Тесса Бейли
Плохая фанатка
Глава 8
Уэллс справился.
Каким-то образом он убедил богов гольфа допустить его до турнира.
Приехав в Сан-Антонио, Джозефина в первую очередь отправилась в клуб – прямо так, с чемоданом, где теперь лежали вечернее платье и туфли на каблуке, – потому что не собиралась заселяться в номер, если у Уэллса не получилось. Когда Джозефина вошла, под высокими куполообразными потолками богато украшенного здания в испанском стиле царило оживление: повсюду носились спортивные журналисты, группками стояли кедди, которых она видела по телевизору. И среди них – ни одной женщины.
Тут о себе напомнил синдром самозванца, и она чуть было не развернулась обратно к двери. Помогло то, что на многих из них Джозефина ругалась, крича телевизору, какие они придурки. И она не преувеличивала. Ни капли.
Набравшись храбрости, Джозефина подошла к стойке регистрации кедди и вздохнула с облегчением, когда девушка за компьютером открыто и дружелюбно ей улыбнулась.
– Здравствуйте. Чем могу помочь?
– Здравствуйте. – Джозефина надавила на ручку чемодана. – Я хочу зарегистрироваться на завтра в качестве кедди Уэллса Уитакера.
Половина разговоров в клубе разом стихла.
Любезное выражение застыло на лице девушки. Мельком она покосилась на остальных кедди, а затем вновь перевела взгляд на Джозефину.
– Уэллса Уитакера, я правильно вас услышала? Здесь очень плохая акустика.
– Ничего. Да, все правильно.
– О. – Она отрывисто кивнула. Бедняга, наверное, уже тянулась к кнопке под столом, чтобы вызвать охрану. Тишина распространялась по клубу, как рябь по пруду, и Джозефине оставалось только стоять, краснеть и кусать изнутри щеку. Чем она думала, когда летела в Сан-Антонио после двух сообщений? Когда поверила словам крайне ненадежного человека? – Секунду, сейчас поищу… – Девушка вдруг отшатнулась. – Ой! И правда есть. А я думала… не знала, что он участвует. – Она вгляделась в экран. – Джозефина Дойл?
Дыхание перехватило.
Ей это не снилось. Она действительно стала его кедди.
– Да, это я.
Кивнув, девушка окинула ее взглядом, в котором светилась… гордость?
– Ну, что тут сказать. Завтра обязательно на вас посмотрю, Джозефина. – Она повернулась к стоящему позади шкафу и заметно удивилась, когда отыскала там синюю папку, подписанную именами Джозефины и Уэллса. Потом торжественно протянула ее. – Здесь ваше расписание на ближайшие пять дней. Там же лежит официальный пропуск, который нужно будет носить на шее во время соревнований: не забудьте захватить его в раздевалку, где завтра утром можно будет забрать форму. А, и еще в папке лежит журнал для подсчета очков, карты поля, включая метраж, и билеты на сегодняшнюю коктейль-вечеринку.
– Коктейль-вечеринку? – переспросила Джозефина. Теперь понятно, зачем понадобилось платье.
– Да, это традиция. Нужно же дать гольфистам возможность раззадорить друг друга, пока они не вышли на поле. Сразу добавляет перчинки соревнованиям. – Потянувшись через стойку, она заговорщически сжала руку Джозефины. – Не обращайте внимания на их подначки.
– Не буду. – Легче сказать, чем сделать. Она до сих пор ощущала десятки внимательных взглядов, сверлящих спину. – Вы не знаете, Уэллс еще не приехал?
– Точно нет. Иначе все уже бы шептались, как школьницы.
– Или звонили в полицию. – Ее новая знакомая рассмеялась, и Джозефина взглянула на нее с благодарностью. – Спасибо за помощь.
– Обращайтесь. Я Бет Энн, буду тут всю неделю.
Развернувшись, Джозефина осознала, что все кедди в комнате пялятся на нее.
Все они ухмылялись: некоторые с любопытством, некоторые – явно стараясь запугать. Наверняка они слышали, что Уэллс взял ее своей кедди, а потому их реакция совершенно не удивляла: недаром пять лет подряд его называли главным мудаком гольфа.
Заметив интерес к Джозефине, одна из журналисток начала лихорадочно перелистывать записи, явно пытаясь понять, кто же она такая, и голова пошла кругом при одной только мысли об интервью с прессой. Быстренько сунув папку под мышку, Джозефина схватила чемодан за ручку и поспешила на выход.
Несколько минут спустя она уже стояла в шумном холле отеля с намерением получить ключ от самого дешевого номера, который забронировала заранее. Оставлять проживание на Уэллса явно не стоило, а она не собиралась терять такую возможность из-за нескольких сотен долларов.
Но когда она назвала администратору свое имя, тот растерянно посмотрел на нее.
– На ваше имя забронировано два номера, мисс Дойл.
– А. – На душе полегчало. – Значит, он все-таки забронировал номер.
– Да… – Взгляд молодого человека метался между ней и монитором компьютера. – С вашего позволения, предоставлю вам тот, который обеспечит… наиболее комфортное проживание.
– Давайте.
Пять минут спустя Джозефина поднялась в самый роскошный гостиничный номер, который когда-либо видела в своей жизни. Нет, она не могла называть его «номером». Тут было три разных дивана.
– Три? – Бросив чемодан на пороге, она ошарашенно прошла внутрь. – У меня одна задница, зачем мне три дивана? – пробормотала она.
Под босыми ногами расстилался мягкий ковер насыщенного бордового цвета. Из динамиков телевизора лилась успокаивающая музыка, а невидимый бриз кондиционера успокаивал нервы. Гигантская ванна с гидромассажем манила из ванной комнаты, и Джозефина, задохнувшись, прижала руки ко рту. Миновав кровать с балдахином, стоящую в отдельной спальне, она устремилась туда, включила горячую воду и сбросила с себя дорожную одежду. Нельзя было упустить возможность понежиться в ванне, когда в квартире ждал только крохотный душ, напор воды в котором напоминал вялое рукопожатие.
Как только ванна наполнилась на шестьдесят исходящих паром процентов, Джозефина стащила с волос черную резинку, помассировала ноющую кожу головы и шагнула в фарфоровый оазис. Тут же окунулась с головой и вынырнула со стоном, который соседи могли интерпретировать ну очень неправильно. А, будь что будет.
Она была в раю. Плевать на вечное недовольство Уэллса и необходимость мотаться за ним по полю для гольфа – если каждый вечер она будет возвращаться сюда, то оно того стоит. Джозефина пролежала в ванной так долго, что вода начала остывать. Тогда она снова добавила горячей, и восхитительная температура вырвала из горла очень громкий, очень признательный стон – и тут сквозь шумное журчание воды пробился приглушенный звук захлопнувшейся двери номера.
Нахмурившись, Джозефина выключила воду и повернулась. Наверняка это пришли соседи?
А шаги – они доносились из коридора, так?
И тут на пороге ванной возникли сто девяносто сантиметров Уэллса.
Джозефина завопила, и ее пронзительный вопль отразился от мраморных стен.
– Господи! – заорал Уэллс, быстро поворачиваясь к ней широкой спиной.
Но он успел увидеть ее голую грудь. Прямо туда и уставился. О боже. О боже!
Она схватила полотенце с бортика ванны и поспешно в него завернулась.
– Ты что здесь делаешь?
– Забавно, – сказал он ровным тоном, несмотря на напряженные плечи. – Я как раз собирался задать тот же вопрос.
– Меня сюда заселили. – Закрепив на груди роскошную махровую ткань белого полотенца, Джозефина хлопнула себя по лбу. – Надо было сразу понять, что это твой номер! Я же… видела же… блин!
Не поворачиваясь, Уэллс скрестил на груди руки.
– И что это значит?
– Видно же, что номер твой. Но ванная меня сбила. Заманила, как крокодила на мороженый окорок. Если бы не она, я бы сразу сообразила…
– Мне можно повернуться?
– Если тебя не смущает, что я в полотенце.
Он слегка запрокинул голову.
– Думаю, переживу как-нибудь, Белль.
– Ну, тогда… – Она оглянулась на зеркало, висящее над раковиной, и поморщилась при виде черных кругов натекшей туши и мокрых волос, с которых капала вода. – Ладно.
Помедлив, он обернулся: сначала посмотрел куда-то ей за спину, а потом все же поднял взгляд. Ей показалось или его зрачки были больше, чем раньше? Потому что она практически чувствовала, как из-за близости этого высокого, мускулистого спортсмена в такой интимной обстановке ее собственные зрачки перекрывают радужку. Причем он был одет, а она – абсолютно обнажена. От этого контраста по позвоночнику пробежали мурашки. Да и в целом он выглядел значительно лучше, чем в их прошлую встречу. Жилы на забитых татуировками предплечьях выделялись так, словно он снова начал качать руки, а вена на бицепсе, за которую то и дело цеплялся взгляд, исчезала под рукавом.
«Заканчивай пялиться».
– Я забронировал одинаковые номера. У тебя точно такой же. – Его взгляд на мгновение упал на полотенце у нее на груди, и по коже побежали мурашки. Или соски набухли из-за кондиционера? – Обе брони были на мое имя. Видимо, они перепутали ключи.
– А. – Значит… он забронировал ей такой же роскошный номер? Но почему? – Меня бы и обычный номер устроил.
– Слышал я, как ты стонешь. Верится с трудом.
Возмущение заклокотало в горле.
– Если слышал, зачем пришел?
– Ты сама себя слышала? Выла, как раненое животное. Я решил, что кого-то убивают. – Он поглядел на ванну и снова на нее. – Никогда ванну не видела?
– Сказал человек, которого на прошлой неделе чуть ли не бензопилой стригли. – Они ухмыльнулись друг другу. – Не могла же в твоем номере просто возникнуть какая-то женщина.
Он откинулся на дверной косяк и приподнял бровь.
– А. Ясно. Могла.
От этого осознания стало неприятно. Вовсе не из-за ревности. Нет, конечно. Разумеется, она не могла не испытывать здоровой симпатии к привлекательному спортсмену с шикарным телосложением, но она не поэтому столько лет его поддерживала. Она была его главной фанаткой, потому что на пике его успеха никто не мог с ним сравниться. Он один не боялся рисковать и плевать на устои. Он один никогда не гнался за лаврами – любовь к игре прослеживалась в каждом его движении, и это притягивало.
А женщины пусть хоть из холодильника вылезают. Ей было плевать.
Ну а ком в горле засел из-за того, что ей не дали полежать в ванной.
– Почему-то мне кажется, – Уэллс оттолкнулся от косяка и провел рукой по затылку, – что этот момент лучше прояснить. Женщины возникали в моем номере дважды, и оба раза мне пришлось звать охрану. Не самый приятный сюрприз – в отличие от стонущей рыжей девчонки у меня в ванной…
– Что будем делать с номерами? – перебила она одновременно с непонятным облегчением и заметным смущением. – Мне позвонить на ресепшн?
Несколько секунд Уэллс пристально смотрел на нее.
– Не надо. Живи здесь. Я схожу за вторым ключом.
Джозефина задумалась.
– Но если тот номер предназначался мне, вдруг там в ванной будет мужчина? – Похлопав ресницами, она проскользнула между Уэллсом и дверью, стараясь не обращать внимания на бабочек, запорхавших в животе, когда он опустил взгляд на ее губы. – Лучше проверю.
Он повернулся к Джозефине, которая теперь стояла в гостиной, и на челюсти его зловеще дернулась жилка.
– Ты здесь ради гольфа. – Он бросил на нее многозначительный взгляд. – И я тоже.
В мгновение ока Джозефина вспомнила, что теперь перед ней стоит ее работодатель и он совершенно прав. Они действительно приехали в Техас ради гольфа. Наверное, не стоило препираться с гольфистом, победа которого способна изменить ее жизнь? А раз Уэллс ее работодатель, лучше было как можно меньше светиться перед ним в очень коротком полотенце.
– Я помню.
– Отлично, – сказал он отстраненно, вновь скрестив руки.
– А ты?
– Я всегда думаю о гольфе. Просто в последнее время это не помогало мне победить.
– И о чем же ты думаешь? – поинтересовалась она, хотя стоило бы, пожалуй, заткнуться и одеться.
– О гольфе, – выплюнул Уэллс. – Только что же сказал.
– О чем конкретно? О своем ударе? Турнирной таблице? Мяче? Следующей лунке?
– Я же говорил, что не люблю вопросы, Джозефина.
Она не собиралась так просто сдаваться.
– Придется полюбить, или я не смогу делать свою работу, Уэллс.
Он слегка наклонился вперед, и она ощутила доносящийся от него аромат. Он пах хвоей и чем-то еще. Как салон новой машины. Теплой кожей? Джозефина никак не могла понять, что же это, но с фантазиями нужно было заканчивать. А то она уже представляла, как проводит носом по изгибу сильной шеи, чтобы понять, откуда исходят эти хвойные нотки.
– Мой прошлый кедди вопросов не задавал, – заметил Уэллс.
Джозефина расправила плечи и шагнула к нему.
– Я бы твоего старого кедди не стала слушать даже в шаге от лунки. У него вместо мозгов банан.
– Кхм… – Он только что сдержал смех? – Тебе бы научиться ругаться, раз уж мы планируем вместе работать.
– Ладно. Он был куском говна в хаки.
– Уже лучше.
– Спасибо. Теперь отвечай. О чем конкретно ты думаешь?
– Обо всем. Сразу, – отрывисто сказал он. – О своем жалком рейтинге, об очередной потенциально просранной игре, после которой все во мне разочаруются, включая… Бака, о том, что даже сраная клюшка больше не лежит в руке, хотя раньше была ее продолжением. – Склонив голову, он шагнул к Джозефине. – Достаточно тебе такого ответа, надоеда?
От его искренности заныло в груди, но она постаралась не подать вида.
– Для начала неплохо, – выдавила она.
Уэллс фыркнул.
– Для начала? И что будет дальше?
Они стояли почти что вплотную.
Настолько близко, что она чувствовала кожей его дыхание.
Когда только успел подойти?
Кончики его пальцев были так близко от полотенца, что он мог легко скользнуть подушечками по обнаженной коже бедер. Хотя нет, не мог. Ведь она на него работала. Поэтому она подавила желание податься вперед и узнать, каково это – когда его большие пальцы впиваются в ее бедра. М-да. Кажется, ей действительно очень не хватало мужчины.
– Думаю, мы это выясним… вместе, – прошептала Джозефина.
– Вместе. – В этот раз светло-карие глаза точно замерли на ее губах, и он глубоко вздохнул. Настолько, что почти коснулся грудью ее полотенца. На мгновение его взгляд метнулся ко входу в спальню за ее плечом, и веки слегка опустились. Но так же быстро, как это произошло, он сомкнул челюсти и отступил назад. – Встречаемся у твоего номера в семь.
– Зачем?
– Вечеринка, Белль. Пойдем вместе.
«Дурацкое сердце. Хватит так биться!»
– Почему?
Ей показалось или в его глазах появился опасный блеск?
– Не хочу, чтобы остальные кедди сожрали тебя живьем.
– Я могу за себя постоять, – заметила Джозефина.
– Да, но меня взбесит, если они до тебя докопаются.
– А что тебя не бесит?
Уэллс не ответил.
– А нам нужно, чтобы я сосредоточился на гольфе. Тут вроде мы уже все решили. – От отступил к чемодану и поднял его, отчего взгляд Джозефины машинально упал на его бицепс. – Ты же не из тех девушек, которые собираются миллион лет и потом всюду опаздывают?
– Нет.
– Вот и отлично.
Уэллс направился к двери, но по пути вильнул в сторону и подошел к холодильнику. Джозефина с любопытством наблюдала, как он открывает дверцу, осматривает содержимое и снова ее захлопывает.
– Если захочешь, есть сок. Яблочный и апельсиновый. Тебе же можно их пить?
От грубоватого вопроса так сильно перехватило дыхание, что стало даже неловко. Сначала он с ней ругался, потом – волновался о ее уровне сахара. Откуда же он такой явился?
– Да. У меня и свои лекарства есть. Та же глюкоза. Но… спасибо.
Буркнув что-то себе под нос, он вышел из номера.
Джозефина медленно опустилась на один из бесполезных диванов. Она понимала, что работать с Уэллсом будет интересно. Но прошел всего час, а она уже подозревала, что недооценила насколько.
Глава 9
Значит, она все-таки была из тех, кто собирается миллион лет.
Уэллс стоял напротив номера Джозефины, прислонившись спиной к стене, и прожигал взглядом дверь. Он слышал, как она носится по ту сторону. Чем она там занималась? Что, ее вещи валялись по всей комнате? Но как? Зачем? Почему?
Может, после его ухода она снова приняла ванну, раз она так ей понравилась?
Он выругался, вспомнив о стоне, и провел усталой рукой по лицу. Он теперь никогда его не забудет, да? Такой раскованный, хриплый… Если она так реагировала на горячую ванну, то что она будет делать, когда он опустится между ее ног? Просто… раздвинет их и хорошенько вылижет? Но тогда он будет добиваться не стонов, нет. Ему будут нужны крики.
Откашлявшись, Уэллс принялся расхаживать по коридору.
Не стоило заходить к ней в ванную. Он же не дурак, знал разницу между стонами удовольствия и боли. Но он нутром чувствовал, что в ванной была Джозефина, и стоило только подумать, что ей плохо, как инстинкты толкнули вперед. Эта импульсивность дорого ему обошлась. Очень.
Теперь он знал, как выглядит ее светлая округлая грудь и ягодного цвета соски.
Жить с этим знанием будет непросто.
Даже очень, он бы сказал.
Ее обнаженное тело было таким же соблазнительным, как ее губы… и он понимал, что не сможет выкинуть это из головы. Никоим образом. Он не мог забыть ее мокрые бедра, ее кожу в капельках влаги, мягкую от горячей воды.
– Да твою ж мать, – пробормотал Уэллс, и в то же мгновение Джозефина вышла из номера.
– Прости! Прости. Родители позвонили.
– Кто-кто тебе позвонил?..
Он был готов ругаться. Высказать все, что он думает о ее бесконечных сборах. Увы, стоило ей появиться в коротком платье без бретелек, и он забыл, где находится, – что уж говорить о своем недовольстве.
Оно того стоило. Каждой секунды.
У него не было любимого цвета, но темный изумруд ее платья мгновенно стал им. Оно прикрывало ее лучше, чем полотенце, так почему ее кожа словно… сияла? Да и с волосами она что-то сделала, потому что обычно они были собраны в растрепанный пучок. А теперь падали на плечи и прямо… струились? И блестели.
Черт, а потом она посмотрела на него, сжав алые губы.
Алый.
Пожалуй, это его любимый цвет.
«Возьми себя в руки».
– И что, ты полчаса с родителями трепалась?
– Да. Они думают, что я совсем сбрендила.
– Чего?
– Они мне не верят. Что я на тебя работаю. – Она порылась в сумочке. В сумочке же? Она больше напоминала кошелек, но в ней лежала целая куча всего. Помада, маленькая расческа, капли для глаз. Зеленый цилиндр, напоминающий ручку, и спиртовые салфетки. Инсулин? Перед приездом в Сан-Антонио он немного почитал про диабет первого типа и знал, что инсулин можно вводить разными способами. Поскольку помпы он не заметил, Джозефина, видимо, делала уколы. – Сначала им было весело, – продолжила тем временем та. – Но теперь папа думает, что во время урагана я ударилась головой. А мама считает, что я сбежала с парнем, но есть подозрение, что она выдает желаемое за действительное. В общем, они готовы звонить в ФБР.
– Ладно, это можно легко уладить. – Он махнул рукой на ее сумочку. – Давай, звони им. С видео.
– Серьезно? – Она нерешительно открыла сумку. – Сейчас?
– Да, сейчас, – нетерпеливо ответил он. – Или ты еще полчаса будешь волосы укладывать?
– Как приятно, что ты заметил.
Она сжала губы, подавив смех, хотя могла бы не сдерживаться. Он давно не слышал ее смеха, да и тогда ее наверняка развеселил кто-то из болельщиков. Он бы не отказался сам хоть раз стать причиной ее веселья.
– Ладно, была не была, – сказала она, и в коридоре раздался знакомый звук подключения. – Мам, пап, привет. Кое-кто хочет с вами поговорить.
Уэллс взял телефон и хмуро поглядел на экран.
– Вы вырастили дочь, которая не способна собраться вовремя даже за четыре часа. Надеюсь, вы довольны.
С экрана на него уставились женщина в розовых бигуди и мужчина в фартуке.
На плите у них за спиной что-то шкворчало.
– Это же… – начал мужчина, откладывая лопатку. – Крошка Ру, так ты правда там с Уэллсом Уитакером.
– Да, пап, я знаю. Я так и сказала.
«Крошка Ру?» – беззвучно шепнул Уэллс Джозефине.
Та закатила глаза.
– Как тебе удалось сделать берди на пятой лунке в Пеббл-Бич в двадцать первом? Ты специально вышел на раф?
Уэллс задумался.
– Да. Мне не понравился угол после драйва, поэтому я обошел оставшийся фейрвей и занял более выгодную позицию на грине.
– Гениально! Я так и знал! – воскликнул отец Джозефины, но тут же выронил телефон, и тот грохнулся на пол, открыв Уэллсу вид на их типичный флоридский дом.
Он прищурился.
– Господи, сколько растений.
– Поосторожнее с моими братиками и сестренками, – с каменным лицом сказала Джозефина. – Они все слышат.
Гольфист покачал головой.
– В общем, сами видите, она не сбежала и не тронулась умом. Но если будет так опаздывать – ее могут уволить.
С этими словами он отключил вызов и вернул его Джозефине.
– Готова?
Она забрала телефон, глядя на него ошарашенным взглядом.
– Ты даже не попрощался.
– Я в курсе. – Он положил руку ей на поясницу и повел к лифту, стараясь не двигать большим пальцем, хотя тот так и чесался. – Когда прощаешься, обязательно начинают думать, что ты снова им позвонишь. Я на это не попадусь.
– Кто ж тебя так обидел, Уэллс?
Он проигнорировал кольнувшее сердце и вызвал лифт.
На удивление, одна из шести дверей открылась практически сразу. Уэллс вздохнул, увидев в кабине толпу народа. Они явно приехали посмотреть на турнир, ведь при виде Уэллса у них отвисли челюсти. Он бы подождал следующего лифта, но Джозефина без колебаний вошла внутрь, и поскольку он не собирался отпускать ее одну, ему оставалось только пойти за ней.
Внутри было тесно – настолько, что когда лифт, дернувшись, пришел в движение, ему пришлось упереться рукой в стену над головой Джозефины, лишь бы с ней не столкнуться. С такого расстояния изгиб ее верхней губы выглядел еще четче. А справа на лбу, прямо у самых волос, затаилась маленькая веснушка. Боже, а ее кожа…
«Господи. Возьми уже себя в руки».
Пришло время напомнить себе одну очень важную вещь. Формально Джозефина работала на него. То есть пора было заканчивать думать, чувствительная ли у нее шея и трогала ли она себя в ванной. Отныне эти мысли были под запретом. Он, конечно, не самый высокоморальный гольфист – да и человек тоже, – но он не станет пользоваться своим положением.
Так что было бы обалденно, если бы она перестала пахнуть цветами и украдкой бросать на него взгляды прекрасных зеленых глаз.
– Из каких глубин ада они высрали это прозвище? Крошка Ру? – проворчал Уэллс.
Она поперхнулась, и он тут же пожалел о своем тоне.
– А. Ну, они с детства звали меня Джоуи, а так в народе называют маленьких кенгурят, вот «крошка Ру» ко мне и прилипло.
– Идиотское прозвище.
– Получше твоих.
– Это какие?
– «Козлина с клюшкой», «говнящийся гольфист» и мое любимое – «ворчливый Гилмор».
Кто-то позади него хрюкнул от смеха. Кто-то еще кашлянул.
Джозефина прикусила губу, содрогаясь от смеха. Интересно, стала бы она смеяться, прижми он ее к стене и прикуси за губу?
«Выяснять это ты не будешь».
Хотя… вдруг она думала о том же? Взгляд его кедди скользнул к его губам, а затем метнулся в сторону, и на ее щеках заиграл румянец. Он что, совсем спятил? Знал же, что она ему нравится, но все равно взял ее на работу, предполагающую постоянную близость. Зачем?
– Уэллс, – хрипло сказала она, – приехали.
Оглянувшись, он осознал, что лифт опустел и они остались одни. А он все зажимал Джозефину в углу. Крохотную кабину наполняли музыка и смех, доносящиеся снаружи, а он даже не слышал. Мысленно выругавшись, он отступил и жестом указал на дверь.
– После тебя.
– У-у-у, – ухмыльнулась она, проплывая мимо, – осторожнее, а то начнут называть тебя галантным гольфистом, принцем подачи…
Уэллс фыркнул, легко нагнал ее и зашагал рядом по освещенному фонарями коридору.
– Ты же так хотела пощеголять опозданием. Не буду лишать тебя удовольствия.
– Долго будешь мне это припоминать? Пока не придумаешь что-нибудь новенькое?
Они остановились у входа в зал, дожидаясь, пока люди перед ними назовут свои имена девушке с планшетом.
– Типа того. А что, есть варианты?
– Я кладезь для шуток, Уитакер, но совсем на халяву уж не рассчитывай.
Уэллс вдруг пожалел, что согласился пойти на бессмысленную вечеринку. Лучше бы пригласил Джозефину на ужин. Может, еще не поздно? Гольфисты часто ужинали с кедди. Никто бы не удивился. Даже наоборот. И Уэллс был абсолютно уверен, что общаться с ней будет куда приятнее, чем с людьми по ту сторону этих дверей.
– Слушай, там одни пафосные закуски будут, буквально на один зуб. Может, лучше…
Ахнув, Джозефина вцепилась в его руку, глядя куда-то в зал.
– Господи, это же Дзюн Накамура.
Пришлось резко менять тему:
– И что?
– Как это – что? Да ничего, просто парочка выигранных «мейджоров». – Ее глаза сверкали. – У него невероятно точные удары.
Она, что… фанатела? По другому игроку?
Зависть впилась в горло ржавым гвоздем.
– Куда подевалась Белль Уэллса? – повысил он голос.
– Надеюсь, он завтра будет выступать перед нами, чтобы можно было сходить посмотреть. Есть идеи, что написать на плакате?
– Ничего, Джозефина. Не будет никакого плаката.
Она расплылась в ухмылке.
– Ты же говорил, что не реагируешь на подколы? А хмуришься так, что я начинаю сомневаться.
Уэллс уставился на нее.
Сердце, стоявшее в горле, вернулось на место, но билось все же слишком быстро.
Она дразнила его. Делала вид, будто поддерживала другого.
А он взял и повелся.
В этот момент Уэллс осознал сразу несколько вещей. Во-первых, Джозефина искренне ему нравилась, пожалуй, слишком уж сильно. Во-вторых, он начал подозревать, что рано или поздно сможет ей доверять. По-настоящему доверять. Его кедди редко задерживались рядом, потому что он отказывался верить, что они: а) знают больше, чем он, и б) желают ему добра.
Единственным исключением был Бак Ли. Он же был единственным человеком, которому Уэллс доверял. Но оказалось, что дружба Бака держалась исключительно на его победах.
После этого Уэллс поклялся, что больше никогда и никому не поверит.
Он и не собирался.
А сейчас, впервые за долгое время, вновь захотел поддаться искушению.
Во многих смыслах этого слова.
