Терин Рем
Призванная быть любимой
Глава 4
*
Юлия Морозова
*
Проснулась я оттого, что мне было жарко. Со всех сторон меня оплетали руки, ноги и хвосты. Никто не спал, а я смотрела на любимые и ненавистные лица и не могла заставить себя сказать хоть слово. Прислушалась к себе – боль прошла, но прошла боль телесная, смотреть на них и касаться было тяжело, захотелось спрятаться, закрыться там, где тепло и уютно. Огляделась ещё раз. Где Ададжи?
– Где Ададжи? – сказала я грубо, даже не поприветствовав мужчин.
Мужья молчали и прятали глаза. У меня их виноватые лица не только не вызывали жалости, но и сильно раздражали. Мой земной муж Лёша, когда косячил, так же смотрел, а потом мне приходилось разгребать проблемы лопатой, поэтому не знаю, чего они хотели добиться, но меня разозлили до мушек в глазах, отчего мой голос стал намного тише и опаснее:
– Я ещё раз спрашиваю: где Ададжи?
– Кто он для тебя? – тихо спросил Ворс. Ну он точно самоубийца – в таком настроении даже моя любимая мамуля меня опасалась. Всё тем же замораживающим тоном я ответила:
– Он для меня всё: он мужчина, которого в вашем проклятом мире я выбрала и полюбила сама. Это я пела ему клятву в Разрушенном храме, я его приняла и для меня он муж, единственный на данный момент любимый муж. А ты для меня – слабак, который вместо того, чтобы пытаться меня полюбить и завоевать по-честному, строил планы по убийству моих детей. И мне всё равно, что клятвы заставляют меня быть рядом с вами. Раз это нужно для того, чтобы нормально жить, вы будете рядом, но вы для меня теперь никто. Предупреждаю только один раз: если кто-то из вас осмелится хоть как-то навредить моему мужу или детям, я наплюю на привязку, и вы пожалеете о том дне, когда я появилась на алтаре. А теперь я последний раз спрашиваю: где Ададжи?
– Он у костра, готовит, – ответил Рей, пряча глаза, полные слёз, но меня уже понесло, поэтому единственным моим ответом мужьям был взгляд, полный презрения.
Я поправила платье и вышла из кибитки. У очага сидел мой ангел. Боги, как он мне сейчас нужен.
Как только я их покинула, мой запал иссяк, и теперь сердце разрывалось от незажившей раны предательства и жалости к ним, моим всё же мужьям. Я их растоптала. Как больно! Эта боль не имела отношения к привязкам, болело мое глупое сердце, которое, несмотря на ужасные слова, было всё равно готово их любить.
А я подошла к Ададжи. Моё счастье. Без него мне не вынести этой пытки. Снова видеть их, до дрожи в ладошках хотеть коснуться, но как простить?
– Спасибо, – сказала ему на ушко, нежно обхватила его шею и поцеловала. – Я так тебя люблю, Ададжи.
Если раньше из-за боли от привязок я боялась заглянуть в своё сердце, то сейчас я чётко осознала, какое место в нём занимает этот мужчина. Пусть остальных я тоже любила, но как-то с надрывом и болезненно, а вот ирлинг был для меня тем островком души, где я находила покой и счастье. Спасибо, Богиня, за твой подарок, он бесценен.
– Я тоже тебя люблю, ты это знаешь, – сказал Ададжи и ответил на поцелуй. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Скоро обед? – у меня текли слюнки и сводило живот от голода.
Из кибитки побитыми собаками выходили остальные мужья, а я демонстративно их игнорировала.
– Ужин. Через полчаса будет готово. У них закончились продукты, поэтому завтра нам нужно вернуться в деревню, запастись провиантом, – сказал мой любимый.
Я ластилась к нему, зарывшись руками в волосы. Да, я специально провоцировала остальных, но делала это не для того, чтобы вызвать ревность, а чтобы показать значимость Ададжи для меня. Нам так жить, пусть привыкают. И хоть я допускала мысль, что могу с ними помириться, но избегать любимого только потому, что рядом кто-то из них, не собиралась.
– Я растрепала тебя, – со смехом сказала я ирлингу. – Позволишь мне заплести твои волосы? Ты же знаешь, я неравнодушна к ним, – заигрывала я с мужем.
– Ну… – сделал вид, что задумался Ададжи. – Если только споёшь мне ещё, у тебя волшебный голос, – с улыбкой торговался мой любимый хам.
– С удовольствием. А что ты бы хотел от меня услышать, снова ту песню? – лукаво спросила я.
– Ну нет! Её ты будешь петь для меня одного, я не готов ею делиться. Что-то другое.
– Легко. Сейчас?
– Нет, давай перед сном.
– Рей, подскажи, где мои вещи? Мне нужна расчёска и лента, синяя, – спросила я у парня нейтрально.
– Я принесу, – ответил поникший и совсем расстроенный парень.
Рей принёс мою расческу и ленту, а я с удовольствием расчёсывала длинные мягкие волосы Ададжи. Муж млел и тихонько мурлыкал, вызывая во мне далеко не целомудренные планы. А что, пусть терпят. Я из-за них достаточно натерпелась, но сначала ужин и песня.
Я закончила медитировать с волосами любимого и заплела ему колосок шутки ради, но даже это плетение на высоком и сильном Ададжи смотрелось мужественно.
На ужин была та большая вкусная птица, название которой я всё никак не запомню, тушённая в пряных травах. Я удовольствием съела свою порцию и половину из тарелки любимого, который заботливо скармливал мне лучшие кусочки. Присела на руки к Ададжи и уткнулась ему в основание шеи. Что-то говорить и делать было откровенно лень, я так устала за последние дни бесконечной боли, а теперь я наелась, у меня ничего не болело, и я вдыхала запах лучшего мужчины во всех мирах, поэтому незаметно для себя и несмотря на все планы уснула крепким сном.
*
Алексет Дорр
*
Две недели ада – это всё описание того, что происходило с нами без Юли. Дело даже не в том, что, несмотря на все старания, доверять друг другу мы не стали, не в изматывающей заросшей дороге и ломающейся кибитке, даже не в боли, что нарастала каждый день. Мы боялись. Было страшно в первую очередь за неё. Как она? Где? А вдруг её обижают? Наша маленькая беззащитная жена, что же мы наделали? В первую очередь, конечно, я. Сказать, что я был идиотом, недостаточно даже мне самому. Мне нет прощения. Но жить без неё я не смогу, и дело не в клятве. Кто-то спросил, как я буду просить прощения. Если бы я знал! Как такое простить? Я ведь убить её хотел. Наверное, я тогда сошел с ума, иначе как я мог до такого додуматься?
Время утекало, а мы ещё даже не в храме. А что будет, если Богиня не скажет, где она. А если скажет, но мы не успеем прийти на помощь? Все эти мысли роились в голове не только у меня, но, наверное, у всех. Нет, они не делали нас ближе, чуть сближало только осознание того, что мы все в данной ситуации виноваты.
До храма оставалась пара дней пути, но от беспокойства мы не могли ни есть, ни пить. Мы без устали гнали вардов и всё равно чувствовали, что не успеваем.
Неожиданно на дорогу перед нами опустился белый ирлинг (не знал, что они белыми бывают).
Ирлинги охраняли Разрушенный храм, и по велению Богини никто, кроме них, не мог подойти к осквернённому алтарю, но у нас не было выбора. Мы должны туда попасть. Ирлинги очень сильные и хитрые, даже один воин смертельно опасен. Мы приготовились драться. Он посмотрел на нас с холодностью и опустил крылья, а в его руках оказалась Юля!
Жена была без сознания.
– Жене нужна ваша энергия. Нужно, чтобы вы касались её, – с холодным презрением сказал крылатый и передал малышку Шайшу.
Мы, как оголодавшие, добравшие до небесного нектара, ластились к нашей девочке. Она слегка порозовела, но спала. И вот миг, которого мы так ждали и так боялись: жена открыла свои прекрасные глаза. Она не удивилась, в глазах нашей всегда нежной девочки был арктический лед.
– Где Ададжи? – холодно спросила малышка.
Ирлинг? Зачем он ей? Нам надо поговорить, а единственное что интересует нашу жену, где крылатый? Мы мучительно думали, с чего начать наш разговор и как объяснить, что мы раскаиваемся. Но на лице Юли отражались эмоции, которых мы никогда не видели: злость, досада, презрение. Стало как-то жутко.
– Я ещё раз спрашиваю: где Ададжи? – голос нашей малышки мог заморозить огненную бездну.
– Кто он для тебя? – тихо спросил Ворс. Этот вопрос мучил всех, но момент, конечно, он выбрал самый неподходящий. И тут жена обрушила на нас небо:
– Он для меня всё: он мужчина, которого в вашем проклятом мире я выбрала и полюбила сама. Это я пела ему клятву в Разрушенном храме, я его приняла и для меня он муж, единственный на данный момент любимый муж. А ты для меня – слабак, который вместо того, чтобы пытаться меня полюбить и завоевать по-честному, строил планы по убийству моих детей. И мне всё равно, что клятвы заставляют меня быть рядом с вами. Раз это нужно для того, чтобы нормально жить, вы будете рядом, но вы для меня теперь никто. Предупреждаю только один раз: если кто-то из вас осмелится хоть как-то навредить моему мужу или детям, я наплюю на привязку, и вы пожалеете о том дне, когда я появилась на алтаре. А теперь я последний раз спрашиваю: где Ададжи?
Горло сдавило спазмом. Хуже просто быть не могло. Не простит, будем рядом рабами. Смотреть на ту любовь, что могла принадлежать нам, и понимать, что никогда больше ничего не получим. Лучше бы она меня убила. Боги всемогущие, простите меня, я не хочу так жить. Но я это заслужил. Если она окатила таким презрением Ворса, что будет мне?
Рей со слезами на глазах ответил девочке, и она ушла к ирлингу. Мы сидели в кибитке совершенно убитые, а от костра слышалось воркование Юлии и Ададжи.
С трудом, на негнущихся ногах, мы вышли из кибитки и смотрели на то, как жена ластится к ирлингу. Она целовала его, зарывалась руками в волосы, а потом попросила расчёску. Крылатый говорит, что жена волшебно поёт, а мы, проведя с ней почти месяц, об этом не знали. Девочка права: мы не думали о ней. Думали о своих планах, как занять наиболее удобное место, как пробраться в её постель, но не о ней. После ужина девочка уснула на руках Ададжи, а он поднял на нас свой холодный взгляд и начал говорить.
– Ну что, самовлюбленные идиоты, добились своих выгод? Получили то, на что рассчитывали? – тихо, чтобы не разбудить Юлю, насмехался он.
– Юля – моя единственная, я ждал её триста лет и не позволю сделать её снова несчастной. Ни один из вас, даже зная, что избран, не узнал легенду о Призванной? Единственное условие, при котором она может жить, это любовь семерых и к семерым. И сейчас благодаря вам она на волосок от смерти. Вас она больше не любит. Она доверилась вам, хотя недоверчива, а вы предали. Я помогу ей снова принять вас, но предупреждаю: я сильнейший из Хранителей, я старше, умнее и сильнее вас всех. Ещё одна глупость, и я проведу обряд замены: о нём вы слышали?
Мы в ужасе вздрогнули, а Ададжи продолжал:
– Хуже всего, что она в доказательство своей любви уже беременна, а это значит, у вас не годы, на то чтобы её узнать и покорить, а недели. Кому-то из вас я могу помочь уже сейчас: в бреду Юля шептала: «Такие разные и такие единые», а значит вы – наги – кружите вокруг неё дружной стайкой цветных змеек и искренне, я ещё раз повторяю, искренне её радуете своей любовью. Ещё она произнесла: «Мой ласковый и нежный мальчик». Я надеюсь, ты всё понял, Рей? С вами всё хуже. Кто хотел травить детей? – помолчав, спросил крылатый.
Ворс молча вышел вперед и опустил глаза.
– Я так понимаю, Ворс? Я не знаю, за что она тебя полюбила, но в твоих глазах я вижу ум и спесь. Твое самолюбие привело к тому, что происходит сейчас, поэтому ты своим умом думаешь, а когда захочешь взбрыкнуть, думаешь дважды. Мать сказала, Юля сильная видящая. Любая фальшь станет вашим приговором.
– А ты? – ирлинг посмотрел своими льдистыми глазами на меня. – Ты, я так полагаю, тот идиот, что поверил эльфийке. Я не верю, что ты мог её убить, и только поэтому ты ещё жив. Юлю возбуждает игра в повиновение, предложи ей стать рабом – только так со временем станешь мужем, в любом другом случае боги тебе в помощь.
С этими словами Ададжи встал и с женой в руках пошёл в кибитку. На пороге он обернулся и сказал:
– Спать будем вместе. Послала же Пресветлая родственничков.
Он ушёл, а в моей душе зародилась надежда.
*
Юлия Морозова
*
И снова я проснулась оплетённая телами, но сейчас, защищая от всех невзгод, обнимал Ададжи. Меня снова захлестнула нежность к этому мужчине: боги знают, сколько он не спал, летел со мной на руках, потом готовил, а сейчас пошёл ради меня спать в кибитку, полную чужих для него мужиков. Я не видела, спали ли остальные мужья, но это было и неважно. Поднялась повыше и нежно поцеловала ирлинга. Он открыл глаза и улыбнулся. Эта улыбка мягкой ладошкой гладила меня по сердцу. Ададжи снял с меня высоко задравшееся платье и принялся откровенно ласкать. Что он делает? Мысли начали путаться.
– Что ты делаешь? Давай уединимся, – простонала я, теряя остатки стеснительности. Почему-то мысль, что все они будут смотреть, начала заводить.
– Тебе это нужно, – с мягкой улыбкой сказал ирлинг, а сам умелыми руками продолжал сводить с ума. – Ты обещала меня связать и оседлать, помнишь? – промурлыкал любимый, прибегая к запретному приёму, при этом покусывал меня за ушком.
А у меня снесло крышу, иначе как это назвать? Мысль о том, как связанный Ададжи выгибается от моих ласк, а вокруг смотрят и не смеют коснуться они, лишала меня остатков здравого смысла. Наверное, я извращенка, но устоять перед таким соблазном не смогла. Я выплела из волос любимого длинную ленту и опутала его запястья, привязав за головой. На остальных я специально не смотрела: во-первых, чтобы не портить себе настрой, во-вторых, их незримое присутствие делало мою игру острее.
Я сходила с ума над Ададжи, ласкала его то резко и грубо, то касаясь на грани чувствительности, а он стонал и извивался. Мне захотелось сделать что-то только для него. Я раздвинула его длинные сильные ноги и начала легонько касаться языком головки возбуждённого члена. Потом крепко обхватила ствол рукой и начала посасывать сначала головку, не забывая гладить языком впадинку и уздечку, заглатывая член так глубоко, как могла. Ададжи стонал, вскрикивал рычал, а я рукой слегка сдавила мошонку, аккуратно просунула пальчик между яичек и начала поглаживать очень чувствительное местечко.
– Я… не… выдержу… – стонал ирлинг.
– И не нужно, – сказала я и подло сильно сдавила головку губами, отсрочивая его разрядку.
– Пусть… Рей… тебя ласкает… хочу… ты со мной…
Рей несмело коснулся губами моей спины и очень нежно провел по ноге от щиколотки вверх. Я отвлеклась от Ададжи и посмотрела на парня. Он был сильно возбуждён, а в больших бирюзовых глазах стояли слёзы. Я дура, но не смогла оттолкнуть: это было бы как щенка ударить. К тому же мое возбуждение давно уже лишило меня возможности здраво мыслить, поэтому, я зарывшись в золотые кудряшки Рея, резко притянула и поцеловала парня без всякой нежности, а потом вернулась к издевательствам над Ададжи.
Получив моё молчаливое согласие, Рей осторожно гладил меня и осыпал поцелуями ноги, поднимаясь к средоточию женственности.
Ададжи был близок к разрядке, да и мне уже хотелось действий, а не ласк, поэтому я повернулась, подняла голову Рею и, глядя в глаза, сказала:
– Возьми меня.
Рей осторожно вошёл в меня и двигался мягко и нежно, а мне сносило крышу от всего происходящего, я стала резко подмахивать, показывая, чего хочу. Рей понял и стал врываться в меня, при этом сам громко стонал. Я не выдержала первой. Огромной силы оргазм вызвал сильные спазмы удовольствия, и я прокричала в член Ададжи. Он с громким криком последовал за мной, сразу же кончил Рей. Со всех сторон я слышала сдавленные стоны и вскрики. Что, и они тоже?
Вместе с отрезвлением приходил стыд, но показывать своё смущение я не хотела. Поцеловала сладкие губы Ададжи, а Рей обнял ладошками мои щиколотки и, согнувшись в раболепной позе, положил голову мне на ступни. Я не могла больше злиться на него. Он достаточно наказан за то, что сделал, и пусть я ничего не забыла, но сердце моё дрогнуло. Я подняла парня и нежно поцеловала, аккуратно погладила по золотистым кудряшкам. Рей не выдержал и расплакался от счастья, а я обнимала и утешала его, сдерживая собственные слезы.
– Рей, ты почистишь нас и дашь одежду? – решила я прерывать наш слезоразлив.
– Конечно! Я сейчас! Я быстро! – залепетал парень, а я повернулась к Ададжи, который смотрел на меня с нежностью и пониманием. На остальных я не смотрела. Я простила Рея, а с них ещё не хватит. Некоторых я вообще не знала, смогу ли простить. Мы оделись, позавтракали вчерашней птицей и сухарями и отправились в путь.
– Ададжи, скажи, а тебе тяжело нести меня, когда ты летишь? – с улыбкой спросила я.
– Тебя я готов нести куда угодно, – ответил ирлинг, целуя.
– А почему ты никогда со мной не летал? – лукаво спросила я.
– А ты не боишься? – поддержал мою игру мужчина
– С тобой ничего не боюсь, – я обняла Ададжи.
Мы вышли из кибитки. Ирлинг выпустил крылья. Всё-таки он невероятный! Обошла любимого, осторожно погладила белые блестящие крылья, восхищённо смотря на мужчину. А он, улыбаясь, сказал:
– Если ты будешь дальше меня трогать и смотреть такими глазами, мы продолжим то, что начали утром, а не полетаем.
– Ты жадина. Постоянно прячешь от меня свои волшебные крылья. Дай полюбоваться! – сказала я со смехом.
Ирлинг с гордостью расправил их и пошевелил перьями. Ого! Он и так умеет! Когда я вдоволь насмотрелась, мы взлетели. Это было потрясающе. Тёплый ветер в лицо, разноцветный лес, голубое небо и солнце. Мы летели примерно два часа, пока внизу не появилась деревня. Навстречу нам вышла довольная Делана и с жалобным мявом выскочил малыш Сириус.
– Здравствуйте, Делана. Очень рада вас видеть, – с искренней улыбкой сказала я.
– Ну что ты так официально, девонька, можешь звать меня мамой. Родные ведь. Я тоже тебе рада, – ответила женщина, а я озадачилась. Она мама Ададжи? Да уж, первый приз за невнимательность к мужу мой.
– Ададжи мне об этом не говорил, но я тоже вам рада. Вы покормите нас, мама? Я жутко голодная и два дня объедала мужа, – с хитрой улыбкой спросила я.
– Ой, да что это я! Конечно, пойдёмте, Зондар уже приготовил, пойдёмте, – запричитала женщина, не скрывая своего удовольствия.
Мы вкусно и досыта наелись жареной рыбы, салатов, запечённых овощей. Пили прохладный красный кисленький сок.
Ушли к себе. А меня начала грызть совесть: хоть и гады, но они голодные, той птицы было мало. Я попросила Ададжи, и он, кивнув, собрал провизии, улетел к остальным мужьям, а меня сморил сон. Всё-таки беременность начала заявлять свои требования. Я улыбнулась, чувствуя внутри себя две маленькие тёплые жизни. Мои малышки. За всеми переживаниями я вообще не думала о вас. С этими мыслями я наконец уснула.
*
Рейнолд Карст
*
Мы две недели сходили с ума от страха и вины, не зная, как найти нашу жену. Но найти её оказалось недостаточно. Жена окатила нас презрением и злостью. Даже не мог представить, что наша нежная малышка способна на такие чувства. Я стоял и слушал приговор нам всем. Не простит. Она полюбила другого, а нас презирает. Я не мог вздохнуть от боли в груди. Ушла к нему, а мы навязаны, нелюбимы. Смотреть, как она им любуется, льнёт к нему, целует его, больно, но не из-за ревности, а от осознания того, что мы больше не получим.
Утомлённая Юля уснула на ирлинге, а он указал нам на очевидное: она нам доверяла, любила, хотела просто взаимности, а мы предали из-за собственного эгоизма. Собирается нам помочь, объясняет. Зачем это ему? Он ведь может остаться единственным. Похоже, в отличие от меня, Ададжи действительно в первую очередь переживает о малышке. Даже не представляю, как он смог добиться её, разочарованной и озлобленной, но точно понимаю: он спас жене жизнь. Уже только за это я готов ему поклоняться. А в сердце живёт надежда, что, может, всё-таки простит. Без нее жизнь невыносима. Спали все вместе, а утром Ададжи затеял свою игру. Я вижу: он не дразнит нас, учит, делится. Смотрю на них и умираю от желания оказаться на месте ирлинга. И вдруг зовёт присоединится. От страха еле двигаюсь, нерешительно касаюсь любимой, но она хочет другого, повинуюсь ей. Ловлю малейший взгляд, жест, движение. И наконец она меня принимает. Не просто в своё лоно, принимает назад в своё сердце. Всё ещё не верит, но уже не отталкивает, а значит я буду грызть камни, но добьюсь её любви.
Потом они улетели. А в сердце поселился страх. Вдруг мне всё это приснилось, а мы по-прежнему едем по забытой тропе в поисках Юли?
После обеда вернулся Ададжи с корзиной еды. Мы давно нормально не ели, потому с жадностью набросились на продукты, а Ададжи опять заговорил с нами:
– Сегодня никто из вас не сделал ошибок, и теперь Рей почти прощён, а о вас она переживает: попросила накормить всех.
– Почему ты нам помогаешь? – спросил Шайш.
– Вы меня не слушали. Жена живёт нашей любовью и любовью к нам. Она ждёт детей и сейчас энергетически полностью истощена из-за раздора с вами. Я могу жить рядом с вами и делить её тепло, но не смогу пережить, если Юля умрёт. Мне наплевать на ваше мнение и насмешки, единственное, что меня интересует, – это счастье жены.
Наги молча подползли к Ададжи и опустились на животы, признавая в нём вожака. Мы с Ворсом и Алексетом молча пребывали в шоке: никогда раньше за всю историю Арривала наги не признавали главенства представителя иной расы. Но они были правы, мы тоже опустились на колени.
Ададжи был озадачен.
– Если вы закончили идиотские церемонии, то вставайте и слушайте дальше. Мы семья, и единственное, на что я надеюсь, это ваша поддержка в ответ на мою. У меня есть план.
Мы слушали Ададжи и не могли сдержать волнения.
– Я договорюсь с матерью, и она при Юле потребует в оплату за продовольствие настройку накопителей. Ворс, Алексет и Рей, вы все универсалы, заодно будет польза. Я полечу с магами на сутки к источникам, а вы втроем останетесь с женой. Она ждет двойню, и ей нужно много нашей энергии, поэтому она перед нами уязвима. Шайш, Соаш, Дейшир – вас она любит, но злится, что думали лишь о себе, докажите обратное.
*
Юлия Морозова
*
Уже приближался вечер, но Ададжи с мужьями задерживался. Чтобы не тратить время на ожидание, пошла на кухню. Долго думала, что приготовить, и решила налепить пельменей. А что? Просто захотелось самой, да и время пройдет незаметно. Мужчин у меня много, и все будут голодные, поэтому размах я взяла приличный. Часа через три, довольная, оглядела результаты своего труда: весь большой стол был покрыт маленькими хлебными ушками. Поставила на огонь большую кастрюлю с водой и пошла переодеваться.
Выбрала те вещи, в которых ушла от мужей в памятный день. Не хотела рыться в своих неприятных воспоминаниях, но, видимо, пришло время. Интересно, почему Рей молчал? Он молодой, но честный и открытый. Я не верю, что он мог допустить, чтобы Ворс отравил моих детей. А сам Ворс? Смог бы он? Соаш говорил, что узнал от храмовников, но ведь уже тогда прошло три недели, а он ничего не сделал. Да и что он знал обо мне в храме?
А что я знаю о своих мужьях вообще? Только чувствую их. Но даже сегодняшний день показал, что за последние две недели я не удосужилась узнать о семье Ададжи. Я не знаю, как они жили, какие здесь вообще порядки в таких семьях. А наги? О них, кроме того, что они красивые и добрые, я вообще ничего не знаю. Я не ищу им оправдания, просто признаю, что тоже была неправа, когда сбежала, не объяснившись. С другой стороны, не уйди я тогда, у меня бы не было Ададжи, а он стоит чего угодно. Алексет. Мысль о нём испортила моё настроение. Не хочу и не буду думать о нём и что-то с ним решать, пока не буду готова.
Пока я предавалась философским мыслям, к дому подъехали кибитки. Я вышла к своим мужчинам и увидела, как все, кроме ирлинга, побледнели. Чего это они? Из-за наряда, что ли? Подошла, поцеловала Ададжи и, недолго думая, притянула к себе Рея. Всё-таки я соскучилась, и поцелуй вышел далеко не просто приветственным, особенно учитывая мастерство засранца в этом вопросе. Посмотрела на ирлинга, мне было важно, как он отнесётся. Улыбается всё с той же нежностью и пониманием. Богиня, я его не заслужила, но огромное тебе спасибо!
– Я приготовила одно из любимых моих блюд. Идите обмойтесь, я пока отварю его и поужинаем, – сказала я всем и ушла на кухню.
Через полчаса мы сидели за столом и уплетали горячие пельмешки. Мужчины довольно урчали и с аппетитом поглощали еду, а я радовалась как дурочка. Они рядом и довольные. Как трудно на них злиться! Дейшир часто смотрел на меня глазами побитого щенка, а у меня щемило сердце от тоски и руки чесались погладить его солнечные локоны. Нет, ещё рано. Конечно прощу, всех троих. Не смогу не простить, но сначала поговорим.
Стала рассматривать моих мужчин: за время разлуки все сильно похудели, утратили свой лоск, да и поглядывают на меня такими печальными глазами. Как же я по ним скучала! Ворс – в его умных глазах боль и тоска. Боги! Не смотреть. При взгляде на Алекса мой аппетит пропал, и я ушла в комнату.
Ко мне пришёл Ададжи. Я буквально набросилась на мужчину: завалила на кровать и стала осыпать поцелуями его лицо. Ирлинг тихо рассмеялся, но отстранил меня и, глядя своими невозможными глазами, сказал:
– Я тоже тебя обожаю, но сегодня тебе нужен Рей.
– Ты тоже мне нужен, всегда, – ни капельки не покривив душой, сказала я.
– Я знаю, но не сейчас. С того момента, как ты ушла, Алексет сидит на полу и стонет. Ты сможешь когда-нибудь его простить? – спросил Ададжи, нежно обнимая меня.
– Не знаю, слишком больно. Да и зачем? Он ведь эльфийку любит, не знает, наверное, как от меня избавиться, а это всё привязки. Прости, но давай не сейчас.
– Хорошо. Я пойду спать к остальным и пришлю Рея, – сказал любимый, нежно целуя меня.
– А как же ты? Тебе не тяжело отдавать меня другому? – я не могла не спросить.
– Я не отдаю тебя другому. Мы семья, они часть тебя, а значит, и меня. Я не могу к ним ревновать, мы, ирлинги, живём по-другому. Мы не вымираем, но женщин у нас всегда намного меньше. Испокон веков мы создаём семьи, где одна жена и несколько мужей. И древний обряд с клятвами придуман нашим народом именно для этого, чтобы объединить семью, как одно целое. Ни люди, ни наги не смогли постичь смысла такого единения, поэтому у них не семьи, а гаремы. В гаремах мужчинам нужно как-то выживать, – с грустной улыбкой сказал Ададжи.
– Откуда ты столько знаешь? Ты ведь жил только в деревне. Кстати, а откуда у тебя такой сексуальный опыт, ты же говорил, что женщины тебя не принимали? – хитро улыбнувшись, спросила у ирлинга.
– Молодым я много путешествовал. Меня принимали за мага, и я видел то, что они скрывают от других. Их семьи гадкие. В них ложь, фальшь и амбиции. А жёны только пользуются мужчинами – как игрушками или в каких-то других целях. Они жадные, капризные и глупые. Всё, о чём думают их женщины, – как развлечься и где добыть новые удовольствия. Беременность для них лишь тяжёлая обязанность. Детьми занимаются только отцы. А насчёт опыта – эльфийки похотливы и доступны, – лукаво улыбнулся он.
Ну, теперь многое стало понятно.
– Ты позовешь Рея? – спросила я, целуя Ададжи.
– Конечно.
Я волновалась. Я так долго не была с ним, что он стал почти чужим. Тот раз в кибитке не считается, я хотела не его, а Ададжи. Сейчас я пыталась вспомнить, как воспринимала именно Рея, но, к своему стыду, не смогла. Первое время я просто сходила с ума от страсти, не понимая до конца своих чувств, сейчас у меня было время всё осмыслить. Что же, значит, буду познавать его заново.
Мой мальчик нерешительно зашёл в комнату и опустился на колени передо мной.
– Рей, прекрати это. Ты мой муж, а не раб. Я тебя люблю и уважаю, поэтому видеть твоё унижение мне больно, – сказала я парню, глядя прямо в глаза. Да, люблю. И остальных люблю и буду любить, несмотря на боль. Даже Алексета.
– Меня не за что уважать. Ты была права: я струсил, побоялся, что они навредят отцу, но я не допустил бы, чтобы они дали тебе зелье, – плакал, положив голову мне на колени, Рей.
Всё-таки какой он эмоциональный! Интересно, перерастёт это или таким нежным и останется?! Я надеялась на последнее. Непроизвольно улыбнулась, подняла любимого, посмотрела в его невозможно ангельское лицо и сказала:
– Тебя за многое можно уважать: ты умный, добрый, решительный, сильный и очень смелый. Рискнуть своим счастьем, чтобы защитить родных, не трусость. Твоя забота греет мне сердце, а нежность сводит с ума. Прости меня. Я тоже очень перед тобой виновата, я должна была выслушать, но… Ладно, что теперь об этом. Иди ко мне.
Рей присел рядом со мной на кровати, но стеснялся. Я нежно поцеловала парня, зарывшись руками в его кудри. Он пах хвоей и ванилью, такие разные ароматы в его запахе удивительно гармонично сочетались. Наверное, в этом весь Рей: мягкий и нежный, почти приторный, как ваниль и резкий, решительный, как хвоя. Я не стала больше проявлять инициативу, отдавшись на его волю. Мой мальчик был невероятным. Он гладил меня, целовал каждый сантиметр, прикусывал, лизал, изучая заново. Я таяла от его ласк, но не торопила. Сейчас это было важно. Он входил в меня медленно, при этом смотрел прямо в душу своими глазищами. Это было слишком остро. Мы вместе познавали друг друга, двигаясь в извечном ритме. Тонули и взрывались в ощущениях, пока не уснули, утомлённые и совершенно счастливые.
Утром, когда мы вышли на кухню, довольный Ададжи поцеловал меня и стал накрывать на стол. Все расселись по местам, но не было Алексета.
– А где Алексет? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответил Ворс:
– Он в комнате, не хочет портить тебе аппетит.
Я молча встала и пошла в комнату. Алекс сидел на подоконнике и бездумно смотрел в окно.
– Поговори со мной, – сказала я, а муж дёрнулся от неожиданности.
Увидев меня, парень слез с подоконника и опустился на колени, раболепно склонив голову. Интересно, где они набрались этой чуши? Неужели у них так принято? Вид Алекса, униженного, вызывал острое чувство жалости.
– Встань и посмотри мне в лицо. Я не хочу разговаривать с твоей макушкой. И прекратите падать передо мной на колени, это раздражает, мне не нужны рабы. Так тебе есть что мне рассказать или идём завтракать? – спросила я жёстче, чем хотела.
– Прости меня. Я знаю, это невозможно, но не могу не попросить. У меня не хватает слов, чтобы выразить, как я виноват и как раскаиваюсь, – в глазах парня стояли слёзы. Но верить трудно. Надо понять.
– Расскажи мне о ней. Какая она? Как ты её полюбил?
– З-зачем? Она в прошлом. Прости… – начал парень, но я подняла руку, заставив его замолчать.
– Мне нужно знать. Я не пойму тебя по-другому, а если не пойму, то поверить тоже не сумею. И учитывая то, что ты собирался меня убить, у нас будет не одна беседа. Прости, но слёзы и сожаления в твоём случае меня не тронут. Поэтому, если ты действительно хочешь что-то изменить, просто честно и максимально подробно рассказывай, – сказала я тоном, не терпящим возражений.
