Тата Кит
И только пепел внутри…
Ох, чёрт! Сёма совершенно точно захочет оставить себе одного из них, а отказать уже не получится. Я только «за», чтобы у моего сына был питомец, но так как я большую часть дня провожу на работе, то и забота о щенке упадет на мамины плечи.
А может, она и сама не прочь завести собаку?
Скоро узнаю.
Из бара, мимо которого я проходила, практически вывалился мужчина. Он был пьян в стельку. Едва стоял на ногах, но был явно слабее гравитации, которая тянула его ближе к заснеженной земле.
Ухоженный. Относительно. В костюме, пальто, белой рубашке. Вот только очень лохматый и бородатый.
Мужчина сделал еще одну попытку ступить на тротуар, по которому я шла, боясь, что он в меня врежется. Качнулся и его повело прямо на меня. Настройки его автопилота явно полетели к чертям.
Еще шаг и он коснулся меня плечом, почти уронив на плитку тротуара.
– Осторожнее! – буркнула я и отошла в сторону, не в силах терпеть запах алкогольных паров.
Хотя сама я сейчас пахла, наверняка, не лучше. После мусорных баков-то…
– Прости, – произнес мужчина, на удивление сдержано и даже без капли хамства.
На секунду мне даже стало совестно, что я на него наехала.
Он стоял, покачивался, словно собираясь с мыслями перед предстоящей дорогой.
Опасливо обошла его стороной и продолжила свой путь к дому, до которого оставалось всего метров семьсот.
За спиной, совсем рядом, послышались шаги. Словно кто-то преследовал меня.
Прижала коробку с щенятами ближе к телу и бросила быстрый взгляд через плечо.
Тот мужчина в пальто следовал за мной по пятам.
– Прикинь? – донеслось мне в спину. – Она сказала, чтобы я сегодня сдох. Дура малолетняя. Будто я живой, блять.
– Это вы мне? – на всякий случай спросила, но шаг не убавила.
– Какая разница, – бесцветно ответил мужчина и шаги за спиной затихли.
Внутренний червяк, которому до всех есть дело, начал точить меня всеми силами.
Остановилась, обернулась к мужчине, который стоял поодаль и раскачивался на месте. Словно спал или забыл, что куда-то шел.
– У вас всё нормально? – спросила я, аккуратно приближаясь к нему.
Не похож он на матёрого пьянчугу, который будет клянчить деньги на бутылку. Внешний вид и лицо выдают в нем какого-то интеллигента, что ли.
– А что такое «нормально»? – неожиданно философски спросил он. – Что это за критерий такой для оценки человеческого состояния? Нормально для чего? Чтобы сдохнуть прямо сейчас? Или прожить еще какое-то время? Нормально, чтобы хотелось спрыгнуть с высотки? Или нормально для того, чтобы хлебать яд не торопясь?
– Я просто спросила. Если не хотите разговаривать так и скажите. Я не навязываюсь вам в друзья. Это вы за мной увязались.
Он молча, глядя куда-то мне в ноги, провел ладонью по лицу. Теплое дыхание вырвалось белым облаком из его груди и растворилось в холодном вечере. На безымянном пальце стала заметна тонкая полоска обручального кольца.
Женат.
Значит, дома ждут.
– Что у тебя в коробке? – указал он подбородком на мою шевелящуюся ношу.
– Щенята. Вам нужен щенок, кстати?
– Нахрен они мне нужны? – фыркнул он и попытался меня обойти, но поскользнулся на плитке и упал почти у самых моих ног.
Решив, что наш разговор окончен, а встать он и сам сможет, продолжила свой путь домой, даже не планируя оглянуться и убедиться в том, что он смог подняться.
Большой мальчик – сам справится.
Снова червяк внутри меня начал биться в истерике. И назойливый голосок в голове приговаривал только одно: «Он бы так не поступил. Он бы так не поступил».
Вновь остановилась. Выдохнула и обернулась туда, где оставила лежать мужчину в распахнутом пальто. Только теперь он не лежал, а сидел на тротуаре, запустив пальцы в волосы так, словно пытался их вырвать.
Теперь мне стало действительно страшно. Может, он психически неуравновешенный? Его настроение за минуту поменялось, по меньшей мере, сотню раз. Или это алкоголь действует на него каким-то особым способом, что адекватность улетучивается вместе с выдохом перед каждой новой рюмкой?
Я, конечно, понимаю, вечер пятницы: все устали и хотят расслабиться, но и у расслабления должен быть хоть какой-то предел. Хотя бы такой, при котором можно на ногах держаться.
Ладно. Если нам по пути, то я попробую его проводить, если нет, то попрошу помощи у персонала того бара, из которого он выпал.
– Простите? – боязливо приблизилась к нему и, на всякий случай, отвела коробку с щенками чуть в сторону.
В ответ не последовало ничего. Абсолютно ничего. Ни один палец в волосах не дрогнул. Словно он мысленно меня отключил и я теперь для него невидимка.
– Я… – осеклась, подбирая нужные слова. – Мне страшно.
Густая черная шевелюра дрогнула. Руки исчезли из волос и мне в глаза заглянули две черные, совершенно холодные пустые бездны.
– Что? – спросил он глухо и немного нахмурился.
– Мне страшно идти домой одной, – Пояснила я, собирая зыбкие аргументы на ходу. – Проводите меня, если вам по пути, конечно?
Теперь он посмотрел на меня еще страннее, чем несколько секунд назад. Складывалось впечатление, что теперь он задумался о моей адекватности. Ну, его можно понять: вполне себя приличная с виду женщина с щенками в коробке просит незнакомого, почти убитого в хлам мужчину, проводить ее домой.
Наверное, эти щенята – пополнение к тем сорока котам, которые уже есть в моем доме. Когда настолько отчаялась, что решила завести еще и собак и начала клеиться к пьяному, женатому мужику.
– Рябикова, – бросил он и предпринял попытку встать.
– Что?
– На Рябикова я живу, – разжевал он мне, как идиотке и его попытка встать закончилась провалом.
На Рябикова? Уже хорошо – на одной улице живём.
– Я помогу вам, – протянула ему ладонь, на которую он бросил пустой взгляд.
Замер. Задумался.
Может, засмотрелся на обручальное кольцо? И теперь пазл под названием «Я» стал еще сложнее?
– Поможешь? – невеселая насмешка. – Попробуй.
Схватился за мою руку и едва не уронил нас всех. Хорошо, что я успела выставить ноги и… воткнуть каблук ему в ботинок.
– Упс! – выдавила сдавленно и потянула мужчину на себя, стараясь не просыпать щенков из коробки.
– Пошли, – сказал мой внезапный Сусанин и брезгливо выдернул руку из моей руки.
Шатаясь, пошёл впереди меня, даже не заботясь о том, иду ли я за ним или он сам себя провожает.
Джентльмен чёртов!
Молча следовала за ним. В сумке булькает молоко. В коробке в руках тихо скулят щенки. А передо мной идёт совершенно неизвестный мне мужчина, для которого я делаю вид, что он меня провожает.
Не так я планировала закончить вечер пятницы. Совершенно не так.
Чем ближе мы подходили к нашей улице, тем менее уверено мой провожатый держался на ногах. Вероятно, перед выходом из бара он принял какую-то контрольную дозу пойла, чей эффект догнал его только сейчас.
Он пошатнулся в одну сторону, в другую. Маятник в пальто.
В момент, когда он почти упал, едва не свалившись на проезжую часть, нырнула ему под руку и приобняла за талию.
Щенки в коробке боязливо дрогнули.
Рука на плече напряглась. Посмотрела чуть вверх и по спине пробежал холод, оттого с каким презрением на меня смотрели два черных колодца.
– Я же говорила, что помогу вам, – пояснила я мужчине и сама боязливо дрогнула, когда почувствовала, что он сжал мои пальцы.
Я и не заметила, что переплела наши пальцы, когда закидывала его руку на свое плечо.
Он так крепко сжал мою ладонь, что я почувствовала легкий скрежет наших обручальных колец друг о друга.
– Это вряд ли, – наконец, произнес он безэмоционально и повел нас в сторону дороги, с которой начиналась наша улица.
Мужчина не проявлял ни малейшего интереса ко мне или, хотя бы, к щенкам. Он просто шёл куда-то, используя меня в качестве опоры, и не заморачивался о том, что я сама не очень-то хорошо держусь на ногах на скользком тротуаре и на высоких каблуках. Еще и коробка с щенками в руке.
Про мужика на моих плечах весом килограммов восемьдесят, не меньше, пожалуй, промолчу.
– Какой дом? – спросила я, когда мы прошли уже два дома на Рябикова.
– Седьмой, – ответил он, заплетающимся языком.
Не хило его сморило.
– Квартира? – спросил на всякий случай, пока он еще шёл на контакт.
– Тридцать семь.
Едва различила координаты.
Так. Я живу в одиннадцатом доме, значит, придется сначала его закинуть в его дом.
Хотела спросить еще про ключ и посоветовать позвонить жене, чтобы встретила, но поняла, что он меня уже не воспринимает.
Мужчина просто смотрит себе под ноги и едва держит голову, которую так и клонит в сон, на плечах.
Доставлю его до двери квартиры, позвоню в звонок и пусть его кто-нибудь из родных забирает с лестничной площадки.
Из подъезда седьмого дома вышла какая-то женщина. Внутренне помолилась о том, чтобы это была не его жена, иначе ему потом придется долго объясняться, кто я такая и какого черта иду с ним под ручку.
Либо мне прямо сейчас могут выцарапать глаза ключом.
Никакой реакции от женщины не последовало. Даже банального человеческого любопытства. Она молча придержала для нас дверь подъезда открытой и пошла дальше, даже не отреагировав на моё «спасибо».
– Этаж какой? – спросила у мужчины, когда мы подошли к лифту.
– Четв… – прохрипел он сонно. – Четыре.
Нажала нужную кнопку и прислонила вялое туловище к стене лифта.
Заглянула в коробку к щенкам, которые с любопытством обнюхивали окружающую обстановку, но трястись так и не перестали.
Намерзлись они, всё-таки, неслабо.
Подняла взгляд на мужчину и в груди похолодело. До шевеления волос на затылке стало жутко.
Снова эти темные глаза, которые были карими, как оказалось при нормальном освещении, смотрели на меня так… мёртво. В его взгляде не было совершенно ничего. Ни эмоций, ни интереса, ни хоть сколько-нибудь любопытства, хотя бы, к щенкам в моих руках.
Так смотрят старые забытые игрушки, которых никто не хочет брать в новую жизнь. Так же холодно, отчаянно и бездушно.
Он, словно пуст изнутри и нет ничего, что могло бы его наполнить.
Лифт издал сигнал о прибытии.
Протянула мужчине ладонь, на которую он медленно перевел взгляд, отвлекшись от моего лица.
Проигнорировал и попытался своими силами выйти из лифта.
Упал.
Вобрав в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться и не сорваться на нем, помогла ему встать, то и дело, останавливая закрытие створок лифта.
Я бы, конечно, покаталась в нем, но не с такой компанией.
Тридцать седьмая квартира оказалась справа от лифта. Волоча на себе почти спящего мужчину, подошла к двери и позвонила в замок, надеясь на то, что в десятом часу в этом доме еще никто не спит.
Снова начала мысленно молиться о том, чтобы его жена не убила меня сразу и позволила хоть немного объясниться.
Заскрежетал замок, дверь медленно открылась и у порога нас встретила девочка лет десяти. Её светлые глаза смотрели почти так же тухло, что и глаза того мужчины, что я держала в вертикальном состоянии.
– Вы кто? – бросила она мне со злостью в голосе.
– Я… – постаралась улыбаться девочке. – Я никто. Ты его знаешь? Просто он сказал, что живет здесь.
– Это мой папа, – хмуро отозвалась девочка.
– Катюш, – промямлил мужчина и подался вперед, вваливаясь в квартиру.
Потянул меня на себя, но в самый последний момент, перед тем, как мне упасть вместе с мужчиной, я успела выставить вперед ногу и удержаться от падения.
Вот только щенки выпали из коробки и жалобно заскулили.
– Ой-ой, мои хорошие! – спохватилась я и села на корточки, чтобы аккуратно вернуть их в коробку и тысячу раз извиниться. – Простите меня, простите!
Пока я бережно укладывала в коробку одного щенка, другого подхватила девочка.
– Это ваши? – её тон заметно потеплел. В глазах появился радостный огонёк.
Она бережно держала щенка в ладонях и даже потерлась об его нос своим немного вздернутым носиком.
– Я их только что на улице нашла, – ответила ей честно и выпрямилась рядом с ней. – Хочу пристроить в добрые руки. Может, кому-нибудь будут нужны. Может, одного себе оставлю.
– А можно мне одного взять? – с надеждой заглянула она мне в глаза.
– Ну-у… – протянула я. – Если твои родители не будут против, то, конечно, можно.
– Мама умерла, а папе всё равно, – произнесла девочка буднично и прижала щенка к щеке.
«Мама умерла…»
Внутри меня что-то оборвалось. Словно упало в пропасть и провалилось под толстый лёд.
Горло перехватило огромным острым комком сдерживаемых эмоций.
Бросила взгляд на мужчину, который, держась за стены прихожей, уходил прочь. Вероятно, в свою комнату, а, может, и в ванную – проблеваться.
«Мама умерла…»
Поэтому он напился? Поэтому на его лице нет никаких эмоций?
А кольцо?
Перевела взгляд на свою руку и поняла его.
– Можно? – напомнила о себе девочка.
Её голубые глаза горели счастьем. На губах играла самая настоящая улыбка.
– Конечно, можно, – улыбнулась ей в ответ, стараясь не позволить слезе пролиться.
– А как вы их назвали? – спросила она и заглянула в коробку ко второму щенку. – А у этого ушки черные, а у моего – белые.
– Фантик и Мультик, – выдала ей одну из версий их имен, которые придумала, пока несла на себе ее отца.
– Смешно, – хихикнула она. – А кто из них Мультик?
– Тот, у которого белые ушки.
– Можно я тоже буду называть своего щеночка Мультиком?
– Конечно, можно, – кивнула одобрительно. – Это же теперь твой щеночек.
– Спасибо! – почти подпрыгнула на месте девочка и крепче прижала к себе своего нового друга. – Мультик.
– А у меня останется Фантик, значит, – резюмировала я и погладила щенка по мягкой шерстке. – Только он грязный. Ты его помой и покорми молоком. Я со своим то же само сделаю.
– Хорошо. Обязательно, – не сводила взгляд со своего щенка девочка. Я ей уже была неинтересна.
– Ну, пока, – махнула ей рукой и стала медленно отступать к лифту.
– До свидания, – крикнула она мне в ответ, но дверь закрывать не спешила, словно давала братьям возможность попрощаться друг с другом.
Остановилась у лифта, чувствуя в груди невероятную тяжесть. Хотелось расплакаться. Лечь на пол прямо здесь в подъезде и рыдать. Отдать ей второго щенка и продолжить рыдать.
– Меня, Соня зовут, – произнесла, улыбнувшись.
– А меня Катя, – тут же поддержала девочка. – А с ним надо гулять?
– Наверное, да, – пожала я неопределенно плечами. – Чтобы приучился делать свои дела на улице, а не в квартире.
– А у меня поводка нет. И намордника тоже, – расстроилась Катя, понимая, что совсем была не готова к встречи с новым другом.
– У меня тоже ничего нет, – призналась ей честно. – Хочешь, завтра принесу?
– А можно? – ее глазки снова засияли.
– Конечно, – створки лифта разошлись в стороны. – Мы завтра утром придем. Я тут рядом живу.
– До завтра, – попрощалась со мной девочка и закрыла дверь квартиры, что-то при этом наговаривая Мультику.
Зашла в лифт и прижалась к стене. Ударилась затылком о стену и закрыла глаза, позволив слезам скатиться по щекам.
Если у каждого человека есть свой ангел-хранитель, то почему он позволяет, чтобы в жизни случалось нечто такое? Какой в них, вообще, толк, если ребенок – чистейшее, безгрешное создание – становится в один момент сиротой? Какова их высшая цель, если человек в столь юном возрасте познаёт горе?
У ангелов есть какой-то тайный контракт с преисподней? Они работают на два фронта? Или это какая-то больная гармония мира, в которой человек обязан пострадать ровно так же, как и был счастлив? Но разве можно сравнивать такие два понятия как «горе» и «радость»? У них есть какая-то балльная система оценки? Типа: «Ты недавно радовалась на все десять баллов. На тебе – смерть мамы. Теперь погорюй на десяточку».
Не уверена, что кто-то когда-либо стал бы мечтать о такой гармонии мира.
Глава 4. Павел
Дыхание рвало горло болезненным сухим хрипом. Еще вчера я выпил целое море алкоголя, но сегодня ощущал безжизненную пустыню внутри себя.
Лежа на животе у самого края кровати, не чувствовал руку, которая свисала безвольной плетью. Еще даже не открыл глаза, не пошевелил ни одной из конечностей, но уже чувствовал адское головокружение и понимание того, что до унитаза я, скорее всего, добежать не успею. Но блевать себе под лицо или прямо в комнате не хотелось. Необходимо сделать одно маленькое усилие и попытаться донести желудочный сок до фаянсового компаньона.
Вдохнул. Открыл глаза и почувствовал шевеление волосков по всему телу.
Рядом с кроватью стоял пацан. Лет пяти, не больше. Удерживая в руке маленького белого робота, молча наблюдал за попытками моего пробуждения.
Давно он здесь? И откуда он, вообще, здесь?
– Ты кто? – спросил хриплым голосом.
– А ты кто? – не остался пацан в долгу.
– Я первый спросил, – медленно сел на кровати и сжал челюсти, борясь с головокружением и тошнотой.
Приложил пальцы к вискам и поморщился от захлестывающих волн головной боли.
– Первое слово съела корова, – отозвался незнакомый мне философ.
Исподлобья оглядел пространство вокруг себя. Комната моя, а вот пацан – не мой.
Откуда он здесь взялся?
Я так вчера напился, что похитил чужого ребенка? Или, вообще, усыновил?
– Что ты здесь делаешь? – задал аккуратно вопрос, пока пацан пялился на меня во все глаза.
– Гуляю, – просто ответил он.
Гуляет? По моей квартире? Кто еще гуляет по моей квартире, пока я тут в отключке?
– А Катя где?
Мысль о том, что дочери прямо сейчас может сто-то угрожать, действовала весьма отрезвляюще.
– Катя с мамой на кухне готовят завтрак. Мультик и Фантик написала тебе в ботинки.
Мама? Мультик и Фантик?
Что здесь происходит, чёрт возьми?!
Вскочил на ноги и ухватился за воздух. Гравитация неминуемо потащила меня в свои объятия, пока рука не зацепилась за дверцу шкафа недалеко от кровати.
– Ты чё, пьяный, что ли? – спросил пацан, глядя на меня с презрением.
Проигнорировал его и неуклюже направился к выходу из комнаты. Зацепил плечом дверной косяк, стиснул зубы от прилива острой боли, но не остановился.
С кухни доносились голоса и тихий смех. Пахло чем-то жареным и, возможно, показалось бы мне аппетитным, если бы не тошнота на грани рвоты.
Ввалился в кухню и застыл на месте.
У плиты, ко мне спиной стояла незнакомка и что-то увлеченно объясняла моей дочери, держа в руке нож.
Нож?! Твою мать!
Забыв о похмелье, головокружении, тошноте и неспособности быстро двигаться, ринулся к дочери и закрыл ее своей спиной. Схватил за запястье руку с ножом и с силой сжал.
– Катя, закройся в своей комнате и сиди тихо! – процедил сквозь стиснутые зубы, глядя в глаза цвета охры незнакомки с ножом.
– Папа, ты дурак?! – удар маленьким кулаком дочери между лопатками оказался для меня полной неожиданностью.
Черные брови над глазами цвета охры медленно поползли вверх. Пухлые губы, поддетые бордовой помадой, дрогнули в легкой улыбке.
– Ты ее знаешь? – спросил у Кати, боясь спустить глаз с незнакомки с ножом.
– Ты же вчера сам с ней пришел, – пропыхтела дочка.
– Эй! Не трогай мою маму! – в пах последовал жесткий удар игрушечным роботом.
К горлу подступила желчь, которая нашла свое освобождение, едва я склонился над раковиной. Горечь во рту и не меньшая горечь на лице от пульсирующей боли в паху отравляла.
Ударил по крану и обтер лицо холодной водой. Прополоскал рот, пытаясь избавиться от остатков вчерашней закуски в бороде. Старался не держаться за мошонку под пристальным, осуждающим взглядом дочери и воинственной ненавистью пацана.
– Тише, Сёма, – погладила эта дамочка своего защитника по голове и прижала к себе. – Дядя просто еще не до конца проснулся. Сейчас он умоется, мы позавтракаем и поедем с тобой на работу.
– И Фантик тоже с нами поедет? – загорелся энтузиазмом малый.
– Конечно, – улыбнулась ему незнакомка и потрепала по черным волосам. И чуть громче, обращаясь к детям, добавила. – Ребята, можете пока ошейники на Мультика с Фантиком надеть? Позавтракаем, и сразу гулять их поведем, хорошо?
– Хорошо, – почти хором ответили Катя и Сёма, и наперегонки выбежали из кухни, выбирая на ходу, кому какой достанется ошейник.
– Ты кто такая? – прошипел я ей, когда дети скрылись в комнате дочери.
– София, – проговорила она спокойно и протянула руку для пожатия.
Бросил хмурый взгляд на миниатюрную ладонь и снова вернул внимание ее лицу.
– Ты, что здесь делаешь, София? – наступал на нее, прижимая спиной к столешнице гарнитура. – Если мы вчера с тобой случайно потрахались, это не значит, что нужно сегодня переезжать ко мне вместе со своим пацаном!
Щеку опалило жгучей болью. На секунду дезориентировало.
Она залепила мне пощечину?!
Снова захотелось блевать, но сдержался.
Глядя на меня снизу вверх, незнакомка приблизила свое лицо к моему и с отвращением в тихом, но спокойном голосе сказала:
– Ты себя давно в зеркале трезвыми глазами видел? С тобой в одном поле срать не сядут, а ты решил, что я с тобой в одну постель легла? – её рука, которой она влепила мне пощёчину, дрожала. Приложила она меня от души, и сама едва сдерживала боль. – Вчера я помогла тебе добраться до дома, так как ты валялся на тротуаре в луже своих соплей. А сегодня я здесь лишь за тем, чтобы объяснить твоей дочери, как ухаживать за щенком, которого я ей вчера подарила.
– Зачем ей щенок? – до боли свел брови.
– Видимо, для того, чтобы видеть хоть одну вменяемую морду в этом доме, – дернулась и попыталась меня обойти. – Выпусти меня. Ты воняешь, – выплюнула она мне в лицо и толкнула рукой в плечо.
На безымянном пальце ее правой руки блеснуло обручальное кольцо, которое я сразу не приметил.
Она замужем.
Какого тогда черта она подбирает мужиков у баров? И раздает щенков? И является в квартиры ни свет, ни заря?
– И часто ты готовишь завтраки малознакомым людям? – встал за ее спиной и проговорил в самую макушку. – Или это такая форма прошения милостыни? Ждёшь, что за внезапную доброту тебя покормят и обогреют? Еще и сынка приволокла. Для большей жалости?
Женское тело в десяти сантиметрах от меня застыло. Напряглось. Нож лёг на разделочную доску и черная макушка пришла в движение.
Незнакомка повернулась ко мне лицом. В карих глазах не читалось никаких эмоций, кроме холодного презрения.
Звук новой пощечины выстрелом прозвучал в создавшейся тишине.
В этот раз огнем боли опалило другую щеку.
Стиснув зубы, сжал кулаки и вгляделся в темнеющие глаза незнакомки. Её трясло. Она едва сдерживала себя от того, чтобы не ударить меня еще раз, но, всё же, нашла в себе силы и, изображая статую, смотрела мне в глаза с пылающей на дне темных колодцев ненавистью.
Краем глаза уловил, как ее рука вновь дернулась. Рефлекторно схватил незнакомку за запястья и завел их ей за спину, скрестив.
Теплое бунтующее тело безмолвно билось в моих руках, пытаясь высвободиться из грубого захвата.
Острый нос коснулся моей шеи, и девушка отвела лицо в сторону, тяжело дыша.
– Мне больно, – тихо проговорила она и слабо дернула руками за спиной.
Шумно вдохнул рядом с ее ухом и уловил тонкий аромат волос. Что-то внутри шевельнулось. Раздулось подобно шару. И оглушительно лопнуло.
Пальцы сами разомкнулись, высвобождая тонкие запястья.
Мы продолжали стоять друг напротив друга. Каждый смотрел в свою невидимую точку. Каждый, находясь рядом, прятался в собственном вакууме мыслей и чувств.
Я слышал, как она дышит, ощущал тепло женского тела рядом с собой, а внутри разверзалась бездна. Холодная и нелюдимая, в которую, если кинуть камень, придется долго ждать, когда он достигнет дна.
– Катя переварила макароны, – тихо начала говорить девушка. – Я помогла ей сделать из них запеканку. И за это совершенно необязательно платить мне милостыню, – она шумно сглотнула слюну и втянула воздух носом. – Достаточно заметить и похвалить дочь.
Чуть повернул к ней голову. Она смотрела вниз, на свои запястья, которые растирала пальцами, разгоняя кровь, чтобы не осталось следов. Посмотрел на ее лицо, но она предпочла не замечать, что я стою очень близко и разглядываю ее с некоторой отстраненностью. Как вид за стеклом во время поездки в машине.
Длинные черные ресницы мелко дрожали. Она прикусывала губы так, словно пыталась сдержать слёзы.
Болезненный укол совести, который я не ощущал уже очень давно, не позволял молчать.
– Я… – произнес растеряно и умолк в жалкой попытке подобрать слова. – Я не помню тебя.
Она слегка подняла голову. Остановила взгляд на моем плече, но в глаза так и не посмотрела.
– Это необязательно, – наконец, ответила она и вскинула на меня темные глаза. – У тебя есть те, о ком нужно помнить.
Смысл странных слов коснулся глубин сознания и остался на самом его дне. Сделал полшага назад и неуверенно представился.
– Павел, – протянул ей ладонь так же, как это ранее сделала она.
Девушка скептически посмотрела на меня, а затем на протянутую мной руку.
– София, – длинные пальцы легли в мою ладонь и слабо ее сжали.
– София, – повторил вполголоса и потер шею освободившейся от пожатия ладонью.
– Угу, – кивнула девушка и повернулась к духовке, из которой достала форму для запекания с чем-то, что наполнило кухню аппетитным ароматом.
Желудок резануло тупой болью. Я не ел больше суток и организм эгоистично требовал, чтобы в него вложили хоть что-то, кроме виски и лимонных долек.
– Я не соврала про то, что ты воняешь, – сказала София, не оборачиваясь. В руке снова блеснул нож и лопаточка, которой она выкладывала порции запеканки в тарелки. – Хотя бы почисти зубы, перед тем как сесть за стол. Не порти детям аппетит.
– Я не голоден, – соврал ей в спину и оперся бедром у столешницу гарнитура.
– Дети тебя, всё равно, позовут. Сёмка – точно. Не вынуждай свою дочь краснеть за тебя, – бросила она взгляд через плечо и подала мне тарелку с куском запеканки.
– И что мне с этим делать? – спросил, даже не планируя прикасаться к тому, что она мне протягивала.
– На стол поставь, – выдохнула София устало. Подняла взгляд и выжидающе посмотрела мне в глаза. Чуть приподняла наполненную тарелку и слегка выгнула бровь. – Я не нанималась. Можешь и помочь.
Секундная заминка. Взгляд на тарелку и я, всё же, принял ее из руки Софии. Поставил с одной из сторон стола, чуть отошел в сторону и наткнулся на протянутую руку с другой тарелкой. В этот раз девушка даже не смотрела на меня, словно зная, что я повинуюсь её воле беспрекословно.
И оказалась права. Не потому что я прогнулся и пошел на попятную, а потому что во мне едва находились силы для того, чтобы стоять. На то, чтобы вступать в новый спор, у меня не было никаких морально-волевых. Я выдохся еще в тот момент, когда отпустил её руки.
Снова поставил тарелку у другого края стола. Без слов, на автомате, принял следующую тарелку, и последнюю.
– Сходи в душ, – толкнула меня София бедром, прогоняя от стола. – Я пока заварю чай и нарежу хлеб.
Ничего ей не ответив, и не взглянув, покинул кухню. Идя по узкому коридору до ванной комнаты, слышал из комнаты дочери голоса детей. Они смеялись. Просто, весело, беззаботно, словно знали друг друга долгое время. Этому умению, быстро налаживать контакты с людьми, можно было бы только позавидовать.
Можно было бы…
Если бы не было всё равно.
Под тёплыми струями воды тело пробивала крупная дрожь. Такого похмелья мой организм не знал никогда. Каждый мускул непроизвольно сокращался раз за разом, замирал и снова сокращался.
Гель для душа был кое-как размазан по телу и смыт. Вода вместе с островками пены исчезала в сливе, пока я, упираясь ладонями в стеклянную стенку душевой кабинки, пытался дышать глубже и размеренней.
– Пап, ты скоро? – донесся голос Кати из-за двери ванной комнаты.
Выпрямился и подставил лицо под хлещущий поток. Зажмурился, не дышал и, наконец, выключил воду.
– Иду, – крикнул в закрытую дверь и услышал в ответ удаляющийся топот.
– Мама, он сказал, что идёт! – донеслись отголоски голоса пацана.
«Мама».
Твою мать!
Откуда она, вообще, взялась в моей квартире и успела обосноваться в ней так, что хозяйничала на кухне без малейшего сомнения, зная, что, где лежит.
Провел ладонью по затуманенному зеркалу и вгляделся в размытое отражение. С той стороны на меня нечетким взором смотрели черные безжизненные глаза. В каждом из них не было ни малейшего интереса ко мне. В каждом из них таилась пустота и тьма, прятавшая боль.
«Почисти зубы» – новый голос в моей голове отдал приказ.
Кто она такая, черт возьми? Почему именно ее голос въелся в мозг и транслируется тогда, когда я меньше всего хочу о ком-то думать?
Не глядя схватил зубную щетку из стаканчика, смочил горячей струёй воды из-под крана и нанес трехцветную полоску на край белой щетины.
Механические, бездумные движения по зубам и деснам. Бездумный взгляд в гладкую поверхность раковины и голос в голове утих.
Из ванной комнаты, завернутый в полотенце, сразу прошел в комнату, где взял из шкафа старую растянутую футболку и такие же спортивные штаны. Вроде, чистые вещи. По крайней мере, не воняют.
Щеки зудились от влаги, задержавшейся в бороде. Несколько капель упало на грудь, окрасив светлую футболку темными разводами.
Высохнут.
Проходя мимо зеркала в коридоре, провел ладонь по волосам, убирая влажную челку с глаз.
– Ему не понравились помидоры, – гнусавил пацан, свисая со стула, под которым сидел один из щенков.
– Я же говорила, что он их не будет есть, – поучительно ответила ему Катя и коснулась кончиками пальцев щенка, который был под ее столом.
Твою мать! Мне только этого ту не хватало.
– Пап, садись, – заметила меня дочка и указала рукой на стул рядом с собой.
Меня уже ждала порция запеканки и горячий дымящийся чай.
К горлу подступила тошнота. Организм еще не был готов к приему пищи и всячески против этого бастовал.
– Катя старалась, – глядя мне в глаза, произнесла Соня, когда пауза моего раздумья затянулась.
Вгляделся в черты девушки и чуть нахмурился в момент, когда она слегка повела бровью и бросила едва заметный взгляд на пустующий стул.
– Пап, остынет! – с нажимом сказала дочка, и это послужило отличным поводом для того, чтобы прервать зрительный контакт с человеком, которого я не знаю.
Отодвинул стул и сел на него, придвинув чуть ближе к столу. Неуверенно положил ладони по сторонам от тарелки и шумно сглотнул, подавляя спазм.
– На! – бойкий голос пацана вывел меня из ступора. Прямо перед моим лицом мелькнула вилка, которая грозила попасть мне в глаз, если я не приму ее прямо сейчас. – Держи!
Взял из его руки прибор и сжал между пальцами.
– Ма, он чё, вилкой пользоваться не умеет? – громким шепотом поинтересовался пацан у Софии.
– Просто ему достался самый красивый кусочек запеканки, и он не знает, с чего начать, – ласковым тоном ответила девушка и чуть громче обратилась ко мне. – Да, Паша?
Нервно вскинул подбородок, и увидел как пристально и холодно она смотрит на меня. Всего на долю секунды ее взгляд стрельнул в сторону Кати. Нехотя перевел внимание к дочери и увидел, что она выжидающе смотрит на то, когда я начну есть и попробую то, что они вместе с её новой подружкой приготовили.
