Том Белл
Жар-Птица. Былина
4
Выбраться из лагеря, полного пьяного разбойничьего рванья не составило большого труда. Пострадало всего-навсего парочка часовых, преградивших бригаде путь на самой границе поселения. Оказавшись в пустыне, они устремились в сторону развалин за своими пожитками. Предрассветную тишину нарушало только их разгорячённое дыхание да шелест песка под ногами.
– Нас нескоро хватятся, – крикнул через плечо Солод, бежавший во главе отряда. – Если повезёт, то и до утра никто не заметит.
– Какого Пекла там произошло? – всхлипнул запыхавшийся Мьоль. – Вы заранее задумали провернуть всё это? Почему не сказали нам!
Заид покосился на него и прогремел:
– Знай ты об этом сразу, то у нас ничего не выгорело бы.
– С чего это? Ты во мне сомневаешься?
– Он говорит про то, – хмыкнула Кейт, перепрыгнув через песочную насыпь, – что из тебя такой же актёр, какой и мудрец.
– Это какой же? – ухмыльнулся Мьоль, приготовившись услышать похвальбу.
– Хреновый!
Оставшуюся часть пути до руин города северянин брёл, проглотив язык, поочерёдно бросая недовольные взгляды на спутников.
Спустя неделю, пройдя вдоль хребта Серых гор и преодолев скалистый перевал, бригада «Жар-птица» спустилась в зелёную долину Родии. Сочные весенние краски ласкали глаза, уставшие от бесконечного созерцания пустынных пейзажей. Прохладный ветер предгорий приятно холодил лица путников, облезшие после нескончаемых горячих суховеев.
Ночь провели среди холмов, в кои-то веки без опаски разведя костёр. Кейт умудрилась подстрелить упитанного лугового зайца, большую часть которого съел вечно голодный Мьоль. Солод и Заид перекидывались в кости почти до рассвета. На кону стояла бутылочка горючей жидкости, снятой с трупа Стервятника, а ещё половина будущей выручки. Оплата, между прочим, обещала быть солидной! Но получить того, что получили, прибыв утром в торговый городок близ крепости Климск, они никак не ожидали.
Купец Карасий встретил их с распростёртыми объятиями. Он сидел на беседке у своего терема, перебирая торговые сметы, когда бригада заявилась к его двору. Стянув с седой головы шапку и утерев ею же испарину со лба, он ошарашенно подскочил, едва не опрокинув стол. Спрыгнув с лестницы, он подбежал к четвёрке наёмников и принялся по очереди жать каждому из них руку.
– Ну же! – причитал он дрожащим от волнения голосом. – Ну же! Как прошло? Друзья мои, не тяните, прошу вас! Донька моя совсем захирела от отчаянья и тоски, всю плешь мне проела: «Хочу перо, говорит, хочу перо!». Удалось ли вам, друзья мои?
– Успокойся, отец, – положил ему на плечо ладонь Солод. – Ты нам и слова вставить не даёшь. Разве так встречают гостей? Ни кваса не предложил, ни снеди какой усталым путникам.
– Ох! – хлопнул себя по лбу купец. – А ведь и верно! Негоже так поступать, – он повернулся в сторону дома и прогремел на весь двор. – Фрося! Подай свежее пиво и закуски! Мы с гостями отобедаем за домом!
– Вот это другой разговор! – рассмеялся Мьоль. – Такие речи мне по душе!
Карасий отправил пришельцев в баню, обмыться тёплой водой, а сам побежал в дом помогать дочери. Не прошло и получаса, как компания собралась за столом на заднем дворе, со смаком уплетая заливную осетрину и тушёного ягнёнка. Варяг Мьоль активно налегал на салаты, Кейт неспешно потягивала медовуху, а Заид странно косился на суетившуюся у стола старшую купеческую дочку.
Сам купец, рьяно заедая рассыпным горошком ломоть свежего хлеба, с полным ртом в который раз пересказывал свою историю:
– Фроська вон, как я уезжаю, просит черевички какие, али сапожки из диковинных кож привезти. Средняя дочка, Евстасия, больше по мехам, знаете ли. Львиный воротник ей привёз в том году. А нонче, так и того хлеще: шубейку из заморской кошки! Чёрная, что твоя ворона! Говорят, такие бестии только в далёком Цивисе водятся! – он обильно пригубил пива из глубокой чарки, да так, что пена потекла по усам и бороде. Отдышавшись, он продолжил свой рассказ. – Но вот Марьюшка… Ох, беда-беда… Золотое перо Финиста ей подавай. И ни в какую! Ничего не хочет больше! Мол, перо ей явит жениха-сокола, будь он неладен. Заболела, побледнела, ни ест, ни спит. Всё этой срамной сказкой бредит! Замрёт, боюсь, судари. Помогите же мне! Скажите наконец, господин Солод, правду ли говорят? Есть ли на свете такое перо? Вы же богатырём княжеским были, кому, как не вам справиться с такой задачей?
Солод залпом осушил кружку и с громким стуком опустил её на стол. Выпустив пивной дух, он утёр бороду и причмокнул губами.
– Не горюй, Карасий. Добыли мы твоё перо. Не замрёт твоя девчонка.
Обомлевший купец от удивления выпучил глаза. Стоявшая возле него Фрося выронила кувшин, полный пенного напитка, и тихо охнула.
– Спаси вас, Семеро, быть не может! – едва не рыдая просипел старик. – Молю вас, покажите мне его!
Отодвинув от себя тарелку, Солод потянулся к лежавшей на лавке сумке. Поворошив содержимое, он достал чумазое полотенце. Разместив тряпицу на столе, богатырь откинул края и открыл взору золотое перо, что переливалось радужными цветами. Воздух наполнился перезвонами колокольчиков, от которых из глаз Карасия брызнули слёзы. Он протянул дрожащие ладони и бережно, как дитя, взял перо в руки. Затаив дыхание, он взвесил находку, покрутил её и осмотрел со всех сторон.
– Мать честна́я…, – прошептал купец. – О, всемогущий Лем, это и вправду оно! Настоящее!
– Конечно настоящее, – хмыкнул Мьоль, потряхивая запечённой куриной ножкой. – Не принесли же бы мы тебе перо с гусиного гузна!
Карасий прерывисто засмеялся сквозь слёзы и расплылся в улыбке. Шмыгнув носом, он окинул наёмников сияющим взглядом и кивнул:
– Братцы мои! И сёстры, конечно же, – он склонил голову в поклоне перед Кейт. – Вы мои спасители! Я человек честный, а значит и с оплатой тянуть не стану. Фроська! – купец покосился на дочку. – Тащи сюда дедовский ларец!
Девушка ещё не пришла в себя от изумления, и возбуждённо охнула:
– Прям весь, батенька?
– Да весь! Весь! Давай, кабанчиком, туда и обратно.
Фрося со всех ног понеслась внутрь дома, и вскоре вернулась, держа в руках увесистый деревянный сундучок, украшенный искусной резьбой и позолотой. Карасий, сгорая от нетерпения, вылез из-за стола и забрал ларец у дочери. Поставив его перед наёмниками, он положил на крышку ладонь и заговорщически прошептал:
– Он доверху набит изумрудами и рубинами! Тут больше, чем мы договаривались. Но мне не жалко для вас.
Брови Мьоля подпрыгнули вверх от удивления. Кейт радостно заёрзала на стуле. Даже молчаливый Заид оживился и, оставив в покое копчёные рёбрышки, придвинулся ближе. Солод же погладил бороду и, прищурившись, посмотрел на купца.
– Это дар, достойный Князя, Карасий, – задумчиво протянул он. – Чем мы обязаны такой чести?
– То непросто дар, о могучий богатырь, – похлопал по крышке купец. – Это ещё и задаток!
– Задаток? Для чего?
– Я хочу предложить вашей славной бригаде отправиться в новое захватывающее путешествие!
5
– Старый пройдоха!
Мьоль злобно впился зубами в румяный поросячий бок и вырвал целый шматок мяса. Почти не прожевав, он проглотил его и обильно отпил из меха с квасом.
– Он нас обдурил, как щенят.
– То-то ты страдаешь, сидя в телеге и сжирая все наши запасы, – проворчала Кейт, перебирая в колчане новенькие стрелы.
– Он подвязал нас якобы на задание, – покачал головой северянин, – и между делом отправил с нами повозку зерна до Лемска! Вот ведь какое совпадение, да?
– Угомонись, Мьоль, – рыкнул Заид, забивая в новую длинную трубку свежего табака. – Даже если и надурил он нас, камней-то всё равно отсыпал от души.
– Да и проверить подкинутые им слухи о зачарованном мече не станет лишним, – не оборачиваясь к товарищам, сказал Солод, восседавший на козлах.
Богатырь вёл повозку по старому тракту на юг, вдоль Серых гор. Эта дорога была самой короткой, но не всегда самой безопасной. Под конец весны, когда во многих крестьянских вервях начинался голод, отчаявшееся мужичьё выходило разбойничать. Княжеские разъезды неустанно объезжали свои вотчины, отлавливали таких недоделанных бандитов и плётками угоняли их обратно по деревням. Однако с патрулями дружинников Серого Дола, столицей которого являлась крепость Лемск, Солоду встречаться не шибко хотелось.
Хотя, так или иначе, встреча с ними была неизбежна.
– Мне всегда было интересно: на кой ляд ты красишь стрелы, Синичка? – спросил Мьоль, устав сражаться с копчёным боком.
Кейт старательно разложила стрелы в три разные стопки и окунала их в купленные на базаре берестяные коробочки со всякими красками. Обмакнув оперение в красную краску, она подняла снаряд повыше и ответила:
– Такие стрелы-свистульки используют кочевники-турлуки, живущие в степях Вак’Хала. Они далеко летят и издают приятный свист благодаря особому наконечнику, – она аккуратно отложила стрелу в сторону и потянулась к следующей. – Мои любимые.
– Что верно, то верно, ты тоже подсвистываешь порой, – почесав голову, сказал варяг. – Жёлтые чего делают?
Кейт покрасила очередную стрелу и посмотрела на друга.
– Эти хорошо пробивают доспехи. Их наконечники плохо закреплены на древке, и остаются в теле противника.
– Мерзко…, – поёжился северянин. – От такой штуковины уже не избавиться… А синие для чего? У них какие-то шипы торчат.
– Вырвав такой из раны, – ответил вместо девушки Заид, – ты выхватишь и целый кусок мяса, – он отогнул штанину и ткнул пальцем в углубление на своей голени. – Заживает долго.
– Бесчестное оружие, – буркнул Мьоль.
– Это тебе не топорики в медведей на твоих островах кидать, – усмехнулась Кейт.
– И то верно…, – с тоской вздохнул варяг.
Гружёная зерном телега медленно плелась по неровной дороге, стуча колёсами по рытвинам и ухабам. Запряжённая двойка старых ездовых лошадей с трудом справлялась со своей задачей. И без того нелёгкий груз дополняла четвёрка вооружённых наёмников. Кейт даже было жаль скотинок. Но себя она жалела ещё больше: после броска по горным перевалам, у неё до сих пор болели ноги. Поэтому облегчать жизнь кобылкам она не намеревалась.
Солод отчего-то был грустен. Пожалуй, только Заид знал причину этому. Телега ехала по родным местам богатыря. Местам, в которые он уже давно не заезжал.
Витязь прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям, и едва слышно затянул песню:
Воспарили над небом пичужки,
Звонко пели свирели свои.
Я гулял по деревне с девчушкой,
Оглашал вирши ей о любви.
Мы прошлись вдоль коровника смело,
Напугали в овчарне овец,
Разбросали в курятнике крошки,
Всё потеха для юных сердец.
Это вечер прекрасен и светел,
Он на откуп был отдан для нас.
Нам осталось с тобой до рассвета,
Почти пробил прощания час.
Поутру соберу свои вещи,
И займу своё место в строю.
Захватила судьба меня в клещи,
Провожала меня на войну.
Земли Князя охвачены горем,
И беды пришёл пламенный глас…
Я целую тебя на прощание.
Этот мир не был создан для нас…
Дальше ехали, сохраняя молчание. Каждому было о чём подумать. Путь до Лемска занял ещё несколько дней. Дорога бежала по холмистым предгорьям, между набежавших со стороны хребта холодных озёр, а затем спустилась в долину. Там вовсю кипела работа: крестьяне готовили поля к скорой посадке и активно вспахивали землю. Бедняки орудовали сохами, разбрасывая комья грязи во все стороны. Те, кто мог себе позволить, запрягли несколько дряхлых кляч деревянными и железными боронами. Завидев проходившую мимо повозку, мужики махали ей вслед, а суетившиеся возле них детишки выбегали на дорогу и предлагали путникам напиться прохладной водой.
Приходилось проезжать и мимо нескольких селений. Крошечные деревеньки да косые хутора: вот она, настоящая Родия. За счёт труда местных жителей и держалось всё княжество. Несмотря на тяжкую жизнь и невзгоды, деревенские радушно встречали гостей, приглашали остаться на ночлег и перекусить супом из крапивы и лебеды. Но Солод вежливо отказывался и упрямо направлял повозку дальше. Им нужно было как можно скорее добраться до крепости. Поставка зерна имела особую важность. И чем ближе они подъезжали к Лемску, тем отчётливее все понимали, в чём же спешка.
Предместья крепости занимал палаточный городок. Не в пример к разбойничьей стоянке Стервятника, организованно здесь было по-военному строго: стройные ряды шатров и навесов образовывали многокилометровые улицы, загоны для лошадей и скота стояли отдельно, ухоженные и опрятные. Пахло травой и подопревшим сеном. Склады с оружием и провиантом расположились в сухих местах и на возвышенностях. Кругом ходили патрули. Пехтура занималась по распорядку дня: кто тренировался, кто чистил и точил мечи и топоры, кто занимался уборкой лагеря. Солдат собралось не меньше нескольких тысяч. Ясно было одно…
Княжество готовилось к военному походу.
6
Достигнув места назначения, Солод оставил партию сторожить повозку, и первым делом направился к лагерному управителю, которому и предназначался груз зерна. Обвешавшись охранными грамотами, полученными у купца, он кое-как продрался через стражников и вышел к раскидистому шатру, где собирались на совет воеводы, тысячники и главы мелких дружин.
Изнутри доносились брань и выкрики. Вояки о чём-то спорили. Солод пристроился неподалёку и прислушался к разговорам. До него долетали обрывки фраз о захваченном дикарями Небославле, о том, что в долину начали спускаться войска Орды, и о первых стычках с врагом. Новости и правда оказались тревожными. Проведя в странствиях долгие годы, Солод уже и позабыл, какого это: беспокоиться за родную землю и сражаться за кого-то ещё, кроме как за себя.
Ему доводилось присутствовать на подобных советах. И всякий раз они превращались в ругань и свалку бояр и дружинников. Так продолжалось, пока утомлённый Князь, глава совета, не вставал со своего трона и не принимал решение самостоятельно. Также случилось и сейчас. Раздался грузный стук кулаком по столу и громкий бас заглушил все споры и крики:
– Я услышал вас, братья. Ваши доводы обоснованы, но медлить больше нельзя. Не выступи мы сей же час – и некого будет спасать. Враг рубит наш люд, и некому, кроме нас ему помочь. Отдайте распоряжения. Утром мы идём на войну. Я всё сказал.
На мгновение повисло молчание, и собравшиеся начали расходиться. Солод провожал взглядом одного за другим, изучая их новые кольчуги, блестящие шлемы, развевающиеся плащи. Половина из военачальников ещё зелёные, даже в боях-то не бывали, небось.
– Измельчали богатыри в Родии…, – пробубнил под нос Солод. – Ох, измельчали…
– Потому что подобные тебе, – донеслось до него, – либо бросили родное государство, либо давно покоятся в сырой земле.
– Останься я с вами, Дмитрий, – ответил Солод, не поворачивая головы, – присоединился бы к покойникам.
Богатырь тяжело вздохнул и посмотрел на подошедшего к нему мужчину: рослого, большего, чем он сам, размером с тура, беловолосого, с кустистой бородой витязя, облачённого в кольчугу и ярко-красный плащ.
– Здравствуй, Князь, – кивнул Солод и протянул руку.
Мужчина не раздумывая пожал её, но нахмурился, сдвинув огромные брови, и сказал:
– И тебе не хворать, Юрий Всеволодович. Рад, что ты ещё не брезгуешь поздороваться со старыми друзьями.
– Полноте, Дмитрий Иванович. Я тебе не враг, и никогда им не был. Просто решил пойти своим путём.
Князь моргнул в знак согласия и жестом предложил следовать за собой. Миновав длинный тент, под которым суетились ополченцы, собиравшие скамьи и столы, он посмотрел на спутника и спросил:
– С чем ты пожаловал в этот недобрый час, мой старый воевода?
Солод хмыкнул, услышав своё былое звание и ответил:
– Я подрядился доставить повозку с зерном и Климска, от местного купца. Походил-побродил по лагерю, да не нашёл вашего управителя.
– За управителя нонче Евпат у меня, он пропустил совет по моему поручению, но мы как раз идём на встречу с ним.
– Старшина Евпат? – расхохотался наёмник. – Эвон оно как! Не мог найти кого посмышлёнее, государь?
– Евпат не смышлёностью, но верностью берёт, – холодно ответил Дмитрий. – А верить, кроме как ему, почитай и некому.
– А как же… Никитич, или Козьма Саныч? Где они всё?
– Как я уже сказал тебе, друг мой лепший, – пригорюнился Князь, – те, кто не разбежался, давно полегли. Остался только Евпат.
– Выходит, никого из нашей старой компании больше нет…
– Выходит, что так.
Пропустив колонну лучников, несущихся маршем к границам лагеря, Дмитрий решительно пересёк главную дорогу, что вела в сторону крепости, и остановился у складских помещений.
– Что же Великий Князь? – спросил Солод, прислонившись деревянной оградке возле него. – Где его основные войска? Не пойдёте же вы войной на гханурскую Орду только своими силами?
– То, что ты видишь, Юрий, – Дмитрий окинул широким жестом окружавшие их палатки, – и есть основные войска. Здесь и Лемские угодья, и Великорудные, и отряды из Климска и Центральной Родии. Больше мы не смогли никого собрать с начала зимы, со времён падения Небославля. Четверо Князей. Четыре тьмы копий, одна мечников, столько же застрельщиков да сотня витязей. Половина из всех – крестьянское ополчение. И ни одного толкового всадника. Вот тебе все наши силы. Нам спасать Родию. Либо погибнуть в первый же день.
Солод наклонился к Князю и вполголоса сказал:
– Я пару недель, как пришёл с той стороны гор. Пустынники встревожены: Орда достигла небывалых размахов, да поговаривают, что ведёт их безумный богородный. У вас нет шансов, Дмитрий! В простом бою, лицом к лицу, вы точно падёте!
Князь лишь вздохнул.
– Значит, такова судьба наша. У нас нет времени придумывать что-то ещё. Я думаю, бесполезно звать тебя в поход с нами?
– У меня свой путь, мой старый друг, – грустным голосом проговорил Солод. – Извини.
– Ничего. Я понимаю. Наверное, – он положил руку на плечо богатыря и крепко его сжал. – А вон и Евпат спешит. Коли больше нечем нам помочь друг другу, я должен оставить тебя, мне нужно готовить войско к походу.
– Вообще-то…, – подбирая слова, протянул Солод. – Есть кое-что, мой государь. Я ищу знание кое о чём. О том, что можешь знать только ты.
