Тэми Ли
Чернильные орешки
* * *
Надевая кафтан, нанося на губы цветочный пигмент, находясь на службе или в темноте опочивальни, Юдзиро не забывал кто он такой в действительности и у него не так много времени, чтобы вернуться в собственное тело, пока оно не разложилось в почве.
Но как покинуть дворец, если все вокруг наблюдают за ним? Даже ночью дворец не спал и по всему периметру был облеплен караульной службой.
Медлить нельзя. Вскоре Юдзиро должен встретиться с императрицей. В отличие от главы сыскного ведомства и канцлера, материнское сердце могло что-то учуять, понять, что что-то здесь не так.
Вскинувшись от волнения, он отложил карту двора, с которой закрылся в опочивальне.
Стояла тишина. Было слышно, как к столбу часов прибивают табличку с обозначением времени. Недалеко расположился пруд, слышалось кваканье лягушек и треск сверчков. Неясный шорох за перегородками напомнил, что прямо за ними отдыхали слуги. Юдзиро с тихим шорохом откинул фусума.
В коридоре было темно, лишь фонари струились за матовой рисовой бумагой, создавая необычную игру света и тени. Темные свертки на полу пошевелились. Двое слуг, приставленные возле опочивальни их господина, крепко уснули на посту, пробудившись ото сна, лишь когда все стали пошевеливаться.
– Ваше Высочество? Куда вы?
Юдзиро потер глаза.
– С вечера ворочаюсь без сна. Хочу прогуляться по свежему саду.
– Соизвольте послать за придворным лекарем, чтобы приготовил какое-нибудь снадобье, Ваше Высочество?
– Не нужно. Это поднимет лишнюю сумятицу. Ни к чему моему сиятельному дедуле обо всем волноваться. Я просто подышу воздухом и вернусь.
Пробудившиеся ото сна слуги, одновременно поднялись с постелей:
– Мы с вами.
– Отдохните хоть ночью, – голос Юдзиро звенел негодованием.
– Слугам не дозволено отдыхать, когда господа бодрствуют.
– Такова моя высочайшая воля.
– Мы нисколько вам не помешаем.
– Как угодно, – отступил Юдзиро.
Они шли по крытому переходу, пронизывающий восточный флигель. Слуги шли по пятам и стук их шагов вторил стуку собственного сердца Юдзиро. От пруда веял напитанный илом ночной воздух, который слегка облегчил его состояние. На улице стемнело. Они пересекали сад пруда.
Зигзагообразные мостики, переброшенные через пруд, сходились под павильоном над источником. К ночи лотосы уснули, но к утру вновь должны были подняться. Противоположный берег с цепочкой огоньков выстилали павильоны с энгавами, держались на сваях и казались плавающими на воде. Черная гладь воды лежала неподвижным полотном, лишь изредка в нее прыгали лягушки и рябь покрывала ее, тянуло сыростью и илом. Веяло прохладой.
До провинции Иэ Нэн было три дня пути пешком, а времени в запасе все меньше…
Старому слуге Тсутому и раньше некуда было податься, а сейчас тем более. Он, наверняка, остался жить в храме, а значит, лишь отыскав храм, Тсутому расскажет, где похоронил тело Юдзиро. Разумеется, Юдзиро придется потратить время, чтобы доказать Тсутому, что это он – его господин.
Как он будет доказывать? Расскажет лишь им двоим известный факт?
«Я заставлял тебя говорить всем, что ты четыреста лет прислуживаешь мне?»
Ах, Тсутому… а ведь он ни раз предупреждал, что Юдзиро может не хватить сил вернуться обратно… Но за контакт с демонами и миром мертвых многие были готовы платить большие деньги. Даже у Будды лик от денег блестит.
Кусты керри, высаженные вдоль крытого перехода, разрослись в большую куртину прямо на вершине склона, уходивший в черные провалы, таившие в себе неведомые глубины. Перелом всех костей, если решится спрыгнуть вниз, стоил того, чтобы попасть в Иэ Нэн и отыскать место своего захоронения, размышлял Юдзиро.
Его пальцы сомкнулись на решетчатой перегородке, а ноги перекинулись по другую сторону оградки так внезапно, что поначалу он сам не понял, что произошло. Но в следующее мгновение потерял равновесие от испуганных вскриков слуг:
– Ваше Высочество! Ваше Высочество!
Не успел Юдзиро отпустить пальцы, как под тяжестью его тела выбило деревянную решетку, и он упал в объятия царапающих прутьев. Крики слуг проникли сквозь боль, на миг окутавший сознание. Часть слуг бежала по переходу и искала спуск, а остальные тянули к нему свои руки.
– Хватайтесь, Ваше Высочество!
– Зачем вы это сделали, Ваше Высочество?
– На помощь! Его Высочество ранен!
Сам того не осознавая, (действовать нужно было быстро) Юдзиро расчистил от прутьевидных ветвей проход и сорвался вниз по склону, перейдя на бег. Одновременно он слышал хор голосов, летевшие до него в ночной тиши:
– Ваше Высочество! Ваше Высочество!
По обеим сторонам мелькали высокие зловещие сосны, коварные черные провалы. Под подошвами хрустели сосновые иголки, как тысячи рыбных косточек в кошачьей пасти. Юдзиро прижался спиной к дереву и перевел дыхание. Лес, казавшийся первобытным, хранил в себе множество звуков: парение птиц, уханье сов, внезапный шелест крыльев, сухие и зловещие звуки стаи воронов.
– Ваше Высочество!
Нужно покинуть двор до того, как вся императорская гвардия будет поднята на уши и тогда будет труднее скрыться на большой замкнутой территории. Если верить карте двора, то он был обнесен каменной стеной в десять сяку и девять врат вели к выходу из дворцового комплекса. Ворота строго охранялись караульной службой. Если бы у него была табличка мёбу, он бы избавил себя от необходимости выдумывать способы открыть ворота. Он поздно спохватился, что не подумал о ней раньше.
Он бежал, воскрешая в памяти карту двора. Хаотично расположенные сосны мелькали по сторонам, вырастали на пути, задевали плечи, будто хотели сломить его поразительную решимость. Он все выбросил из головы и бежал, бежал, бежал.
Высокая каменная стена очертилась в полумраке, в которой вделанные ворота охранялись двумя вооруженными гвардейцами с луками и колчанами за спинами. Сердце сильно колотилось, когда Юдзиро подбежал к массивным воротам. Но внутри разгоралось ощущение свободы, которое затмевало страх.
Сосредоточившись, он создал «печать послушания» представляющие силовое поле, в котором блокировалась чужая ци. Глаза гвардейцев потемнели, и мутная пелена заволокла радужные оболочки. Пока их внимание уплывало в небытие, Юдзиро прошептал:
– Сейчас вы откроете мне ворота, а, когда закроете их за мной, обо всем этом забудете.
– Да, Ваше Высочество.
Пока ворота открывали, Юдзиро с тревогой ловил каждый звук, каждый выкрик в ночной тиши, звавший его, но ощущение свободы не давало ему остановиться. Он выбрался на свободу, оставляя за собой мир, который не принадлежал ему, который никогда бы его не принял. Перед ним простирался незнакомый путь, полный возможностей. Воздух наполнил легкие, он понимал, что вернуться назад не может.
Глава 4.
За периметром разросся темный и густой лес, окутанный ночными тенями. На небе мерцали яркие звезды, как далекие огоньки надежд. Юдзиро бросился в глубь леса, понимая, что система охраны дворца вскоре сообщит об открытии ворот посреди ночи, и ему необходимо скрыться как можно быстрее. Каждое движение, каждое решение теперь определяло его судьбу.
Он мчался через лес. Его дыхание смешивалось с запахом влажной земли и смолистых деревьев. Ветки, как крючковатые иглы, торчали отовсюду, щипали его, хватали за накидку, цеплялись за разлетающийся подол. Он сбросил накидку и помчался дальше. Впереди мерцали какие-то огни. В его сердце росло уверенное убеждение: он не одинок в своем стремлении к свободе.
Вскоре его внимание привлекло нечто более странное. Под ним земля начала колыхаться, создавая ощущение, что он перестал продвигаться вперед. Каждый новый шаг был таким же, как и предыдущий, как будто он пробегал по невидимой петле.
Юдзиро пытался сосредоточиться, но волнение нарастало. Казалось, что время растянулось. Он искал ориентиры: могучие смолистые деревья, знакомые шорохи, мерцание далекого фонаря, к которому он ни на шаг не приблизился. Все выглядело одинаково – тени, свет, тропа, ведущая в никуда.
Даже сброшенная накидка покоилась неподалеку. Сердце застучало быстрее, усиливая чувство беспомощности.
Экипаж главы сыскного ведомства так же двигался, благодаря движению почвы. За ним следят. Юдзиро усмехнулся – такой как он не может стать жертвой легкомысленной силы энергии ци.
Юдзиро остановился. Почва сдвинулась под ним, свалила его с ног и откатила назад. Лежа лицом в траве он слышал свое сбившееся дыхание, неясный шорох и приподнял голову.
Над ним стоял мужчина.
Юдзиро увидел холодные, жесткие глаза главы тюремного ведомства Момотоси, с которым ехал в одном экипаже.
Его молчание на протяжении всего пути беспокоило Юдзиро еще в экипаже, но в таких обстоятельствах у него просто мороз шел по коже.
– Кажется, сегодня днем это вы были в экипаже главы сыскного ведомства? – спросил Юдзиро, поднявшись.
Момотоси так же молча разглядывал его подобострастную заискивающую перед ним фигуру.
«Какой-то он странный…» – подумал Юдзиро.
– Полагаю, господин Гёбукё тоже здесь?
Вновь молчание. Юдзиро становилось уже не по себе.
– Похоже, бродяжничество можно смело причислить к вашим неискоренимым порокам, Ваше Высочество.
Приглушенный голос главы сыскного ведомства раздался неподалеку и, несмотря на постигшую неудачу, заставил ощутить облегчение. Улыбнувшись, Юдзиро придал голосу шутливого недовольства:
– Даже ночью вы не спускаете с меня глаз. Что же делать? Я начинаю беспокоиться не внушил ли я вам слишком глубокие чувства?
Сано глянул насмешливо и весь его голос заискрился лукавством:
– Неожиданно случай свел нас сегодня днем, вправе ли мы считать, что наши судьбы никак не связаны?
– Ваш веселый и насмешливый ум, способный отыскать даже иглу на дне реки, свел нас сегодня днем. Не так ли?
– Мой экипаж возвращался из храма Камо. От храма до селенья ведет одна единственная дорога.
– Так вам просто повезло, – со спокойной, насмешливой улыбкой заметил Юдзиро.
– Любые дела можно уладить путем взаимных соглашений и уступок, – в голосе Сано послышались суровые интонации, как бы говорившие, что шутки закончились. – Не откажите в удовольствии сопроводить вас до дворца Отраженного света, Ваше Высочество? А я пообещаю не задавать вопросы, почему вы посреди ночи снова покинули дворец.
– Я вышел на ночную пробежку, – развеселился Юдзиро. – Не справедливо, что целыми днями меня держат в стенах дворца. Смертная же скука.
– Двор и без того полон слухов, что ваша потеря памяти – притворство. Своим поведением вы снова даете повод молве.
– А вы как думаете?
– Мне понятны их чувства. Человек, который притворяется, полон скрытых мотивов.
– Каковы мои скрытые мотивы? Ведь вся страна и так принадлежит мне, ведь я наследный принц и будущий правитель этих земель. Или вы думаете, что я испугался проклятия?
– Возможно, все куда проще, – сказал Сано.
Как у хищника на охоте наступательно сверкали его глаза. Сложив на груди руки, он обошел фигуру Юдзиро.
* * *
– На первый взгляд кажется, что дворцовая жизнь действительно утомила вас, а бремя правления, что легла на ваши плечи после смерти вашего сиятельного отца, стала тяготить, – начал Сано. – На дворцовой службе я не рассказал о том, что принц Хёбукё приходил во дворец Отраженного света и что вы с ним поссорились.
Он помолчал, размышляя, что стало причиной его внезапной вялости, от которой движения рукой и ногой давались так, словно он двигался под толщей воды.
– Я пытался узнать у него о причинах ссоры, но принц Хёбукё не стал бы мне помогать. Думаю, он узнал, кто виноват в смерти императора, и, возможно, пригрозил вам разоблачением. Поэтому вы покинули дворец, оставив записку, которая похожа на предсмертную.
Сано остановился и смолк, размышляя почему вынужден преодолевать сопротивление тела, словно сплетенная из густого воздуха веревка опутывала его. Пытаясь, избавиться от этого состояния, он только подавался неизъяснимой панике. Но паниковать никак нельзя.
Возможно, долгий душный день изнурил его. Возможно, это была усталость души, накопившаяся за месяцы бесконечных забот и хлопот. Пытаясь сконцентрироваться на своих духовных силах, он осознал, что они запутались в клубке тревог и воспоминаний.
В полумраке, где лунный свет струился по деревьям лишь серебристыми нитями, Сано не сразу понял, что очертания принца Насицубо и Момотоси проступают сквозь мутную пелену перед глазами. Рука его, потянувшаяся к лицу, чтобы потереть глаза, сдвинулась вяло и неохотно.
Момотоси стоял рядом, его взгляд был полон ожидания, как будто он знал, что происходит, но молчал. Принц Насицубо, напротив, выглядел более настойчивым, как будто стремился проникнуть в самую суть Сано, его внутренние терзания.
– Четвертого числа пятой луны ваша матушка сообщила всем, что отправляется в храм Камо. Вероятно, в тот же день она забрала вас из дворца в своем экипаже, так как женские экипажи не досматривают ни при въезде, ни при выезде. По словам настоятельницы храма, императрица не приходила в храм Камо в тот день.
Слова увязали в воздухе, как мухи в паутине. Сано зажмурился. Сильный порыв ветра пронесся сквозь лес, и мир вокруг начал меняться. Деревья потянулись к небу, их корни задрожали, и воздух наполнился звуками, словно сам лес начал говорить.
– Ваше Высочество?
От его голоса с резким криком вспорхнули с веток птицы и их крики зазвучали отовсюду. Из пустоты было соткано серое небо, горная местность Отаги и люди в траурных одеждах, сопровождавшие повозку с гробом, накрытую полстиной.
Сано охватило чувство, что окружающая обстановка ему знакома. Знакома эта горная местность, эти черные оголенные деревья, мимо которых везли подпрыгивающую повозку с гробом. И даже эти мелкие капли переохлажденного тумана, осевшие по ее краям… Он потянулся и, откинув полстину, оцепенел от ужаса. Лицо его матери, обрамленное черными волосами, бледным мутным овалом белело в гробу. Провалившийся нос напомнил о сильном разложении ее трупа, пока и тяжелый запах гнили не ударил в нос.
Зажав рот, Сано выгнулся навстречу непреодолимому протесту всего его тела.
Это что, сон, порожденный болезненными воспоминаниями?
Теперь Сано не только искал ответы на вопросы, но и боролся с чем-то, что искажало его разум и подвергало видениям. Призраки прошлого возвращались. Воспоминания об утраченной семье, потерянной любви, об ужасах, которые он старался забыть, заполняли разум, а чья-то темная энергия, казалось, подгоняла их.
В следующее мгновение его прошила боль и беспорядочная дрожь охватила все тело. Он лежал, вжавшись в землю, и от боли не мог вздохнуть. Из его тела, изрезанного контурами печати, разрушающей ци, безостановочно шла кровь. Она же наполняла его рот и уши.
Он проваливался в неясные образы и гремящие звуки, словно кто-то перелистывал страницы его разума. Гул магических фраз перекрикивался друг с другом. Его тело поддавалось чужой воле, каждая мышца терпко напрягалась, а боль держала его между жизнью и смертью. Все, что оставалось, это поддаться зову печати, впитывая ее силу и жестокость. Нестерпимая боль почти погасила его разум.
Но Сано все еще помнил, что был в лесу с принцем Насицубо и Момотоси. Значит, там был кто-то еще…
«Ты никогда не покинешь это место», – во мгле раздался шепот. Сано мог бы поклясться, что слышал смех – тихий, холодный, как ветер, вырывающийся из могил.
Перепутанные воспоминания, образы, терзающие его душу, создавали ловушку, из которой не было выхода.
Видения, порожденные чьей-то злой волей, продолжались. Этот кто-то, лишенный человечности, питался его страхом, заполняя пустоты между воспоминаниями. Сано вскоре осознал, что не существует ни побега, ни спасения, единственное, что ему осталось – это биться с собственными демонами в бесконечном сражении за свою душу.
Пар шел из раскрытого рта, стылый ветер обхватывал тело, но не он стал причиной мерзкой дрожи, а слезы, потекшие из глаз. Какие-то люди выносили иссушенный до состояния скелета труп его матери. Сано рвался к ней, кто-то хватал его поперек талии и оттаскивал обратно. Сердце билось в тяжелом ритме. Он рвался и лягался, тем не менее чьи-то руки крепко держали его.
«Во всем виноват ты!» – выкрик Сано в адрес брата прорезал горную местность Отаги, где безо всякого предупреждения полыхнуло пламя и поглотило гроб с останками матери. Черные клочья дыма расползлись и обложили небо.
Тьма и ненависть жили в его душе все эти годы, которые он прожил в самоуничижении, боясь заглянуть страху в лицо и признать, что, несмотря на обвинения в адрес брата, именно Сано стал причиной трагической смерти своей матери.
Он вспоминал моменты, когда мать ласково прижимала его к себе, как смешливо объясняла мир вокруг. Те воспоминания были единственным светлым углом его внутреннего сознания, единственной искоркой, которая поддерживала его существование. Но теперь, окруженный дымом осуждения и тяжестью вины, он чувствовал, что и эти воспоминания начинают тускнеть.
Тьма росла внутри него, как неконтролируемый огонь. После смерти матери отец был безутешен. Вина перекладывалась с одного на другого; обвинения, срывающиеся с губ отца, были как острые кинжалы, пронзающие его сердце. Вся столица замолчала, даже ветер, казалось, прекратил свой холодный плач, наблюдая за этой трагедией.
Проходили годы, дни становились неделями, затем месяцами, но Сано оставался заложником той самой ночи. Он отвергал всех, пытаясь заглушить боль, поселившуюся в его душе. Отец, изолировавшийся в своей печали, лишь усугублял свое положение, наполняя дом атмосферой безысходности и болевыми криками ночных кошмаров, где все повторялось вновь и вновь.
Видения продолжались. Кто-то делал с ним это намеренно, и только врожденная гордость не позволила Сано молить о пощаде. Он попытался сосредоточиться и, несмотря на страх ошибиться, отразить заклинание неведомого противника.
Давление и вибрации, лишенные телесной оболочки, оглушили его. Он слышал беспрерывный стук каменного молотка о что-то металлическое и чей-то надрывистый крик, словно с кого-то снимали кожу. Чуть погодя, он осознал, что крик исходит из него, а в него самого вживую вбивают гвозди. Его исступленный крик, угнетая духовную и ментальную энергию, заволок все пространство. Новый приступ боли, пронзив голову, перекрыл и звуки, и воздух.
В этот момент он начал терять ощущение реальности. Разум пытался справиться с невероятной болью, ударяя его сознание волнами отчаяния и безысходности. Оголенные нервы стонали от каждого прикосновения.
Внутренний мир начал распадаться. Он видел странные образы, не успевающие оформиться полностью. Они плясали перед его взором, как тени на стенах. Проблески воспоминаний о счастливых моментах жизни пытались пробиться сквозь мрак, как световые полосы сквозь узкие щели ситоми. Но боль, эта всепоглощающая и всепроникающая агония, глушила все образы и мысли, кроме одной – как выжить.
Тем временем реальность вокруг него начала изменяться. Боль исчезала, уступая место странному, тошнотворному чувству пустоты. Он внезапно понял, что находится не в физическом мире. Его тело, разрываемое и издевательски используемое как инструмент пытки, было всего лишь проекцией. Он чувствовал себя чужаком в собственном разуме, теряющим контроль, как будто кто-то или что-то пыталось поглотить его сущность.
Со всей оставшейся силой воли он начал сопротивляться, уверенно восстанавливая свою связь с явью. Сано распахнул глаза от оглушительного крика, смутно осознавая себя лежащим на земле, в лесу. Дрожащими руками он плотно зажал уши. Из ушей и рта, который раскрылся в отчаянном вопле, шла кровь. Он осознал, что кричал сам. Вовсе не в видениях, а на самом деле.
Но что произошло?
Над ним сидел Момотоси. Для облегчения ощущений он направил энергию Ки в ладони и приложил их к телу Сано, воздействуя на биологически активные точки.
– Где наследный принц? – из него вырвался осиплый голос, словно он только пробудился ото сна.
– Тут.
Проследив за поворотом головы Момотоси, он увидел принца Насицубо, который устало привалился к дереву.
Темные подтеки в уголках его губ и подбородке свидетельствовали о том, что именно принц пострадал при «отражении». Сано хватило сил лишь для того, чтобы с ужасом взглянуть на принца. В следующее мгновение Сано начал задыхаться от сгустков крови, поднявшихся со дна желудка.
– Даже сомнительные чувства, поступки, идеи, обман угрожают чистоте духовных сил, а ваши практики ее совершенно искажают и уродуют! – вскинулся от волнения Сано.
Принц усмехнулся и слизал кровь с уголков губ.
– Зачем же тогда вы – человек, обеспокоенный, чистотой своих жизненных сил, исказили их?
– Если вы потеряли свои воспоминания, то откуда вам это известно?
– Зато вы их не утратили, и мы имели неудовольствие в них присутствовать.
Зловеще тихий голос принца, злорадство, мерцавшее в его холодных и жестких глазах, навели Сано на мысль. Все зажглось в голове и детали сложились одна к другой.
– Верно, император узнал о вашей темной магии и запретил вам использовать ее, поскольку она поглощает духовные силы окружающих. И тогда вы решили отравить его?
– Если вы расследуете его смерть, то начните с дамы Нисё, – внезапно посоветовал принц. – И по одному иглу отыщите три остальных.
Неясным шумом, который они услышали, были звуки ломающихся веток в лесу и невнятный шепот. Затем темная фигура отделилась из мрака. Мужчина, одетый в лохмотья, заставил их ощутить испуг. Все замерли и боялись пошевелиться.
– Господин, – мужчина, не придавая значения месту и обстоятельствам встречи, решительно направился к Сано.
Сано медленно моргал и не понимал происходящего.
– Не откажите в просьбе посмотреть, что у меня на спине, – тот повернулся и сбросил с себя платье. – Уж очень она болит…
Присутствие чего-то, выступающего на спине мужчины, выдавали тысячи влажных глаз, отражавшие лунный свет. От увиденного Сано долго не мог вздохнуть. Момотоси, казалось, тоже был оглушен увиденным. Скованные дрожью омерзения, оба не могли и пошевелиться.
Глаза на спине мужчины, словно живые, смотрели в разные стороны, охватывая все вокруг. Каждый немой взгляд, полный страха и боли, словно тянул их на дно бездны. Важные подробности их жизни вдруг стали незначительными перед этим изуродованным существом.
Сано почувствовал, как холод пробегает по его спине. Внезапно он и Момотоси стали частью этого кошмара, частью той самой скверны, о которой шептались.
Вокруг слышался только шум их сбивчивых дыханий и ночные звуки леса, но во тьме, даже природа казалась угнетенной. Глаза на спине мужчины пульсировали, будто каждый миг ожидали ответа.
Привычный мир Сано пошатнулся еще сильнее. Так человек осмысливает что-то новое.
Сдавленный шепот мужчины ослабил их первый ступор:
– Ну что там? Сколь неприглядна для вас такая красота?
Охваченный приступом зуда, Момотоси резко одернул руку от шеи. Как ни старался, казалось, он не мог отделаться от ощущений, что глаза лезут по его собственному телу тоже. Зуд понемногу поражал все его тело: руки, лицо, спина, шея. Глядя на него, Сано вспоминал об императоре. Говорили, что прежде, чем он отек, как утопленник, а руки и ноги приобрели синеватый оттенок, он не мог найти себе места, одержимый зудом всего тела. И хоть на его теле так и не выступили глаза, не стала ли причиной тому скверна «Множества глаз»?
Сано отвлекся от своих мыслей, когда принц неожиданно вскочил и побежал, петляя между деревьями и углубляясь в лесную темную чащу. Сано был решительно настроен не позволить принцу уйти. Собрав все свои силы, Сано сдвинул почву и отбросил принца назад.