bannerbannerbanner
108 Дней Ее Жизни

Тори Сноу
108 Дней Ее Жизни

Полная версия

Но не все.

День 17. Don’t sleep

Не спи.

Не всегда то, что мы видим вокруг реально, так и сны не всегда реальны. Это как приступы шизофрении, невозможно понять, правда что-то происходит или же нет.

В эту ночь я не смогла уснуть. Чувство тревоги поглощало и овладевало мной. С каждым часом она все нарастала. Просидев некоторое время на кухне, я поняла, что мне не избавиться от этого навязчивого и, казалось бы, глупого чувства. Чего именно я так боюсь? Того, что сон сбудется или того, что схожу с ума? А может всего сразу?

Я с силой сжала челюсть, так, что зубы заскрипели. Всего лишь сильное расстройство, внутренняя депрессия, нарушение нормальной работы мозга. Возможно, первая ступень к шизофрении. Ведь сны не реальны. Они не сбываются, а я всего лишь параноик. Все будет хорошо. Просто лейкемия сбивает меня с толку, и из-за неё начинаю сходить с ума. Обычное дело для смертельно больных, как я. Моё психологическое здоровье движется в минус, также, как и физическое. Ничего странного.

…а может мне и правда нужна помощь психолога?

Бред.

Я достала с верхней полки над раковиной давно начатую пачку сигарет, которую Мэтт вчера положил на место, и закурила. Нервишки шалят, но это ничего, пройдёт.

«Мы ждём тебя.»

Нужно лишь отвлечься…

Психиатрическая клиника.

Все хорошо, все в полном порядке…

«Это предательство…»

Слова метались в моём сознании, как бумеранг отталкивались от меня и возвращались с новой силой. Четверть оставшейся сигареты истлела, когда я отвлеклась на размышления обо всем этом. Затушив её в том же блюдечке от кофейного сервиза, в котором вчера Мэтт раздавил свой окурок, я встала со стула и вернулась в комнату. Присела на край кровати, облокотилась на спинку и кончиками пальцев коснулась его волос. Глаза уже как-то смутно различали предметы вокруг. Сейчас сон понемногу стал овладевать мной.

Нет, не спи. Не спи. Это ловушка. Они хотят, чтобы я вновь оказалась в этом лесу, увидела их страшные худые тела, где видно едва ли не каждую косточку, увидела изуродованные лица и услышала те глухие сухие голоса. Осознание того, что рано или поздно мне все же придётся лечь спать пугало. Мне нужно хотя бы немного успокоиться, прийти в норму.

Взгляд упал на лежащего рядом Мэтта. Я для него лишний груз, пронеслось в моей голове. Он старается для меня. Ему приходится мириться с тем, что все, что он делает для меня бессмысленно и бесполезно. Но продолжает тянуть меня и себя с какими-то надеждами. Вряд ли он когда-то узнает насколько я благодарна ему за все его попытки вылечить меня. Каждый раз, когда я болела, лейкемия подавала свои признаки. Он уже тогда начинал паниковать и гонять меня по больницам. А сейчас он впал в отчаяние. Стал больше мотаться по городам США, узнавая все, что только можно о моём заболевании. Иногда хочется уже закричать, чтобы он прекратил и был со мной мои последние месяцы жизни. У меня других не будет. К сожалению.

Мэтт пошевелился, повернулся на другой бок, ложась спиной ко мне, и мирно засопел.

Часы показывали четверть восьмого. Обычно он просыпается около восьми. Поэтому я не была удивлена, когда он тихо вошел в кухню как раз тогда, когда я приготовила нам завтрак: ему яичница с беконом, себе овсяные хлопья, и две чашечки кофе.

– Как спалось?

Ему не обязательно знать о моей бессоннице. Опять начнёт зря беспокоиться.

– Прекрасно, – ложь далась мне легко учитывая тот факт, что врать ему я считала глупым. Мои мешки под глазами все говорили сами за себя. Но как ни странно, он поверил и сонно улыбнулся. – А тебе?

– Не плохо, – он обнял меня и присел на стул, вдыхая запах только приготовленного завтрака. – Спасибо, дорогая.

– Приступай, я сейчас подойду.

Мне резко стало не по себе. У меня заболела голова и больно сжался желудок. Быстрым шагом, чтобы Мэтт не понял в чем дело, я дошла до тумбы в спальне и высыпала всю аптечку из ящика. Как же много таблеток, капсул, ампул… Мне нужно обезболивающее. Я положила таблетку в рот после того, как сложила все обратно. Горечь растворяющейся во рту таблетки становилась все сильнее. Теми же быстрыми шагами я вернулась в кухню и глотнула уже чуть остывший кофе, запивая лекарство. Мэтт поднял на меня глаза, потом снова уставился в свою тарелку, доедая остатки яичницы. Стараясь не обращать внимание на головную боль, посмотрела на овсяные хлопья и с какой-то неохотой съела пару ложек. Живот скрутило ещё сильнее. Меня сейчас стошнит. В последнее время я стала есть чуть больше обычного. Похоже, мой организм от этого не в восторге. Все съеденное не успевает усваиваться и пытается вылезти наружу. Только бы не подать вида. Не хотелось бы, чтобы Мэтт заметил. Отставив от себя тарелку, я глубоко вздохнула. Он снова посмотрел на меня, разбирая, все ли со мной хорошо. Когда он улыбнулся мне, поняла, что выгляжу всё-таки лучше, чем есть на самом деле и по мне нельзя сказать, что что-то не так. Это меня успокоило.

– Эйприл, – он откашлялся, – сегодня мне нужно уехать.

Я закусила нижнюю губу и почувствовала солоноватый вкус собственной крови. Руки крепко сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

Мэтт встал со своего стула и подошёл ко мне став на колени между моих ног. Он поцеловал мою левую, затем правую руки.

– Тот сон… У меня плохое предчувствие, Мэтт.

– Ты случаем не медиум? – он засмеялся, а потом снова стал серьёзным. – Ты должна жить, понимаешь? Я сделаю все для этого.

– Мне не помочь. Ты сам это прекрасно знаешь.

– Плевать. Мы справимся. Даже если со мной действительно что-то случится…

– Мэтт!

– Дай мне договорить, – он с каким-то лёгким раздражением посмотрел на меня, – спасибо. Если что-то пойдёт не по плану, главное, чтобы тебе помогло это.

– Чем мне поможет твоя потеря?! Станет только хуже. Я не смогу жить с мыслью, что тебя нет. Пускай не долго, но не смогу.

– Надо попросить Крис присмотреть за ней, – услышала я тихий шепот из-под опущенного лица Мэтта.

– Не стоит. Просто не уезжай. Умоляю тебя.

Чувство, что я вот-вот расплачусь, появилось резко и набирало обороты с каждым произнесенным мной словом.

– Забери меня, чёрт возьми, с собой. Я не отпущу тебя никуда одного.

– Придётся, Эйприл.

Он стал подниматься с колен, когда я схватила его руку. Ком слёз в горле прошёл, всё-таки смогла взять свои эмоции под контроль. Однако, буря в голове не успокоилась.

«Мы ждём тебя.»

МЫ. Нет, пожалуйста, не надо. Не забирайте его у меня. Он мой самый родной человек. Часть меня.

В глазах резко потемнело, и я поняла, что теряю сознание. Последнее, что я тогда увидела, это испуганное лицо своего бойфренда и как он протягивает руки пытаясь поймать мою голову, чтобы я не ударилась о рядом стоящий стол.

Я ничего не видела, лишь слышала голоса. Они звучали так, будто произносящие слова люди находились в тоннеле. Шло короткое эхо. Голосов было не много. Мне они были знакомы, но в то же время я их никогда не слышала. Люди говорили вразнобой, но одно и то же слово. Какое именно, мне разобрать никак не удавалось.

Нашатырный спирт сильно ударил в нос, и я очнулась. Мэтт перетащил меня на кровать и укутал в одеяло.

– Я тоже боюсь уезжать, – он сделал паузу, задумавшись, – но не за себя. Боюсь оставлять тебя одну. Ты ведь могла сейчас удариться головой, была бы ты сама. Может, поедешь к тётке?

Широко раскрыв глаза, каким-то не внятным тоном попыталась ответить ему.

– Не дождешься. – Получилось не совсем это, а что-то обрывчатое. Но он понял.

– Ладно. Хотя я буду волноваться.

– И я тоже.

Кое-как приподнявшись на локтях, я потянулась к нему. Мэтт крепко обнял меня.

– Я люблю тебя.

Я промолчала и глубоко вдохнула запах его кожи.

Через час Мэтт уехал.

***

Время для меня будто остановилось, хотя на самом деле оно бежало, и стрелки часов уже были близки к девяти часам вечера. Я курила одну за одной, пару раз заварила кофе.

У меня есть кто-то, кого я могу назвать родными, но чувство одиночества меня не покидает практически никогда. Я постоянно загоняю себя в угол. Говорят, одинокие люди ни с кем не общаются и у них никого нет, они не видят ни в чем смысл. Как же ошибаются те, кто действительно так думает. Вокруг меня были разные люди, мне не составит труда распознать, кто счастлив, а кто притворяется, кому нужно все, а кому ничего. Дело в том, что я такая же. Конечно, читать чужие души не всегда просто и иногда я ошибаюсь, все ошибаются, но одиночки… их видно за милю. Я ощущаю их боль и угнетенность. Однако, стоит заговорить с ними, оказывается, что они не такие, какими мы их себе представляем, они другие. Их внутренний мир намного богаче и интереснее – они, находясь в одиночестве, наедине со своими мыслями, строят свою реальность. Она всегда лучше той, в которой мы все живём. Разгадать её полностью не может никто, даже тот, кто придумал её. У них есть человек, который всегда рядом, который понимает. Как ни странно, этот человек находится по ту сторону зеркала. Ты сам себе друг и семья.

Смысл их жизни многим может показаться просто бредовой идеей, абсурдом – мир должен измениться, они начинают его менять с себя. Всегда, чтобы получить желаемое обязательно платишь свою цену. Они её заплатили, теперь одиночество – их сестра. Бывают случаи, когда находят подобных себе, этот союз невозможно разрушить. Если не приходит кто-то ещё, кто решит изменить их мир.

Мне вспомнился разговор с одной из таких одиночек. Её звали Мэгги.

– Что для тебя значит быть частью этого мира? Всего того, что тебя окружает? – я внимательно следила за выражением её лица, не хотела упустить нечто важное, что, возможно, помогло бы самой ответить на этот вопрос вместо неё. Но она оставалась спокойной и сдержанной, появилась лишь грустная полуулыбка.

– Для меня мир – это рождественский шар со снегом внутри, если его потрясти начнётся снегопад. А я одна из тех снежинок в стеклянном шаре. Я не могу растаять, это всего лишь пенопласт или кусочки бумаги. Не могу улететь – я в тюрьме прозрачного стекла. Каждый раз, когда я падаю, сталкиваюсь с другими снежинками-людьми. Кто-то летит со мной до конца, а кто-то нет. Касаясь дна и наконец, ощущая устойчивость и опору, меня снова подбрасывают вверх. Изменить это будет сложно, но я смогу. Если нет – я убью себя.

 

Больше я её не видела. Говорят, она опустилась руки, сдалась на половине пути, Мэгги помогла многим не пасть ниже их предела, помогла подняться. Не знаю, что с ней сейчас, но раз она остановилась, то искать её нет смысла. Её вообще нет. Значит, она умерла. Рождественский шар со снегом продолжает двигаться и резко останавливаться. Все осталось так, как и было всегда.

Есть ещё один человек. Он раньше писал в моём блоге и почему-то именно ему я решила ответить. Было что-то, что заставляло меня отвечать на каждый его вопрос. Довольно странно, я никогда ничего не рассказывала чужим людям, он влек меня.

Вдохнув чуть воздуха и откинув голову назад, меня осенило. Я ведь не удаляла сообщения, могу найти его. Ноутбук практически разряжен, должна успеть написать пару сообщений. Но… нет. Немного не дошла до последних диалогов, где он и был.

На самом деле у меня очень много людей, которых можно назвать «другими». Жизнь сама буквально сводит меня с ними. Каждый уникален по-своему, порой приходилось месяцами изучать человека, чтобы понять его и узнать, каков он. Зачем я делала это? Мне было скучно. Да, именно со скуки все и началось. Меня забавляло такое занятие. Вот рядом сидит совершенно незнакомый человек, он что-то читает, просматривает сообщения в телефоне, смотрит куда-то, но не на меня, и он молчит. А я слежу за его выражением лица, дыханием, иногда, если я близко, даже считаю удары сердца.

Как-то я наблюдала за одной девушкой в метро. Не помню её внешности, но она заметила мой взгляд. Её сердце бешено билось, она ощущала опасность, исходящую от меня, хотя её не было. Она никуда не могла деться, только оставаться на месте и желать поскорее добраться до дома (или куда она ехала?).

Забавно наблюдать, как мотылёк пытается выйти наружу через стекло, когда в паре сантиметрах открыта форточка. Сами себе создают проблемы. Смешно. Жалкие люди. Они как дети: на них стоит посмотреть с осуждением или угрозой во взгляде и они, испугавшись, забиваются в угол. А ведь… Взрослых нет, есть лишь стареющие дети. Различие только в одном – дети видят и ощущают все, весь мир и каждую душу, а они нет.

Мэгги тогда сказала мне:

– В мире нет ни одной поистине живой души. Значит, нет ничего. Но ведь ты же много чувствуешь вот этого вот «ничего».

Этими словами она вписала меня в список «других». В её список. Всего несколько сказанных мною фраз оказались для неё ответом на вопрос: «Кто она?». У меня нет сомнений, она тоже меня изучала. Голубые глаза Мэгги были огромными, но они всегда были чуть сощурены или опущены, будто боялась ими увидеть все, что только возможно и невозможно.

Скука… В последний раз она довела меня до бредовых стихов и простуды. Тогда я бродила по ночным улицам Уинтропа, было холодно и сыро после дождя, и писала на клочках бумаги стихотворные строчки. Кстати, в этот момент и проснулась лейкемия. Снова.

Мэтта рядом практически не было. Я постоянно нахожусь в режиме ожидания. Иногда, кажется, что это никогда не прекратится. Мне ничего ни от кого не нужно, я прошу всегда лишь об одном – быть близко настолько, чтобы можно было в любой момент поговорить за чашкой чая. От Мэтта ждала и жду того же. Пока он где-то далеко я умираю. С каждым днём моё время уходит. Скоро вовсе исчезну.

«Мэтт, чёрт подери, будь со мной. Хотя бы в последние минуты моей жизни…»

Но я точно знаю, что его не будет. Скорее всего, умирать буду в одиночестве. Не только потому, что не хочу иметь свидетелей, а потому, что я буду где-то в пути. Буду ехать по дороге, ведущей в Куинси, или, может Давенпорт, или ещё куда. Все чаще и чаще возникает желание побывать в городах, которые я не знаю. И я обязательно потрачу хотя бы неделю своего жалкого существования на это.

Мэтт постоянно в разъездах, а бы хотела ездить с ним, но он против. Не знаю почему. Он изменился за последний год. Это было не особо ощутимо, но пару месяцев назад он перестал учитывать моё мнение, стал делать так, как считает нужным. Нет, плохого я здесь ничего не вижу, просто он перестал советоваться, рассказывать то, что его волнует. Мэтт продолжает заботиться и волноваться за меня, вроде бы не о чем беспокоиться. Однако, что-то не так. Я чувствую.

Часы сложно разглядеть в темноте, пришлось прищуриться и напрячь глаза, чтобы увидеть время. Восемь минут двенадцатого. Пора бы ложиться в постель, но мне нельзя спать. Кошмары убивают меня. Я буду держаться сколько смогу.

Снова кофе, в пачке последние две сигареты. Присев на подоконник, я подкурила сигарету и, сделав одну затяжку свободной рукой, открыла окно на проветривание. Рядом со мной стояла жестяная банка от кофе, которую я использовала как пепельницу. Тут я и сидела практически все время после ухода Мэтта. В другой комнате, кажется, звонил мой мобильный, но я так и не вышла отсюда. Кофе чуть обжег язык и губы, приятное тепло прошло по телу. Оказывается, я жутко замерзла.

Затяжка, выдох, снова затяжка и медленный выдох. Я струсила пепел. Из окна светила убывающая жёлтая луна. Звёзд было бесконечное множество. Так красиво…

Веки предательски тяжелели, мне жутко захотелось спать. Нельзя, Эйприл, нельзя.

Из дневника Эйприл:

«Я так ничего и не смогла сегодня съесть. На удивление, желудок даже и не жаловался. Пила только кофе, пару раз делала фруктовый чай. Пыталась съесть хотя бы печенье, но меня чуть не стошнило. Нужно есть или, если это надолго затянется, я умру от истощения скорее, чем от лейкоза. Завтра в любом случае нужно хоть что-то в себя впихнуть.

Со мной что-то не так. И я не имею вв

иду здоровье. По крайней мере, физическое. На счёт психологического я не уверена. Похоже, у меня едет крыша. И какая-то часть меня говорит, что скоро наступит момент, когда мне придётся сделать тяжёлый выбор. От него будет зависеть многое. Правда, пока понятия не имею, какой выбор и между чем, а может и кем.»

Я отложила тетрадь и ручку на край стола. До рассвета осталось ещё часа три-четыре, а у меня осталась одна сигарета…

День 18. Silence

Безмолвие.

Слишком много монологов в голове, но на самом деле, иногда разговаривать с самим собой намного приятнее, чем с кем-то еще. Хотя, возможно потому, что еще нет такого человека, с которым будешь говорить также.

Мое утро началось около семи, сон все-таки унес меня в свой мир на несколько часов. На этот раз я проснулась, сильно передернувшись в постели. Приснилось, будто я падаю с огромной высоты на асфальт, где стоят мои мертвые родные. Я не видела их лиц, но прекрасно слышала голоса и понимала, что моя покойная сестренка все также прячется за маминой поломанной спиной, а рядом с ними стоит Мэтт с простреленной головой. Полет казался бесконечно долгим, мне не за что было ухватиться. И вот, моя спина ощутила холодное прикосновение чьих-то пальцев, и я просыпаюсь в холодном поту. В горле стоит ком, и, дотянувшись до кружки, с недопитым вчерашним кофе, я падаю с кровати. Прекрасное начало дня. На плече и бедре сразу выступили синяки, на которые не обращаю никакого внимания. Так было всегда. Кое-как усевшись на кровать, я до дна допиваю кофе. В этот же момент я понимаю, как же сильно хочу курить.

«Все новое – хорошо забытое старое» – подумала я и ухмыльнулась этой мысли.

В голове ни одной складной мысли больше не было. Я просто бегала по дому и искала щетку для волос. Никак не могу вспомнить, куда ее дела.

Итак, спустя минут восемь после моего феерического падения с кровати, пускай сонная, но одетая, я выхожу из дома. О паспорте вспомнила практически возле магазина, надеюсь, не спросят. Не особо хотелось бы возвращаться домой. К счастью, продавщице было совершенно плевать на мой возраст, я протянула ей шесть долларов за пачку Мальборо и вышла из магазина. Там же, при входе, я закурила. Медленным шагом я прошлась до обрыва и упала на траву.

«Мы ждем тебя.»

Слова метаются в голове. Перед глазами мутные искаженные лица. Они ждут меня. На какое-то мгновение мне вдруг захотелось быть рядом с ними. Времени побыть с ними никогда особо не было, отец не был в восторге от моего присутствия в их доме. Мама все равно приводила меня, оставляла на выходные. В итоге, ему это надоело и он ушел из семьи. Сложно представить, что тогда чувствовала мама и сестра, ведь я даже не знаю каково это – любить, но им было очень тяжело перенести такое. Они очень любили папу, мешала их счастью только я. На тот момент чувство вины захлестывало меня с головой. Понятия не имею, где он сейчас, и на какое-то мгновение мне захотелось увидеть его, понять, почему он тогда ушел. Не знаю, смогла бы я сделать это – спокойно выслушивать и кивнуть в ответ, или же накричала бы на него и сказала, что он как последняя скотина бросил нас всех и ушел…

Заиграла мелодия моего мобильного в кармане. Это Кристен. Я нажала «отбой» и положила телефон рядом. Нет особого желания разговаривать с кем-то. Не в настроении. Запрокинув голову и устремив взгляд в небо, я вдруг задумалась о том, какой бы я была, если б росла в нормальной семье обычным ЗДОРОВЫМ человеком.

В основном, все мои знакомые не из полноценных семей, и они тоже не знают, как это – жить, как все, иметь обоих родителей и чувствовать их любовь и заботу. Большинство моих одногодок постоянно жалуются на их строгость и запреты, говорят, что ненавидят их и хотят поскорее съехать, жить отдельно. Я не могу сказать, правильно это или нет. Может, я бы думала также имей я семью, а может и нет, у меня никогда ее не было. Конечно, я знала маму и отца, однако, то время, что мы проводили вместе нельзя назвать простым семейным времяпровождением. С отцом я никогда даже не разговаривала, он игнорировал меня. Мама меня любила, наверное, но в глубине души я понимала, что ее просто мучает чувство вины. Она оставила меня, больного младенца. Она лишь хотела загладить это.

Когда родилась Алекса, здоровая красивая девочка, чувство усилилось. Ведь одному ребенку она может дать все, у него есть будущее, а другому ― нет. Врачи твердили, что я едва доживу до семи, но вот, мне уже восемнадцать и пока жива. Пока. Возможно, я бы выросла совершенно другим человеком. Весь наш внутренний мир зависит от дороги, по которой мы идем. Как мы воспринимаем определенные события, окружающую обстановку и ее воздействия.

А еще люди. Один из важнейших факторов, влияющих на наш характер и мировоззрение. Какие-то жалкие человечишки, окружающие нас, проходящие мимо, впитываются в нас. Не обязательно контактировать с ними, чтобы меняться. Они помогают в этом и без всякого общения и взаимодействия. Ты просто наблюдаешь за ними на улицах, в кафе, магазинах, школах, клубах… Они такие забавные, думают, что живут так, как хотят и даже не подозревают, насколько глубоко заблуждаются. Они наблюдают за другими и хотят также. Все подчиняются этой системе, мы зависимы. Мне так нравится наблюдать за ними. Как они хотят показаться выше, чем есть, в чьих-то глазах, а те (или тот) делают вид, будто им это важно и интересно. Как лгут в глаза. Как изображают восторг и удивление, когда им совершенно плевать на все. Список можно продолжать бесконечно, но суть одна – люди никогда не будут жить в свободном мире, мы всегда будем зависеть от чего-то. Не важно, что это будет, очередной писк моды или же человеческое мнение.

Один мой знакомый когда-то давно сказал мне несколько слов об этом, но я тогда не совсем их поняла.

– Не важно, что происходит вокруг, ты живешь и это главное.

Раньше я считала, что он имел ввиду «живи своей жизнью и не обращай ни на кого внимание». Не совсем так. Он сказал, что только наша собственная жизнь имеет значение, лишь она настолько ценна, чтобы ей дорожить. Разве жизнь главное? Неужели мы живем просто для того, чтобы существовать в этом мире? Не думаю, что я здесь именно поэтому. Сложно сказать для чего на самом деле. Но ведь мое время еще не истекло. Может я пойму для чего и зачем все это. А может, и нет.

Стоп. Я открыла глаза, которые закрыла в раздумьях. Кто именно мне говорил это? Достаточно времени прошло, уже не помню точно. Кажется, парень из Рентона. Я встречалась с ним несколько раз, здесь, в Сиэтле. Он тогда приезжал к другу. Мы познакомились довольно давно, он спрашивал дорогу до какого-то торгового центра, а я провела его. Кстати, позже оказалось, что он писал в моем блоге еще до той встречи. Позже мы виделись еще несколько дней подряд, и он уехал в Рентон. Как же его зовут… черт, не могу вспомнить. Я помню только одно – у него поразительно красивые глаза. Представить их себе очень сложно, но те ощущения от его взгляда забыть невозможно. Я утопала в радужке его золотисто-карих глаз, обрамленных густыми ресницами.

 

Я хочу найти его. Эта мысль быстро пронеслась в моей голове, как-то неосознанно я желала встретиться с ним снова. Его общество было мне очень приятно. Можно было бы вновь увидеться, поговорить за чашечкой кофе о том, о чем ни с кем не могу поделиться. Так странно, ничего не помнить о человеке, но чувствовать мурашки по коже от воспоминаний о его взгляде. Вроде бы все реально, остается лишь одно – все-таки пролистать диалоги и найти его, когда вернусь домой.

Солнце уже высоко. Волны играют его лучами, переливаются. Небо чистое без единой тучки. Прекрасный день для того… чтобы напиться. У меня совершенно нет настроения. Не хочу скитаться по городу, пока не стемнеет или сидеть дома и скучать. Моих друзей сейчас нет в городе, но я ведь и без них могу сходить в наш любимый уютный клуб. Можно, конечно, просто взять бутылку коньяка и побыть дома, тоже довольно неплохо. Да только мне надоело сидеть в одних и тех же стенах. Мэтт бы вряд ли одобрил такое, но я ведь не для знакомств и секса без обязательств туда собралась идти. Для гулянок еще рано, клуб, скорее всего, практически пуст.

Пока я шла, до меня вдруг дошло осознание того, что на самом деле мне не знакомы многие чувства других людей так же, как и им мои. Не знаю, почему вообще начала думать об этом, но факт остается фактом. То, что я называю дружбой, оказывается лишь близким и частым общением с какими-то людьми; то, что я привыкла называть любовью, на самом деле оказывается дикой привязанностью. И тут я поняла – у меня нет своих половинок. Моя любовь отличается от их. Мэтт просто единственный парень, который всегда был рядом, у меня даже не было особого выбора, я привыкла к его присутствию. Мне приятно его внимание и близость. Ради него я готова отдать все. Но что-то не так. Та ли это любовь?

Уравнение решено – результат отрицательный.

Я не скажу ему об этом. Никогда. Пусть все будет именно так, как есть сейчас. У меня совершенно нет желания найти того, кто пробудит во мне такие чувства, был лишь интерес.

Действительно, как это вообще? Могу поспорить, большинство людей считающих, что реально столкнулись с подобным, даже не подозревают, как сильно ошибаются. Опять же, я не верю в судьбу, которую нам якобы кто-то свыше уже приписал, но многие верят и думают, что так и было суждено, так было задумано. Кому-то будет дано познать столь высокие эмоции и ощущения, а кому-то нет. Бред, конечно, но это если отталкиваться от мнений и суждений людей, окружающих меня. Говоря их языком, могу сказать только одно: «МНЕ НЕ ДАНО».

В клубе сидели всего несколько человек, играла приглушенная музыка, медленно мерцали огни прожекторов. Сегодня барменом был Фрэд, хороший знакомый Киша. Когда-то давно он тоже занимался музыкой, но его родители не позволили их молодому успешному сыну стать уличным музыкантом-бродягой и отдали документы в университет на банкира. В итоге, Фрэд просто ушел из дома так и не став ни музыкантом, ни банкиром. Сейчас он работает в клубе за барной стойкой и наслаждается вечерами полными жизни. Он совершенно не похож на человека, который не доволен своей жизнью. Ему хорошо и у него нет желания что-либо менять.

Фрэд заметил меня практически сразу и одарил лучезарной улыбкой. Он за пару мгновений сделал мой заказ. Я взяла бокал и сделала большой глоток. Джин чуть жег горло, пронеся по телу приятную теплую волну. Так спокойно… Сразу стало так легко. Нет, мне этого мало, но начало мне уже нравится. Еще несколько глотков и я достаю сигарету, подкуриваю. В зале позволяется курить, дополнительный плюс этому клубу. Не нужно выходить на улицу каждые пятнадцать-тридцать минут, чтобы покурить.

К барной стойке подошел парень, на вид лет двадцати пяти, может чуть больше. Он заказал ром и колу, кинул Фрэду деньги и угрюмо бросил: «сдачу оставь себе». Я отвернулась, докуривая сигарету. Боковым зрением заметила, как он стал меня разглядывать. Похоже, еще немного и он предложит мне познакомиться и выпить с ним. Не особо хотелось, если честно. И действительно, только он открыл рот, явно желая сказать мне что-то из списка пикапа, к нему подбегает девушка и обнимает со спины. Парень, похоже, не ожидал такого, но посмотрев, кто его обнял, смягчился и переключился на нее. Она очень напомнила мне ту девушку, что стояла рядом с этим же клубом, когда я приходила сюда с Кристен. Тогда она целовалась с какими-то сатанистами, позволяла трогать себя. Сейчас у нее нет сопровождающих, ее супер короткое золотое платье поднималось до уровня бедер, когда она поднимала руки.

– Фрэд, еще джина, – попросила я.

Всегда было интересно наблюдать за людьми, особенно как разводят друг друга. Например, сейчас. Проститутка разводит богатого мальчика на деньги. Ведь судя по его рубашке и дорогим часам на левом запястье, он не бедствовал. Но вот в чем фишка – выгода не только с ее стороны, он ведь и сам нашел себе подружку на ночь. Выходит, она ради денег, он ― ради секса, и совершенно плевать, за деньги или нет.

Он развернулся к ней и, покусывая губу, стал ее разглядывать. В его взгляде читалось что-то вроде: «Не фонтан, но пойдет». Они обменялись несколькими фразами, после чего он заказал для нее коктейль, который она попросила. Она стала ближе к стойке и к нему, за три глотка осушила бокал и полезла целовать его. Конечно, он совсем не был против, наоборот, его рука полезла ей под платье.

Фу, какая мерзость. Целовать, и вообще прикасаться, к таким шлюхам… Парочка не спешила уходить, они все заказывали коктейли и заигрывали друг с другом. А я сидела, медленно пила и курила, была даже мысль отсесть от них подальше, но я воздержалась от этого, и от того, чтобы сделать им какое-то замечание. Черт, а так хотелось.

Клуб начал заполняться народом. Фрэд сделал музыку громче. Наконец, те двое ушли, однако, направились не к выходу, а к туалету. Отвращение вновь накатило на меня. Почему люди опускаются до такого? Зачем марать свое тело и душу? Создается впечатление, будто люди вообще не соображают, что творят со своей жизнью. Мимолетный кайф с человеком, которого видишь впервые. Я не могу понять, почему они это делают? Неужели всему виной понятие «одного дня»? Все люди хотят жить так, будто сегодня их последний день. Я живу так постоянно, и знаете, мне страшно, что день действительно может оказаться последним. Но я живу мыслями, а не грязными действиями, в отличие от них.

Понятия не имею, сколько тут уже нахожусь. Я ощущаю вкус алкоголя и его запах, больше ничего. Сигаретный дым скрывал в своем тумане людей. Музыка заглушала их разговоры. Фрэд пару раз пытался заговорить со мной, узнать, как мои дела, как Мэтт, но постоянные запросы клиентов его сбивали. Люди шли таким потоком, словно это единственный клуб в округе.

С левой стороны от меня сел симпатичный парень. Могу ошибаться, но он ненамного старше меня. Русоволосый, сероглазый. В его руке была рюмка с чем-то прозрачным, скорее всего с водкой. Он игриво улыбался мне.

– Что тебя занесло в этот бар?

– Ну… Мне надоело ждать, пока кто-то сделает меня счастливой. Поэтому я пришла сюда напиться.

Он засмеялся, а я попросила у бармена текилу.

– Я могу попробовать сделать что-то, что точно поднимет тебе настроение, – он хитро подмигнул.

– Там, – я показала в сторону туалета, – одна девушка. В таком золотом платье на высоких каблуках. Предложи это ей. Хотя, думаю, она и сама сразу же повиснет на твоей шее.

Парень ощутил мою грубость, понял, что его сейчас отшили. Как оказалось, он не из тех, кто сдается сразу, он не ушел.

– Может, ты подумаешь получше?

Я достала пачку и чуть расстроилась, осталось две сигареты. Закурила.

– Если ты не отстанешь, бычок этой сигареты будет затушен о твой глаз.

– Понял. – Парень встал и бросив на меня обиженный взгляд ушел.

Рейтинг@Mail.ru