Валя бросила взгляд на парней. Вадик опомнился, подхватил Сеню с земли, взял на руки и быстро дошел до дверей лаборатории. Теперь Валя стояла и защищала их всех троих. Она чувствовала себя героиней повестей о героических комсомольцах времен гражданской войны. И тут над ближайшей горой взвился столб красного, как советское знамя, дыма.
– Надо взывать, Инесса, – слабым голосом произнес Гершензон, глядя на алое, расползающееся по небу зарево. – Это наша последняя надежда.
Они встали лицом к западу – туда, где уже садилось солнце, и затянули разом:
– Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!
Они повторяли эти слова снова и снова. Валя никак не могла понять, что они делают и зачем. Кого они так вызывают? Это пароль? Но кто его тут услышит? Вдруг Вадик, до этого державший Сеню на руках, опустил так и не пришедшего в себя друга на пол и как завороженный пошел на звуки этой ужасной молитвы.
– Вадик! – крикнула Валя. – Вспомни, кто ты! Ты комсомолец. Очнись!
Но парень не реагировал и медленно шел к стоящим посередине станции Гершензону и Инессе. Тогда Валя в отчаянии запела:
– Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
Услышав звуки родной советской песни, Вадик словно очнулся от тяжелого сна и ошалело смотрел по сторонам.
– Подпевай, Вадик! – скомандовала Валя. Но парень только испуганно метнулся обратно к лаборатории, сел на пол и обнял Сеню. Тот начал приходить в себя, и они сидели в обнимку у ног Вали. А та всё пела, чтобы заглушить звуки, которые продолжали издавать ленинградцы. Да и какие они были ленинградцы? Их нельзя было называть словом, в котором было святое слово «Ленин». Шпионы и враги – вот кто они были на самом деле! Будь на месте Вали ее бабушка, она бы их без раздумий пристрелила. Но шпионов надо было сохранить для того, чтобы оправдать Доценко, иначе ему влетит за невыполнение плана по зябликам!
Вскоре тот тоже появился и с немым ужасом смотрел на происходящее.
– Яша, ты же член партии! Я же у тебя лекции по научному коммунизму списывал! Что же ты творишь?! – сипло крикнул он, но Гершензон не обернулся. Они с Инессой были словно в трансе, раскачивались взад-вперед, задрав руки вверх, и бесконечно повторяли свою тарабарщину.
Вдруг стало очень темно, словно солнце выключили, хотя было всего семь вечера. Поднялся ветер, пахнущий не лесной свежестью, а тиной и тухлятиной. Верхушки вековых сосен зашевелились, послышался треск деревьев, и из мрака возникло нечто. Оно было настолько огромное и страшное, что все, кто был на станции, застыли в немом ужасе. Даже Гершензон с Инессой замолчали, упали на колени и подняли руки в приветственном жесте. Стало ясно, что именно это зло они и призывали к себе на помощь. Во мраке чудовище напоминало гигантскую медузу: у него не было глаз, вокруг головы в разные стороны вытягивались длинные щупальца, которыми оно на ощупь искало себе дорогу. В темноте Валя не видела, есть ли у него ноги и как он передвигается. Хотя как зоолог она должна была, прежде всего, проявить научный интерес к этому созданию. Пусть даже его призвали шпионы и оно вышло из какой-то зловонной дыры, подчиняясь их воле. Но сейчас комсомольская песня застряла у нее в горле от страха. Чудовище не спешило, оно накрывало тьмой все вокруг, словно растворялось в окружающем пространстве, отравляя чистый сибирский воздух своими миазмами.
Очнулась Валя только когда на ее плечо легла теплая рука профессора Доценко.
– Это конец, – сипло прошептал он. Сзади них раздался отчаянный, даже какой-то женский визг Сени, который потонул в объятиях лучшего друга. Вадик оказался более стойким, он прижал Сеню к себе, стараясь придать ему сил и мужества в минуту смертельной опасности.
– Нет, это не конец! – выкрикнула Валя. Ее звонкий голос разрубил страшную тишину, нарушаемую только треском валежника под тяжестью шагов капиталистической заразы, вызыванной усилиями шпионов из какой-то гадкой клоаки. Возможно, даже из самого Нью-Йорка – рассадника всех пороков и бед человечества.
– Товарищи, перед лицом страшного врага будем мужественны! – крикнула Валя и выстрелила в выходящего на поляну монстра, но выпущенная в него дробь просто утонула во мраке, не причинив ему никакого вреда. Чудовище было ростом с корабельную сосну, его тело состояло словно из самого мрака и грязи, напоминая черную медузу, щупальца на голове шевелились с каким-то мерзким чавкающим звуком.
Валя тогда отбросила ружье в сторону и пошла на врага. Доценко попытался ее удержать, но она твердо знала, что если и умереть, то только смело идя в атаку на неприятеля. Для храбрости она затянула свою любимую песню, которую пела с самого детства в каждом походе:
– Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы пионеры, дети рабочих.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
Радостным шагом с песней веселой
Мы выступаем за комсомолом.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
Ее песня сейчас была единственным звуком, нарушающим мертвую тишину, которой чудовище словно заволокло все вокруг. Оно и само остановилось, словно прислушиваясь к словам Валиной песни. И она ему не понравилась. Чудовище качало головой, щупальца нервно подрагивали, словно звуки Валиного голоса причиняли ему боль. Поняв это, Валя запела еще громче:
– Грянем мы дружно песнь удалую
За пионеров семью мировую,
Будем примером борьбы и трудов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
Мы поднимаем красное знамя.
Дети рабочих, смело за нами!
Близится эра светлых годов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
Ее песню подхватили и те, кто был на крыльце лаборатории. Валя не видела их во тьме, но различала приятный тенор Доценко, скрипучий баритон Вадика и слабый фальцет Сени. Они пели вместе с ней, а чудовище все больше нервничало, дергалось и, казалось, отступало назад в тайгу.
– Что с ним? – испуганно выкрикнула Инесса.
– Не знаю, – так же трусливо ответил Гершензон. – Может, она девственница?
– И что с этого? – не поняла Инесса, не сводя взгляда с черного монстра, продолжавшего биться в судорогах.
– Ну… вроде как не он их не терпит. Они ему противны.
Валя последние слова не расслышала, но поняла, что у нее есть оружие, способное победить эту заразу. Она вытащила из кармана флакон духов «Ландыш серебристый» – этот запах ей придавал уверенности в себе. Как только она отвинтила крышку, чудовище застонало, а стоило ей лишь чуть брызнуть себе аромат на запястье, оно огласило тайгу отвратительным воем.
– Не любишь, значит, советские духи?! И песни советские не любишь? – закричала Валя. – А ну, ребята, подпевайте!
И она пошла на врага, разбрызгивая впереди себя «Ландыш серебристый» и затягивая свою любимую песню в исполнении Иосифа Кобзона:
– Я в мир удивительный этот пришёл
Отваге и правде учиться.
Единственный друг, дорогой Комсомол,
Ты можешь на нас положиться!
Мы пройдём сквозь шторм и дым,
Станет небо голубым.
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
В грядущие дни, как во все времена,
Недобрым метелям кружиться…
Родная моя, дорогая страна,
Ты можешь на нас положиться!
Мы пройдём сквозь шторм и дым,
Станет небо голубым.
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
Заветной весны высота не взята,
И надо с дороги не сбиться…
Мечта наша, гордая наша мечта,
Ты можешь на нас положиться!
Мы пройдём сквозь шторм и дым,
Станет небо голубым.
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
Не расстанусь с Комсомолом,
Буду вечно молодым!
Ребята и Доценко нестройно подпевали ей, а она шла на врага неумолимо, как советская торпеда. Любимых духов было ужасно жалко, но Валя отринула эти мысли. Ради победы над классовым врагом и жизнью пожертвовать не жаль, не то что духами, которые в каждом галантерейном магазине продаются. Валя наступала, монстр оглушительно визжал, прижимал к себе щупальца, обожженные чистым сибирским воздухом, смешанным с «Ландышем серебристым». Но окончательно его победила песня, которую затянул Артемий Михайлович. Это была его любимая песня, походная, та, что он всегда запевал после тяжелого трудового дня у костра:
– Всем нашим встречам
Разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым
Подернулись угли костра.
Вот и окончилось все,
Расставаться пора.
Милая моя,
Солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
Милая моя,
Солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?
От звуков этой песни чудовище вдруг как-то забулькало, что-то в недрах его темного брюха заклокотало, а потом оно резко раздулось и послышался оглушительный треск. Валя была достаточно близко к нему, и потому ее оглушило ударной волной, она как подкошенная упала на землю и лишилась чувств.
Валя очнулась от резкого запаха нашатыря, и первое, что она увидела, – такое родное и милое бородатое лицо профессора Доценко. В его бороде застряла пара травинок, и Валя нежно вынула их. Артемий Михайлович счастливо улыбнулся:
– Валюша, ты всех нас спасла!
– Нас песня комсомольская спасла, Артемий Михайлович! – уверенно сказала Валя и поднялась. Она лежала на земле посередине станции, вокруг нее были комья какой-то слизи, и сама она была вся в ней.
– Что это?
– Фрагменты этого существа, – ответил Артемий Михайлович, с любопытством изучая кусок щупальца, который он вынул из Валиных волос. – Жаль, что про него нельзя будет написать научную работу. Тут уже товарищи из КГБ приехали. Все засекретят, как водится.
Доценко недовольно крякнул и тайком спрятал кусок щупальца в карман куртки. Валя огляделась – рядом с лабораторией стоял вертолет, по станции ходили люди в костюмах химзащиты и упаковывали черную слизь в специальные контейнеры.
– А где шпионы? – спросила она.
– Увезли уже, – ответил Доценко и нервно сглотнул. – Валя, ты ведь спасла меня сегодня… в прямом смысле спасла. Не только от этого ужасного моллюска, а от падения… Я ведь, когда понял, что план по зябликам не выполняю, так испугался, что думал: была – не была…
Доценко махнул рукой и отвел взгляд.
– Что «была – не была»? – спросила Валя.
– Ну… с Инессой, – Доценко покраснел и спрятал глаза за руками. – Думал, ну, раз женщина так хочет… и все равно умирать в лагерях… можно себе позволить…
– Артемий Михайлович, вы оступились! – с комом в горле произнесла Валя и взяла его за запястье.
– Нет, Валя, я поддался соблазну… дал слабину, вел себя не как советский человек, – твердо ответил Доценко, глядя ей в глаза. – Но ты меня спасла, Валя. От разврата, от капиталистической заразы и от невыполнения плана.
– А что это за план такой?
– Ну… ты ведь так и так будешь подписку о неразглашении давать, – задумчиво ответил профессор, поглядывая на людей в костюмах химзащиты. – Словом, зяблики у нас ведь перелетные птицы…
– Ну да. Артемий Михайлович, к чему вы клоните?
– Сибирский зяблик летает на зиму в Неваду. А там рядом военные базы США. Ну мы и вешали на них кольца с маячком. Они радиосигналы их радарам сбивают.
Валя серьезно кивнула. Теперь ей многое стало ясно в поведении Доценко и в интересе к зябликам у шпионов. А еще она была горда за зябликов, которые послужили такой высокой цели. И этим они частично оправдались в ее глазах за зимовку в капстране.
– А что же шпионы? Они вешали зябликам свои маячки? – спросила Валя.
– А это не нашего ума дело, – серьезно сказал Артемий Михайлович. – Нам главное сейчас доложить обо всем, и пусть ответственные товарищи разбираются.
В этот момент на поляну посередине станции стал приземляться еще один вертолет, стало шумно, Валя закрыла уши руками. Вскоре к ним вышли несколько человек в форме офицеров КГБ. Валя вскочила и встала по стойке смирно. Артемий Михайлович последовал ее примеру, нервно переминаясь с ноги на ногу.
– Товарищи, кто здесь главный? – спросил человек лет сорока в форме полковника КГБ и, не дождавшись ответа, сказал: – Теперь тут я всем командую. Периметр мы оцепим, людям объявим о вспышке сибирской язвы на станции, законсервируем на карантин.
У полковника было довольно невыразительное лицо. Как у идеального разведчика.
– А мы? – испуганно спросил Артемий Михайлович.
– А вы тут останетесь. Поможете нам исследования вести. Совершенно секретные, конечно. Вы все теперь у нас работаете, хотите вы этого или нет.
– Конечно, хотим! – выпалила Валя. – Мы рады служить Родине на любом фронте!
– Похвально, – полковник осмотрел ее оценивающе. Валя под этим взглядом встала еще прямее, выпятив грудь вперед. – А вы – товарищ Образцова?
– Так точно, – отчеканила Валя.
– Наслышан о вашем мужестве, – полковник протянул ей руку, его рукопожатие было сухим и твердым. Валя чувствовала идущую от него силу правды и осознания важности своей миссии. – Мы вас к ордену представим. За мужество. Но только награда будет засекречена.
– Мне ни к чему слава! – взволнованно сказала Валя. – Главное для меня – это служение Родине.
– Такие люди нам нужны, – одобрительно сказал полковник и перевел взгляд на Доценко. Тот под его взглядом немного занервничал. – Все вы дадите показания. А потом приступите к работе… надо эту диверсию тщательно изучить, сделать выводы…
Полковник окинул взором поляну с разбросанными по ней кусками черной слизи.
– Ну и применить эти технологии на благо страны советов, – заключил он.
– Так ведь… ненадежные, получается, у них технологии, – сказала Валя.
– А вот это уже ваша задача как ученых – сделать ее надежной. По-советски надежной. Чтобы не стыдно было клеймо «Сделано в СССР» поставить! – сурово сказал полковник. – Справитесь?
– Служу Советскому Союзу! – выпалили одновременно Валя и Артемий Михайлович.
– Другого ответа я и не ждал, – коротко сказал полковник и пошел в сторону радиорубки. А Валя и Доценко еще долго не могли прийти в себя от этого разговора и смотрели как завороженные на его чеканную поступь, на людей в костюмах химзащиты, на два вертолета КГБ и на испуганных, но счастливых Сеню и Вадика, сидящих на ступенях лаборатории и передающих друг другу эмалированную кружку с дымящимся чаем из термоса, стоящего у их ног. Была в этой картине какая-то идиллия, не такая, как в буржуазных романах, а настоящая, таежная, советская.
– Валя, – прервал молчание Артемий Михайлович и взял ее за руку. – Ты самая смелая женщина, что я встречал в своей жизни. Да еще теперь «За мужество»…
– Какое замужество? – выпалила Валя, краснея. Доценко тоже покраснел.
– Ну… да… и замужество символично звучит, – забормотал он. – Может, это не спроста? Получила ордер «За мужество» и в тот же день я предлагаю тебе то же самое.
– Орден?
– Замуж за меня пойдешь, Валюша? – спросил Доценко прямо. – Нам теперь от КГБ квартиру дадут. А если мы поженимся, то, может, сразу трехкомнатную.
– И спецпаек, наверное, – мечтательно сказала Валя, уже представляя свою счастливую семейную жизнь.
– Не наверное, а точно! – уверенно сказал Артемий Михайлович.
– Я согласна!
– Вот и молодец! – сказал Доценко и нежно обнял Валю. – Я нам уже кольца сделал, когда ты в тайгу уходила.
– Сами? – удивленно спросила она.
– Сам, – гордо ответил Артемий Михайлович и достал из кармана куртки два латунных кольца. – Из птичьих смастерил. Не все же нам зябликов окольцовывать. Теперь пора и друг друга!
– Ох, Артемий Михайлович! – с восторгом выпалила Валя, разглядывая грубовато скрученные пассатижами и спаянные кольца, где с любовью было сохранено клеймо «Сделано в СССР».
– Какой же я тебе теперь Артемий Михайлович? – с улыбкой спросил тот, и морщинки в уголках его глаз сложились в задорные лучики. – Я теперь для тебя Темочка. Меня так мама в детстве звала.
– Темочка… – словно попробовала на вкус это слово Валя. Оно было сладким и тягучим, как ее любимый ирис «Кис-кис».
– Валюша, – с нежностью сказал Доценко и впервые поцеловал ее в губы. Его борода смешно щекотала Вале щеку. Впереди их ждало светлое будущее.
Конец.
________________
Примечание: в тексте упомянуты следующие тексты по порядку:
(1) «Изгиб гитары желтой». Стихи и музыка Олега Митяева
(2) «И вновь продолжается бой». Стихи Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой
(3) «В глубине вод под Р’льехом покоится Ктулху, дожидаясь своего часа» – цитата из книги «Зов Ктулху» Говарда Лавкрафта
(4) «Варшавянка». Стихи Вацлава Свенцицкого
(5) Взвейтесь кострами, синие ночи. Стихи Александра Жарова, музыка Сергея Кайда-Дёшкина
(6)”Не расстанусь с комсомолом» Стихи Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой
(7) «Милая моя» Стихи и музыка Юрия Визбора