Татьяна Алхимова
Добро пожаловать в начало
3
Будильник слишком быстро возвестил о наступлении утра. За окном темнела зима, сосредоточенная в сером центре города. Благо, что ехать мне отсюда до работы было не так далеко, гораздо ближе, чем от собственной квартиры. Вернее, от съемной. Давно стоило бы сменить место жительства на более приличное: район почище, жилище поприятнее… Но отчего-то такой вариант казался слишком циничным и мерзким, будто бы собиралась я это сделать за счёт ворованных денег. Хотя они такими и являлись. Во всяком случае, о честном пути их получения речи не шло.
Смыв навязчивые мысли, всё чаще посещавшие мою голову, под прохладными струями воды в чистенькой ванной, я схватила телефон, сумку и выбралась на улицу. Морозно. С некоторой дрожью засунула руки в карманы куртки и поспешила к метро. Голова гудела и стучала в такт колесам, толпа раздражала, ладони вспотели и продолжали подрагивать. То ли выпила я вчера слишком много, то ли спала слишком мало. Но, тем не менее, ровно в одну минуту восьмого уже стояла посреди платформы и старалась не всматриваться в лица пассажиров, ожидая его.
И он пришёл. Появился неожиданно, замкнутый с двух сторон непримиримыми потоками спешащих людей. Привычный беглый взгляд сегодня заставил меня тревожно прервать вдох и задержать дыхание. Что-то было не так: едва заметное отклонение от оси, но настолько важное и явно совершённое для того, чтобы я поняла, не просто бросалось в глаза. Оно вспыхивало передо мной ярким светом маяка.
Лёгкое касание ладоней, неожиданно горячих, – чуть более долгое, чем всегда. Доля секунды, но… В руке остался не только камень. Ещё кое-что. Что-то мягкое и шершавое, похожее на комочек бумаги, какие лепили в школе мальчишки, чтобы стрелять через пустую ручку.
Меня разбирало желание оглянуться. Но я заставляла себя всё быстрее и быстрее идти давно проложенным маршрутом. Сердце заходилось в сумасшедшей гонке с самим собой, каждое движение головы отдавалось в висках и заставляло плясать всё вокруг. Воздуха предательски не хватало. Кое-как добравшись до выхода на улицу, я тяжело поднималась по ступенькам, держась за поручень, как престарелая женщина лет так ста, не меньше. Пытаясь не думать о том, что покоилось в моей мокрой, ледяной ладони, я повторяла только одну фразу: «цепочка не должна прерваться». Подобно мантре, она настраивала меня на ожидание, на молчаливое согласие с той ситуацией, в которой я находилась. Нужно было просто потерпеть: пройдёт чуть меньше часа, как я окажусь на работе и смогу узнать, что прячу. Если только это принадлежит мне.
Дорога до офиса напрочь стёрлась из памяти: передвигалась я на автомате всё с той же фразой в мыслях, оставив небольшой камушек в тайнике и с абсолютно безразличным видом выбравшись на заснеженную улицу.
Рабочий день уже начался, но двигался вяло, так что у меня была возможность скрыться в туалете, чтобы разобраться с неизвестным объектом, который я до сих пор сжимала в кулаке.
Бумажка оказалась размером не больше четырёх квадратных сантиметров, причем довольно аккуратно вырванных из тетрадного листа. Только вместо слов я увидела там корявые рисунки. И рядом с ними знаки, похожие на те, что встречаются в египетских пирамидах.
Много человечков, у которых вместо головы – круг, вместо туловища – палочки; рядом с ними лицо и стрелочка сверху; на обороте два сердца, наложенных одно на другое так, что части их пересекаются; дальше непонятные символы, наполовину стёртые из-за того, что бумага промокла в моих руках; и в самом углу перечеркнутый шприц или что-то очень его напоминающее. Я крепко задумалась, поворачивая бумажку перед глазами. Это какая-то шутка? Или шифр? Не слишком ли примитивно? Хотя… Человек со стороны наверняка не догадается, к чему эти детские каляка-маляки относятся. Да в общем-то, я тоже пока ничего не понимала.
Половину рабочего дня провела в поисках разгадки: перерисовала на чистый листок и человечков, и лицо, и прочую ерунду. Попробовала собрать из этого смысловую цепочку, но она никак не желала складываться, как бы я не переставляла изображения. С чего следовало начать? С той стороны, где сердца, или где люди? В итоге на обед я ушла с такими догадками:
Человечки – люди, много, толпа, они.
Лицо со стрелкой – человек, макушка, голова, мысли, разум, мозг.
Два сердца – любовь, контакт, взаимность, пересечение, вместе.
Перечеркнутый шприц – нет наркотикам, против чего-либо, зависимости, например.
Из этого можно было сложить что угодно, но я принялась рассуждать исходя из того самого очевидного факта – оба мы – звенья одной цепи. Поэтому вполне логично, что два сплетенных сердца нас и обозначали, тогда шприц мог означать избавление от этой связи-зависимости. Люди – наверняка те, кто стоит за всей нашей деятельностью или другие звенья-исполнители, а вот лицо со стрелкой…
Кофе остывал в бумажном стаканчике в ожидании, когда я до него доберусь. Салат на вкус казался пресным, как и мясо: ни крупинки соли будто бы не было добавлено. Поддавшись желанию отвлечься, я решила прочитать уйму сообщений, собравшихся в мессенджерах после вечера и ночи. Бегло просмотрев фотографии со своим улыбающимся лицом, я разом удалила их все и принялась изучать неимоверно сопливые, вопрошающие опусы Димы. Похоже, он в самом деле не понимал, почему я так некрасиво с ним поступила, сбежав от его всепоглощающей любви и желания сделать меня счастливой хотя бы на одну ночь. От этих слов захотелось выплюнуть еду изо рта и выкинуть телефон в помойку.
Прочитав ещё несколько строк, я написала ему в ответ: «попробуй сделать счастливой свою жену», и отправила контакт в чёрный список. Туда ему и дорога. Вроде бы мужику не сорок лет, чтобы страдать кризисом среднего возраста и гулять направо и налево. Когда он успел стать таким глупым? Что за дикая деградация произошла несмотря на вполне благополучную жизнь и перспективную карьеру? Любил меня всю жизнь! О Боже…
Что может твориться у людей в голове у людей? Всё что угодно. Как хорошо, что мы не умеем читать мысли друг друга, иначе человечество давно было бы истреблено. Кто бы мог подумать… По-ду-мать…
Точно!
Вся фраза, нарисованная в записке вдруг сложилась в моей голове: «Они думают, что мы соскочим!»
Я встала, выбросила остатки обеда в ведро, захватила стаканчик с кофе и вернулась на рабочее место.
Кто это «они»? Видимо, те, кто главнее. Не может быть иначе. Откуда он знает, что они думают? Что-то произошло? Для чего мне эта информация? И как теперь себя вести? Разве я собиралась бросать функцию «почтальона», чтобы попасть под подозрение? Вроде бы нет. Или у них так заведено: через определенное количество времени сливать звенья цепи, чтобы не примелькались?
Наверняка. Я давно в деле, это действительно может быть слишком подозрительно, особенно для тех, кто ищет и присматривается. Может быть, «бизнес» попал под прицел надзорных и карающих органов?
Ужас.
Я опустила голову, схватившись за неё руками. Что вообще происходило? Эта записка – предупреждение, понятно. Только как быть дальше? Как? Передать кому-то свою ношу, заменить звено цепи? И если моя теперь уже безымянная подруга сделала это и исчезла, то не произойдет ли со мной то же самое? Какой тогда смысл в записке? Он хочет меня спасти? Зачем?
За-чем?
Вокруг кипела работа, кто-то приходил и уходил, приносили документы, уносили документы, раздавались телефонные звонки и разговоры коллег, падали ручки, щелкали степлеры, открывались и закрывались ящики, полные бумаг, шумел принтер, шлепались на столы папки, поскрипывали стулья и кресла на колёсиках, гудели компьютеры, вибрировали и тренькали смартфоны, шелестели шоколадки в обёртках. Я собирала эти звуки просто так, чтобы задержаться в том месте, где была.
К вечеру на столе скопилась гора бумаг, которые я каким-то немыслимым образом успела обработать не помня себя. Оставив их коллеге, ровно в пять часов я собралась и ушла домой. Нужно было заехать к постамату прежде, чем остаться наедине со своими размышлениями. Конечно, мне не помешал бы дельный совет. Только обратиться за ним было не к кому.
В ячейке лежал белый упаковочный пакет размером чуть меньше ладони, внутри прощупывалась небольшая коробка, завернутая во что-то мягкое. Я вышла на улицу, завернула за угол и занялась распаковкой. В посылке оказался мармелад в виде червяков, а купюры вместе с пупырчатой плёнкой обмотали пластиковую баночку. Вид длинных красно-белых желейных уродцев пробудил во мне мертвенный ужас, тошнотой подкравшийся к горлу. Хотелось выкинуть всё, что было в руках, но я боялась, поэтому нервно запихнула червяков с деньгами в сумку и помчалась домой. В спасительное тепло старой, убитой квартиры. Чужой.
Не с первой попытки мне удалось ввести код от домофона, потому что ключи никак не хотели найтись в сумке, да я особо и не искала, боясь наткнуться на упаковку мармелада. Скрипнули двери лифта, который поднимал меня на этаж так долго, будто бы кто-то делал это вручную. Наконец, я оказалась на лестничной площадке, вздохнув не то, чтобы облегченно, но с надеждой. Теперь-то пришлось доставать ключи. Из-за этого я не сразу обратила внимание на коврик перед дверью.
Вообще, он был черного цвета. Собственно, и сейчас оставался таким же. С одним лишь отличием: вместо приветственной надписи «Welcome» лежала огромная дохлая крыса.
Почему дохлая? Вокруг неё красовалась лужа крови, почти художественно разлитая на коврик, но не попавшая на пол. Живот крысы был вспорот, а рядом аккуратно лежали отрезанные лапки. Все четыре. Это то, что я увидела сразу, словно сфотографировав в памяти. Перед носом несчастного животного сиротливо пристроилась бессовестно белая бумажка с нарисованным дорожным знаком, на котором был изображен перечеркнутый шагающий человечек.
Угроза?
Предупреждение?
Не знаю, что заставляло меня смотреть на этот ужас перед дверью почти хладнокровно первую минуту. Но потом горло сдавило рвотным позывом, сумка вырвалась из рук с грохотом рухнув на старый грязный кафель, а сама я закрыв рот руками поспешно отвернулась к лестнице, сбежала на пролёт вниз не замечая ступеней и, открыв мусоропровод, уткнулась лицом в вонючий ковш, извергая из себя скромные остатки непереваренного обеда, желудочного сока и слюны. Из глаз брызнули слёзы, издевательски щиплющие глаза. Внутренности агонизировали долго – во всяком случае, мне так показалось.
Плюнув на всё, в полнейшем бессилии, униженная и напуганная до смерти, я плюхнулась на пол, прислонившись к холодной стене. Нужно было что-то делать. И самым верным мне показалось желание уйти. Убежать. Спрятаться где-то там, где меня никто не найдёт. Разорвать цепочку. Всё. Я больше не звено. Меня вычеркнули, хоть я и не была к этому окончательно готова. Зато теперь понимала, что живой выйти будет не просто трудно. Скорее всего – невозможно.
По лестнице за сумкой я поднималась ползком, только чтобы не видеть крысы. Странно, что никто не вышел на шум. Хотя не стоило и надеяться. В этом захолустном районе люди до сих пор боялись прийти кому-то на помощь, в подъездах постоянно шарились наркоманы и пьянчуги, а половина квартир в доме сдавалась. Подтащив к себе сумку за ручку, я опрометью бросилась вниз и бежала до автобусной остановки без передышки.
Там, забравшись на дальнее сиденье, прижала к себе пожитки и просто ехала. Куда-то. На конечной остановке вышла и уселась на лавку. Руки сами потянулись к телефону. Я набрала номер Анюты, надеясь, что она не откажет мне в ночевке.
– Дарьян? Привет! – откликнулась подруга.
– Привет, Ань, – сипло поздоровалась я в ответ. – Можно я приеду? Нужно переночевать где-то, не хочу ехать в гостиницу.
– Что-то случилось? – насторожилась она.
– Да… Дома небольшая катастрофа. Соседи залили капитально, оставаться на ночь в квартире никак нельзя. Только с работы вернулась, а там вот такой сюрприз, – самозабвенно врала я, хотя дрожь ужаса ещё не отпускала.
– Ого! Вот беда! Приезжай, конечно. Благо я недалеко.
Стоило бы поехать на такси, но я боялась оставаться один на один с незнакомцем, так что дождалась очередного автобуса, пересела на другой и спустя минут сорок оказалась перед дверью Ани. Видок у меня, наверное, был более чем пугающий, так что вечер я провела как под маминым крылом: была вкусно накормлена, напоена чаем с ликером, сопровождена в душ и уложена в мягкую постель посреди большой гостиной. Конечно, вместо трёх рюмок ликера я бы с удовольствием выпила три литра коньяка, пусть это и нереальная доза. Но уровень страха и тревоги диктовал абсолютно бредовые мысли.
Была ли я здесь в безопасности?
Стоило ли искать встречи с соседним звеном?
Может, нужно было написать заявление в полицию? Прийти с повинной?
Господи! Да почему же я влезла во всё это? Что со мной было? Помутнение рассудка длиной в несколько лет? Что?
Уткнувшись в подушку, я лила горькие слёзы, виня себя в том, что оказалась здесь и сейчас. Выхода не было. Вместо дверей и окон – тёмные стены ужаса и страха за собственную жизнь, куда ни повернись, везде шипы, острые лезвия и дула пистолетов, готовые уничтожить меня в один момент. Я как крыса в ловушке, повелась на угощение, на сладкий приз, и попалась. Таких глупых животных никогда не щадят, пускают на опыты или отравляют, выбрасывая на помойку.
Задохнувшись от кошмарных видений, я резко села, уставившись в светлый прямоугольник окна, освещенного огнями ночного города. Где-то под подушкой надрывно вибрировал телефон, но я боялась взять его в руки. За стеной раздалось недовольное бормотание, сначала тихий, а потом более громкий разговор с возбужденными интонациями. Всё стихло, и из коридора послышались шаркающие тапочками шаги. В дверь не постучались, а скорее поскреблись.
– Да, заходи, – еле выговорила я. На пороге появилась Анюта, завернутая в бордовый халат.
– Беда, Дарьян… – с надрывом человека, готового зарыдать, отозвалась она. – Звонила жена Димы… Очень просит утром съездить с ней в морг, на опознание.
– Не поняла, – сердце почти остановилось. Неужели?
– Дима! Его нашли на улице без признаков жизни. Одна она не может… Ну ты понимаешь. А мы близкие друзья. Она и тебе звонила, но ты не ответила, спала, наверное. Господи… – Анюта опустилась на стул, удачно оказавшийся рядом. – Как же это…
– И ты поедешь?
– Конечно. Нужно же её поддержать.
– Страшно.
– Очень.
– Тогда, может, не надо?
– Дарьяна! Ну как же…
– Я не поеду. Нет, – я натянула на себя одеяло по самый подбородок, спасаясь от страшной дрожи, которая внезапно начала колотить по каждой частичке тела.
– Ты же самая его близкая подруга! Пожалуйста…
– Нет! Нет-нет-нет! – замотала я головой. – Не хочу видеть труп, не могу. Не надо!
– Бедняжка… Вы же были с ним так близки, милая…
Анюта добралась до меня и крепко обняла. Тут-то я и разрыдалась в голос. Пусть она думала, что это из-за Димы, на самом деле я пыталась выплакать весь ужас сегодняшнего дня. Горячие слёзы впитывались в бордовый, кровавого цвета халат уютной и домашней Ани, вечной утешительницы и спасительницы всех сирых и убогих. Ещё вчера я отказывалась от дружбы с ней, а теперь пыталась спрятаться в её большой и мягкой груди. Лицемерно рыдала, оплакивая не друга, а свою возможную участь.
– Тише-тише… Не убивайся так. Я лучше действительно одна поеду, может кто-нибудь из ребят присоединится, Игорёк или Вадик. С мужчинами надежней. Да.
Часов до шести утра мы просидели на кухне, допивая ликер и чай из большого белого чайника. Единственным моим желанием было исчезнуть, вернуться в прошлое лет на пять и пустить свою жизнь по другому руслу. Может, вернуться в семью, из лона которой я бежала не разбирая дороги, полуголая, со скромной папочкой документов в руках, прижатой к слабой груди. Там мне было плохо, но сейчас оказалось в сотню раз хуже.
– Получается, что мы последние, кто видел Диму живым, – выдала вдруг Анюта после некоторого молчания.
– С чего ты взяла?
– Ну… Разошлись мы вечером, так ведь? Жена его сказала, что домой он не приходил с утра, написал, будто сразу поедет на работу, но так туда и не добрался. Ты разве не читала наш чат? – она подняла на меня удивленный взгляд.
– Сложный день был, очень много работы, не читала…
– Да ты что? Ну как же…
– Не знаю.
Надо же, сколько всего я пропустила. Значит, Дима или остался в той гостинице, где я его бросила, или всё же отправился ещё куда-то сражаться с несоизмеримой обидой. Смешно. Внезапно я поняла, что хотела бы последний раз взглянуть на «друга», на его ставшее неприятным лицо, на чуть расплывшуюся фигуру, теперь-то наверняка ужасающую, может, даже покрытую трупными пятнами или что там появляется у не самых свежих мертвецов? Смешно. Его будто бы настигла кара за в целом-то не очень уж и кошмарный поступок. Так, обыкновенная шалость мужчины, уставшего от жизни, ненагулявшегося или просто глупого.
– Я поеду с вами.
– Уверена? Дарьян?
– Абсолютно. Он был и моим другом. Довольно близким другом.
4
Перед моргом нас ждал заспанный Игорёк и угрюмый Вадик, поддерживающий под руку жену Димы. На ней было надето старенькое чёрное пальто с серым мехом и большой пятнистый платок. Когда-то она была красивой девушкой, но материнство и замужняя жизнь превратили её в подобие женщины трудной судьбы, а, может, дело в горе, о котором я переставала думать как только вспоминала о своих заботах, краем глаза улавливая какое-то мельтешение около мусорных баков. Только бы не крысы.
В сопровождении полицейского в форме и ещё сотрудника в штатском, мы прошли внутрь небольшого приземистого здания, предъявили документы для проверки и записи. Удивительно, но нам даже выделили одноразовые халаты – странный мрачный сервис. Процедуру опознания до этого я видела только в кино, да и то, бегло, ибо никогда не интересовалась фильмами с горами трупов и детективами.
От специфического, сладковатого и резкого запаха, мне стало тошно. Ясно, что пахло вовсе не мертвыми телами, но я никак не могла отделаться от ощущения, будто нахожусь не в склепе, а на помойке, куда выбросили догнивать отходы. Анюта вцепилась в мою руку и не дышала. Ребята встали по обе стороны от жены Димы, чтобы предупредить возможное падение в обморок или что там обычно случается с особо впечатлительными натурами?
Вчера от вида выпотрошенной и изуродованной крысы меня стошнило, сегодня же, от взгляда на бледное опухшее лицо Димы, лишенное признаков жизни, мне не стало страшно или плохо. Я не почувствовала ничего, кроме злорадства. На столе определенно лежал он, мой бывший друг и одногруппник. Вдоль его шеи с левой стороны виднелся длинный надрез, но явно не это повреждение стало причиной смерти.
– От чего он умер? – тихо спросил Игорек, отводя в сторону Димину супругу.
– Заключение будет чуть позже, но пока могу сказать, что смерть однозначно насильственная. Множественные ушибы и порезы по всему телу, и… – медик замолчал, взглянув на полицейского. Тот, не шелохнувшись, едва заметно кивнул. – Пальцы на ногах отсутствуют. Маньяку какому-то попался, не иначе.
– Довольно! – крикнула жена Димы, захлебываясь рыданиями, и мы все спешно покинули помещение.
На улице дышалось легко. Я стояла недалеко от крыльца, задрав голову к серому небу. Совершенно забыла написать начальнику, что задержусь или не приду вовсе, а он и не звонил. Может, меня везде списали со счетов? Может, здесь, у помойки рядом с моргом мне самое место? Тьфу… В голове зашумело, и я ощутила противную слабость в ногах, резко опустившись на ступеньку. Нужно было вернуться в квартиру, взять хотя бы документы и переодеться, а потом… Сменить место жительства. Снять жилье в другом районе, вообще на другом конце Москвы. Только от мысли о возвращении сводило желудок.
– Какой-то ужас, – присела рядом со мной Анюта. – Я поговорила со следователем – похоже, дело раскрыть не удастся. Обычный висяк – так он выразился. А всех нас ждут на допрос. Но я что-то сомневаюсь…
– В чем?
– Что нас позовут. Сколько таких случаев происходит? Полно! Думаешь, полиция станет серьезно заниматься убийством Димы?
– Мне всё равно, Ань.
– Ты чего?
– Не хочу знать за что, как и почему его убили. Не хочу участвовать в допросах и изматывать себя ожиданием судебных решений. Человека это не вернёт, а превратить нашу жизнь в кошмар – может. У меня проблемы с квартирой, если ты ещё помнишь. Их нужно решать в первую очередь. Остальное – проблемы жены Димы… Он мне уже никто.
– У тебя просто шок, – участливо потянулась ко мне Анюта в попытке приобнять, но я отодвинулась. – Для нас всех это шок, правда.
– В тот вечер, после «Бобров и уток», вы все поехали по домам, а Дима затащил меня в какую-то гостиницу с настойчивым предложением переспать. Но я его там и оставила. Противно. Думаешь, я могу теперь полноценно сопереживать горю его семьи?
– Как? – выдохнула она, бессильно опуская руки и глядя на меня как побитая собака. – Не может быть.
– Может, – ухмыльнулась я. – Так что он явно получил по заслугам. Да, мне жаль его жену и детей, но, может, лучше без такого отца, чем с ним?
Не дожидаясь ответа, я поднялась и побрела подальше от этого места. От него веяло бессмысленностью существования. Любая жизнь, хорошая или не очень, заканчивается здесь, на столе у судмедэксперта, если чуть не повезет. Мертвые люди все одинаковы: внутренности, конечности, бледная кожа, пустой остекленевший взгляд. Оболочка. Ничто. Куда девается то, что составляет человека, что делает его живым? Почему одни люди – нормальные, а другие – изверги, отрезающие лапки крысам, а прочие – готовы переспать со старой подругой просто так, потому что. Где пролегает грань? Почему я так не похожа на Анюту, а она – на Иду? Что с нами всеми не так?
И почему, в конце концов, роль звена в цепи досталась мне?
Объездными путями, чтобы не попадать на знакомые станции метро, я добралась до дома. Поднималась пешком, дабы оттянуть момент возвращения. Где-то на задворках разума теплилась мысль, что приходящая утренняя уборщица уже всё давно уничтожила, и меня не встретит разложившаяся крыса, но избыток слюны во рту указывал на совершенно обратные подсознательные ожидания. За один лестничный пролёт до цели я остановилась принюхиваясь. Пахло обычной безнадегой спального района, недавно выкуренной кем-то сигаретой и зимней свежестью из приоткрытого окна.
Перед дверью оказалось пусто. Я увидела это задолго до того, как ступени под ногами кончились. Пропала и крыса, и коврик, будто никогда не бывало. Среди бела дня не так жутко было переступать белёсое пятно, обозначавшее законное место вчерашнего преступления, и проворачивать ключи. Закрывшись на все существующие замки – а их было ровно три – я бросилась в комнату, спешно запихивая документы в рюкзак, а потом вдруг остановилась, пораженная одной-единственной мыслью. Зачем?
Мне, по сути, нужен только паспорт, медицинский полис, права, которых не было, может, ещё старый загранник со сроком действия до середины этого года. Вытряхнув всё из рюкзака на постель, я вернулась к шкафу, сбросила с себя одежду и влезла в свободные джинсы, футболку и свежий свитер. Стоило бы сходить в душ или просто вымыть голову, но я боялась в шуме воды не услышать того, что могло происходить за дверью квартиры.
Из холодильника продукты полетели в мусорный пакет. Зарядка, пауэрбанк, запасные наушники, таблетки из коробки с лекарствами – оказались в рюкзаке вместе со сменой нижнего белья. На дряхлом комоде в коридоре я оставила плату за следующий месяц и деньги на коммуналку, попутно отписавшись владелице квартиры, что уезжаю.
Стоя перед дверью, я пыталась собраться с мыслями, наметить хотя бы минимальный план. Где сегодня ночевать? Продолжать ли свою незаметную работу по передаче драгоценных камней? И куда идти сейчас? Резко выдохнув, с пустыми лёгкими и головой, заполненной липким ужасом, я вышла на лестницу, спустилась в подъезд и рванула на себя тяжелую металлическую дверь.
Что бы там ни было – впереди – стоит попытаться выжить. Не пропасть, как, видимо, делали все, кто до меня служил неизвестной цели.
