Светлана Викторовна Бодрова
Выбор
Только сейчас заметив, насколько я запыхался, спеша сюда, устало присел на крыльцо, восстанавливая дыхание. Прогнивая дощечка скрипнула и прогнулась, но всё-таки выдержала мой вес. Хотел вытереть пот со лба, и только сейчас понял, что так и не снял шлем. Нервно хихикая, отстегнул ремешок, и в нос ударили запахи влажной земли, прелых листьев, и приближающейся зимы. Прохладный воздух пробежался по волосам, и осушил со лба лёгкую испарину. Да уж, если бы не мой утеплённый костюм, так сказать, «для верховой езды», я уже околел бы. В городе наступление зимы не ощущалось так остро. А ведь когда-то мы, деревенские мальчишки, выбегали на снег босиком, и наперегонки неслись до погреба, подзадоривая друг друга. И ведь совсем не холодно было.
Но я отвлёкся. Всё-таки не за этим я сюда приехал. Дощечка скрипнула, вернувшись на своё место, а я нерешительно толкнул дверь, покрытую давно облупившейся, синей краской. Меня встретили непроглядная темень и влажный холод. Парадоксальным образом в помещении оказалось на несколько градусов холоднее, чем на улице. На противоположной стене луч фонарика выхватил из мрака, местами заметно проржавевшую, железную коробочку. Если местные додумались сюда добраться, и вынуть из неё внутренности, то можно возвращаться обратно.
Как ни странно, но при ближайшем рассмотрении всё оказалось на месте. Смахнув слой старой паутины, я перевёл маленький рычажок в положение «Вкл.». Из-под двери, ведущей в жилое помещение, выбилась слабая полоска света, а вот надо мной лампочка так и не загорелась. Или приказала долго жить, или деревенские всё же побывали здесь, и поживились, чем смогли. Любопытство у меня в крови. Посветив наверх, я увидел только голый провод, свисающий с потолка. Выходит, стырили не только лампочку, но и старенький, в принципе никому не нужный, абажур.
И светить самому себе, и открывать замок, которым уже давно не пользовались, оказалось довольно сложным делом. Но и с ним я всё-таки справился. Переступив через высокий порожек, я словно переступил через всю свою прожитую жизнь. Я не видел ни ровного слоя пыли, ни паутиновых завес по углам, ни поотваливавшихся обоев, ни лишившейся своего содержимого мебели. Я увидел этот дом таким, каким он встретил меня почти тридцать лет назад….
…Я даже не заметил, как дверь распахнулась, и в комнату влетел запыхавшийся Игорёк. Его появление оказалось настолько неожиданным, что я не успел ни вытереть мокрое от слёз лицо, ни, хотя бы, спрятаться. Мысль, что меня, лихого деревенского пацана, увидели плачущим, прожгла сознание, и вопреки всему, слёзы потекли новым потоком.
– Коль, ты чего ревёшь-то? Неужели тебе их так жалко? Ты ведь их и трезвыми-то ни разу в жизни не видел.
Остановившийся посередине комнаты Игорь, при виде плачущего друга слегка опешил. Но скромностью и тактичностью он никогда не отличался. И там, где любой другой мальчишка смутился бы и отступил, он, нисколько не смущаясь, шёл напролом.
– Да что там говорить, ты их и видел-то раз в неделю, да и то, случайно. Всё время же у нас были. – Проигнорировав моё молчание, не сдавался Игорь.
От его слов мне стало только хуже. Всё так и было, как он говорил. Как я выжил в доме с вечно пьяными родителями, вообще осталось загадкой. Но как только я научился ползать, я начал осваивать прилегающую к дому территорию, с каждым днём заползая всё дальше и дальше. В одну из моих прогулок меня и заметила соседка тётя Лена, мать Игорька. Чумазый худой малыш тронул женское сердце, и с тех пор я дневал и ночевал в их доме. Мои родители, заметив это, только обрадовались. Отпала необходимость покупать молоко, и искать меня вечерами в зарослях крапивы. Можно было со спокойной совестью жить только для себя, и тратить все деньги на водку. А теперь моя счастливая жизнь закончилась.
Перейдя от сладких воспоминаний к суровой действительности, я заревел во весь голос, не стесняясь уже никого. Игорёк, которому не удалось перекричать мой рёв, пулей вылетел из комнаты. А я зарылся в старое тряпьё, валявшееся на кровати, и приготовился умереть, при этом, не замолкая ни на минуту. Но мои трагические планы были кощунственно нарушены вернувшимся Игорьком.
Как он вернулся, я не слышал, зато хорошо ощутил вылившееся мне на голову ведро холодной воды. От неожиданности издав последний громкий вопль, я сел прямо в образовавшуюся на кровати лужу и громко икнул. Рядом со мной стоял Игорь, держа в руках пустое ведро, и радостно улыбаясь.
– Во, так и знал, что подействует. У меня мамка сериал смотрит, так вот там тоже одна истеричка орала, орала, а на неё водички плеснули, она и успокоилась.
– Я не истеричка. – Пробурчал я, уловив только это, нелестное для меня сравнение.
– Да? Что-то я не заметил. У нас от твоих воплей даже Жулька во дворе занервничала, и подвывать начала. Так и выла бы, если бы её мамка веником не огрела, и в будку не загнала.
Подумав о том, что я больше никогда не увижу ни Игоря, ни Жульку, ни тётю Лену, я снова начал всхлипывать.
– Ты мне хоть объясни, чего ты ревёшь? – Игорь даже закатил глаза, показывая, насколько ему надоели мои слёзы.
