Трейси Вульф
Желание
Глава 29. Не бабушка, а гроссмейстер
Я ожидаю, что она скажет что-то еще, но она ничего не говорит, и я шепчу:
– Я не понимаю, что это значит.
Ее улыбка безмятежна.
– Не беспокойся – ты поймешь.
– Но при чем тут Джексон? И мое сопряжение с ним?
– Я согласилась помочь тем ведьмам и ведьмакам, но попросила их об ответной услуге. – Она тяжело вздыхает.
У меня холодеет кровь.
– Я не понимаю. О какой услуге?
– Та девочка, которая, как я пообещала им, должна будет родиться, та горгулья, которую они так отчаянно хотели получить и которая будет иметь огромную магическую силу, должна была стать парой моего Джексона… если она захочет.
– Вы хотите сказать – пока я не найду свою настоящую пару. – Я с трудом выдавливаю это из себя, меня охватывает ужас, и я невольно перевожу взгляд на Хадсона.
– Нет, тебе было суждено сопряжение с Джексоном – до тех пор, пока ты не коснешься и не отвергнешь его. – Она улыбается. – Но ты не отвергла это сопряжение, не так ли?
Ее слова плавают в моей голове в поисках суши.
– Значит ли это, что до нашей встречи Джексон тоже не мог быть сопряжен ни с кем другим?
Она поднимает брови.
– Конечно, дорогая. Как еще я могла сделать так, чтобы у тебя был шанс на сопряжение с моим Джексоном? Из этого бы ничего не вышло, если бы до вашей встречи он уже был сопряжен с кем-то еще.
Боже. Мне становится не по себе. Если я была права и тот парень, о котором говорил Флинт, тот, в кого Флинт был влюблен всю жизнь, это в самом деле Джексон… Это значит, что все это время, пока у Флинта разрывалось сердце, пока он думал, что Джексон не хочет выбрать его, все было совсем не так – Джексон просто не мог сделать такой выбор. Из-за меня.
Я обхватываю себя руками, стены гостиной смыкаются вокруг, я делаю неглубокий вдох.
– Значит, все это была подделка, туфта? Мои чувства к Джексону были ненастоящими?
– А тебе эти чувства кажутся поддельными? – спрашивает она и, наклонившись, похлопывает меня по руке.
Я думаю о его глазах, о его улыбке. О его прикосновениях. И стеснение в моей груди ослабевает.
– Нет. Нет, они не казались мне поддельными. Совсем.
– Потому что они не были поддельными. – Она пожимает плечами. – Ты же знаешь правила сопряжения…
– Вы нарушили все правила!
– Нет. – Она многозначительно поднимает палец. – Я обошла несколько правил, но я их не нарушала. Я создала узы вашего сопряжения, но, если бы ты не была открыта для них – если бы Джексон не был открыт для них, – вы двое никогда бы не оказались сопряжены и были бы свободны найти свои истинные пары. Так что все просто.
Мне это не кажется простым. И тут меня пронзает новая мысль, новая и ужасная.
– А что, если бы мы так и не встретились? Значит ли это, что тогда Джексон всю свою жизнь оставался бы один?
– Этого бы не произошло. Я прибегла к древней магии, сделав так, чтобы подобное притягивалось к подобному. Эта магия неудержимо влекла тебя в Кэтмир к Джексону с самого твоего рождения. – Я вижу в ее зеленых глазах что-то, напоминающее доброту.
Я закрываю лицо руками и пытаюсь сдержать слезы. Но я не стану плакать – не здесь и определенно не сейчас. Я не доставлю ей такого удовольствия.
– Грейс. – Ее рука застывает над моим предплечьем, как будто она хочет опять коснуться меня, и ее взгляд сейчас куда мягче, чем когда-либо прежде.
Но ни от того ни от другого мне не легче.
Я встаю с кресла и иду к Хадсону. Может, мне удастся убедить ее разморозить его, раз уж она немного смягчилась? Но сначала у меня вырывается вопрос, который мучает меня с того самого момента, когда она призналась, что создала узы сопряжения между Джексоном и мной.
– Я не понимаю одного – зачем вы сделали это. Нет, я говорю не о себе, мне понятно, что для них я была просто ценным ресурсом, а для вас козырем в переговорах. Но Джексон? Как же он? Вы вырастили его, воспитали его. Он любит вас. Так зачем же вы сделали с ним то, что могло причинить ему боль?
– А ты помнишь, каким был Джексон, когда ты познакомилась с ним? – спрашивает Кровопускательница.
Я вспоминаю его холодные черные глаза.
– А при чем тут это?
– Он замкнулся в себе давно, задолго до твоего рождения. Возможно, я была слишком жесткой, воспитывая его, возможно, дело было в этих двух людях, его биологических родителях. Не знаю, не знаю. И я подумала, что, дав ему пару, смогу отчасти исправить это. И это было не только ради него. Ты должна была стать последней горгульей на земле, то бедное существо в пещере не в счет… – Она делает паузу, чтобы прочистить горло и допить бокал. – Я знала, что тебе понадобится его защита. Что тебе будут нужны Кэтмир и все то, что тебе сможет дать Финн.
Она смотрит мне в глаза и добавляет:
– Я сделала это ради вас обоих, Грейс. Потому что вы были нужны друг другу.
Какая-та часть меня слышит в ее словах правду. Я вспоминаю мой первый день в Кэтмире, когда я была так растеряна и испытывала такую боль. Когда я поняла, что Джексон такой же, как я.
Она сказала, что мне была нужна защита Кэтмира – значит ли это, что Кровопускательница рассказала обо мне Лии, зная, что та убьет моих родителей и что я попаду в Кэтмир?
Это ужасное подозрение, от него у меня закипает кровь и по коже бегают мурашки, но затем до меня доходит, что ей не было нужды это делать. Если в конце концов магическая сила наших уз в самом деле должна была свести нас вместе.
Я поворачиваюсь и вижу Хадсона, его идеально красивое лицо застыло. У меня мелькает мысль: а что, если сопряжение было нам суждено с самого начала? Что, если в другом мире, таком, где тысячелетние вампиры не могут творить все, что им угодно, мы были предназначены друг для друга?
Я тру свою грудь и, честное слово, чувствую, как еще одна трещина рассекает мое и без того уже израненное сердце.
Я протягиваю руку к Хадсону, желая получить успокоение – утешение – от прикосновения к его коже, хотя бы на секунду. Но едва мои пальцы касаются его пальцев, происходит нечто чудесное.
Он хватает мою руку, сжимает ее, моргая и смаргивая действие чар, которые обездвиживали его последние пятнадцать минут.
Глава 30. Кому нужно правдоподобие, если есть возможность все отрицать?
Я уставляюсь на Хадсона – потрясенная тем, что он как-то вышел из того транса, в который его погрузила Кровопускательница. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, не она ли решила освободить его, но, похоже, она так же удивлена, как и я сама.
Она быстро стирает удивление со своего лица, и я спешу встать между Хадсоном и ней. Я ожидаю, что после того, что она сотворила, он попробует накинуться на нее, и остановить его можно, только преградив ему путь. Потому что при всем моем невежестве одно я знаю точно – Хадсон никогда ни за что не нападет на нее, если будет знать, что при этом могу пострадать и я. А раз так, то, может быть, у меня будет возможность как-то исправить дело до того, как все окончательно полетит в тартарары.
Но Хадсон совсем не так взбешен, как я ожидала. Да, он раздражен, но он был раздражен и до того, как она заморозила его, и я полагала, что, пробыв пятнадцать минут статуей, он будет вне себя. Однако вместо этого он смотрит на нас с таким видом, будто ожидает ответа на какой-то вопрос.
Я опять оглядываюсь на Кровопускательницу, и на сей раз она улыбается мне улыбкой доброй бабули.
– Он ничего не помнит, дорогая.
– Не помню чего? – спрашивает Хадсон, глядя то на нее, то на меня.
Мне надо ему сказать – он имеет право знать, что сейчас произошло, – но, если я скажу, начнется светопреставление. Так что я решаю, что пока ему лучше оставаться в неведении.
– Ничего, – отвечаю я.
Я расскажу ему позднее, когда мы очутимся далеко от этой пещеры и он не сможет попытаться напасть на Кровопускательницу. Он будет в ярости, но он это переживет. И слава богу, что он все же не разозлил ее настолько, чтобы она решила сделать его своей жевательной игрушкой.
Это беспроигрышная ситуация – никто не проиграл, и никто не умрет.
Да, я знаю, мои критерии беспроигрышной ситуации здорово снизились после того, как я стала учиться в Кэтмире, но сейчас не время об этом думать.
– Мне все равно, что вам надо для этого сделать, – говорит Кровопускательнице Хадсон, – но вы должны разорвать узы сопряжения, связывающие меня и Грейс.
Она устремляет на него вопросительный взгляд.
– Мне показалось, что ты только что критиковал меня за то, что я возомнила себя богом.
– А вы заявляли, что, если у тебя есть сила и власть, ими невозможно не злоупотреблять, – парирует он. – Так что давайте. Злоупотребите своей силой и вытащите нас из этой жопы.
На мгновение мне кажется, что сейчас Кровопускательница не выдержит и взорвется, поэтому мне очень хочется оттащить Хадсона в угол и настоять на том, чтобы он перестал испытывать ее терпение. То есть я знаю, что он не слышал нашего с ней разговора, но все же. Он ведет себя так, будто желает, чтобы она набросилась на него.
Или так, будто ему очень, очень хочется разорвать узы нашего сопряжения.
Эта мысль поражает меня, словно валун, катящийся с горы. До нашего прибытия сюда я знала, что Хадсон не хочет быть моей парой, что он считает все это некой космической шуткой. Но теперь, когда мне стало известно, что ему, вероятно, всегда было суждено быть моей настоящей парой, это кажется мне чем-то вроде удара под дых.
– Тебе надо научиться меня уважать, – говорит она, буравя его злым взглядом.
– Дайте мне что-то такое, что можно уважать, и я буду готов, – парирует он, устремив на нее такой же злой взгляд.
Я едва не пригибаюсь. А вдруг она сейчас сокрушит его?
Но вместо того чтобы разорвать его на куски, пустив в ход свою тысячелетнюю силу, Кровопускательница берет свой бокал, скользящей походкой идет к небольшому бару, сделанному изо льда и расположенному на противоположном конце гостиной. И очень медленно, очень аккуратно налив себе еще крови, пьет.
Когда она опять поворачивается к нам, пламя в ее глазах притушено, хотя губы плотно сжаты, а плечи напряжены.
– Итак, – тихо говорит она и снова смотрит на нас с видом грозной кошки, играющей с маленькой мышкой.
Жуть.
– Вы действительно хотите разорвать узы вашего сопряжения?
Я уже сомневаюсь, наполовину из-за того, что она мне сказала, наполовину потому, что инстинкт самосохранения внутри меня буквально кричит поскорее убираться отсюда.
Но Хадсон полностью «за» и говорит:
– За этим мы и явились сюда. Джексон и Грейс не заслуживают такого.
– А чего заслуживаешь ты сам? – В ее устах этот вопрос звучит как угроза.
– Я знаю чего, – отвечает он. – Но большое вам спасибо за вашу заботу.
Она чуть заметно пожимает плечами и гримасничает, словно говоря: «твое сумасшествие – это не моя проблема». И говорит:
– Быть может, есть один способ разорвать эти узы.
– И какой же? – спрашивает Хадсон.
– Корона.
– Что? – спрашиваю я, но Хадсон, похоже, знает, о чем она толкует, поскольку меняется в лице.
– Ее не существует, – отвечает он.
– Разумеется, она существует. – Она опускает взгляд, рассматривает свои ногти. – Просто она ненадолго пропала.
– Ее не существует, – повторяет Хадсон.
Но я не так уж уверена, что он прав, – судя по виду Кровопускательницы, она не блефует. Совсем.
– Тебе это сказал Сайрус? – спрашивает она. – Он не смог ей завладеть, поэтому он и не хочет, чтобы другие знали, что она существует.
По-моему, это очень похоже на Сайруса, и я вижу, что Хадсон тоже так думает, поскольку он перестает спорить. Он не готов начать задавать ей вопросы об этой самой Короне, но больше не возражает. По его меркам это почти капитуляция.
– А что может сделать эта ваша Корона? – спрашиваю я, по-прежнему ничего не понимая.
– Считается, что Корона дает тому, кто ее носит, безграничную силу, – сухо говорит Хадсон.
– И все? – спрашиваю я. – Всего-навсего еще большую силу?
– Выражение «всего-навсего» здесь неприменимо, – замечает Кровопускательница. – Эта сила беспримерна. Некоторые говорят, что она дает тому, кто носит ее, способность повелевать Семью Кругами.
– Погодите. Кругами? Наподобие того совета, в котором мы теперь вроде бы должны состоять? – Я показываю на Хадсона.
– В котором должна состоять ты, – поправляет он меня.
– Да, вместе с моей парой.
Он отводит глаза. Черт, черт. Почему-то эта ситуация становится все хуже, и я все время болтаю лишнее.
– Значит, их семь? – спрашиваю я.
– Конечно, дитя мое. Не думала же ты, что в мире есть только пять видов сверхъестественных существ. Просто по воле случая ты принадлежишь к этому Кругу.
Я понятия не имею, что мне следует на это сказать. Она еще только начала, а я уже чувствую себя как эмодзи с взрывающимся мозгом.
– А кто состоит в других Кругах?
– А разве это имеет значение? – язвит Хадсон.
Кровопускательница не удостаивает его ответом.
– Феи, русалки, эльфы, суккубы – и многие другие.
– Суккубы, – повторяю я. – Эльфы. Просто бродящие по миру и не лезущие в чужие дела.
– Ну как раз эльфы очень даже лезут в чужие дела, – замечает Хадсон. – Они везде суют свой нос.
Я ожидала от него чего-то другого, но ладно, проехали.
– И эта самая Корона повелевает ими всеми?
– Корона приносит в мир равновесие. Долгое время в руках сверхъестественных существ было сосредоточено слишком много силы, поэтому была создана Корона, чтобы обеспечить баланс. Но где существует такая сила, там всегда есть и алчность. Желание получить власть над всеми и вся.
Она медленно пьет кровь.
– Тысячу лет назад Сайрус попытался завладеть Короной.
– Ну еще бы, – бормочет Хадсон.
– Она исчезла вместе с тем, кто ее носил, и с тех пор Сайрус ищет ее. Отыщи Корону, и, возможно, ты найдешь способ разорвать узы вашего сопряжения и восстановить узы сопряжения Грейс и Джексона.
Глава 31. Мне нужно отлучиться
– Давайте уточним, – говорю я. – Ее никто не видел уже тысячу лет, люди по всему миру – в том числе сам король вампиров – ищут ее, а вы думаете, что мы с Хадсоном можем ее найти?
– Я не говорила, что считаю, что вы можете ее найти. Я сказала, что это, вероятно, единственные способ разорвать узы вашего сопряжения. – Она возвращается к своему креслу и садится. – Извините, мои старые кости устают, если я слишком долго стою.
Я этому не верю и, бросив взгляд на Хадсона, убеждаюсь, что этому не верит и он. Но ни он, ни я не говорим об этом, только не теперь, когда она продолжает свой рассказ.
– Но если бы вы решили, что хотите ее поискать, я бы на вашем месте начала поиски с того единственного создания, которое может о ней что-то знать. И поскольку вы с ним уже встречались, возможно, у вас есть шанс убедить его поговорить с вами.
– Кто это? – спрашиваю я, ломая голову. Кого она имеет в виду? Даже Хадсон подался вперед, и видно, что ответ интересует его не меньше, чем меня.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь? – Она изгибает бровь. – Неубиваемый Зверь, кто же еще? Некоторые говорят, что поэтому-то его и посадили на цепь… чтобы никто не узнал, куда он спрятал Корону.
– Неубиваемый Зверь? – повторяю я, чувствуя, как быстро бьется мое сердце. – Я вам уже сказала, он разговаривает со мной. Вы думаете, что я могла бы просто спросить его и он бы ответил?
– Я думаю, что он слишком не в себе, чтобы толковать о чем-то, кроме самых простых вещей. А что об этом думаешь ты?
Я думаю о том, что происходило в пещере, и о том, что он говорит со мной, используя только самые короткие фразы. А еще о том, как он пытался отдать мне свое сердце.
– Думаю, он ничего не помнит.
– Тогда у вас есть только один вариант. Вы должны превратить его в человека – он пробыл в ипостаси горгульи так долго, что это, вероятно, свело его с ума.
– Погодите, разве такое возможно? – спрашиваю я, потому что, по-моему, кто-то должен был мне об этом сказать. Что-то вроде «если ты пробудешь горгульей слишком долго, это может произойти и с тобой». Да, мне определенно следовало об этом узнать.
– Для этого должны пройти века, Грейс, – вмешивается Хадсон, впервые за долгое время. – Чтобы такое случилось с тобой, ты должна будешь пробыть в ипостаси горгульи несколько веков.
– Откуда ты знаешь?
– Я изучаю горгулий уже несколько недель. – Он закатывает глаза. – Или ты думаешь, что я допустил бы, чтобы ты выпутывалась сама, если бы оказалось, что что-то в этой истории может причинить тебе вред?
Разумеется, нет. Хадсон, конечно, взбалмошен, но он бы ни за что не допустил, чтобы кому-то из тех, кто ему дорог, пришлось выпутываться из передряг в одиночку.
Я улыбаюсь ему, и на секунду мне кажется, что сейчас я увижу его ответную улыбку. Но он переводит взгляд на Кровопускательницу и спрашивает:
– И каким же образом мы сможем превратить его в человека?
Она пристально смотрит на Хадсона.
– Вы должны его освободить. Это его цепи не дают ему превратиться в человека. Разбейте их, и он вернет себе человеческое обличье.
– Мы уже пытались их разбить, и у нас ничего не вышло, – говорю я. – Вампир, дракон, ведьма, горгулья… – Я показываю на себя. – Никому из нас не удалось это сделать.
– Это потому, что они заколдованы.
– Заколдованы? – Хадсон всплескивает руками. – Вы что, морочите нам головы? Хотите отправить нас искать ветра в поле, чтобы мы отстали от вас?
– Хадсон… – Я кладу руку ему на плечо, чтобы успокоить его, но он сбрасывает ее.
– Нет, Грейс, ни за что! У нее есть куча всяких правил, и с каждой секундой эти правила становятся все более и более абсурдными. Вы не можете разорвать эти узы. Вернее, да, можете, но для этого вам понадобится Корона. О нет, никто не знает, где эта Корона. Хотя погодите, кто-то знает. Но от него вы не можете этого узнать. Довольно, все это чушь, и она это знает.
– Может, и так, – шепчу я. – А может, и нет. Может быть, нам все-таки надо хотя бы попытаться.
– Это действительно так важно для тебя? – спрашивает он, и злость уходит из его глаз – а вместе с ней и любые другие эмоции.
Я не знаю, как ответить на этот вопрос, и потому ухожу от ответа.
– Мы не обязаны принимать решение прямо в эту минуту. Мы можем просто выслушать ее и решить позднее.
Похоже, ему хочется продолжить спор, но в конце концов он просто вздыхает и машет рукой, как бы говоря «проехали».
– А как можно разбить эти заколдованные цепи? – спрашиваю я, хотя я не менее ошеломлена, чем Хадсон. А может быть, и больше.
Кровопускательница смотрит то на меня, то на него, словно пытаясь понять, говорить нам или нет. Но в конце концов вздыхает и говорит:
– Я знаю только одно – вам надо найти Кузнеца, который изготовил эти цепи. Вообще-то, – она улыбается Хадсону, – это тот же самый Кузнец, который выковал браслет, который ты сейчас носишь. Он сделал несколько заколдованных браслетов, которые затем были подарены Кэтмиру. Если вы хотите разбить цепи Неубиваемого Зверя, вам надо его отыскать.
– А как мы сможем найти этого Кузнеца? – спрашивает Хадсон.
– Честно? – Она качает головой. – Понятия не имею.
Глава 32. Разговорами сыт не будешь
Больше нам ничего не удается у нее узнать – либо потому, что ей больше нечего нам сказать, либо потому, что она что-то скрывает от нас, хотя я не понимаю, зачем. Когда речь идет о ней, ничего нельзя знать наверняка.
Она предлагает нам провести ночь у нее, поскольку, когда мы доберемся до Кэтмира, будет уже очень поздно, но, по мне, лучше уж встретиться лицом к лицу с ночными зверями Аляски, чем провести хотя бы одну лишнюю минуту в ее ледяной пещере.
К счастью, возвращение в Кэтмир проходит без происшествий. Буря, казавшаяся неизбежной, кажется, прошла стороной. Из хищных зверей нам встречаются только волки, но и тех рычание Хадсона быстро заставляет бежать. К тому же я могу летать, а они нет, что здорово облегчает дело.
Один раз мы делаем короткую передышку, и я говорю Хадсону, что Кровопускательница заморозила его (что ему, разумеется, совсем не по вкусу), и сообщаю то, что она рассказала мне о ковене и узах сопряжения, и о том, что Джексона и меня влекло друг к другу. Хадсон слушает меня, молча вглядываясь в темноту, пока мы идем по лесу – и мне кажется, что это лучше, чем я могла ожидать.
Во всяком случае, до тех пор, пока он не рычит:
– Гребаная кровососка. – И этим все сказано. Тем более что я знаю: он говорит о чем-то куда большем, чем то, что она вампир.
Мы опять пускаемся в путь.
К тому времени, как мы добираемся до школы, я измучена, умираю с голоду и хочу одного – принять горячий душ, поесть и лечь в кровать. Но одновременно в моем мозгу роятся тысячи разных мыслей. Сегодня суббота, значит, Мэйси тусуется с другими ведьмами, а я не хочу оставаться одна. Потому что не могу заставить себя не думать о Джексоне, Хадсоне, Сайрусе и Неубиваемом Звере.
Я думаю об этом звере, пока Хадсон ведет меня по коридору к моей комнате. Я пообещала ему, что вернусь и освобожу его, и я хочу это сделать – я должна это сделать. Вот только я не знаю, действительно ли этот Кузнец, кем бы он ни был, знает, как это можно сделать. И захочет ли. Если Кровопускательница права, если это он изготовил те цепи, то с какой стати он может захотеть их снять?
И каким же гнусным должен быть человек, чтобы сотворить такое?
Я говорю это Хадсону, но он только качает головой.
– Мне никогда не понять, почему люди принимают те решения, которые принимают, – отвечает он. – Как они могут быть настолько безразличны к таким понятиям, как добро и зло. Или как они могут просто соглашаться со злом, когда они выигрывают от него или когда ему слишком трудно противостоять.
Я думаю о его отце, обо всем том, что творили Сайрус и все его приспешники. А затем о том, что Хадсон сделал, пытаясь остановить своего отца, – и о той цене, которую ему пришлось за это заплатить.
– Простого ответа тут нет, верно? – говорю я и вздыхаю.
– Я не уверен, что ответ вообще существует, – отвечает он.
Мы стоим перед дверью моей комнаты, ощущая неловкость, и я не знаю, что делать. Я вижу, что Хадсон тоже этого не знает, потому что руки он засунул в карманы, и его взгляд, обычно прямой, устремлен куда угодно, только не на меня.
И тут у меня урчит в животе. Громко.
– Ты голодная? – Он вдруг улыбается.
– Эй, полеты сжигают кучу калорий! – Я гримасничаю.
Он кивком показывает на дверь моей комнаты.
– У тебя там есть какая-то еда?
– Ага. Я возьму батончик с мюсли…
– Сегодня ты съела уже три батончика с мюсли. – Он прислоняется плечом к стене. – Тебе не кажется, что пора подкрепиться чем-то по-настоящему питательным?
– Ага, только кафетерий закрыт, так что же ты предлагаешь? – Я кривлюсь. – И, пожалуйста, не говори мне, что ты предложишь мне термос с кровью.
Сперва мне кажется, что он не ответит, но тут он говорит:
– Я предлагаю тебе принять душ.
– Ты хочешь сказать, что от меня воняет? – Я резко вдыхаю, изображая возмущение.
– Я хочу сказать, что ты дрожишь. Душ тебя согреет. – Он натягивает мою шапку мне на глаза.
– Эй, ты что? – У меня уходит всего секунда, чтобы стянуть шапку с глаз, но, когда я стягиваю ее, он уже находится на другом конце коридора.
– Хадсон… – зову его я, затем останавливаю себя. Потому что понятия не имею, что хочу ему сказать.
Видимо, он это понимает, поскольку улыбается и машет мне двумя пальцами, прежде чем скрыться из виду. А я вхожу в мою комнату.
Мэйси тут, разумеется, нет, хотя она оставила два печенья с шоколадной крошкой на тарелке рядом с моей кроватью. Может, просто съесть их и нырнуть под одеяло? Но Хадсон прав, я дрожу. К тому же у меня ноют плечи – вероятно, из-за того, что я пролетела сегодня сотни миль при почти нулевой температуре.
Судя по всему, долгие полеты нипочем Флинту и Иден – только этих двух драконов я знаю достаточно хорошо, чтобы спрашивать, – но я другое дело, у меня потом все болит. Наверное, мои мышцы спины не были рассчитаны на то, чтобы выдерживать вес крыльев, не говоря уже обо всем весе моего тела на протяжении тех длительных полетов, которые мне пришлось совершить в последние недели.
Но это же не навсегда, не так ли? Ведь чем больше ты нагружаешь свои мышцы, тем они становятся крепче.
Я быстро принимаю душ, затем надеваю пижаму. Печенья, затем серия «Баффи – истребительницы вампиров» – что тут скажешь, после моих усилий по примирению Хадсона и Кровопускательницы этот сериал – самое то. Теперь можно лечь в кровать.
Мне надо заняться домашними заданиями. Черт, мне надо сделать хоть что-то, а не лежать на кровати, думая о том, что, возможно, мои родители погибли именно потому, что меня надо было доставить в Кэтмир, к Джексону. Значит ли это, что мы были всего лишь пешками на шахматной доске Кровопускательницы? Или в игры играл кто-то другой? Мне необходимо это понять, необходимо знать, кто мои враги, но сейчас я слишком устала.
К тому же если мне сейчас и надо с чем-то бороться, то с моим собственным сердцем, которое так неистово бьется с тех пор, как я узнала, что Джексон не должен был стать моей парой – что ею должен был стать Хадсон. Я старалась считать Хадсона только своим другом, потому что мне казалось, что по отношению к Джексону будет нечестно смотреть на него по-другому. Но теперь мне кажется, что нечестно по отношению к Хадсону считать Джексона чем-то большим, чем мой бывший бойфренд. Ну до тех пор, пока я не напоминаю себе, как сильно Хадсон не хочет быть сопряженным со мной. Я с усилием сглатываю.
Вот поэтому я предпочитаю взять себя в руки, большое вам спасибо. Мое сердце бешено колотится в груди, к горлу подступает тошнота, и у меня уходит не менее пяти минут, чтобы заставить себя дышать спокойно и ровно.
В конце концов я добираюсь до кровати, но едва я накрываюсь одеялом и кладу на колени ноутбук, раздается стук в дверь. Мне хочется проигнорировать его, но, прежде чем я успеваю что-то решить, слышится голос Хадсона:
– Ну Грейс. Я же знаю, что ты там.
– В чем дело… – начинаю я, открыв дверь.
Я осекаюсь, увидев, что он держит в руках поднос из кафетерия с горячим сэндвичем с сыром, порезанными фруктами и банкой «Доктора Пеппера». – Где ты взял все это? – спрашиваю я, отступив, чтобы он мог войти.
Он смотрит на меня так, будто не верит своим ушам.
– Я это приготовил. Это же очевидно. – Он ставит поднос на мою кровать, затем садится в изножье… как будто ему там самое место.
Впрочем, когда он обитал в моей голове, именно изножье моей кровати и пятачок у окна были самыми излюбленными его местами, чтобы обращаться ко мне со страстными речами.
– Ты умеешь делать горячие сэндвичи с сыром? Ты? – спрашиваю я, садясь с другой стороны от подноса.
– Что? – Он явно оскорблен. – По-твоему, если я вампир, то не умею делать сэндвичи?
– Ну… по-моему, это не тот навык, который может тебе пригодиться.
Несколько долгих секунд он ничего не говорит, только пристально смотрит на меня своими бездонными глазами. Но в конце концов отвечает:
– У меня, знаешь ли, есть пара, которая наполовину человек. К тому же, – добавляет он, пожав плечами, – есть такая штука, как Ю-Туб.
Между нами повисает неловкое молчание, и я правда не знаю, что мне на это сказать. Того, что надо сказать, набралось так много, что я понятия не имею, с чего начать, – и я слишком измучена, чтобы пытаться.
Поэтому я, подобно страусу, прячу голову в песок и сосредоточиваюсь на тех его словах, которые вызывают меньше вопросов.
– Ты посмотрел в Ю-Тубе, как делать горячий сэндвич с сыром?
Он поднимает бровь.
– А что, тебя это напрягает?
– Нет. Я просто… – Я замолкаю, не зная, что хочу сказать.
– Просто что?
– Просто хочу сказать тебе спасибо. – Это не совсем то, что я имею в виду – но пока что и это сойдет. – Я тебе благодарна.
– Не стоит благодарности. – Он наклоняется ко мне, и одну чумовую секунду мне кажется, что сейчас он поцелует меня. Во мне сразу же звонит сигнал тревоги, и я напрягаюсь – хотя не знаю, от чего, от страха или от желания.
Я хочу что-то сказать, но затем у меня словно сдавливает горло, пресекается дыхание – когда плечо Хадсона касается моей руки.
О. Мой. Бог. Он в самом деле собирается…
Но тут он опять садится в изножье кровати… держа в руках мой ноутбук.
– Хочешь посмотреть что-нибудь?
Какая же я дура.
Он вовсе не пытался меня поцеловать. А просто хотел взять мой компьютер. Вот только… вот только взгляд, которым он смотрит на меня, говорит, что речь идет о чем-то большем. Как и быстрое, отчаянное биение моего сердца.
