Сю Фэнг
Забудь меня. Китайская версия «Списка Шиндлера»
Мысли Цянь Сюлин днем и ночью занимало лишь одно – как сдать экзамены и войти в число лучших студентов Лёвена. Тем не менее она не могла забыть о проблеме, связанной с женихом. Отец в своих письмах высказывался очень прямо, спрашивая ее, что между ними происходит. Тон его становится серьезным – она понимала, что в Китае на него давит семья Ву Чонгхи. Сюлин приходилось хорошо думать над ответами. Ей совсем не хотелось разочаровать отца. В конце концов она решила быть с ним откровенной и честно рассказать о своих чувствах: помолвка была ошибкой, она ничего не испытывает к Чонгхи. Она надеялась, что отец расторгнет помолвку от ее имени.
Отправив письмо, она в душе продолжала сильно тревожиться. Наверняка отец разгневается, когда его прочтет. Однако лучше короткая боль, чем долгая – нет смысла тянуть и дальше.
С братом, Чжулу, она этого не обсуждала, хотя обычно он выступал посредником между ней и отцом. С этим делом она хотела разобраться сама.
Теперь следует упомянуть неизбежный вопрос оплаты обучения Цянь Сюлин. «Очень дорогое» – понятие довольно расплывчатое. Один год учебы стоил 14 тысяч бельгийских франков – тысяча серебряных долларов в республиканских деньгах. Чжулу уже являлся полноправным студентом факультета металлургии. Его обучение обходилось еще дороже. В конце каждого месяца дети Цянь с нетерпением дожидались денежного перевода, приходившего по почте. Иногда деньги задерживались, и им приходилось выскребать последнюю мелочь, чтобы как-то продержаться. Собственно, так жили практически все китайские студенты за рубежом. Однажды дети Цянь потратили все свое содержание, а перевод никак не приходил. Цянь Чжулу пошел к Ву Чонгхи и занял у него сто франков. Цянь Сюлин узнала, что он сделал, и набросилась на брата. Чжулу отвечал, что Чонгхи – один из них. Тогда Сюлин взорвалась: «Если ты правда так думаешь, то я лучше умру с голоду!»
Наконец перевод пришел, а с ним и письмо от отца. Цянь Сюлин с тяжелой душой распечатала тоненький конверт. Обычно отцовские письма бывали длинными, с пространными наставлениями и рассуждениями, и свои мысли он выражал крайне витиевато. Но на этот раз письмо ограничивалось одной страницей. Она быстро пробежала ее. Каждый иероглиф дышал крайним разочарованием и сожалениями. Она явственно видела, насколько разгневан и расстроен был отец – наверняка он чуть не плакал.
Последние строки письма ее потрясли: «Это смехотворное решение свидетельствует о твоей неблагодарности и непокорности. Ты пренебрегла указаниями отца, предпочтя пойти по собственному пути. Освой ты хоть тысячу свитков со своими науками, какой тебе будет от этого прок? А вот твой отказ навлек позор на твоего отца и всю семью, поэтому смени свое решение и исправь эту ошибку. Либо можешь сразу бросать учебу и ехать домой, потому что отец слагает с себя обязанность платить за твое образование».
Руки у него явно тряслись от гнева, когда он это писал. Последние иероглифы были неровными. Сюлин представила, как дрожали у отца углы рта, когда он заканчивал письмо.
Сразу же после этого Чжулу получил телеграмму из старого города в Цзяннане:
«У вашего отца тяжелый инсульт».
И Чжулу, и Сюлин почувствовали себя так, будто небо обрушилось на них.
Некоторое время эти простые, неискушенные брат с сестрой не знали, что им делать. Сюлин то и делала, что плакала. Если цена ее решения – жизнь отца, то лучше она сама умрет. Но разве смерть – не слишком простой и глупый выход? Ее жизнь на земле только-только началась. Она знала, что это решение обойдется ей недешево. Но по любым человеческим ценностям предать самого себя – самое страшное, что только можно сделать. Люди должны быть верными своим чувствам и держаться за них. Более того, в Европе любви предоставлена свобода, и такие детские помолвки, заключаемые родителями, кажутся просто смешными. И раз уж Сюлин сделала решительный шаг, брат тоже не видел причин не поддержать ее.
В конце концов Чжулу решил попросить освобождение от занятий и поехать в Китай, чтобы поговорить с отцом.
Сначала Сюлин хотела ехать с ним. Она знала, что некоторые вещи, сказанные ею самой, повлияют на отца больше. Однако затем Сюлин передумала. Если вернуться домой, двери в новую жизнь, распахнувшиеся для нее, могут захлопнуться навсегда. Самое страшное в отцовском письме – то, что он грозит не платить больше за ее обучение. Но здесь как раз и сказался упорный характер Сюлин. Она не собиралась сворачивать с избранного пути, и главной причиной тому была близость к мадам Кюри.
Месяц спустя Чжулун вернулся из Китая. Новости, которые он привез, оказались еще хуже, чем Сюлин ожидала. Отец был тяжело болен. Отчасти его состояние было результатом давления со стороны семьи Ву. Собственно, семьи Ву и Цянь полностью рассорились. Многолетняя дружба, казавшаяся столь крепкой, закончилась полным разрывом всех связей из-за отказа от помолвки. Цянь Сюлин показал письмо дочери Ву Сичжэну. Сичжэн, всегда отличавшийся культурным обращением, внезапно как с цепи сорвался, назвав это позором и унижением. Как он будет смотреть в лицо родным и друзьям? На самом деле, положение Цянь Сэнсуна было нисколько не лучше, чем у Ву Сичжэна: он расстался с двумя детьми, отправив их учиться, да еще и поссорился с лучшим другом. Оба они играли важную роль в местной общине, и их дела находились у всех на виду.
Была одна подробность, которую Чжулу не осмелился рассказать сестре. Удар у отца случился во время визита в дом Ву. Они разругались, и отец выбежал из дома, но, спускаясь по каменным ступеням, внезапно пошатнулся и упал прямо на одного из каменных львов, украшавших крыльцо. А потом рухнул почти замертво.
Итак, поступок Сюлин стал причиной скандала между их семьями. Однако не единственной – выяснилось, что покупателем тех семи гектаров плодородной земли был не кто иной, как Ву Сичжэн.
Изначально он собирался подождать до свадьбы Ву Чонгхи с Цянь Сюлин, а потом преподнести контракт на покупку семи гектаров земли в качестве свадебного подарка Сюлин от семьи Ву. Он надеялся, что молва о его славном поступке распространится далеко за пределами города. Но теперь, когда помолвка была расторгнута, Ву Сичжэн решил, что его инвестиция обесценилась, в гневе рассказал об этом всем знакомым и заявил, что любой, кому нужна земля, может ее забирать. Он продаст ее за бесценок. Эта жертва восстанавливала его в глазах людей с моральной точки зрения, но в действительности сильно затрудняла положение Ву Сичжэна. Он лишался последнего пути отхода. Зато его противнику грозило общественное осуждение.
Тем не менее все в деревне понимали, кто действует против Сэнсуна, – наверняка за этим стоит Ву Сичжэн. Драма с продажей за бесценок каких-то спорных земель вызвала многочисленные слухи. Если тут не обошлось без Ву Сичжэна, то это настоящее оскорбление с его стороны! Судя по всему, дочь Цянь нарушила брачное обещание, но сделать это она могла лишь с молчаливого согласия отца. Долгие годы она даже не виделась с женихом. Каждый раз, когда заходил разговор о помолвке, члены семьи Цянь старались перевести его на другую тему. Настроение у Цянь Сэнсуна было чернее ночи, но он не обращал на это внимания. Больше всего его оскорбило то, что дочь разорвала помолвку с сыном Ву, не имея никаких других претендентов на ее руку. Конечно, она сейчас далеко от родины, но вопрос отнюдь не решен. Он должен постараться ее переубедить. Тем не менее новость о тайной покупке земли стала для него тяжелым ударом. Он никак не ожидал от Ву Сичжэна подобного вероломства. Поженятся их дети или нет, Сэнсун хотел остаться чист в глазах соседей. Он постоянно об этом думал, и сердце его холодело.
Сюлин плакала и терзалась чувством вины за болезнь отца, уверенная в том, что ей ничем не искупить совершенного преступления. Однако немного поразмыслив, она поняла, что в любом случае не смогла бы себя заставить смириться с отцовскими требованиями. Даже если это означало бы ее смерть, она не вышла бы замуж за человека, который ей не нравится. Сокурсники замечали, что ее обычно улыбающиеся глаза стали опухшими и красными, а на светлую кожу и веселое личико, словно грозовая туча, легла черная тень. Ей не с кем было поделиться своей историей, и боль терзала ее сердце.
Однако Сюлин быстро собралась и взяла себя в руки. Два факта были для нее очевидны: во‐первых, Сюлин не уступила давлению отца и семьи Ву, и во‐вторых, ей необходимо добиться стипендии по программе репараций.
Так называемые «Боксерские репарации» являлись выплатами западным державам за бойню на китайской земле в 1900 году. Правительство династии Цин годом позднее подписало «Боксерский протокол». Одна-единственная репарация равнялась 450 миллионам серебряных монет. В число Великих держав входила и маленькая Бельгия. Хотя она отправила на войну всего лишь один эскадрон из десятка или около того солдат, завоевания Бельгии были непропорционально огромными. В целом они составляли 8 484 345 серебряных монет.
Деньги эти были спрятаны. Западные страны скрывали их, понимая, что поступили несправедливо. Иногда случается и так.
Однако время шло, и около 1925 года США, Россия, Франция, Англия, Бельгия, Италия и другие державы решили вернуть деньги. Некоторые из этих стран, чтобы спасти лицо, стали приглашать китайских студентов учиться за рубеж, выделяя на это средства из репараций. Тем самым они стремились восстановить ущерб, причиненный молодому поколению китайцев. Учебная программа росла и ширилась.
Бельгийское правительство также постаралось спасти свою репутацию, построив на деньги от репараций самый роскошный в мире железнодорожный вокзал в Антверпене, а оставшиеся средства отправив в фонд стипендий для китайских студентов, учащихся за рубежом. Конечно, сначала студентам надо было выдержать серьезный экзамен. В случае успеха они получали стипендию, которая покрывала стоимость обучения и первоочередные житейские потребности. Внезапная перемена в судьбе Цянь Сюлин заставила ее об этом вспомнить, но может, то была и работа невидимых духов? Она обожала сдавать экзамены. Со времен учебы в родовом замке, а потом в Сучжоу и в Шанхае, экзамены были ее лучшими друзьями. Она училась, не жалея сил, и результаты экзаменов ни разу ее не разочаровали.
Экзамены она сдала. Из всех студентов подготовительного отделения Сюлин была единственной, за кого платило государство. Позднее она говорила, что это было самое сложное испытание, какое она когда-нибудь держала, с самыми суровыми условиями, с какими ей приходилось сталкиваться. Больше двух часов она отвечала на вопросы на бланке, длинном, как зимний шарф. Она писала так яростно, что рука у нее сначала дрожала, а потом ее свело судорогой. Сюлин казалось, что она переходит горное ущелье над стремительным потоком. Выйдя из аудитории, она испытала удивительное облегчение. Сюлин поглядела на голубое небо и внезапно услышала знакомый голос, словно слетевший к ней сверху. Голос добрался до нее, проник прямо в уши: «Умница, девочка!» Слезы ручьями хлынули у нее по лицу – это был голос ее дорогого отца. Сюлин была убеждена, что, несмотря на разрыв помолвки, отец по-прежнему любит ее столь же глубоко, как она всегда любила его. Ничто не могло этого изменить. В пору нужды, в трудный момент своей жизни, она вновь услышала его голос. Ни за что она не поверила бы, что это лишь плод ее воображения.
Она представляла, как ее отец, Цянь Сэнсун, переживает страшнейшую пытку в его жизни. Однако со своим ограниченным опытом она никак не могла понять, почему отец и Ву Сичжэн, связанные десятилетиями дружбы, вдруг разругались из-за обычной свадьбы. Чжулу объяснял ей, что честь семьи зависит не от одного человека, а от репутации всех членов громадного клана. Старейшины семьи Ву ни при каких обстоятельствах не допустят, чтобы позор за разорванную помолвку лег на самое почтенное семейство в старом городе Цзяннане. Общественное мнение поддерживает Ву Сичжэна в его требовании объяснений от семьи Цянь. Сэнсуну остается лишь сложить оружие и просить прощения, а семья Ву имеет полное право называть его человеком без стыда и совести.
Ву Сичжэн оказался нетерпелив. В сгущающейся атмосфере он поторопился продать семь гектаров земли, и не для того, чтобы унизить Цянь Сэнсуна, а чтобы показать людям – он сделал все, пошел даже на жертвы, лишь бы брак состоялся. Однако его поступок глубоко уязвил Цянь Сэнсуна, словно подожженный фитиль бомбы. Взрыв в небе заставил мужественного и уважаемого Цянь Сэнсуна рухнуть на землю. Лучший друг вонзил кинжал ему в спину, когда он был беззащитен. В лавочках возле моста Ванг По говорили, что Цянь Сэнсун совершенно разбит. Просто подняться с постели и сделать пару шагов ему и то тяжело. Господин Гуо, самый знаменитый в округе врач, частенько ездит в поместье Цянь на своей моторной лодке.
Хотя доктор никому ничего не говорил, по его нахмуренному лицу люди понимали, что состояние Цянь Сэнсуна ухудшается. Когда наступила зима, от болезни скончался господин Гао, и школа в родовом поместье Цянь была временно закрыта. Люди считали, что и сам Цянь Сэнсун долго не протянет. Они шептались о том, что он угасает безвременно, раньше положенных лет. От этого вся деревня пала духом. Люди тосковали в пелене холодных туманов и серого света ранней зимы, окрасившей древнее поместье в унылые, безрадостные тона.
Бродя по коридорам Лёвенского университета, мы с женой постепенно начали чувствовать себя запертыми в лабиринте. Слава небесам, моя жена, дойдя до конца коридора, выбралась в просторный двор, где стояло высокое старое дерево, о которое можно было опереться и отдохнуть. Когда жена подняла голову, перед ней на оконном стекле одной из аудиторий материализовалось видение. То было знакомое черно-белое фото, висящее на стене. Она воскликнула:
– Поверить не могу! Это Цянь Сюлин!
Жена оказалась права. Это был тот самый знаменитый снимок молодой Цянь Сюлин. Она выглядела очень хорошенькой, со слегка подвитыми волосами и тонкими бровями. Легкая улыбка в уголках рта придавала ее лицу такое выражение, будто она читает в человеческих душах. Лоб казался чуть более выпуклым, чем обычно у девушек-азиаток. На ней был облегающий жакет в китайском стиле с яркими цветочными узорами, придававший девичьему силуэту плавность.
Она обращалась к нам с портрета, словно говоря: «Ура! Самое время! Я рада, что мои соотечественники наконец-то явились!»
Рядом с ее снимком висели и другие. Наверное, это были фотографии выдающихся студентов университета. Мы не стали разглядывать их, а скорее позвали нашего переводчика, господина Пенг Фея, и вместе пошли к дверям кабинета, где висело фото Цянь Сюлин. Дверь была закрыта. Внутри звучали голоса: кто-то негромко разговаривал. Я попросил Пенг Фея постучать. На мгновение он заколебался. Возможно, прожив долгое время в Бельгии, он стал слишком чувствителен к местным правилам и обычаям. Я повторил мою просьбу, и он наконец набрался смелости постучать в дверь. Она слегка приоткрылась. Мужчина средних лет с вьющимися волосами и в очках высунул голову в щель и спросил господина Пенг Фея, что ему нужно. Господин Пенг Фей произнес несколько предложений, и мужчина покачал головой, отклоняя его просьбу. Господин Пенг Фей добавил еще несколько слов. Мужчина пожал плечами и впустил нас.
Потихоньку господин Пенг Фей объяснил мне, что сначала мужчина отказал ему – шли лекции, и в кабинете все были заняты. Однако господин Пенг Фей не сдался и объяснил: мы – пара из родного города Цянь Сюлин в Исинье, в Китае. Мы хотим всего лишь взглянуть на ее фото, а потом сразу уйдем. Услышав это, мужчина согласился.
Кабинет был относительно небольшим. Там стояло три рабочих стола, за ними сидели мужчина и две женщины. Все они смотрели в экраны компьютеров, занятые работой. Женщины даже не оторвались от экранов. Я вытащил мобильный телефон, включил видеосъемку и начал снимать. Мужчина поцокал языком и тихонько что-то пробормотал. Я спросил господина Пенг Фея, что он сказал. Господин Пенг Фей ответил, что тот пошутил: съемка в университете запрещена, но раз уж сам Господь привел нас сюда, кто он такой, чтобы нам запрещать. К тому же мадам Цянь Сюлин принесла университету Лёвена немалую славу. Почему бы не пойти на уступку ее соотечественникам.
Нам напоминали, что правило, о котором нас уведомили на стойке информации, распространяется на всю территорию университета. Фото- и видеосъемка везде в кампусе запрещены.
Господин Пенг Фей сказал, что этот кабинет и есть офис администрации. Мужчину, который нас впустил, звали Маркус Уайли. Похоже, он был тут главным.
– Прошу извинить мою настойчивость – конечно же, я здесь не просто для того, чтобы сделать несколько фото и снять видео. Сначала я хочу узнать, действительно ли Цянь Сюлин училась в этой аудитории; кроме того, мне интересно, есть ли тут мемориальная комната или какой-либо другой памятник в ее честь.
На первый вопрос Маркус Уайли ответил, что точной информацией не владеет. Однако с определенной долей уверенности может сказать, что она училась здесь. То, как он взвешивал слова, выдавало в нем авторитетного профессора, который не собирается поддаваться натиску слишком настойчивого репортера. Он сказал, что эта аудитория, пожалуй, самая старая в колледже. Более того, некогда она относилась к факультету химии. Когда Цянь Сюлин училась в университете Лёвена, студентов на факультете было совсем немного. Из Азии – всего четыре, а Цянь Сюлин – единственная девушка среди них. Вне всякого сомнения, то была истинная колыбель мировой науки. На стенах висели снимки наиболее выдающихся выпускников химического факультета.
– Конечно, Цянь Сюлин – исключение. Она была потрясающая, удивительная. Никто на всем факультете не мог потягаться с ней на экзаменах. Но ученой она так и не стала. И это большое разочарование.
На второй вопрос Маркус Уайли лишь пожал плечами, развел свои длинные тонкие руки и мягко сказал несколько слов в адрес господина Пенг Фея.
Господин Пенг Фей перевел их нам:
– В Бельгии, будь вы монарх или знаменитый ученый, никто не станет устраивать мемориальную комнату. Наша нация не склонна превозносить отдельную личность. Из Лёвенского университета вышло немало знаменитых выпускников, и наивысшей почестью считается повесить портрет на стене аудитории, где они учились.
Слова Маркуса доказывали, что Цянь Сюлин действительно когда-то училась в этом кабинете.
Меня охватил неописуемый восторг. Если я добрался сюда, то смогу унести с собой частичку ее души.
Каждый камень под нашими ногами, каждая старинная люстра, свешивающаяся со сводчатого потолка коридора, перила лестниц, отполированные до блеска, – все внезапно обрело в моих глазах связь с Цянь Сюлин.
И вдруг по тихому коридору разнеслось эхо шагов. Вот ее модные туфельки винного цвета, вот матерчатый рюкзак с вышивкой, который так нравился однокурсникам, – свисает с ее плеча. Стрижка-боб, густо-черные ресницы, улыбка, похожая на полумесяц, белоснежный жакет, подчеркивающий округлые зрелые бедра. Такой она девяносто лет назад сидела в первом ряду аудитории, с мирным взглядом и сосредоточенным выражением. Стремительно писала в тетради карандашом, и ногти без маникюра порхали над страницей. Ходила повсюду с улыбкой, говорила ласковым тоном, как все в Цзяннане. А если пела, то сразу привлекала внимание – не самой песней, а прочувствованным исполнением.
Вся история ее учебы, с 1929 по 1934 год, была впоследствии сведена к нескольким общим фразам. Причем весьма расплывчатым. Они внушали читателю восхищение, но им недоставало теплоты и индивидуальности. Например, в двадцать два года она получила докторскую степень по химии, а вскоре после этого еще одну, по физике. Это было огромное достижение, однако для университета она осталась одной из студенток, и, казалось, никто особо этому не удивился. Упоминания о ее выдающемся уме и трудолюбии казались банальными. Однако была одна деталь, относящаяся к осени 1931 года, которая свидетельствовала о ее упорстве. Вот только как преодолеть пропасть времен, чтобы до конца оценить этот факт?
Однажды в лаборатории ее наставник мистер Уилсон случайно упомянул о том, что посещал в Париже Институт радия, основанный мадам Кюри. Двадцать тамошних научных сотрудников очень гордились тем, что работают под началом мадам Кюри. Вне всякого сомнения, мистеру Уилсону повезло, что он смог с ней переговорить.
Цянь Сюлин набралась храбрости и спросила, не сможет ли он и ее познакомить с мадам Кюри, пусть хотя бы через письмо. Профессор Уилсон ответил: «Мадам очень занята, и ей уже за шестьдесят, поэтому она не в лучшей форме. Думаю, не стоит ее беспокоить». Цянь Сюлин настаивала: «Я обожаю ее с самого детства. Если вы сможете договориться для меня о встрече с ней, хотя бы на одну минутку, это будет для меня событием всей жизни». Профессору Уилсону нравилась эта студентка из Азии – даже ее настойчивость. Он подумал, что отказать будет неловко, тем более что Цянь Сюлин – выдающаяся студентка. Поэтому он сел и написал рекомендательное письмо. А затем, в одно погожее воскресное утро, Цянь Сюлин с другой студенткой, Ху Геменг, села на поезд до Парижа, Франция. Про Ху Геменг известно лишь то, что она была подругой и однокашницей Цянь Сюлин. По прибытии в Париж они прямо отправились в Институт Кюри. Там их ждало разочарование: один из ее любезных сотрудников сообщил им, что мадам Кюри уехала в Варшаву, в Польшу. Здание Радиевого института было недавно достроено; сейчас ее ждали, чтобы провести церемонию открытия. Однако никто не знал, когда именно она вернется. Мадам Кюри держала свои планы в секрете и сама занималась организацией поездок.
Прочитав рекомендательное письмо профессора Уилсона, сотрудник позволил им заглянуть к ней в кабинет. Впустить их в лабораторию он не мог, потому что ключ от нее был у мадам Кюри. Они сделали совместное фото в кабинете знаменитой ученой. Много лет спустя Цянь Сюлин подарила этот пожелтевший снимок своему внуку в подтверждение той обидной истории.
Она развернулась и вышла из кабинета мадам Кюри, не зная о том, что другой возможности повстречаться с кумиром ее детства ей не представится. Тогда Цянь Сюлин была уверена, что еще вернется и повидается с ней. Опечаленные, они возвращались обратно в Бельгию, и стук колес поезда казался Цянь Сюлин мрачным и тяжелым.