Сэм Юнф
Вырожденцы
Глава 5. В последний путь
В моём доме были чужие. Я не знал их, не понимал их слов, боялся. Пусть чужаки говорили голосами родных мне людей, но это были не они. Мне приснился дурной сон. Но почему я не мог проснуться? Отчего погружался в ночной кошмар всё глубже и глубже? Если бы всё было игрой моего воображения, разве я бы шёл сейчас по улицам в опалённой гвардейской форме, босиком, изрезав ступни мелкими камешками? Но я не чувствовал боли. Только страх.
Кровь стучала в висках. Я пугался собственной тени. Приседал, прижимался к стенам домов, вновь выходил на дорогу, готовый вмиг упасть и затаиться. Минута, чтобы восстановить дыхание, и снова перебежками от одного дома к другому.
Главное, не устроить ещё один пожар. Нужно взять себя в руки.
Новая дистанция, безлюдная улица, дом на другой стороне. Это всё мне не по плечу. Но я продолжал идти, не в силах остановиться.
Мне казалось, что за мной наблюдают из каждого тёмного окна в этом городе. Но я ошибался. Премору не было дела до ещё одного вырожденца. Город спал, и это казалось моим иллюзорным шансом на спасение.
Звук собственного сердца напоминал мне стук берцев по асфальту. Нельзя убежать от такой погони, невозможно. Заслужил ли я спасение? Всё ли я делал правильно? Моя жизнь оказалась обманом. В голове ещё звучали слова родителей. Пусть это обернётся простым ночным кошмаром. Мне нужно проснуться. Это не могло быть правдой.
Разумный и справедливый отец, который всегда был готов прийти на помощь своим друзьям и коллегам. Каждому, кто нуждался, кто был слабее его. Да, требовательный и властный, но он был в ответе за всю семью и хотел, как лучше для меня и матери. Неужели я не замечал, не желал видеть в нём тёмную сторону принятых им решений? Была ли счастлива с отцом мама?
Мама, которая так легко находила слова утешения, окружала заботой, учила других и придавала веру в собственные силы каждому ребёнку под своим крылом. Казалось, она одна могла обогреть весь мир силой своей материнской любви. Как давно она завела любовника? Как давно поддержка и забота стали нужны ей самой? Когда она сломалась? А я и отец этого не заметили. Или не захотели замечать?
Что родители сделали с братом? Ребёнок стал неудобным и неправильным, поэтому от него решили избавиться. Нашли выход. Неужели не пытались спасти и исправить? Отправить в гетто. Тогда у него была бы хоть какая-то жизнь. Мой брат был бы жив. Разве репутация важнее человека? Дорога в городской совет усеяна костями собственных сыновей. Как легко можно отказаться от того, кто тебе дорог.
А смог бы я принять брата-монстра? Зачем тешить себя иллюзиями, я бы отвернулся от него. Как от постыдного и неправильного. Так смею ли я винить отца или мать? Когда я разучился чувствовать? Неужели они сделали меня таким? Чтобы это понять, мне нужно было стать монстром.
Почему я не искал брата? Почему принял на веру их слова? Потому что сам был ребёнком. Как здорово иметь дрессированную совесть! Она всегда подскажет нужный ответ, снимет вину и уймёт любую боль.
Интересно, кого отец отправит в погоню? Наверняка он захочет, чтобы всё вышло тихо. Может, стоит признаться на главной площади, и раскрыть себя. Не дать отцу шанс всё замять и спрятать. Но меня и слушать никто не станет. Неконтролируемая сила, совершённое убийство, поджёг дома – меня просто незамедлительно застрелит кто-то из тех, с кем мы бок о бок теснили в гетто разноцветную животную толпу.
Даже Лео вынужден будет выполнить приказ. Или нет? Друг пощадит меня. Смог бы я принять его, превратись он в монстра? «Нет», – мне не нравился собственный ответ. Доверие к другим сейчас казалось фантастическим явлением. Но у меня не было иной надежды, кроме той, что жила на последнем этаже высотки у городского забора. Не покупал же друг квартиру, чтобы в ней больше никогда не появляться?
Я крепко схватился за проржавевшую ручку, висевшую на одном болте, и дёрнул хлипкую дверь на себя. Единственная на весь подъезд лампочка приветливо мне замигала, то ярко вспыхивая, то погружая все этажи в полную темноту.
Я шагнул внутрь, и меня тут же окутал сырой подвальный дух вперемешку с запахом мочи и свежей краски. Я поморщился, ступая босыми ступнями по холодным каменным ступеням. Лампа вновь вспыхнула, и я увидел, что мои ноги оставляют кровавые следы. Должно быть, сильно пропорол ступню. Я попытался вытереть кровавый развод второй ногой. Лампа вновь погасла. Когда она зажглась, я понял, что стало только хуже. Кровь размазалась по значительной площади серых ступеней.
Тьма-свет. Тьма-свет. Тьма-свет.
Крохотный огонёк, как бьющееся сердце огромной высотки. С новой световой вспышкой я двинулся наверх, ощущая себя вором, монстром или призраком, крадущимся по лестнице. Вряд ли кто-то из жильцов решил бы здесь прогуляться ночью, но не хотелось, чтобы меня застукали. Я спешил, и нога скользила, промахиваясь мимо ступеней. Ко мне вернулись боль и чувство отчаяния – плохие помощники для восхождения на последний этаж.
Я дотронулся до заветной кнопки дверного звонка. Трель раздалась в глубине квартиры, а я чуть не рассмеялся. Лео всё ещё могло не быть дома.
Я прижал ладонь ко рту, чтобы смешок не вызвал истерику. Только растянул рот, сдерживая кончики губ рукой, ощущая под ней оскаленную маску лица и своё горячее дыхание.
Тишина была мне ответом. Следовало найти в себе силы и начать спуск. Время тянулось медленно, но сил больше не было. Тишина нависла надо мною, сдавив клешнями, но тут я услышал отчётливые шаги за дверью.
«Выдаю желаемое за действительное», – подумалось мне. Но нет, в квартире возились с замком.
Мне не хотелось напугать друга своим видом, и я спустился на пролёт, скрываясь в полумраке и слегка наклоняя голову. Не уверен, что мои глаза уже не пылают оранжевым.
Дверь открылась совсем чуть-чуть. Лео выглянул и оглядел площадку. Он явно не ожидал ночных гостей. Хотя и на того, кого я выдернул из постели, друг не походил. Лео был одет совершенно по-уличному. Напарник вглядывался в темноту, но, должно быть, моя маскировка была излишне хороша. Он хотел было закрыть дверь, и я позвал его:
– Лео.
Друг уставился в темноту, затем вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
– Ян?
– Это я, – я немножко качнулся в сторону, обозначая себя в полумраке.
– Что случилось? – Лео не спешил спускаться ко мне, будто его спина была приклеена к двери.
– Можно к тебе? По…, – я не успел договорить.
Ответ прозвучал слишком быстро и однозначно.
– Нет.
Я даже ничего не успел рассказать. Ответ друга показался странным, нужно было попытаться с ним поговорить и всё объяснить. Если вообще возможно такое объяснить.
– Прости. Просто не сейчас, – в шепчущем голосе Лео звучала досада, или мне хотелось, чтобы это была именно она?
Друг «отклеился» от двери и стал спускаться ко мне.
– Не приближайся, – кажется, сегодня мы оба не отличались любезностью.
– Чего? – Лео спрыгнул с предпоследней ступеньки на площадку и оказался прямо передо мной.
Не оставалось ничего другого, как поднять на него глаза. Он не закричал, не упал в обморок, не убежал и даже не отшатнулся. На мгновение я подумал, что со мной всё в порядке. У Лео в глазах читался интерес и, кажется, толика недоверия.
– Ого!
Надежда рухнула. Я был монстром.
– Я-я-я…, – я начал заикаться и сорвался на высокие ноты.
– Тихо, – Лео окинул меня взглядом. – Это не маскарад? Не линзы?
– Хотел бы я, чтобы это был маскарад.
– Расскажешь мне, что стряслось?
– Конечно. К тебе?
Лео покачал головой.
– Выйдешь из дома, слева есть гаражи. Жди меня там, – он посмотрел на мои босые ноги. – Я вынесу вещи.
Я молча кивнул. Лео поднялся, не поворачиваясь ко мне спиной, и быстро исчез за дверью.
Шальная мысль броситься за ним и ворваться в квартиру оборвалась скрежетом замка. Видимо, он меня слишком хорошо знал. Можно было дождаться его здесь, ноги ужасно ныли. Но что, если он меня сдаст или выйдет с оружием? В подъезде я как загнанный зверь. Вдруг Лео уготовил мне ловушку, решив не провоцировать вырожденца, пока сам не уровнял силы огнестрелом? На улице у меня больше шансов.
Я вышел из подъезда и повернул налево к маленьким кособоким конструкциям с квадратными и треугольными крышами. Вместе с деревянным сараем они напоминали сказочный терем. Я прошмыгнул под бельевыми верёвками. Как назло, ни штанов, ни рубахи. Только одинокая белая простыня развевалась на ветру.
Я едва успел дойти до гаражей, как услышал рёв мотора. Секундой позже место, где я только что стоял, высветили фары. Кто приезжает в такую дыру ночами? Нужно было бежать и прятаться. Мой разум закипел от возмущения, когда я, наплевав на его уговоры и мольбу, двинулся к машине, которая остановилась у высотки.
Я словно бы смеялся над собственными инстинктами. От гаража добежал до стены дома. В моих повадках стало больше от зверя и меньше от человека. Вырожденцы недалеко ушли от животных. Только у них была своя стая, где могут помочь, а я один. Простыню с лёгким шелестом поднял ветер, и она прикрыла меня. Одиночки должны друг другу помогать.
Преданный. Неправильный. Вырожденец. За что меня так решили наказать? «Беги. Беги. Беги». Я заставил здравый смысл замолчать и выглянул из-за угла. Зверю нужно знать охотника в лицо. Хочу знать, с кем буду сражаться. Не хочу убегать. Мне, собственно, и некуда бежать.
Фары погасли, замолк мотор. Дверца машины открылась, из неё вышла моя мать и направилась к подъезду.
Мама? Что она здесь делает? Она не успела бы так быстро приехать. Могла ли она знать, где живёт Лео? Могла. Решила ли она, что побегу к другу? Какой же я предсказуемый дурак! Интересно, отец с ней? Я не мог понять, остался ли кто-то в машине, было слишком темно.
Мама осторожно дотронулась до ржавой ручки, и в тот же миг дверь широко распахнулась. На пороге стоял Лео с пакетом.
Что она может наговорить ему про меня? Какую сказку приготовили для друга? Лео видел меня и понимал, кто я. Но он не знал ни про смерть человека, ни про пожар. Что будет, если друг поверит ей?
– Ян у тебя? Скажи мне!
Лео остановился и дёрнул пакет за спину. Даже если он скажет, что я здесь, то мне удастся уйти. Но Лео молчал.
– Я задала вопрос, – мягкий голос матери сменился скрежетом учительского тона, будто они вдвоём стояли у доски, а Лео злостно не выучил очередной урок.
– Разве ошибки должны отвечать на вопросы?
Никогда не слышал такого холода и неприкрытой злости в голосе друга.
– Прости. Знаю, что тебя обидела, но помоги мне.
Что происходит? О чём они говорят? Звучало так, словно у этих двоих были секреты.
– Помощь тебе будет моей ошибкой.
– Прошу, он мой сын и твой друг.
– Ему не повезло.
– Прошу…
– У меня его нет.
– Не ври, – мать попыталась обойти Лео и войти в подъезд, но друг перегородил ей дорогу.
– Не собирался.
– Почему не даёшь пройти?
– Выполняю твою просьбу. Не удивляйся, что я не хочу видеть тебя в своём доме.
– Ещё совсем недавно ты не мог мне отказать.
– У всех свои ошибки.
Мой друг и моя мать? Обвинения отца…Неужели загадочная девушка Лео – моя собственная мать? Как такое могло случиться?
– От этого зависит жизнь Яна. Имей совесть.
– Ты можешь передать мне, и я сообщу, если его увижу.
– Что в пакете? – мама вскинула руку, чтобы выхватить ношу из рук Лео, но друг легко перебросил пакет во вторую свободную ладонь. Пальцы матери сомкнулись в воздухе.
– Мусор.
– Выбрасываешь мусор по ночам?
– Этого ты мне запретить не можешь.
– Я буду с тобой, хочешь? Будем надёжнее скрываться, и я…
– Пока не поменяется предвыборная кампания?
– Я просила его. Говорила, как ты мне нужен.
– Твой муж прав, что тебе не поверил.
– Лёва, пожалуйста, я должна поговорить с Яном. Если приедет Володя и его…, – мама замолчала, набирая воздух в лёгкие, затем с шумом выдохнула, –…работники.
– Скажу им то же самое, что и тебе. Я не видел Яна, его у меня не было.
– Ты знаешь, к кому он мог пойти? Новая девушка? Общий знакомый?
– Не имею представления. Я бы сказал, что он сладко спит дома. Но видимо, он не вписался в ваши новые правила, как и я.
– Как ты смеешь! – мама отвесила Лео пощёчину. Друг не попытался отойти или уклониться.
– Тебе стало легче? Вдруг кто-то из соседей проснётся и узнает ненаглядную супругу будущего члена городского совета.
– Вон с дороги!
Лео отпустил ручку пакета, и тот упал на землю. Друг схватил маму за запястья и подтащил к себе.
– Стой, не надо, – мать зашипела, но Лео и не думал её отпускать.
Я хотел вмешаться. Знал, что маму нужно защитить. Что бы она ни сделала и как бы ни поступила, Лео не должен причинять ей боль.
Резко стало жарко. Тепло разливалось прямо от сердца. «Нет! Нет. Нет!» Только не сейчас. Я попытался прикрыть глаза, и посчитать до десяти, стараясь не слушать голос матери, хотя это было трудно.
– Лёвушка, прошу…
Я открыл глаза. Друг отпустил её, и теперь руки матери скользили по его спине.
–…знаю, что он пошёл к тебе. Я всегда знала, когда ты мне врёшь. Обещаю…
– Жаль, что я не обладаю подобными талантами.
«Нет, нет, нет…»
Обжигающее тепло рвалось наружу, пробегая по моим венам и сосудам. Оно стремилось к кончикам пальцев. Я сжал кулаки, пытаясь его замедлить, но не вышло. Тогда я вскочил на ноги и бросился наутёк. Сейчас что-нибудь загорится.
Я прижал руки к телу. Если не буду их направлять, если смогу себя контролировать, то не сожгу тут всё. Пальцы обжигал огонь, боль скрутила живот, я согнулся пополам. На бегу споткнулся, и чтобы не упасть, выставил руку вперёд, и тут же огненные иголки слетели с кончиков моих пальцев. Вспыхнула кучка мусора у гаражей. «Чтоб меня».
Я бежал к забору, не хватало ещё избавить город от пары-другой бытовых построек. Но тут был чёртов лес, одинокие деревья, кусты – как же всё это хорошо бы горело. Я побежал вдоль забора. Если приступ снова схватит, то направлю руку за ограждение.
Что тушит огонь? Вода. Значит, стоило идти к речке. Она текла неподалёку, маленькая, грязная, летом частенько обмелевшая, выносившая всю грязь и мусор Премора за его пределы. Но если направить огонь в воду, ничего не загорится. Я готов был зайти в речку-вонючку целиком.
Привычный мир летел в пропасть. Всё, что казалось настоящим, – сплошной обман. Друг смотрел мне в глаза и спал с моей матерью. Мама кормила меня завтраком, улыбалась и изменяла отцу. Отец, понимающий и уверенный, готов был убить, стоило мне не вписаться в систему. Этот город, моя семья, дружба – всё рассыпалось в прах. А ещё я мог навредить кому-то, и это было самым ужасным. Что мне делать? Сбежать за забор и умереть от монстров – такое будущее меня ждало?
Я всматривался в темноту леса за забором. Казалось, что за каждым кустом и деревом прячутся чудовища. Может, хотя бы у них есть элементарные представления о совести и чести? Хоть какие-то. Все меня предали. Так или иначе. Даже моё собственное тело меня предало.
Только чтобы почувствовать боль, я ударил ногой по столбу, который держал ряды колючей проволоки. Но этого было недостаточно. Я шёл вдоль забора спотыкаясь, а теперь ещё и хромая, пока не вышел к речке. Вонь от неё я учуял раньше, чем услышал звуки бегущей воды.
Речка обмелела лишь наполовину, вскрыв гнилые берега, на краях которых будто на неумытом лице выскочили прыщи – бутылки, коробки и пакеты. Грязные воды стекали под забор и уходили дальше в лес. Вода не боялась, она продолжала путь.
– Давай!
Я вскинул руку, направив её на гладь реки, но ничего не произошло. Жар отступил, словно моей прожорливой сущности хватало всего одного костра за раз. Пальцы онемели. Огня не предвидится, но я всё ещё опасен для других и себя. Помеха, которой не должно существовать. Вырожденец.
Я не хотел погибать загнанным в угол. Решение возникло само собой. Да и место я выбрал для этого отличное. Люди отца, конечно, подарили бы мне покой. Но с ними пришёл бы и страх. Не буду просить пощады. Я сам могу решить свои проблемы.
Я подхватил зелёную пивную бутылку, налипшую к краю канавы, и перехватил тару за горлышко. Ударил по столбу забора. Осколки осыпались, оставив в руке опасное оружие – розочку. Острые неровные края на стебле горлышка напоминали цветок, смертоносный цветок.
Так всем будет спокойнее, так всем будет лучше. Помеха сама себя может устранить. Я всегда считал, что вырожденцам не нужно жить, не время менять свои убеждения.
Но почему же так хочется вернуться к Лео и дать ему в морду? Возможно, получить в ответ. Узнать, что хотела сказать мать. Быть может, она уже уговорила друга? Я не хотел представлять как именно. Мама и лучший друг. Меня затошнило то ли от вони, то ли от глупого воображения. Может быть, они вдвоём уже ищут меня. Что ж, тогда найдут только бездыханное тело.
Я присел на берег и вытянул ноги. Мышцы благодарно заныли, будто давно ждали отдыха. Я сжал горлышко розочки покрепче, и резко рванул по руке, вспарывая лепестками кожу. В появившихся разрезах вспенилась кровавая волна, стеклянный цветок оставил глубокие неровные бороздки. Кровь потекла по руке, капая на грязную землю и штаны серой формы.
Мне стало хорошо. Должно быть, снизилось давление. Я чувствовал себя расслабленным, впервые за долгое время. Несмотря на боль, я перехватил острый цветок в уже порезанную руку, почувствовав, как кровь начала вытекать быстрее. Затем резанул по второму предплечью, разжал пальцы и уронил розочку рядом с собой. Теперь оставалось только ждать, пока силы меня оставят, а сердце перестанет биться. Я больше ничего не смогу, никому не помешаю, никому не сумею навредить.
В центре Премора речку всегда чистили, там не было удушающей вони. В солнечные дни по обоим берегам гуляли семьи, устраивая пикники.
Двое светловолосых мальчишек копошились на берегу. Одному мальчугану было три, второму – около шести лет. Молодая женщина, их мать, стояла, опираясь на ручку прогулочной детской коляски. Мужчина рядом с ней склонился, чтобы завязать шнурок на её лёгких ботиночках. Мальчик постарше протянул малышу нечто похожее на корабль. Конструкция была простовата и ненадёжна, но маленький мальчик пришёл в восторг. Даже парус из сложенного вдвое бинта выглядел как настоящий, будто корабль побывал не в одной переделке. Малыш ухватил корабль двумя ручонками, как настоящее сокровище, и сам спустил творение старшего брата на воду.
Подул ветер. Корабль завалило набок, парус быстро намок и вместе с мачтой потащил «грозу морей» на дно. Малыш зарыдал. Старший брат подхватил его на руки и понёс от реки, к родителям, на ходу обещая новый корабль.
В тот же вечер старший брат сдержал обещание и взялся за дело со всей ответственностью. Две светловолосые головы склонились над наполненной водой ванной и произвели безопасный спуск. Корабль устоял в домашних условиях. Было решено дать ему имя и покрыть краской. Ребятня плескалась в ванной, пока молодая женщина, едва не уснувшая над кучкой тетрадок, не увидела время и, прервав испытания сыновей, отправила обоих спать.
Целый год младший брат не расставался с кораблём. Спал с ним, ел, ходил гулять. Братья раскрасили его зелёной краской и нарисовали хищную птицу на борту. Старший брат вывел надпись «Ястреб». Их фамилия – достойное имя для корабля.
Через год старший пошёл в школу, а летом собирался в спортивный лагерь. Он знал, что не увидит братика целое лето. Напоследок они вновь пошли на речку спускать «Ястреба». Отец разрешил, но просил в этот раз обойтись без слёз. «Ястреб» не утонул.
На следующий день старший уехал в лагерь, а младший остался дома. Когда осенью брат вернулся, отец позвал его в кабинет и там обнял. Мальчику в серой военной форме, так похожей на взрослую гвардейскую, сказали, что его четырёхлетний братишка был на прогулке, и один из вырожденцев устроил теракт. Мальчик сгорел в пламени. Тогда погиб не только он. Пострадало пятнадцать человек, из которых было четверо детей, но Городской Совет сделал всё, чтобы скрыть новость от горожан. Главное, не вызывать панику. Смерть брата – несчастье, которое охватило семью. Ненависть, вспыхнувшая в сердце семилетнего мальчика.
Было ли это правдой? Мог ли отец устроить теракт только затем, чтобы скрыть недуг сына выгодным для себя способом?
Мальчик не хотел верить отцу и даже не плакал. Он помчался в комнату брата. «Ястреб» лежал на кровати. «Он не мог пойти на прогулку без корабля», – подумалось мальчику в тот миг. Знал же, что младший брат не оставит «Ястреба», но поверил отцу и матери. «Дети. Завтра кораблик, сегодня кубики, послезавтра пистолет. Без тебя он совсем в него не играл», – так сказала мать.
Очередная ложь.
Мальчик взял кораблик и побежал к речке. Он бросил его в воду, корабль накренился, но выдержал, вернул баланс и гордо поплыл, подхваченный течением. Старший брат кидал в него камни, но «Ястреб» не тонул. Камешки, как ядра вражеских пушек, хотели перешибить борта, пробить дно, сломать матчу, но каждый раз попадали в воду, взрывая поверхность брызгами, что бодро отскакивали от борта с хищной птицей. «Ястреб» выстоял. Подхваченный ветром и течением, он уплывал всё дальше.
Проскочил ли «Ястреб» забор? Вырвался из Премора, потерпел крушение? Или остался подыхать здесь, среди вони и битого стекла?
Я и сам был тем кораблём. Вынырнул из глубин сознания, устояв под градом камней и брызг, посмотрел вверх через забор и стволы деревьев. Небо начало светлеть на востоке, становясь серым. На нём вспыхнула оранжевая полоска, будто кровяной сгусток на бледной руке.
Сознание плыло. Стоило мне открыть глаза, как перед ними устроили весёлую чехарду тёмные мушки. Они были очень быстрыми, и я не поспевал за ними.
Во рту пересохло. Жажда. Зачем она меня беспокоит, если я собрался умирать? Жажда уйдёт вместе со мной. Голова налилась свинцом, ныла шея и плечи, я сполз по дереву и уткнулся виском в землю. На траве уже выступила роса, и я потянулся к капелькам губами. Так хотелось почувствовать воду во рту. Что может быть прекраснее?
Сквозь журчание речки я услышал шаги.
Мама и Лео, видите, я не доставлю такую радость, как попасться вам живым. Я достаточно силён, чтобы этого не делать. «Сердце, не подведи меня».
И оно не подвело. Отбив свой последний раз, совпавший с моим слабым стоном, сердце затихло.
