танька, не выдержав могильной тишины и такого же холода.
Я фыркнула:
– А в сумасшедший дом нас не сдадут?
– Посидим сутки – другие и так и так попадём, – оптимистически заметила подружка. – Надеюсь, там хоть тепло будет.
Я посмотрела на тех, кто сидел в заточении почти на такой же высоте, как и мы. Пусть немного ниже. Один чёрт, не спрыгнешь. Кто кричал, кто ругался, но в ладушки не играл никто.
Кричать и ругаться мне не хотелось. Какой толк?! Никакого. А чего без толку орать да суетиться?!
– Давай. Хрен с тобой! – объявила я Таньке.
Мы дружно завели:
– Ладушки, ладушки! Где были? У бабушки…
Захлопали руками, затопали ногами, в конце концов захохотали и даже немного согрелись. По крайней мере синева с Танькиных губ испарилась, с моих, надеюсь, тоже, хоть я себя и не видела.
Мы самозабвенно вопили, с азартом хлопали и топали, хохотали как сумасшедшие и какое-то время ни на что больше внимания не обращали, а потом вдруг заметили, что соседи больше не орут, не ругаются и руками не машут, а внимательно смотрят куда-то вниз, и там, далеко внизу, наблюдается заметное оживление.
Я взглянула на часы. Они бесстрастно отсчитывали время, невзирая ни на какие наши переживания, и оказалось, что сидим мы в этом гнезде без малого два часа. Мы тоже стали смотреть вниз, силились понять, что же там происходит, и даже не сразу услышали, как скрипнул железный механизм.
Почувствовав лёгкий толчок, мы уставились друг на друга и замерли. Махина сдвинулась с места и медленно поползла по кругу.
То, что у нас появилась надежда на освобождение из поднебесного плена, Танька сообразила первой.
– Молчи, – зашипела она (ну чисто кобра, только капюшона не хватает). – Ни слова. Ни звука. На земле наговоришься. Пикнешь – задушу.
После такой угрозы я словно воды в рот набрала и молчала не только до земли, где мы заново учились прямохождению, но и до самого выхода из парка. Как ни странно, но Танька тоже молча рысила рядом.
– Домой. В горячую ванну, – разжала она напоследок зубы.
Я не совсем поняла, она это про себя говорила или мне советовала, но на всякий случай кивнула головой в знак согласия. Желания наши в этот раз совпали стопроцентно.
Всю эту неделю Славик работал в дневную смену, Костик уехал со свекровью и свёкром в деревню к неведомым родственникам, так что никто не мешал мне сидеть в ванной два часа подряд.
Я прихватила с собой незатейливую книжку и так зачиталась, что могла бы и в ванной замёрзнуть. Хорошо, что мой организм, видимо, крепко нацелен на самосохранение независимо от меня, так что периодически рука сама выдёргивала пробку, чтобы выпустить часть остывшей воды, и откручивала кран, добавляя горячей.
Потом я выпила подряд три кружки очень горячего чаю с мятой, лимоном и мёдом, улеглась на диван, накрылась пледом и сама не заметила, как уснула.
Разбудил меня звонок в дверь. Странный какой-то звонок. Казалось, что у него истерика и он вот- вот забьётся в припадке.
Я посмотрела на часы. Седьмой час вечера. Мама родная! Вот так и жизнь проходит. Всю можно проспать.
Звонок бушевал. Я встала. Если я сейчас не открою дверь, то возле неё соберётся весь подъезд.
Только я шагнула по направлению звука, как заорал мой мобильник. Я на бегу схватила телефон, посмотрела на номер, констатировала, что Люська объявилась, одновременно ответила « Алло!» и открыла дверь.
На пороге стояла ошарашенная Люська. В одной руке она держала телефон, другой давила на кнопку звонка.
Заорали мы одновременно.
– Ты что, офонарела?! Трезвонить перестань! – это я выпалила.
– Ты что, окочурилась тут, что ли?! Не дозвониться! – это уже Люська шедевр выдала.
У соседки приоткрылась дверь, и я опомнилась. Разве так встречают гостей?! Что обо мне люди подумают?!
– Заходи, – сказала я и втащила подружку в квартиру.
Люська умолкла, заползла в кухню и обессилено рухнула на стул. Я притащилась следом и поинтересовалась:
– Ты что, позвонить не могла?
– Не сообразила, – буркнула Люська.
– Что ещё стряслось? – испугалась я.
– Вроде ничего, – неуверенно произнесла Люська. – Квартиру эту проклятущую купили. Ирка так там в ней с Игорем и завязла. Обстановку обдумывают. По магазинам носятся с утра до ночи. А Сашок уехал.
Люська всхлипнула, а я растерялась:
– Как это уехал? Куда? Насовсем?
– Сказал – примерно на две недели, заказчик живёт далеко, а он, видите ли, хочет этот проклятый камин закончить побыстрее, так что работать будет от зари до зари.
– И что? – не поняла я.
– Как это – что? – опять всхлипнула Люська. – Мы уже девять лет вместе, и ни разу такого не было. Он всегда ночует дома, говорит, что в чужих домах спать не может. А тут? Две недели! Да я с ума сойду!
– Боишься, что в запой уйдёт и окочурится где-нибудь под забором? – высказала я догадку.
Люська злобно зыркнула в мою сторону и взвыла:
– Не каркай! Не уйдёт! И не запьёт!!! Что за идиотское предположение! Вечно ты, – упрекнула она меня и уже спокойнее, без воя, продолжила:
– И не боюсь я ничего! Я просто не понимаю! Не понимаю и всё! Почему он так решил?!
– Ну, тогда он, как благородный человек, предоставил тебе право выбора. Как решишь, так и будет, – глубокомысленно произнесла я, а Люська с ужасом уставилась на меня.
– Хорошо, что твои прогнозы сбываются всегда наоборот, – выдохнула она с заметным облегчением. – А то с тобой поговоришь, и инфаркт обеспечен. Со смертельным исходом. О каком таком праве выбора ты бормочешь? Что ты вообще несёшь такое?
Я обиделась:
– А почему это он не может так подумать?! У тебя на сегодняшний день оказалось целых два мужа, а у нас не мусульманская страна…
– Не неси ахинею, – перебила меня Люська и даже ногой от возмущения топнула. – Один у меня муж! Запомни – один! И это мы с ним уже обсудили. И с Игорем тоже. Я сразу расставила точки над «и». Всё. К этому больше не возвращаемся. К тому же в мусульманских странах жён в одной семье больше, а не мужей.
– Без разницы, – махнула я рукой. – А ты звонить пробовала? Сашке, я имею в виду.
– Пробовала. Сказал, не волнуйся, мол, дорогая, я телефон отключу, руки в глине и отвлекаться не люблю, когда работаю. Закончу и сразу вернусь. В общем, надейся и жди. Всё. А телефон теперь молчит.
– А раньше?
– И раньше так же. Ему звонят много, вот он и выключает телефон, чтобы не отвлекаться. Все знают, если по телефону не доступен, значит, занят, работает.
– Ну и с чего тогда паника? – удивилась я. – Подумаешь, дома не ночует? Большой уже мальчик. Не пропадёт.
– Всё хватит, – решительно отрезала Люська. – Замнём. Чаю давай попьем. Я какой-то новый сорт купила. Уж сильно его везде рекламируют. А хвалят как! Надо попробовать.
– Ну, если сильно рекламируют, значит, гадость, – сделала я вывод и включила чайник. – Давно убедилась, чем больше рекламы, тем хуже товар. Я раньше, как увижу на книжке слово «бестселлер», сразу хватаю, а теперь и близко не подхожу. Не только не покупаю, даже в библиотеке не беру. Знаю – полная дрянь. Обжигалась.
– У тебя одни книжки на уме, – махнула рукой подружка. – Горбатого могила исправит.
Чайник закипел. Люська выложила на стол пакет овсяного печенья с изюмом (мы его обе любили) и заварные пирожные (это она уже для меня расстаралась, потому что с кремом в отличие от меня ничего не ест, зато я всё это уминаю за двоих; и чем больше крема, тем лучше).
Я достала свои любимые шоколадные конфеты и ванильные сухарики. А ещё клубничное варенье собственного изготовления, от которого в другое время Люську за уши не оттянешь. Но сегодня она на него и внимания не обратила. Так, ложкой два раза ковырнула и всё. Дело плохо, сделала я вывод.
Чай оказался средненьким. Тут я в точку попала. Но Люське было всё равно. Налей ей воды, она и не заметит.
Я решила посмешить подружку и с юмором рассказала о нашей с Танькой сегодняшней прогулке. В рассказе всё получилось действительно смешно (на самом деле было значительно хуже, нам в тот момент было не до смеха, но Люське об этом знать не обязательно; ей своих заморочек хватает), и подруга соизволила улыбнуться. И то ладно. Хоть отвлеклась.
Три часа мы усидели как делать нечего. Даже не заметили. Люська постепенно оживилась, и мы с ней обсудили всё, что можно и нельзя. И мужиков с их заморочками, и новые низкокалорийные блюда (а то придётся не в купальниках, а в парандже в море лезть), и заразные цены, которые всё лезут и лезут вверх, и Игоря, который так некстати припёрся , и много чего ещё.
Могли бы и больше. Жаль, время кончилось. В начале десятого Люська спохватилась:
– Ё-моё! Ирка, наверное, уже дома, а я об ужине не подумала.
– Не волнуйся, – усмехнулась я. – У неё опекун хороший. Небось десять раз за день поесть заставил, а в перерывах между основной едой столько же раз перекусить предложил. Он ведь и сам не святым духом питается, и про доченьку вряд ли забудет.
– Господи, как Ирка к нему прилипла, – уже на пороге вздохнула Люська. – Что ж это дальше будет?
– Нечего гадать, – решительно оборвала я подругу. – В жизни всегда всё проще и легче, самое страшное мы себе вечно придумываем. Вот придёт это дальше, тогда и посмотрим.
С этими словами я выпроводила подружку за дверь. Она рванула вниз по лестнице, а я на кухню. Славка вот-вот явится с работы, а ужином не только не пахнет, его даже в проекте нет.
С раннего утра, проводив мужа на работу, я решительно взялась за стирку. А пока машина ровно гудела в ванной, я делала генеральную уборку в комнатах, где пыль уже не просто бросалась в глаза, а казалось, настырно лезла из всех щелей. И откуда она, зараза такая, берётся?!
Хорошо, что я поднялась вместе со Славкой в полшестого (ему к шести на работу, а я отоспалась вчера за день), потому что в начале восьмого позвонила Люська. Обычно в такую рань мы не созваниваемся, так что сердце у меня подпрыгнуло от страха, остановилось где-то в горле и не спешило возвращаться на место.
– Что? – заорала я. – Что стряслось? Господи! Это не отпуск! Это чума какая-то египетская! Сглазили нас, что ли? Чего молчишь? Говори быстрей! Сдохну ведь от страха!
– А можно я к тебе сейчас приду? – дрожащим голосом произнесла наконец Люська и робко поинтересовалась:
– Я тебя не разбудила?
– Ты что с работы уволилась? – не врубилась я в ситуацию. – Или за прогулы выгнали?
Это я уже так ляпнула. Знала, что в жизни Люську с работы не турнут, что бы она ни вытворяла. Где ещё такую безотказную дуру найдёшь. И чтоб руки золотые… И чтоб репутация…
– За свой счёт неделю взяла ещё позавчера, – всё тем же голосом запуганной сиротки ответила Люська.
– Да что стряслось? – потеряла я терпение. – Говори ты быстрей, я ж сдохну, пока ты до меня доберёшься.
– Не-е-е, я рядом. За углом, – протянула подруга и переспросила:
– Можно?
– Ты что там, за тем углом, башкой о стену приложилась? – рявкнула я. – На кой леший тебе моё разрешение, если ты всегда без него обходилась?! Или не ты мне вчера звонок дверной упорно ломала?
Люська молчала.
– Эй, ты жива там?! – всерьёз забеспокоилась я.
– Жива, – вздохнула она. – Кажется…
– Ты за каким углом? – ласково поинтересовалась я и, услышав ответ, так же ласково добавила:
– Не волнуйся, двигай в сторону подъезда, а я тебе навстречу выйду.
Не знаю, с какой скоростью Мюнхгаузен на ядре летал, но уверена, что я из подъезда вылетела быстрее.
Люська, целая и невредимая, разве что слегка помятая, кое-как одетая во что попало, растрёпанная и какая-то зашуганная, неуверенной походкой двигалась мне навстречу, почему-то постоянно озираясь по сторонам и вздрагивая, словно её по спине плёткой охаживали.
– Зараза такая! – взвыла я, облегчённо вздыхая и хватая Люську за руку. – Напугала до чёртиков! И чего ты всё озираешься?!
– Пошли к тебе. Дома расскажу, – как-то механически отозвалась Люська и опять огляделась.
– Ты что, зараза, в шпионов играешь? – ощетинилась я. – Или нарочно меня пугаешь?
– Хватит ругаться. Выбирай выражения, – тем же механическим голосом произнесла подруга и опять огляделась, а я вошла в ступор.
Наверное, я долго ещё стояла бы на улице, судорожно вцепившись в подружку и глупо таращась в никуда, если бы Люська сама не проявила инициативу и не направилась ко мне.
По-моему, она всё проделала абсолютно машинально и сама не заметила, как вошла в подъезд и меня заволокла за собой. Я тоже не заметила нашего короткого путешествия. Просто переставляла ноги и шла рядом с подругой, как хорошо воспитанная собака идёт рядом с хозяином.
До моей квартиры мы добрались молча и без приключений, если не считать, что я так же механически ответила на приветствие соседки, произнесённое почему-то дрожащим голосом, и никак не реагировала на её странный, удивлённо-испуганный взгляд. А мужик с третьего этажа, который спускался вниз, идя нам навстречу, почему-то вдруг побледнел и вжался в стену, когда мы проходили мимо. Но и это я уловила краем глаза.
Значение всех этих событий я расшифровала только в собственной квартире, когда случайно споткнулась взглядом о чучело гороховое в своей собственной прихожей.
Откуда здесь чучело?! Это моя прихожка, и никаких чучел в ней отродясь не было!
Постой, постой… Кого-то оно мне сильно напоминает…
Я пригляделась. Чучело тупо смотрело на меня и моргало. Как оно может моргать?! Оно же чучело!
– Что ты там увидела? – без всякого интереса спросила Люська. – Кроме тебя в зеркале никто не отражается. Ты что никак на себя не налюбуешься?
Я выпала в осадок. Бедный мужик! Я бы на его месте не просто в стену вжалась, я бы её снесла, к чёртовой матери, от страха. И ещё визжала бы битых полчаса. С закрытыми глазами. А может, он онемел от страха или заикой стал, бедненький.
Это я?!
Матерь божья!
Ну и вид!
Старый линялый халат с дыркой на плече заткнут за пояс сбоку, так что всё, что справа (до самых трусов!), открыто любому взору. На лице грязные разводы образуют сюрреалистическую картину под названием «Спасайся, кто может». Половина волос схвачена заколкой, а вторая половина рассыпана и торчит во все стороны, так как другая заколка где-то успела потеряться, но я не заметила, где и когда.
Довершали картину ужаса разнокалиберные шлёпанцы на мокрых, забрызганных грязной водой ногах: один мой – розовый, тридцать седьмого размера, другой – Славкин, чёрный, сорок четвёртого. О выражении собственного лица я умолчу, боясь ненароком травмировать слабонервных.
– Люська, – страшным голосом зашипела я. – Ты что, не могла меня прикрыть? Хоть бы сказала, что…
– А что? – удивилась Люська. – На тебя снайпер охотится? От чего тебя прикрыть надо было? Ты не сказала…
– Это я на снайпера охочусь, – прошипела я и скрылась в ванной, по пути успев заметить, как Люська в недоумении пожала плечами.
Я привела себя в порядок в рекордно короткие сроки. Люська всё это время не шевелясь сидела на стуле в кухне, смотрела в одну точку и, по-моему, ничего перед собой не видела. Выглядела она настолько непривычно, что я вмиг забыла свой позорный марш-бросок.
Да что же стряслось?! Что могло вызвать такую реакцию? Подруга не ревёт, не кричит, не бьётся в истерике (пусть и не особо привычная картина, но зато более понятная), а сидит, словно заколдованная или засватанная и смотрит куда-то в глубь себя. Что она там хочет увидеть?!
Моего странного внешнего вида на лестнице она даже не заметила. Я уж не говорю о её собственном! Это уж и совсем на неё не похоже. Мои подружки скорее ядерный взрыв не заметят.
Я всерьёз забеспокоилась и с опаской спросила:
– Ты скажешь, наконец, в чём дело или так и будешь молчать?
– Ты в домовых веришь? – осторожно поинтересовалась Люська, и я облегчённо выдохнула:
– Тьфу! Чтоб тебя…
– Веришь или нет? – перебила меня Люська.
– Ну, надо, так поверю, – легкомысленно пообещала я.
Бог свидетель, я приготовилась выслушать страшную, душераздирающую историю, я заранее заледенела от ужаса, а тут…
– Тогда слушай, – решительно произнесла Люська, села ровнее, распрямила плечи и деревянным голосом начала рассказывать.
Дело оказалось вот в чём.
Иринка осталась ночевать в новой квартире с подружкой, вновь обретённым родным отцом и его мамашей, то есть с бывшей Люськиной свекровью, Сашок растворился где-то вдалеке со своим дорогим камином, а Люська осталась в квартире одна и весь вечер психовала по поводу и без. Металась по квартире, налетая на мебель и на всё, что попадалось на пути, причитала и охала. Спать улеглась только в третьем часу ночи, да и то вертелась, как уж на сковородке, долго и упорно, придумывая всякие ужасы на свою голову, пугаясь и нервно вздрагивая, пока каким-то чудом не задремала.
