Первое время Настя звонила Мирославе, спрашивала о дочери. Интересовалась, как она растёт, здорова ли, даже давала советы по её питанию. Спрашивала, какие новые слова говорит. Просила прислать фото и видео. Но звонки становились всё реже.
Каждый раз Настя рассказывала Мирославе о своей жизни, словно ей нужно было кому-то выговориться, а настоящего родного и близкого человека, кто бы мог помочь, поддержать, у неё не было. Другого объяснения, почему она это делает, Мирослава не находила. Её безответственность, неустроенность, безнадёжность угнетали Мирославу. Она сообщила, что в органах опеки ей сказали обязательно устроиться на работу. Возмещать деньги на содержание детей обязаны были родители. Сначала её взяли в супермаркет кассиром, но после нескольких прогулов сразу же уволили. Потом она пошла в другой супермаркет уборщицей, но и там ненадолго задержалась. Она состояла на учёте, как и все лица, обязанные выплачивать государству деньги на содержание детей, поэтому её после первого же дня отсутствия на рабочем месте начинала разыскивать милиция.
Там уже знали все притоны, где могла находиться Настя. Каждый раз её пьяную везли на освидетельствование, определяли уровень алкоголя в крови, составляли протокол. После нескольких таких случаев нарколог сообщила ей о том, что скоро её отправят на лечение в ЛТП.
По рассказам своих знакомых Настя уже знала, что это, по сути дела, тюрьма. Поэтому, когда узнала, что беременна, решила оставить ребёнка. Возможно, это была её последняя надежда на возвращение к нормальной жизни, шанс не скатиться дальше в пропасть, а может быть, лишь возможность избежать годового заточения в ЛТП.
Но силы воли остановиться у женщины не было. Как и не было материнского инстинкта, который бы помог изменить свою жизнь хотя бы ради детей. Алкогольный наркотик медленно, но планомерно разрушал в человеке всё доброе, хорошее, человечное, заложенное природой и творцом. Человек деградировал, опускаясь всё ниже и ниже.
Мирослава не знала, как ей помочь. Порой по голосу молодой женщины Мира понимала, что та пьяна. Разговаривать с ней в подобном состоянии, она понимала, было бессмысленно. Всё внутри у неё сжималось при мысли о страданиях ещё не родившегося ребёнка, которого собственная мать спаивала ещё в утробе, обрекая на ещё большие муки и страдания в будущем. Ведь если под действием алкоголя так стремительно разрушается мозг взрослого человека, то можно было представить себе, каковы будут последствия его воздействия на не сформированный ещё организм ребёнка.
Арина была добрым, смышлёным ребёнком. Мирослава относилась одинаково ко всем детям. Хотя по отношению к Арине у старших детей порой замечала приступы ревности. Да и сама она часто ловила себя на мысли, что внимания девочке достаётся больше, чем собственным детям. Но это и понятно было – маленькие дети более беспомощные, это отнимает и время, и силы. Иной раз она так уставала, что забывала проверить домашнее задание у старшей дочери, что сразу сказывалось на её отметках, не успевала вовремя постирать испачканные вещи Маше в детский сад, и ребёнка приходилось отправлять туда не в самой идеальной и чистой одежде. Тогда её начинали терзать и мучить угрызения совести, она чувствовала себя нерадивой матерью.
– Мирослава, – успокаивал её Максим, – не терзай себя! Когда детей много – это нормально. Всё успеть и сделать физически невозможно.
Она немного успокаивалась и в поисках компромисса старалась время отсутствия в доме старших детей посвящать Арине и домашним делам, а вечернее время – старшим детям.
Присутствие маленького ребёнка в семье приносило всем радость. Забавная речь с кучей логопедических ошибок, наивное, бесхитростное мышление и поведение ребёнка, искренняя привязанность девочки ко всем членам семьи не могли оставить никого равнодушным. То она начинала всех жалеть, то обнимать, то целовать – это всегда вызывало умиление и поднимало всем настроение. Ведь любви, как известно, много не бывает.
Когда Мирослава брала на руки Арину, прижимала её к своей груди, пела колыбельные, укачивая малютку перед сном, то испытывала к ней очень нежные, трепетные чувства, и ей казалось, что такой теплоты, любви она не испытывала даже к собственным детям. По натуре она была очень сдержанна и не проявляла своих эмоций. Отсутствие у себя внешнего проявления чувств Мирослава оправдывала прирождённым, очень спокойным типом темперамента, ярко выраженной флегматичностью. В отличие от жизнерадостного, открытого Максима, которому трудно было удержаться, чтобы не выплеснуть все эмоции наружу, её чувства были спрятаны от сторонних наблюдателей где-то глубоко внутри. Сердечную привязанность, которую она испытывала к Арине в те особенные моменты их близости, она объясняла тем обстоятельством, что ребёнок этот, как никто другой, нуждался в ласке, заботе и материнской любви. С самого рождения он был лишён семьи, защиты того доброго ангела-мамы, который даётся каждому от рождения.
Как же это возможно? Как могло случиться такое, что мир этот так сильно погряз в грехах и пороках? В век изобилия, процветания, мирной и безбедной жизни брошенных, несчастных и никому не нужных детей так много, как было когда-то во время военного лихолетья.
Подражая Наташе и Маше, Арина стала называть Максима и Мирославу мамой и папой. Они не стали её переубеждать, какой-то внутренний инстинкт подсказал, что нельзя лишать ребёнка в таком возрасте родителей. Поведение Насти порождало всё больше сомнений в её обращение к нормальной жизни, уже с трудом верилось, что она изменится и ей вернут детей. За четыре месяца она так ни разу и не навестила дочку.
Павел тоже почти не интересовался малышкой. Узнав о том, что жена вновь беременна непонятно от кого, он нашёл время, чтобы приехать к брату, но лишь для того, чтобы отвезти девочку на тест ДНК.
Результаты теста поставили и Максима, и Мирославу перед трудным выбором. Экспертиза показала, что Арина не была дочерью Павла. А это значило, что и для Мирославы, и для Максима она была совершенно чужим ребёнком.
Через месяц позвонили из органов опеки и задали вопрос о дальнейшем продлении попечительства. Речи о возвращении ребёнка матери быть не могло.
– Знаете, мы уже привыкли, привязались к девочке. Отдать ребёнка, который никому не нужен, в детский дом, нам будет тяжело. Мы с мужем решили оставить девочку.
– Но вы должны понимать, что опека устанавливается до совершеннолетия. Подумайте хорошенько, сможете ли вы такое длительное время заботиться о ней? Бывают случаи, что от детей отказываются в более старшем возрасте, когда начинаются другие, более серьёзные проблемы подросткового возраста. Тогда это ещё более серьёзная травма для ребёнка. В детском доме у девочки появится шанс на усыновление, она может попасть в хорошую семью. Это чаще всего случается с маленькими детьми, больших, к сожалению, брать не хотят.
– У нас тоже хорошая семья, мы все её очень любим.
– Если это действительно так, то я только рада за девочку.
Анна Владимировна иногда звонила сыну, но по обрывкам фраз из их телефонных разговоров чувствовалась, что она всё ещё обижена на сына. С Мирославой она по-прежнему не общалась.
– Максим, мне тут Павел звонил, – сразу же перешла она к главному волновавшему её вопросу. – Это правда, что Арина не его дочь?
– Да, мама, – ответил Максим, – он приезжал делать тест ДНК, анализ подтвердил опасения Павла.
– И что же вы теперь будете делать?
– Мы с Мирославой решили, что Арина останется с нами.
– Это Мирослава тебя склонила к такому неразумному решению? – в голосе Анны Владимировны послышались жёсткие металлические нотки, которые не предвещали ничего хорошего. – Максим, ты и так растишь одного чужого ребёнка, зачем тебе двое неродных?
– Мам, не паникуй! – решил всё обратить в шутку Максим. – Может, это моё призвание и судьба? В будущем дом семейного типа откроем для брошенных детей.
– Всё шутишь? – с упрёком сказала мать. – Хоть бы раз к матери прислушался. На меня не рассчитывайте, я чужих внуков растить не собираюсь.
Вскоре Мирославе позвонила и Настя. Она сообщила, что родила девочку. Она появилась на свет раньше срока. Была слабой и недоношенной. Почти сразу же у неё обнаружили какое-то инфекционное заболевание, название которого Настя не помнила, и девочку забрали в областную больницу. Вот уже месяц она лежала в реанимации. Весил ребёнок чуть больше двух килограмм, и, несмотря на постоянный уход врачей в реанимационном отделении, продолжала терять вес. Врачам вовремя удалось обнаружить проблему, поставить диагноз – ребёнка прооперировали.
Настя, к сожалению, не чувствовала своей вины перед страданиями этой крошки, не понимала, что натворила своими собственными руками, а продолжала вести тот порочный образ жизни, не обременённый проблемами и заботами, устраивая для себя жизнь-праздник. Словно и не трогало её страдание собственных детей, разбросанных по свету. Мирослава часто думала: где же воспетое в стихах и полотнах великими поэтами и художниками всех веков и народов, сердце матери, преисполненное бескорыстной святой любовью? У Мирославы не было ответа на этот вопрос. Ей просто до боли было жаль Арину, ещё больше, ни в чем не повинную её маленькую сестру.
Когда она рассказывала об этом Наташе, та, обуреваемая яростью и злостью, негодуя, всегда возмущалась:
– Я бы на месте государства таких в тюрьму сажала и работать по двенадцать часов заставляла… Деньги – на содержание брошенных детей. А мамаш таких на хлебе и воде держала бы.
– Это негуманно, Наташа.
– А по отношению к своим детям они гуманно поступают? Я своей бабушке как рассказала о твоей Насте, так она таких вообще расстрелять готова была. Слушай, а может мне взять эту девочку на воспитание?
– Ты серьёзно? – удивилась Мирослава, настолько неожиданно было слышать от подруги такое.
– Если честно, Мирослава, я так устала от этого бесконечного поиска своего заблудившегося где-то принца на белом коне. У него точно, не конь, а кляча какая-нибудь, раз он так долго едет. И на работе достала эта никому не нужная писанина. О чём они там наверху думают? Всё какие-то отчёты давай, справки липовые, и все под козырёк пишут, пишут и пишут… Попробуй не сделай… А воспитание ребёнка – это все-таки нужное дело, тем более такого, никому не нужного и всеми покинутого. Даже котят, брошенных на улице, дети подбирают и домой тащат. А ведь это ребёнок, как так, что никому не нужен? В детдом ведь отправят… Я чувствую, что убиваю свою жизнь впустую…
– Ты своего роди, – предложила Мирослава. – От ухажёров у тебя никогда не было отбоя.
– Да я уж хотела… Не получается у меня, а тут такой случай. Может это судьба?
– Если ты серьёзно настроена, то я только «за». Ведь у меня тоже душа болит за этого ребёнка, она ведь не чужая для Арины. Мы с Максимом тебе всегда окажем помощь, можешь на нас рассчитывать.