Свет множества свечей оказался не таким уж и тусклым, и на миг ослепил Черныша. Когда глаза привыкли, он увидел Яромира.
Пропавший старик сидел за длинным столом, в окружении целой кучи бутылок. Из-за спутавшейся седой бороды с трудом можно было рассмотреть лицо деда. Его красный нос-картошка сиял на весь подвал, а полу-лысая голова блестела и того ярче. Он вцепился в огромную деревянную чарку, будто отпусти он ее, свалился бы под стол. Шатало его как хлипкую лодчонку в яростный шторм.
– Все будет хорошо, Чернышик, ты только не волнуйся! – Свистулька подбежала к старику и придержала его за плечи.
Тот отмахнулся от приставучей девчонки и проблеял:
– Мы…ик!…в заднице, котик! Их слишком много!
Черныш невольно приоткрыл рот и округлил глаза.
– Кого? – мяукнул он, изумленный и ошарашенный.
– Ик!…как этого «кого»? – Яромир возмущенно отбросил кружку и неуклюже развел руками. – Бутылок, котик! Бу-ты-лок. Мне одному с ними не это…ик!….не сдюжить!
– Тише-тише, – пыталась угомонить деда Зоська.
За труды ей досталось по лбу, но девушка упорно не желала оставлять старика. Черныш наконец-то переварил увиденное и со злостью запрыгнул на стол.
– Мать вашу-перемать! Какого лешего здесь происходит? – громыхнул он так, что под бочками в дальнем темном углу подвала закопошились две толстые мыши.
– Не гневайся, котичек, – пискнула Зоська. Она удержала старика на лавке и плюхнулась рядом. – Я тебе сейчас все объясню.
– Потрудись, Свистулька, пока я не разнес вашу халупу!
Девушка глубоко вздохнула и протараторила:
– Жданчик мой совсем плох. Болеет он, понимаешь, Чернышик? Нет нам никакого спасу и щастливой семейной, значит этой самой, жизни, из-за егоного недуга! А мы как прознали, что вы с Яромиром идёте сюда, решили взять посох кудеснический и вылечить недуг-то!
Черныш помотал головой.
– Обожди, Зоська. Ничего не пойму. Чем болеет твой Ждан?
– Дык известно чем! – она осеклась и неуверенно продолжила, с полным слёз голосом: – Мне уже восемнадцать, а я всё в девках хожу! А Жданчик он…того…не может никак меня из девок вывести. Болеет у него инструмент…
Девушка зарыдала, а Яромир нежно приобнял её и прошептал:
– И его вылечим, и тебя вылечим… Накапай только еще настоечки…
– Настойка кончается скоро, – раздался хриплый бас.
Из-за кирпичной печи, что согревала подвал, показался виновник переполоха. Ждан, высокий и рябой, тонкий и болезненный, вышел на свет. Кажется, он тоже пострадал от мухоморов. Пошатываясь, бедолага пересек комнату, тяжко опираясь на Яромировский посох.
Завидев его, Черныш приготовился взорваться тяжелой и громоздкой конструкцией самых скверных словечек, какие только знал, и даже вновь выпустил когти, но тут оживился Яромир.
– Коль кончается скоро, – бухнул он, нащупывая на столе соленый огурчик, – так и пить надо скорее, пока не кончилась!
Ждан замер с другой стороны стола, запыхавшийся после трудного пути от печи. Он сурово смотрел на старика, долго изучал его мутным взглядом, и лишь затем кивнул:
– Согласимся.
– Да что, вашу мать, происходит? – Черныш схватился бы за голову, да у него лапки.
– Не бухти, котик, – отмахнулся дед. – Зось, накапай ему настойки.
– Я не буду пить с не понятно кем!
– Ах, ты ж кошара неблагодарная! – взорвался рябой, отчего едва не выронил посох и не свалился под лавку. – Я тут, значится, спас твоего старика, а ты меня не понятно кем кличешь?
Черныш недоуменно глянул на друга:
– Что значит «спас»? О чем он, Яромир?
Старик виновато опустил глаза.