Татьяна Адриевская
Её Дневник
Милана. Время 21:57
«Ты чего, Лер? У вас вроде с Серёжей все хорошо».
Лера. Время 21:59
«Хорошо. Но до конца у меня ни разу не получалось. Может, во мне проблема, не знаю. Сережа вроде старается… Имитирую, чтобы не расстраивать».
Милана. Время 21:59
«Блин, Лер. Не майся дурью! Никаких бабников тебе не надо! Всё у вас ещё получится».
Лера. Время 22:00
«Легко тебе говорить, когда партнёр опытный. Всё как надо сделает. Ладно, закроем тему. Тебе вот совсем не интересно про няню свою узнать? Или Воронцов все мозги напрочь расплавил за этот вечер?»
Милана. Время 22:01
«Так она что, реально существует? Я думала, это для меня уловка, чтобы из дома вытащить!»
Лера. Время 22:02
«Существует, конечно же! И пока ты там с Воронцовым мирилась, мы к ней ездили. Блин, подожди, мама зовёт!»
Милана. Время 22:41
«Лер, ну ты куда пропала? Я уже вся извелась. Нельзя же так!»
Лера. Время 22:50
«Извини, мелкую надо было спать уложить. Беда с этими зубками! Мамка уже на ходу вырубается. Помогаю как могу. Короче, как Сережа и предполагал, с нами она говорить не стала. Но когда про тебя узнала, попросила подождать и сбежала в другую комнату не меньше чем на час! Лан, она тебе письмо накатала. Просила передать лично в руки».
Милана. Время 22:51
«Что пишет хоть?»
Лера. Время 22:51
«Так конверт же закрытый, Лан».
Милана. Время 22:52
«Да брось! Я же тебе всё равно расскажу! Давай открывай».
Лера. Время 22:52
«Ну раз так просишь! Один момент!»
Милана. Время 23:20
«Лер, ты меня с ума сведёшь! Уснула, что ли?»
Лера. Время 23:31
«Лан, я не могу такое сказать, прости! Завтра передам письмо. Хотя, была бы моя воля, я бы его сожгла!»
Телефон Воронцова, 22.03.2019 г.
Кирилл. Время 18:17
«Милана с тобой?»
Андрей. Время 18:18
«Катись к чёрту вместе со своей долбаной семейкой. После того, что устроила твоя бабка, я больше никого из вас к ней близко не подпущу».
Кирилл. Время 18:20
«Жди, скоро буду».
Письмо Елизаветы Романовны, 21.03.2019 г.
Здравствуй, Милана!
В первую очередь я бы хотела выразить свои искренние, пусть и запоздалые соболезнования. Не знаю, к лучшему ли знать о настоящей причине смерти своей матери, но раз ты жаждешь выяснить все события, произошедшие до твоего дня рождения, поделюсь с тобой своей тайной. Нет, я не смогу ответить на все вопросы, не стану сочинять лишние домыслы. Расскажу лишь то, что слышала собственными ушами и видела своими глазами. То, что посмею сказать только тебе. Потому что ты первая, кто имеет право знать правду. А принимать её или нет – решение за тобой.
Я работала у Соболевых всего четыре месяца: с тех пор, как тебе исполнилось два месяца и вплоть до смерти Марии Федоровны. Работодателем у меня был Николай Михайлович, оплату обещал высокую, а главное требование, как говорится: ни гласа, ни воздыхания. Казалось бы, куда уж проще. Но только на первый взгляд… До тех пор, пока мы не познакомились с твоей мамой лично.
Мария Федоровна жила совсем одна. За всё время нашего недолгого знакомства её ни разу никто не навещал. Даже бывший муж. Хотя других родственников у неё и не было. Полностью одинокая, сломленная женщина, до которой, казалось бы, никому нет дела…
Твоя мама переживала не лучшие времена. Она пребывала в состоянии глубокой депрессии, порой даже не замечала меня, запиралась в комнате и плакала часами. Каждый день, ровно с моим появлением, она уходила из дома, не объясняя куда. Возвращалась после обеда, некоторое время занималась с тобой и снова уходила в комнату. Часто я слышала, как она разговаривает взаперти, не понимала с кем. Признаюсь, я однажды подслушала её разговор, и этого вполне хватило, чтобы больше никогда не подходить к закрытым дверям… Она разговаривала с твоим отцом о тебе. Словно тот был рядом! Рассказывала: сколько раз ты просыпалась ночью, сколько раз улыбнулась, как впервые произнесла «агу». Говорила, как ты на него похожа и как ей больно от того, что он никогда не сможет тебя увидеть. Я плакала, слушая её тихий, пропитанный безграничным страданием голос. В моём сознании не укладывалось одно-единственное: почему? Николай Михайлович не казался мне плохим человеком, он исправно интересовался самочувствием твоей матери, нуждалась ли она в продовольствии, просил следить за тем, чтобы она ела, нормально спала и выходила на прогулки, хотя и делал это втайне от всех. Но при наших недолгих встречах ни разу не спрашивал о тебе… даже речи завести не давал. Меня словно наняли няней вовсе не для тебя, а для неё… Первое время удивляли его холодность и безразличие, потом как-то привыкла, не обращала внимание.
В моей памяти навсегда останется холодное, промозглое утро, в которое я пришла на работу и увидела Марию Федоровну на полу без единого признака жизни. Я догадалась, что с ней произошло, ещё до того, как обнаружила в ванной пустой пузырёк от таблеток. Именно их твоя мама принимала, чтобы нормально засыпать. Не тянула, сразу же позвонила Николаю Михайловичу, следом вызвала скорую.
Во время ожидания я уже по-настоящему ненавидела этого человека. И никакие деньги в мире не могли бы изменить моё к нему отношение. Сейчас тебе наверняка знакомы эти чувства, не так ли? Я не знала, что между ними произошло, хотела лишь одного – чтобы твоя мать осталась жива, встала на ноги и нашла своё счастье. То, чего она не смогла получить от твоего отца, но так этого желала.
Николай Михайлович примчался раньше скорой – первый и единственный раз, когда я увидела бывших супругов вместе. И я совсем запуталась… он любил Марию Федоровну. Об этом кричал каждый жест, каждый взгляд и каждое слово, обращенное к ней. Возможно, тебе будет сложно представить, но этот большой и сильный мужчина поистине дрожал на пороге, а в его красивых голубых глазах, прикованных к лежавшей на полу женщине, сквозили неподдельная боль и страдания. Он влетел в дом, торопил меня с одеждой для твоей матери, ругая, что я не подготовилась для поездки в больницу. Поднял её на руки так нежно и бережно, словно самое драгоценное сокровище своей жизни. Я чувствовала всю его безграничную, необъятную и такую несчастную любовь. Он твердил ей словно молитву до самого выхода: «Всё будет хорошо, только, пожалуйста, живи…» Я же осталась в доме с тобой, малышкой, которую не удостоили даже взглядом, и просила бога, чтобы он не позволил тебе остаться без матери.
Николай Михайлович вернулся глубокой ночью. Бледный, безмолвный, словно слабая полупрозрачная тень того сильного властного человека, которого я знала. Стало всё понятно без слов. Единственное, что я у него спросила в тот день, с кем мне оставить его дочь. Он посмотрел на меня пустым, безразличным взглядом и попросил остаться с тобой до утра. Он даже не ждал моего ответа, развернулся и пошёл в комнату Марии Фёдоровны. А уже наутро в дом пришёл Михаил Львович. До безобразия обидная картина – несчастную женщину навестили лишь после смерти…
Я увидела их в зале, негромко споривших между собой, и не посмела выдать своё присутствие. Возможно, только благодаря этому у меня появились некоторые ответы на терзающие тебя вопросы. Николай Михайлович сидел перед отцом, зарыв голову в ладони, и смотрел в пустоту безжизненным взглядом. Я помню всё, что они говорили – каждое пропитанное горем слово, поэтому напишу тебе их разговор диалогами, чтобы ты поняла их слова не так, как услышала я, а составила собственное представление о правде…
– Почему? – с мольбой вопрошал он, хватаясь за волосы, его снова начинало трясти. – Я бы всё простил, всё! Но то, что ты просишь теперь… я не смогу…
Михаил Львович объяснял, что это лучший выход для всех, не слушал протесты разбитого горем сына. Они перебивали друг друга, повышали голос, пока сын не перекричал старшего:
– Я не возьму её! Никогда! Слышишь? Я бы принял обеих, принял бы девочку как свою, ради Маши пылинки бы с них сдувал! Но не одну! Исключено! Чтобы рядом со мной росло доказательство того, что его обещание даже глухого звука не стоит?
– Я не позволю твоим амбициям испортить моё имя! – уже в голос заспорил отец. – Хотел брака с ней? Знал, что она без памяти влюблена в другого? Теперь их нет обоих, а ты остался один на один со своими ошибками!
Николай Михайлович подскочил на ноги, взвыв от боли:
– Он обещал отступить! Умолял меня сделать её счастливой. Он знал, что нежилец! А я поверил, сделал всё, понимаешь? Всё ради неё, ради её счастья! Но чёртов ублюдок лишил меня надежды и покоя, когда вернулся! Это он убил мою жену! Клянусь, когда-нибудь я встречусь с ним на том свете и убью его собственными руками снова! За то, что он с ней сотворил!
– Девочка по всем документам твоя дочь! И виноват в этом только ты. Мария ушла от тебя больше года назад, а ты всё противился, не давал развод… И, позволь заметить, ты уже женат на другой женщине…
– Наташа получила штамп в паспорте, большего я ей не обещал.
– Насколько я понимаю, твоя жена в положении. И любит тебя за вас двоих с самого детства. Она примет Милану. Главное теперь – принять девочку тебе. Ты знаешь, в каком я положении! Мы всё исправим, я верну себе всё до последней копейки! Всё улажу, никто не узнает о самоубийстве. А ты не будь дураком, не теряй своего счастья! Марию тебе всё равно не вернуть… И если она правда так много значила для тебя, была дороже собственного счастья, которого ты толком не видел в своём горе-браке, не допусти, чтобы её дочь осталась круглой сиротой. Ты ведь знаешь, у них никого не было, кроме нас… Да и ребёнок ни в чём не виноват…
Тогда Николай Михайлович не сдержался. Он заплакал… По-настоящему, пуская слезы на щеки, через силу принимая действительность.
– Я не смогу, – только и твердил он сквозь всхлипы. – Не смогу. Только не после их предательства. Ты хоть понимаешь, каково мне будет? Она ведь о своей дочери совсем не думала, когда выпила пузырёк таблеток! Не думала и о сыне, когда из дома с ним сбежала! Не слышала, как Кирилл плакал ночами, спрашивал, где мама! Господи, я думал, справлюсь, забуду и тут… она меня снова убила… только теперь лишив всякой надежды на новую жизнь. Девочку я принять не смогу никогда! И к чёрту твоё громкое имя…
Тогда Михаил Львович протянул сыну конверт.
– Принесли курьером в офис сразу же после того, как ты вчера сбежал сюда, – тихо сказал он. – Мария тебе написала. Прочти, а уже потом решишь, что будешь делать с девочкой…
Я не знаю, Милана, что твоя мама написала перед последним шагом на смерть, но судя по тому, что ты живёшь в доме Соболевых, Николай Михайлович всё же забрал тебя под свою опеку. Хорошо это или нет, известно только тебе. Но всё-таки я позволяла себе иногда вычитывать новости о твоей семье и искренне радовалась, что ты жива, здорова и живёшь в достатке. А разговор, невольным свидетелем которого я стала, однажды позволил мне переосмыслить правых. Понять человека, которого я искренне невзлюбила с самой первой встречи. Надеюсь, и ты сможешь определить для себя новую правду, возможно разнящуюся с моей, но согласись – далёкую от той, что ты знала прежде.
С уважением, Елизавета Романовна.
Её дневник, 22.03.2019 г.
Трясущимися руками я держала письмо, а ровно выведенные буквы плавно расплывались перед глазами. Рядом сидела Лерка, боясь даже пошевелиться. Прочитав письмо, я искренне жалела, что так беззаботно разрешила его вскрыть. Сморгнула слёзы и отложила листки. И предположить не могла, что взаправду не принадлежу семейству Соболевых по крови. Видимо, подруга полностью разделяла моё мнение, потому что неуверенно зашептала:
– Послушай, я думаю это всё неправда… Эта Елизавета Романовна просто старая полоумная бабка. Может, она писала сценарий для мексиканских мелодрам, вот её до сих пор и несёт. Ты ведь похожа на своего отца, Милана, согласись! Не можешь ты быть ему не родной! – Лера убрала письмо в конверт и запрятала его под тетради на моём столе.
– Но ведь если это правда и моя мать родила меня от другого человека… Господи, Лер! Да я, получается, действительно отцу совсем не нужная? Навязанная обстоятельствами, понимаешь? А я… я ничего не понимала, бегала за ним, как хвостик, мечтала, чтобы он меня полюбил, поделки делала, стишки учила…
Подруга сжала мне лицо ладонями и повернула к себе.
– Лан, успокойся, пожалуйста. Не стоит этому верить! Любую информацию нужно проверять.
Я кивнула, продолжая всхлипывать. Лера была права. Я должна была поговорить с отцом. Но даже представить его реакцию было довольно страшно. Он снова разозлится на меня, сошлёт с глаз подальше и не ответит ни на один поставленный мною вопрос. В голове живо крутились мысли, до головокружения и болезненной тошноты… Я отошла к окну, делая большой глоток свежего прохладного воздуха через приоткрытую створку. Может, стоит поговорить с дядей Ильёй? Ведь он наверняка знает правду о первом браке своего двоюродного брата. Они всегда были хорошими друзьями, напарниками в бизнесе. Но, честно сказать, я сомневалась, что он вымолвит хоть слово без разрешения.
– Лан, прости меня! Нельзя было нам ничего выяснять… Не нравится мне теперь твоё лицо, ох как не нравится. Ты ведь не успокоишься, да? Никто тебе ничего не скажет, не нарывайся на новые неприятности! Они восемнадцать лет молчат, и за один день этого не изменить!
Я подняла на перепуганную Леру глаза и, обхватив себя руками, произнесла:
– Кажется, я знаю человека, кто без труда разговорится, стоит только повод дать…
Ровно через час я стояла на крыльце большого дома бабы Лиды и, взволнованно выдохнув, нажала на дверной звонок. Раиса Михайловна открыла практически сразу, лучезарно мне улыбнулась и защебетала:
– Миланочка, солнышко! Ты какими к нам судьбами? Чего мнёшься на пороге, проходи скорее!
Я не противилась, когда домоправительница затянула меня в дом. Оглянуться не успела, как она уже стащила с меня пальто и проводила в зал, зазывая бабу Лиду. Раиса Михайловна была единственной, кто искренне радовался моим визитам. Вскоре из коридора показалась грузная фигура бабушки. Она удивленно подняла брови, но высказывать мнение о моём визите в присутствии посторонних не спешила. Наоборот, меня загребли в фальшивые медвежьи объятия. Соболевы – само совершенство для всего общества.
– Чего тебе? – гаркнула бабка, стоило Раисе Михайловне покинуть гостиную.
Я взволнованно прочистила горло, но не смогла и слова вымолвить. Дрожащей рукой вытащила из сумочки письмо и протянула в пухлые руки женщины. Она небрежно захватила его пальцами и резко, с явным раздражением развернула листки. Всё то время, что бабушка читала, мы пребывали в полном молчании. Её строгое, злое лицо то краснело, то бледнело, пока глаза жадно бегали по строчкам. Дочитав, переключила внимание на меня. Сколько ярости и гнева в холодном взгляде.
– Знаешь, значит! Ты что надумала, дрянь? – Она швырнула мне письмо прямо в лицо, шипя, как змея. – Теперь угрожать моему сыну будешь? За все, что он сделал для тебя?
– Нет… нет… Я лишь хотела понять…
Бабка не даёт мне сказать:
– Что тут понимать, ты проклятый выродок своей мамаши-шлюхи! А мой сын тот, кто из тебя человека делает! Не смей даже рта открывать, поняла?
– Так это правда? То, что писала женщина…
Меня снова затрясло, я закрыла лицо руками, стараясь сдержать поступавшую к горлу истерику. Где-то глубоко внутри я надеялась, что это ложь. Что мой отец – настоящий, а я пусть нежеланная, но родная.
– Неужели ты всё это время по-другому думала? – Бабушка схватила меня за руку и поволокла в свою комнату. – Не догадывалась? Неужели думала, что такая, как ты, может быть нам ровней? Тебе место на помойке среди попрошаек, а не рядом с моим сыном. Ты хоть знаешь, что он пережил из-за тебя и твоей дурной мамаши?
Она толкнула меня на дверь, и я влетела в её спальню, уже не в силах сдерживать рыдания. Всё это время я называла совершенно чужого меня человека отцом, мирилась с его безразличием и нелюбовью.
– Не может этого быть, я его дочь! – закричала я. – Мы даже внешне похожи!
– Ты Соболева, не сомневайся, – горько запричитала баба Лида, словно это самая печальная действительность, что случалась с ней в жизни. – Рассказать тебе всю правду, Милана? Рассказать, какой сукой была твоя мать? Как она крутила мужчинами?
– Нет, нет… – умоляла я, рыдая, наблюдая, как та забирается в тумбочку за толстым альбомом. – Ни хочу ничего знать, пожалуйста, бабушка…
– Какая я тебе бабушка! Ты ублюдок, Милана, которого никто никогда не желал в нашей семье! Раз ты теперь знаешь правду, будь добра правильно обращаться к людям! Я для тебя Лидия Алексеевна, не бабушка – запомни!
Смолчала, стараясь успокоиться. А баба Лида Лидия Алексеевна грузно свалила передо мной фотоальбом и ткнула толстым пальцем в щуплого, невысокого мужчину, которого я уже видела однажды на свадебном фото моих родителей.
– Знакомься, Милана, твой отец. Тот, с кем сбежала от моего сына твоя слабая на передок мать.
Зачем она так со мной? За что? Разве я вынуждена расплачиваться за ошибки своих родителей? Я задыхалась от боли, даже говорить не могла. Моя мать не шлюха! Нет! А этот мужчина на фотографии не мог быть её любовником!
– Я смотрю, ты не рада знакомству? – продолжает издеваться бабка, наслаждаясь моей истерикой. – Смотри внимательнее, Милана! Игорь Соболев, племянник твоего названного деда, жил с нами в студенческие годы. Он учился с Машей на одном факультете, через него она познакомилась с Николашей. Дальше рассказывать?
Я отрицательно мотала головой. Мне не нужна такая правда… Я хочу жить как прежде, говорить моему строгому отцу «ПАПА» и мечтать об одинокой самостоятельной жизни. Но бабушка распиналась передо мной, смаковала каждое едкое злое слово:
– Мамочка твоя сразу просекла, из какой влиятельной семьи Игорёк происходит, пыталась с ним роман закрутить, в любви клялась. Да вот незадача, Игорь с рождения был болен. С его диагнозом долго не живут, вот и он не прожил, как видишь! Романа у них не получилось, Игорь Машку отверг и свёл с моим сыном, который влюбился в неё без памяти. Да и она теряться не стала! Быстро замуж за Кольку выскочила! А как же, самого влиятельного из молодых Соболевых к рукам прибрала! Хороша твоя любимая мамочка?
– Пожалуйста, хватит!
– Пришла за ответами, значит, слушай! Думаешь, мой сын счастлив был? На руках эту дрянь носил, а она чем отплатила? После рождения Кирилла у них совсем жизнь разладилась! Она даже не пыталась ему взаимностью ответить, только сыном и занималась. А потом я у неё письма нашла неотправленные! Я их читала, Милана! Читала, как твоя мать изливает душу своему ненаглядному Игорю! Как она любит его, как ей тяжело жить с моим сыном! С тем, кто ей под ноги ковры выстилал! А потом Игорь снова вернулся, и они сбежали. Обещали ему сделать операцию в Европе, мол, шансы у него есть! А как оказалось, не было шансов! Твоя мать – неблагодарная сука! Опозорила моего Николая. Мише пришлось выдумывать, что сноха уехала в Европу здоровье поправить. А вернулась одинокая и брюхатая. Даже пошла на условия Миши, что имя у ребёнка будет Колино, чтобы позор прикрыть. Мой сын глаза закрыл на её предательство, предлагал ей вернуться. А она развод потребовала, говорила, что не сможет больше его добротой пользоваться. Что теперь, когда она ждет ребёнка от Игоря, их больше ничего связывать не может. Да вот незадача! Как видишь, Милана, твоя мамашка и тебя бросила, кукушка чёртова! А ты свалилась Коле как снег на голову, когда он уже стал собирать кусочки своего разбитого сердца в браке с Наташенькой. А ты кто ему? Напоминание его позорного брака и разбитого сердца? Всё ждала, что он тебя полюбит? Дождалась? Как по мне, твоя мамаша, прежде чем таблетки глотать, должна была сначала тебя ими напичкать! Чтобы вы подохли обе и не отравляли никому больше жизнь!
Даже не помню, как неслась прочь из дома бабы Лиды, как сшибала всё на своём пути. Слова бабушки вырвали из меня душу. Внутри зияла пустота, холодная и мучительно болезненная. Меня колотило, но не от холода. Стояла рядом с машиной и не могла сообразить, где ключи от неё. Оглядела себя, растирая по щекам слёзы, и поняла, что выбежала без пальто. Ключи были в кармане. Но я ни за что не вернусь больше в этот дом! Схватилась за телефон, руки сильно тряслись, пальцы не слушались, я уронила его в лужу и упала на колени рядом. Ноги обожгло ледяной водой, джинсы быстро промокли. Плюхнулась ладонями в воду и не могла контролировать рваные всхлипы… Смотрела на телефон сквозь тонкий слой грязной жижи и уже не соображала, кому собиралась звонить.
Ко мне подошли, окликая по имени. Ничего не понимала, всё вокруг кружилось, тело тряслось. Подняла голову и увидела перед собой обеспокоенные синие глаза, почувствовала крепкое тёплое объятие и зарыдала ещё сильнее.
– Я не виновата, Андрей! Я ведь просто родилась! Не хотела быть им ненужной обузой! Правда не хотела! Бабушка права, лучше бы я умерла вместе с матерью! – сквозь всхлипы кричала я.
– Ш-ш-ш… Милая моя, тише, успокойся. Пожалуйста, поднимайся, ты вся продрогла… Пойдём ко мне в машину, тебе нельзя за руль, поняла?
Он помог мне подняться, укутал в пальто и увлёк к своей машине. Не помню, как долго плакала в его объятиях, как ехала к нему домой, как изливала ему душу бессвязными бестолковыми фразами и как потом уснула в его объятиях на кровати. Не знаю, как Андрей нашёл меня, но я была безмерно благодарна ему за то, что он оказался рядом…
Меня разбудили негромкие мужские голоса. С трудом подняла веки, чувствуя, как сильно они затекли от нескончаемых слёз, и посмотрела на время – семь часов вечера. Это был поистине бесконечный день. Внизу Андрей с кем-то спорил. Я не сразу узнала другой голос и прислушалась к разговору. Кирилл! Закрыла глаза и проглотила комок в горле. К разговору с братом я совсем не готова…
– Я сказал, она спит.
– Какого чёрта Милана у тебя дома, Воронцов?
– Привыкай, Соболев. В ваш гадюшник она больше не вернётся.
– Это ты так решил? – с иронией поинтересовался брат.
– Представь себе. И возражения не принимаются, – стальным тоном ответил Андрей.
– Я сам могу позаботиться о своей сестре.
– Даже проверять не стану. Как по мне, ты только о себе печёшься.
– Не ищи проблем, Андрей. Так ты сделаешь Милане только хуже. Отец этого просто так не оставит. Не связывайся с теми, кто тебе не по зубам.
– Да что ты. Обо мне переживаешь? Что твой папочка мне сделает? Бешеную бабку натравит? С удовольствием ей язык подрежу, дайте только повод.
– А может за один день твоей компании кислород перекрыть. Это посерьёзнее бешеной бабки будет.
Андрей вздохнул, выдерживая небольшую паузу.
– Послушай, Соболев. Я маленький и незаметный. Да и что греха таить – давно облитый грязью. Твой же отец – человек высокого ранга и у всех на виду. А вот сынок у него шашни крутит с женой самого Владимира Воронцова. Вот сплетня года будет, согласен? Я – добрейшей души человек – молчу уже не один год. Может, зря? Как думаешь, что страшнее: мне лишиться компании или же твоему отцу репутации?
Кирилл не ответил. Тихонько поднялась с кровати и принялась искать у Андрея в шкафу что-то поприличнее бежевой футболки, в которую переоделась, чтобы постирать грязные джинсы. Не могла же я выйти к Кириллу в таком виде. Нашла большой махровый халат. Смотрелся он, конечно, как плащ-палатка, но всё же приличнее одной футболки.
– А ведь скелетов в шкафу у твоего громкого имени вагон и маленькая тележка, – продолжал Андрей. – И мне известно гораздо больше, чем ты думаешь. Если мы сейчас друг друга поняли, Кирилл, в твоих интересах успокоить гнев папочки любым способом. Пусть отвалит от Миланы по-хорошему, иначе вы увязнете в своём же дерьме по самые уши.
Вышла к ним, намеренно кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание. Кирилл поднял голову, встречая меня обеспокоенным взглядом. На нём лица не было. Бледный, осунувшийся и потерянный. Тоже узнал правду о наших родителях? Сердце сжалось от боли. Я не хотела видеть брата таким.
– Привет… – выдавила улыбку, сдерживая новый поток слёз.
– Лана! – Брат подорвался ко мне, затягивая в объятия, такие родные, нежные и могучие одновременно. – Прости, маленькая, прости! Что она тебе сделала, Лан? Пожалуйста, не верь ни одному её слову! Бабушка совсем ума лишилась!
– Ничего она не лишилась, Кир! – горько сказала я. – Скажи честно, ты знал всё это время? Что мама… что я…
Не могла говорить, зажмурившись и сглатывая давящий на горло ком.
– Нет, конечно! – Брат сильнее прижал меня к себе, боясь, что я сейчас сбегу.
Андрей немного отступил от нас, видимо, решив оставить наедине. Когда я ревела у него на плече, сказала довольно много, и теперь он понимал положение вещей правильно, без всяких прикрас.
– Я буду неподалёку, Милана, – сказал он, заходя в соседнюю дверь.
Понятия не имела, что там, да и сейчас меня это волновало меньше всего.
– Как ты узнал? – тихо спросила я Кирилла.
– Бабушка явилась к нам в офис с письмом твоей няни, кричала, что ты всё знаешь и приходила к ней угрожать. Я думаю, она испугалась, когда ты сбежала, и решила себе зад прикрыть.
– Отец ей поверил?
– Да кто его знает. Он сидел темнее тучи, а потом вовсе уехал. Письмо я прочитал. Лан, я считал, что её самоубийство – просто злые досужие сплетни. Почему ты молчала, что ищешь свидетелей?
– Случая не было рассказать…
– Не надо было бабушке письмо показывать! Поговорила бы сначала со мной, мы бы вместе всё выяснили и разобрались. А сейчас… Лан, пожалуйста, поехали домой. Боюсь даже представить, что отец предпримет.
– Вот и я боюсь, Кир. Поэтому останусь с Андреем.
– Почему ты снова с ним видишься, Лан? Он же за счёт тебя вылезти хочет из ямы, в которую рухнул.
– Андрей не в яме, оглянись. У него всё хорошо! А вот ты, Кир, почему не сказал мне, что Кристина – жена отца Андрея?
Брат нахмурился:
– Потому что это совсем не важно. Её вынудили выйти замуж. Ты многого не знаешь.
– Интересно, а в постель к Андрею её тоже вынуждали лезть?
– Хватит!
– Открой глаза, Кир! Всё совсем не так, как тебе представили!
– Ты слишком доверчива и совсем не разбираешься в людях, Милана! Воронцов тебе врёт на каждом шагу.
– Андрей ничего не знал про твой приезд к Олегу. И он смог мне свои слова доказать. – Я рассказала брату про телефонный разговор Андрея и Лёши, добавив при этом, что слышала каждое их слово. – А вот что будет, если мы твою Кристину проверим? Уверена, скажи ты ей о том, что решил из компании отца уйти, так она тут же исчезнет…
– Лана! – строго пресёк мои домыслы брат.
– Тут я тебе не союзник. Я верю Андрею. И покажу тебе, чего стоит твоя девушка на самом деле.
Кирилл сильно поменялся в лице – рассердился. Ну и пусть. Я всю свою жизнь жила, стараясь угодить отцу и не расстроить брата. Пора бы подумать и о себе.
– Оставим Кристину. Сейчас у нас есть проблемы посерьёзнее. Давай мы поговорим дома, вместе с отцом. Не бегай от него, прошу тебя. Что бы у них с мамой ни случилось, всё это в прошлом. Сейчас мне важно твоё настоящее! Обещаю, если он снова решит запереть тебя, я стану тем, кто первым откроет тебе дверь.
Кирилл был прав. Бегать от отца бессмысленно. Конечно, мне хочется, трусливо поджав хвост, прятаться за Андреем. Но я и так бессовестно втянула его в наши семейные передряги, не в первый раз подставляя под грозный отцовский глаз. Меньше всего мне хотелось бы доставлять ему проблемы. Хватает того, что натворил мой брат со своей любовницей. И все же его поддержка была очень приятна. Ещё никогда я не ощущала себя такой целостной, не одинокой и по-настоящему нужной.
Согласилась уехать, поджав губы. И увидела, как мрачная тень, залегшая на лице брата, немного отступила. Нужно объяснить отцу, что я далеко не такая смелая, чтобы добровольно к нему в список врагов записываться. И рассказывать всему свету о вселенских тайнах семейства Соболевых я не намерена. Кирилл ободряюще улыбнулся, но уверенности совсем не прибавилось. Да и Андрей от моего решения остался не в восторге. Если изложить суть не дословно и немного смягчить выражения, он заявил Кириллу, что спустит с него три шкуры, если тот позволит отцу меня обидеть. Они довольно сильно сцепились языками, и я поторопилась со сборами на выход – если дело опять дойдет до драки, в этот раз разнимать их некому.
Пообещала позвонить Андрею сразу же, как поговорю с отцом.
– Ты ведь сам говорил, что я должна уметь говорить нет и не давать себя в обиду. Помнишь? – напомнила я, обнимая его перед выходом.
Он слишком сильно переживал после того, как стал свидетелем моей истерики. И как его теперь успокоить, я совершенно не знала.
– Помню. Но ты ведь так и не научилась, Милана. И даже не спорь.
– Обещаю исправиться. Честно.
Андрей в один миг привлёк меня к себе и поцеловал так крепко, что ноги враз подкосились. Тут же услышала недовольное ругательство брата и почувствовала, как он вытягивает меня из крепких объятий. Ещё минута – и они меня точно на части порвали бы!
– Предупреждаю, Кирилл: если она мне не позвонит в течение часа, я приеду за ней. И только попробуйте её не выпустить.
– Договорились, Андрей. Если не позвонит, я лично её к тебе выведу. Если, конечно, ты действительно приедешь.
Брат увлёк меня к лифту, а я постоянно боролась с желанием оглянуться на Андрея. Случайно показать тот безумный страх, что испытывала в этот момент.
Впереди ждала неизбежная встреча с отцом, вернее, с человеком, для которого я всю жизнь была обузой. Навязанной обстоятельствами ношей и клеймом позора на его первом браке. И в отличие от любого разговора в прошлом, в эту встречу нам обоим была прекрасно известна причина его откровенного пренебрежения.
Дома стояла пугающая гробовая тишина. Засомневалась, был ли здесь хоть один живой человек. Даже Нина Григорьевна нас не встретила, хотя неизменно оказывалась на пороге особняка, стоило только щёлкнуть замком. Свет в кабинете отца горел. Видимо, он пришёл в прескверном настроении, и все мышки разбежались по норкам, чтобы не нарваться на разбушевавшегося кота. Замерла у двери, даже шагу ступить боялась. Я самая мелкая и глупая мышка, добровольно бегущая под острые когти.
Кирилл прошёл первым и затянул меня следом. Отец сидел, отвернувшись к окну, словно изваяние. Не шелохнулся, когда Кирилл обратился к нему. Стояла, спрятавшись за широкую спину брата, и не могла даже глаза поднять. В ушах звенело от страха. Готова была ещё раз выслушать моральные принижения бабки, лишь бы сбежать отсюда. Глубоко вздохнула и отпустила руку брата. Ну не убьют же меня, в конце концов! Остальное выдержим.
– Мы с Миланой хотим поговорить с тобой, – снова подал голос брат.
В отличие от меня вёл себя гораздо смелее и увереннее.
